И не только оттого, что он был беспомощен, растерян, но главное дядькино лицо поразило его своей мертвенной пепельностью. Точно с таким лицом он лежал в гробу и лишь ленточка на лбу была отличительным знаком смерти.
К Олегу подошел Николеску и сказал, что пора обедать. Они залезли на крышу, где уже стоял часовой чеченец, и укрывшись за парапетом, развязали рюкзак. Но есть не хотелось. Воропаев поклевал немного тушенки и запил ее минеральной водой. Николеску наоборот, умял две банки консервов и полбуханки хлеба. И, видно, от старательности, с какой он поглощал пищу, на лбу у него высыпали бисеринки пота. Лицо крестьянина излучало покой и полное удовлетворение.
— Как ты, Олег, думаешь, будем сегодня кому-то кровянку пускать или в резерве отсидимся?
— Смотри, чтобы нам не пустили кровянку… Чего ты забыл у них? — Воропаев сигаретой указал в сторону сидящего на корячках часового чеченца.
— А ты?
— Что ж, правильно отвечаешь, старина… Сегодня действительно здесь что-то произойдет такое… и я не думаю, что мы с тобой еще когда-нибудь увидим своих мамочек.
Николеску занервничал. Заерзал. Стал суетливо укладывать в вещмешок недоеденное. В спешке перевернул бутылку с минералкой, кое-как завязал мешок.
— Ты меня специально пугаешь? Да?
— Придурок, очнись ото сна. Сегодня ночью весь мир встанет на уши.
— Ты думаешь АЭС? Неужели они на это пойдут?
— Уже идут, — Воропаеву не хотелось смотреть Николеску, в глаза, в которых застыл первобытный ужас. — Если останешься в живых, найди способ передать моей родне последний привет. Весь адрес называть не буду, все равно не запомнишь, просто напишешь письмо: Подмосковье, Ирине Петровне Воропаевой… Привет — и все. Запомнишь?
— Да чего там запоминать — Ирина Петровна, а Подмосковье одно. А мою маму зовут Софьей, поселок Каменки… в Молдавии, как раз на 48-й параллели находится… Напишешь, что я геройски погиб при выполнении задания государственной важности… Ей легче будет это пережить.
— Давай пока не будем помирать. Я тебе вот что скажу: если на тебе большой крови своих ребят нет, сматывайся отсюда, куда глаза глядят.
Николеску набычился, желваки заходили шатунами.
— Крови-то нет, зато есть предательство. Когда меня взяли и стали бить, я раскололся, словно грецкий орех. Выдал дислокацию полка. Месторасположение штаба и всех огневых точек. Все секреты выложил… В ту же ночь чеченцы раздолбали весь полк… Кто мне это простит?
— Никто, но прежде всего ты сам не должен прощать себе подобное. Я тебя не учу, но сегодня кое-что произойдет такое, когда ты можешь снова почувствовать себя человеком. Понял?
Молдаванин поднял голову, в глазах стояли слезы.
— Не знаю, но я постараюсь отмазаться.
Он хотел еще что-то сказать, но к ним на крышу поднялся Саид Ахмадов. Очень внимательный и с крысиным чутьем. Воропаев пожалел, что разоткровенничался с Николеску. Однако Ахмадов, не подходя к ним, махнув рукой, сказал:
— Олег, спускайся, есть дело.
Они прошли в гараж, где на капоте «форда» была разложена карта Воронежа, возле которой находились Вахтанг с двумя своими людьми.
— Подойди сюда, — сказал он Воропаеву, — будем совместно мозговать, куда припаркуем эту тачку, — он постучал костяшками пальцев по капоту.
Воропаев разглядел на карте городок Нововоронеж, расположенный на левом берегу Дона, рядом — кубики АЭС. На них и застыл палец Вахтанга.
А в чем проблема? — спросил Олег, стараясь не смотреть на Вахтанга и вставшего рядом с ним Ахмадова.
— Как проехать через мост и остаться незамеченными? объяснил проблему Ахмадов.
— А что, тут один мост? Но вы не забудьте, что эта машина уже в розыске, поэтому нужно прежде всего иметь это в виду, — Воропаев закурил.
