Он забрал у меня все, что можно было забрать, и даже не заметил этого. Он что, святой? Женщину, которая достойна гораздо лучшей доли, он забрал, посадил в каком-то клоповнике и заставил стареть, воспитывая его ребенка. А таких женщин носят на руках, Павел Александрович, и этого вы не знаете? Теперь уже плевать. Но он только забирает, а ничего, ничего не отдает.
— Ты и вправду так думаешь? — вдруг спросил Дед.
Макс удивленно посмотрел на него:
— Чем он сейчас занимается в заминированном самолете? Спасает людей? Нет, он делает то, что необходимо ему. А это была моя операция. Он не желал ее разрушать. Он ведь ДАОС, он следует правильному пути. Только после него останется лишь высохший след. Он даже не знал, что это моя операция, но и ее он отобрал у меня. Это слишком много, Павел Александрович. Что мне остается? — Трибунал, а если еще Бажаев раскроет пасть, то и расстрельная статья. А он, победитель, который, как всегда, не получит ничего и даже не заметит этого. Слишком много для друга. Или слишком мало.
— Макс, все, что ты говоришь, это… это действительно требует времени, — проговорил Дед, — но сейчас надо заканчивать. Самолет — это настоящая проблема.
— Пора заканчивать… проблема… Но у меня уже больше нет проблем. Когда у человека не остается выхода, у него больше нет проблем.
— Ворон, Макс, твой старый друг. Это тебя остановит?
— Конечно. Это все мелочи — сегодня он у меня отобрал последнее. А так — все мелочи…
Стилет. Еще сегодня днем Макс знал, что, если с Игнатом по его вине что-нибудь произойдет, он не простит себе до конца жизни. Он будет с этим жить, жить на развалинах, на кладбище, где похоронены лучшие их воспоминания, но он решил продолжать операцию. Ворон просто не оставил ему другого выхода, своими сегодняшними действиями Игнат вел его под расстрельную статью, что теперь произойдет при любом исходе с самолетом. Друг, лучший друг, Черная Звезда Виктора Максимова…
Игнат всегда был каким-то другим, немного не от мира сего… Он не задавался вопросами, он поступал единственно возможным способом и оказывался прав… Он был беспечным, как ребенок или как совсем уж законченный негодяй, и при этом профессионалом высшей пробы, лучшим в «Команде-18». А потом все кончилось. Их просто бросили, когда они сделали свое дело. Предали. Оставили одних. И что Макс может рассказать Деду? Что сегодня, сейчас, он теряет последнее, что у него осталось, — друга («Пей, Моцарт!» — «Спасибо, бледнолицый, хорошо твое вино, Сальери»), которого у него больше уже никогда не будет, и Учитель, чье лицо он забыл («…а разве ты можешь забыть лицо своего Великого Отца, краснокожий? Конечно, нет! Или — можешь? И тогда у тебя будет много огненной воды, и твои древние духи пожелтеют, они станут золотыми, как заходящее Солнце, и превратятся в демонов… Ведь за заходом Солнца всегда наступает Ночь»). И еще женщину, которую он уже потерял.
Что из всей этой чуши он мог рассказать Деду? Если только то, что отвечать ему придется совсем по другим статьям. Отвечать перед совершенно посторонними людьми, в общем-то не имеющими никакого значения.
— Мне нужны коды, Макс, — тихо проговорил Дед. — Это моя просьба…
— Да я вас сейчас просто прикажу арестовать, товарищ майор, — вмешался генерал Панкратов. — Немедленно, слышите меня, немедленно давайте коды!
— Да? — Макс вдруг как-то странно улыбнулся, посмотрел в окно. — Интересно, как это будет происходить? — На лице его появилась ледяная усмешка, и только тогда Дед понял, что в его правой руке находится пистолет.
— Ты спятил, Макс, — выдохнул Дед. — Спятил…
— Мы все жертвы своей любви, Павел Александрович…
Дед сделал к нему шаг:
— Немедленно прекрати, дай мне оружие.
— Подождите, Павел Александрович, не надо сейчас спешить…
Генерал Панкратов потянулся к селектору.
— Не надо, — попросил его Макс, — не делайте этого. — Он держал пистолет перед собой.
— Макс. — Дед сделал еще один шаг, дуло пистолета — черная бездна — было направлено прямо ему в грудь. — Это я. Я перед тобой. Ты будешь стрелять?