— Это не проблема, ее сейчас ребята переоборудуют под частное такси, поставят на крышу фонарь с шашечками и сменят номера. Важно проскочить через реку… Подумай, Алик, ведь за рулем будешь ты…
— Тогда я и решаю: поедем через Каменный мост. Он находится в самом центре, движение там самое интенсивное, легче затеряться в потоке машин или спрятаться за каким-нибудь автобусом или дальнобойщиком… Проскочим, не боись… Только куда потом направляться?
— Вот сюда, — черный от смазки палец Вахтанга уперся в водонапорную башню находящуюся между рекой и АЭС. — С моста свернешь направо, съедешь по развязке на шоссе и по нему двигай в сторону Нововоронежа…
— Кто со мной поедет?
— Вот эти орлы, — Ахмадов на шаг отступил в сторону, выпуская на первый план двух чернявых юношей. Среди них был молодой грузин с глазами серны, который днем укладывал в багажник «форда» какой-то груз. Второй человек столь же молод и сухощав, как Резо, только немного выше ростом. Его вьющиеся волосы давно, видимо, не соприкасались с расческой.
— Как тебя называть? — обратился к нему Воропаев.
— Называй его Вано, — влез в разговор Ахмадов. Явно шифровался. — За старшего будет Резо…
— Стволы берем? — не обращая внимания на реплику Саида, спросил Олег.
— Смешные слова говоришь, Алик, — Вахтанг улыбнулся, хотя в глазах по-прежнему чернела холодная глубина.
Возможно, еще что-нибудь сказал бы Вахтанг, если бы в этот момент не засигналила «Нокиа» , антенна которой торчала у него из камуфляжа. Вытащив трубку, он отошел в сторону от «форда» и, хотя пытался говорить на пониженных тонах, Воропаев услышал что он говорил: «Михайло? Очень хорошо, что дал о себе знать. Люди доехали? — Пауза, — Прекрасно, теперь давай сверим часы… сейчас восемнадцать сорок… без двадцати семь. Ты меня слышишь? Начинаем, как договорились… Хорошо, привет Сталинграду…»
Окончив разговор, Вахтанг вернулся к машине и тихо сказал Ахмадову: «Звонил из Волгограда Михайло, у него полный порядок с графиком…» И грузин, видимо, от удовлетворения потер руки, затем, расплывшись в улыбке, хлопнул по плечу Резо.
— Теперь от тебя, дорогой мой, будет зависеть попадем мы в десятку или нет… Все, разбегаемся! — сказал Вахтанг, — идите и готовьтесь к выезду. — Посмотрел на часы: — У вас еще есть время побриться, помыться, сходить в туалет, чтобы там не приспичило…
В Воронеже в августе темнеет рано: в десять вечера уже довольно плотные сумерки легли на широко раскинувшийся город, который сверху напоминал беркута в полете. И река, делая на севере изгиб, в лунном свете походила на турецкий ятаган — бритвенно острый и хищно изгибистый.
Когда «фордик» уже оснащенный атрибутами частного такси, выезжал из ворот гаража, Ахмадов стоял во дворе и, жестикулируя, помогал Воропаеву развернуться на узкой полоске, свободной от изготовившихся к полету парапланов.
Они напоминали черных, таинственных птиц из юрского периода. Возле одной из них Воропаев заметил Николеску, который взглядом провожал выезжающий «фордик» и когда машина сравнялась с молдаванином, тот стертым движением руки помахал на прощанье Олегу. И странное дело, от этого невыразительного участия по сути чужого человека, на душе Воропаева потеплело и не такими отчужденными казались воронежские сумерки.
Они ехали по далекой окраине города, потушив зеленый огонек на ветровом стекле, но несмотря на это, дважды их пытались остановить прохожие, приняв за настоящее такси. Перед Каменным мостом скопилось несколько машин, среди которых тревожно трепетали синие просверки милицейского транспорта. Авария, какой-то лихой джип не вписался в поворот и почти снес фонарный столб. И эта чья-то неприятность была им на руку, никто не обратил внимания на неприметное такси с несколько осевшим задком. Они проскочили мост и свернули на съезд, пологой дугой уходящий под мост и выбегающей на набережную реки.