Рука генерала Панкратова снова двинулась к клавише селектора.
— Прекрати, Толя! — остановил его Дед.
— Вы мне не оставили выхода, — произнес Макс. — Это всего лишь моя страховка. — Он вдруг извлек какую-то фотографию и улыбнулся ей. Печаль… Тихая, светлая. — Вот и все. Все, девочка моя.
Дед смотрел ему в глаза и вдруг с ужасом понял, что сейчас может произойти:
— Макс, там, в небе, Игнат. Все совсем не так, Макс! Слышишь?!
— Да… — Макс снова улыбнулся. — А мы скоро увидимся с ним… Пришло время уходить. Еще немного. — Он посмотрел в окно, в его глазах была безмятежность, которая уже навсегда вытеснила печаль. Он смотрел на пылающий золотой шар заходящего солнца. — Еще совсем немного.
— Нет, Макс, остановись!
Рука генерала Панкратова легла на клавишу селектора — сигнал непредвиденных обстоятельств, сигнал тревоги.
— Стой, Толя!
Но это было уже не важно.
— Вот видите, у меня действительно больше нет выхода. Еще немного… Сейчас на земле 16.20 — значит, сорок минут.
— Макс! Макс, смотри на меня…
— Хорошо, Павел Александрович.
— Дай мне пистолет… Пожалуйста, дай его мне, Макс! Ну, давай!
— Прекрати, Витя, — проговорил генерал Панкратов. — Выдай сейчас коды, и тебе это зачтется. Прекрати балаган…
— Заткнись! — перебил его Дед. — Дай мне пистолет. Макс… Помнишь, как спас Ворону жизнь тогда, в аэропорту? Все хорошо, Макс. Дай мне пистолет.
— Пистолет, — повторил Макс, — пожалуйста… — Он протянул пистолет Деду и снова посмотрел на фотографию. — Еще совсем немного… Позаботьтесь о ней, Павел Александрович. — Потом его взгляд чуть переместился. — Скоро увидимся, Ворон…
Дед сделал шаг, протягивая руку к пистолету, он не сводил взгляда с лица Макса. Дверь начала открываться — сработал сигнал тревоги…
— Совсем немного, — произнес Макс. — Страховка, пора…
— Нет, Макс!!!
Макс одним резким движением вставил дуло пистолета себе в рот и в следующее мгновение спустил курок… Оглушительный грохот, кровь, мозговое вещество и медленно падающая на пол фотография, словно застывающая в воздухе в желании еще немного продлить свой век… Запах отработанных пороховых газов, тихое, нелепо-удивленное и опустошающее «Вик-тор…» генерала Панкратова, запах серы перед появлением Беса — до свидания, бледнолицый, прощай, мой роскошный Тарзан, какой шарм, аплодисменты, прощай и спокойной ночи…
— Макс… — Дед услышал свой собственный голос, боль, которая сквозь него пробивалась… Как все быстро происходит, мгновение, после которого мир становится совсем другим. Фотография упала рядом, и ветер принес ее к Максу, отброшенному выстрелом, и рука коснулась ее. На фотографии три радостных и прекрасных в своей юности человека — загорелые, смеющиеся, счастливые. Три молодых развлекающихся божка из свиты Диониса — Макс, Ворон и Галина, ставшая Игнату женой и любимой, но потерянной женщиной для Макса…
Спокойной ночи, бледнолицый. Заяц извлечен из капусты — неплохой день, чтобы умереть молодым. Как ты был хорош, Тарзан.
Они смотрели друг на друга, Дед, генерал Панкратов и те, кто прибыл на сигнал тревоги…
— Паша, — слабо произнес генерал Панкратов.
— Молчи, — оборвал его Дед. — Если ты умный, молчи…
Генерал Панкратов тяжело вздохнул, но все же произнес:
— Я…
— Прошу тебя…
— Я только хотел сказать — осталось сорок минут… Это все ужасно. Коды находятся в девятом файле с этим птичьим названием «ГАЛКА». Надо сообщить твоим шифровальщикам. Виктор, Виктор…
— Ворона я не отдам тебе, Толя.
— Я понимаю тебя. — Он растерянно посмотрел по сторонам, потом взглянул на Макса. — Понимаю… Уже ничего не вернуть. Надо расшифровать этот птичий файл…
— Нет…
— Что нет?
— Он не птичий…
— «ГАЛКА», Паша, его имя — «ГАЛКА».
— Да. Только это вовсе не птица. — Дед поднял фотографию — на ней были еще теплые капли крови. — Совсем нет… — Дед посмотрел на Макса, прошептав:
— Мальчик мой… Совсем нет.
Нить Ариадны
Четверг, 29 февраля
16 час. 23 мин. (до взрыва 00 часов 37 минут)
КОДА ОТКЛЮЧЕНИЯ БОМБЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ.
Лейтенант Соболев положил телефонную трубку — только что звонил Дед и сообщил каким-то ужасным, глухим и опустошенным голосом, что коды — в девятом файле, в этом дурацком птичьем файле. Можно подумать, что он сам об этом не догадался. Ведь он, насколько Соболь понял, собирался получить у них коды. Что же произошло?
— Все, ты слышишь меня, Соболь, все силы на расшифровку этого файла.
«Слышать-то я слышу, но как можно сделать за тридцать семь минут то, что не было сделано за несколько часов». И это странное, непонятное сообщение с борта заминированного лайнера? Там должна быть какая-то нить, нить, которую надо смотать в клубок. Если бы это сообщение пришло от кого-то другого, Соболь решил бы, что речь идет о нелепой шутке. Но сообщение пришло от капитана Воронова.
Соболь снова уставился на экран монитора. Цифры продолжали бежать:
1629415К87621548976435497Л247581639487536
81Р48524789153489589Б391154789134549982К094
341589Р24375741897564321578.
Никакие попытки разбить все это на группы не принесли результатов. Иногда лейтенанту казалось, что он уже так долго смотрит на монитор, что кое-какие закономерности просматриваются. Но все ускользало. Как-то Соболю пришло в голову, что несколько раз между буквами было равное количество цифр, но потом все снова нарушилось. Соболь посмотрел на часы — тридцать семь минут… И если он за тридцать семь минут не откопает в этой бесконечной галиматье всего лишь четыре цифры, то произойдет взрыв. Аккурат к 17.00, как и было обещано.
Соболь открыл свой стол и достал из него распечатанный блок сигарет «ЛМ». Соболь покупал сигареты блоками на оптовых рынках — там было дешевле. Правда, периодически ему подбрасывали разную халтуру, и за эти заказы — создание программ — Соболь получал неплохие деньги. По крайней мере на это можно было жить. И недавно пообещали шикарный заказец — компьютерную игру. Это отнимало очень много времени, но было интересно и хлебно. Сейчас Соболю предстояло расшифровать еще одну игру, кто-то решил побаловаться с компьютерами, но, что удивительно, результаты этой игры вот-вот выползут в реальность к 17.00. Он извлек из блока новую пачку сигарет, убрал блок обратно и решил задать компьютеру еще один вопрос. Потом передумал. Сейчас ему должны установить прямую связь. Через Центральный диспетчерский пункт во Внуково у Соболя будет радиотелефонная связь с заминированным лайнером. Капитан Воронов что-то нашел на этом самолете. Бомбу, но и какого-то странного мальчика. Ребенок — это форма сумасшествия. Соболь был в этом уверен. Не просто бесконечная широта восприятия, вызванная незаштампованностью мышления, но и некоторая форма сумасшествия. Способность наделять жизнью мертвые, с точки зрения взрослого, явления. А жизнь — это прежде всего своя математика, своя логика, иногда абсурдная, и свои законы. Поэтому лучшие компьютерные хулиганы, хакеры, самые вундеркинды и самые сукины дети, взламывающие любые пароли, — это подростки. Им нужно всего четыре цифры. Этот ребенок мог наделить жизнью нечто, вполне возможно, что и бомбу. Таинственной и жуткой формой жизни. Сумасшествие и гениальность… Кажется, так называлась эта любопытная работка, которую недавно прочел лейтенант Соболев. Он снова посмотрел на цифры, бесконечно бегущий ряд цифр на экране монитора. Осторожно, дети! Раздался непривычно длинный звонок, Соболь снял телефонную трубку:
— Лейтенант Соболев слушает.
— Соболь, еще раз привет. Это Рябчик.
— Здравия желаю, товарищ капитан
— Связь установлена. Будешь говорить через диспетчера. Слушай, Соболь, этот пацан, мальчишка на самолете… в общем, Стилет говорит, что все это очень важно. Я имею в виду пацана.