Со стороны город выглядел потускневшим, как будто кто-то притушил половину его огней, а близкий контур, отделяющий Воронеж от реки, вообще напоминал траурную ленту. Настолько черна была эта часть набережной.
Шоссе повернуло направо и «фордик» на приличной скорости направился в южном направлении. Ехали молча, лишь младший Вано несколько раз принимался кашлять, видно, смена климата не прошла для него даром. И уже подъезжая к Нововоронежу, Резо разродился нейтральной констатацией:
— Ты, Алик, едешь так, как будто по этим дорогам мотался всю жизнь.
Однако Воропаев промолчал. Он думал о Подмосковье.
А впереди, в метрах в восьмистах, засветились красные огни — габаритные обозначения водонапорной башни. По высоте она была никак не меньше ростом двенадцатиэтажного дома. Именно в ее чреве день и ночь трудятся мощные насосы, подавая воду не только в городские сети, но и на Нововоронежскую АЭС.
— Вот она красавица, — почти без акцента сказал Резо, сидящий рядом с Воропаевым. — Слышь, Алик, подъедешь со стороны реки…
С приближением к башне, нервы у Воропаева начали вибрировать: ему подумалось, что он близок к разгадке этой поездки. Это же элементарно, думал он, взрыв, который они намереваются произвести, катастрофически нарушит работу насосов, в чем Воропаев ни на секунду не сомневался, и тем самым исключит подачу воды, поступающей на охлаждение ректоров АЭС. А без воды — перегрев, неуправляемая реакция и — еще один Чернобыль. Черт возьми, это же будет пострашнее Чернобыля, потому что там взорвался один реактор, а тут это может произойти сразу с пятью.
Что-то захолодило руки Воропаева, которые лежали на баранке и отяжелило ноги, двигающие педалями, сухота объяла гортань. Он старался не выдать себя, ибо знал: любое сомнение в том, что они собираются совершить, моментально кончится пулей в затылок. Ему даже почудилось, что сзади, где сидел молчаливый Вано, клацнул взвод пистолета.
Но когда они подъехали к башне, Воропаев увидел вокруг нее высокий каменный забор, а слева, под двумя фонарями, железные кованые ворота.
— Ну и что дальше? — спросил он. — Будем таранить эту китайскую стену?
— Подай немного влево, к реке, — сказал Резо и обернулся к заднему сиденью. И что-то по-грузински сказал сидящему там Вано, чего Олег разобрать, конечно, не мог. Вдоль забора они сместились ближе к реке и встали под П-образным вертикальным отводом трубы, соединяющей реку с водонапорной башней. И он подумал: «Вот это, наверно, то самое место, которое им нужно, а не сама башня… Забор воды… Если заткнуть ему „рот“ , все пойдет прахом и станет неуправляемым».
Из машины первым вышел Резо и Воропаев через зеркало заднего вида видел, как он подошел к багажнику, открыл его и внаклонку начал что-то там колдовать. Негромко звякнула дверца и из машины вылез Вано.
Однако Воропаев в темноте не заметил, что трубы водозабора были отгорожены металлической сеткой, в которой сейчас пытался сделать проход Вано и которому помешал вырвавшийся откуда-то из глубины запретной территории лучик карманного фонаря. Через форточку, Олег услышал предостерегающий окрик «Стой, кто идет? Буду стрелять…» И, видимо, тот, кто был с фонарем вознамерился всерьез привести свою угрозу в действие, ибо все услышали как человек передернул затвор автомата… И, возможно, события того вечера развивались бы совершенно по другому сценарию, не окажись Резо проворнее постового: он вытянул из-за пазухи «Глок» с навинченным на ствол глушителем и дважды выстрелил на голос сторожа. И тут же лучик фонарика беспорядочно заметался, прочертил дугу и, упав на землю вместе с хозяином, замер. В его свете отчетливо проглядывала рука, в которой судорожно было сжато цевье видавшего виды автомата.
«Сволочи», — сказал себе Воропаев и каким-то инстинктивным движением руки, нащупал пистолет, который он держал во внутреннем кармане куртки. Вытащил и положил его на колени. Большой палец елозил по флажку предохранителя. «А зачем тогда им нужны парапланы? — Еще один вопрос задал себе Олег, — если тут рванет, все остальное перебор…» Однако ответа на этот вопрос у него не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67