— Важно?
— Он немножко странный, что-то без конца твердит… Но Игнат просил не задавать лишних вопросов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Ты и вправду так думаешь? — вдруг спросил Дед.
Макс удивленно посмотрел на него:
— Чем он сейчас занимается в заминированном самолете? Спасает людей? Нет, он делает то, что необходимо ему. А это была моя операция. Он не желал ее разрушать. Он ведь ДАОС, он следует правильному пути. Только после него останется лишь высохший след. Он даже не знал, что это моя операция, но и ее он отобрал у меня. Это слишком много, Павел Александрович. Что мне остается? — Трибунал, а если еще Бажаев раскроет пасть, то и расстрельная статья. А он, победитель, который, как всегда, не получит ничего и даже не заметит этого. Слишком много для друга. Или слишком мало.
— Макс, все, что ты говоришь, это… это действительно требует времени, — проговорил Дед, — но сейчас надо заканчивать. Самолет — это настоящая проблема.
— Пора заканчивать… проблема… Но у меня уже больше нет проблем. Когда у человека не остается выхода, у него больше нет проблем.
— Ворон, Макс, твой старый друг. Это тебя остановит?
— Конечно. Это все мелочи — сегодня он у меня отобрал последнее. А так — все мелочи…
Стилет. Еще сегодня днем Макс знал, что, если с Игнатом по его вине что-нибудь произойдет, он не простит себе до конца жизни. Он будет с этим жить, жить на развалинах, на кладбище, где похоронены лучшие их воспоминания, но он решил продолжать операцию. Ворон просто не оставил ему другого выхода, своими сегодняшними действиями Игнат вел его под расстрельную статью, что теперь произойдет при любом исходе с самолетом. Друг, лучший друг, Черная Звезда Виктора Максимова…
Игнат всегда был каким-то другим, немного не от мира сего… Он не задавался вопросами, он поступал единственно возможным способом и оказывался прав… Он был беспечным, как ребенок или как совсем уж законченный негодяй, и при этом профессионалом высшей пробы, лучшим в «Команде-18». А потом все кончилось. Их просто бросили, когда они сделали свое дело. Предали. Оставили одних. И что Макс может рассказать Деду? Что сегодня, сейчас, он теряет последнее, что у него осталось, — друга («Пей, Моцарт!» — «Спасибо, бледнолицый, хорошо твое вино, Сальери»), которого у него больше уже никогда не будет, и Учитель, чье лицо он забыл («…а разве ты можешь забыть лицо своего Великого Отца, краснокожий? Конечно, нет! Или — можешь? И тогда у тебя будет много огненной воды, и твои древние духи пожелтеют, они станут золотыми, как заходящее Солнце, и превратятся в демонов… Ведь за заходом Солнца всегда наступает Ночь»). И еще женщину, которую он уже потерял.
Что из всей этой чуши он мог рассказать Деду? Если только то, что отвечать ему придется совсем по другим статьям. Отвечать перед совершенно посторонними людьми, в общем-то не имеющими никакого значения.
— Мне нужны коды, Макс, — тихо проговорил Дед. — Это моя просьба…
— Да я вас сейчас просто прикажу арестовать, товарищ майор, — вмешался генерал Панкратов. — Немедленно, слышите меня, немедленно давайте коды!
— Да? — Макс вдруг как-то странно улыбнулся, посмотрел в окно. — Интересно, как это будет происходить? — На лице его появилась ледяная усмешка, и только тогда Дед понял, что в его правой руке находится пистолет.
— Ты спятил, Макс, — выдохнул Дед. — Спятил…
— Мы все жертвы своей любви, Павел Александрович…
Дед сделал к нему шаг:
— Немедленно прекрати, дай мне оружие.
— Подождите, Павел Александрович, не надо сейчас спешить…
Генерал Панкратов потянулся к селектору.
— Не надо, — попросил его Макс, — не делайте этого. — Он держал пистолет перед собой.
— Макс. — Дед сделал еще один шаг, дуло пистолета — черная бездна — было направлено прямо ему в грудь. — Это я. Я перед тобой. Ты будешь стрелять?
Рука генерала Панкратова снова двинулась к клавише селектора.
— Прекрати, Толя! — остановил его Дед.
— Вы мне не оставили выхода, — произнес Макс. — Это всего лишь моя страховка. — Он вдруг извлек какую-то фотографию и улыбнулся ей. Печаль… Тихая, светлая. — Вот и все. Все, девочка моя.
Дед смотрел ему в глаза и вдруг с ужасом понял, что сейчас может произойти:
— Макс, там, в небе, Игнат. Все совсем не так, Макс! Слышишь?!
— Да… — Макс снова улыбнулся. — А мы скоро увидимся с ним… Пришло время уходить. Еще немного. — Он посмотрел в окно, в его глазах была безмятежность, которая уже навсегда вытеснила печаль. Он смотрел на пылающий золотой шар заходящего солнца. — Еще совсем немного.
— Нет, Макс, остановись!
Рука генерала Панкратова легла на клавишу селектора — сигнал непредвиденных обстоятельств, сигнал тревоги.
— Стой, Толя!
Но это было уже не важно.
— Вот видите, у меня действительно больше нет выхода. Еще немного… Сейчас на земле 16.20 — значит, сорок минут.
— Макс! Макс, смотри на меня…
— Хорошо, Павел Александрович.
— Дай мне пистолет… Пожалуйста, дай его мне, Макс! Ну, давай!
— Прекрати, Витя, — проговорил генерал Панкратов. — Выдай сейчас коды, и тебе это зачтется. Прекрати балаган…
— Заткнись! — перебил его Дед. — Дай мне пистолет. Макс… Помнишь, как спас Ворону жизнь тогда, в аэропорту? Все хорошо, Макс. Дай мне пистолет.
— Пистолет, — повторил Макс, — пожалуйста… — Он протянул пистолет Деду и снова посмотрел на фотографию. — Еще совсем немного… Позаботьтесь о ней, Павел Александрович. — Потом его взгляд чуть переместился. — Скоро увидимся, Ворон…
Дед сделал шаг, протягивая руку к пистолету, он не сводил взгляда с лица Макса. Дверь начала открываться — сработал сигнал тревоги…
— Совсем немного, — произнес Макс. — Страховка, пора…
— Нет, Макс!!!
Макс одним резким движением вставил дуло пистолета себе в рот и в следующее мгновение спустил курок… Оглушительный грохот, кровь, мозговое вещество и медленно падающая на пол фотография, словно застывающая в воздухе в желании еще немного продлить свой век… Запах отработанных пороховых газов, тихое, нелепо-удивленное и опустошающее «Вик-тор…» генерала Панкратова, запах серы перед появлением Беса — до свидания, бледнолицый, прощай, мой роскошный Тарзан, какой шарм, аплодисменты, прощай и спокойной ночи…
— Макс… — Дед услышал свой собственный голос, боль, которая сквозь него пробивалась… Как все быстро происходит, мгновение, после которого мир становится совсем другим. Фотография упала рядом, и ветер принес ее к Максу, отброшенному выстрелом, и рука коснулась ее. На фотографии три радостных и прекрасных в своей юности человека — загорелые, смеющиеся, счастливые. Три молодых развлекающихся божка из свиты Диониса — Макс, Ворон и Галина, ставшая Игнату женой и любимой, но потерянной женщиной для Макса…
Спокойной ночи, бледнолицый. Заяц извлечен из капусты — неплохой день, чтобы умереть молодым. Как ты был хорош, Тарзан.
Они смотрели друг на друга, Дед, генерал Панкратов и те, кто прибыл на сигнал тревоги…
— Паша, — слабо произнес генерал Панкратов.
— Молчи, — оборвал его Дед. — Если ты умный, молчи…
Генерал Панкратов тяжело вздохнул, но все же произнес:
— Я…
— Прошу тебя…
— Я только хотел сказать — осталось сорок минут… Это все ужасно. Коды находятся в девятом файле с этим птичьим названием «ГАЛКА». Надо сообщить твоим шифровальщикам. Виктор, Виктор…
— Ворона я не отдам тебе, Толя.
— Я понимаю тебя. — Он растерянно посмотрел по сторонам, потом взглянул на Макса. — Понимаю… Уже ничего не вернуть. Надо расшифровать этот птичий файл…
— Нет…
— Что нет?
— Он не птичий…
— «ГАЛКА», Паша, его имя — «ГАЛКА».
— Да. Только это вовсе не птица. — Дед поднял фотографию — на ней были еще теплые капли крови. — Совсем нет… — Дед посмотрел на Макса, прошептав:
— Мальчик мой… Совсем нет.
Нить Ариадны
Четверг, 29 февраля
16 час. 23 мин. (до взрыва 00 часов 37 минут)
КОДА ОТКЛЮЧЕНИЯ БОМБЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ.
Лейтенант Соболев положил телефонную трубку — только что звонил Дед и сообщил каким-то ужасным, глухим и опустошенным голосом, что коды — в девятом файле, в этом дурацком птичьем файле. Можно подумать, что он сам об этом не догадался. Ведь он, насколько Соболь понял, собирался получить у них коды. Что же произошло?
— Все, ты слышишь меня, Соболь, все силы на расшифровку этого файла.
«Слышать-то я слышу, но как можно сделать за тридцать семь минут то, что не было сделано за несколько часов». И это странное, непонятное сообщение с борта заминированного лайнера? Там должна быть какая-то нить, нить, которую надо смотать в клубок. Если бы это сообщение пришло от кого-то другого, Соболь решил бы, что речь идет о нелепой шутке. Но сообщение пришло от капитана Воронова.
Соболь снова уставился на экран монитора. Цифры продолжали бежать:
1629415К87621548976435497Л247581639487536
81Р48524789153489589Б391154789134549982К094
341589Р24375741897564321578.
Никакие попытки разбить все это на группы не принесли результатов. Иногда лейтенанту казалось, что он уже так долго смотрит на монитор, что кое-какие закономерности просматриваются. Но все ускользало. Как-то Соболю пришло в голову, что несколько раз между буквами было равное количество цифр, но потом все снова нарушилось. Соболь посмотрел на часы — тридцать семь минут… И если он за тридцать семь минут не откопает в этой бесконечной галиматье всего лишь четыре цифры, то произойдет взрыв. Аккурат к 17.00, как и было обещано.
Соболь открыл свой стол и достал из него распечатанный блок сигарет «ЛМ». Соболь покупал сигареты блоками на оптовых рынках — там было дешевле. Правда, периодически ему подбрасывали разную халтуру, и за эти заказы — создание программ — Соболь получал неплохие деньги. По крайней мере на это можно было жить. И недавно пообещали шикарный заказец — компьютерную игру. Это отнимало очень много времени, но было интересно и хлебно. Сейчас Соболю предстояло расшифровать еще одну игру, кто-то решил побаловаться с компьютерами, но, что удивительно, результаты этой игры вот-вот выползут в реальность к 17.00. Он извлек из блока новую пачку сигарет, убрал блок обратно и решил задать компьютеру еще один вопрос. Потом передумал. Сейчас ему должны установить прямую связь. Через Центральный диспетчерский пункт во Внуково у Соболя будет радиотелефонная связь с заминированным лайнером. Капитан Воронов что-то нашел на этом самолете. Бомбу, но и какого-то странного мальчика. Ребенок — это форма сумасшествия. Соболь был в этом уверен. Не просто бесконечная широта восприятия, вызванная незаштампованностью мышления, но и некоторая форма сумасшествия. Способность наделять жизнью мертвые, с точки зрения взрослого, явления. А жизнь — это прежде всего своя математика, своя логика, иногда абсурдная, и свои законы. Поэтому лучшие компьютерные хулиганы, хакеры, самые вундеркинды и самые сукины дети, взламывающие любые пароли, — это подростки. Им нужно всего четыре цифры. Этот ребенок мог наделить жизнью нечто, вполне возможно, что и бомбу. Таинственной и жуткой формой жизни. Сумасшествие и гениальность… Кажется, так называлась эта любопытная работка, которую недавно прочел лейтенант Соболев. Он снова посмотрел на цифры, бесконечно бегущий ряд цифр на экране монитора. Осторожно, дети! Раздался непривычно длинный звонок, Соболь снял телефонную трубку:
— Лейтенант Соболев слушает.
— Соболь, еще раз привет. Это Рябчик.
— Здравия желаю, товарищ капитан
— Связь установлена. Будешь говорить через диспетчера. Слушай, Соболь, этот пацан, мальчишка на самолете… в общем, Стилет говорит, что все это очень важно. Я имею в виду пацана.
— Важно?
— Он немножко странный, что-то без конца твердит… Но Игнат просил не задавать лишних вопросов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47