— И уйти мы без них не можем, потому что весь чеченский народ тоже ими предан за доллары… Когда сюда прибывает высокий гость из Афганистана?
Вопрос был неожиданен даже для Шторма, он его оставлял на закуску. Однако пленный не стал мяться, ему, видимо, давно было наплевать на все кроме собственной жизни.
— Скажу, только это пусть будет между нами… Меня казнят, шариатский суд самый строгий…
— Все умрет между нами, клянусь. Поэтому говори и не тяни резину, — Шторм нервничал. И было отчего — время шло, рассвет уже был свершившимся фактом.
— Сегодня прилетает, сегодня вечером он будет здесь…
— Во сколько и на чем прилетает? — этот вопрос задал президент.
— Не знаю… может, на маленьком самолете. Его поехал встречать племянник Барса Исмаил Джамарханов.
— Время? Отвечай и ты будешь и дальше кормить своих коней, — голос Шторма зазвучал как будто живее, хотя так же нетерпеливо. — Считаю, дорогуша, до трех… раз… два…. — Шторм отжал предохранитель и приблизил пистолет к виску пленного.
— Вечером, а точно не знаю. Но их тут много, очень много наших… Афганцев много, арабов много, украинцев много, а вас мало. Вам отсюда не уйти, — чеченец вдруг стал скалиться, в его белозубой улыбке появилось нечто хищное и мстительное.
— Ты так говоришь только потому, что я тебя не убил. Ответь еще на один вопрос и я оставляю тебя в покое… Где расположены ваши блокпосты, сколько на них человек и когда происходит смена караула?
— Это уже три вопроса, а я знаю ответ только на один. Четыре поста… Я — конюх, я на посту не стою, не знаю… Я вообще не воюю, я мирный житель, завтра хотел уходить домой…
— Заткните ему пасть, — Шторм поднялся с корточек. — И свяжите ноги, чтобы лежал тут тихо пока мы не кончим работу…
Этот приказ Шторма покоробил Путина. Он тоже поднялся и всю работу на себя взял Щербаков. Вытащив из-за пояса наручники, он ими сковал пленного и довольно бесцеремонно вбил в рот резиновую пробку. Затем, выпростав из его брюк ремень, спутал им ноги и привязал к ближайшей коряжине.
Уже во всю светало, когда они, обойдя загон, поднялись на каменную гривку, простирающуюся вдоль ущелья. Они оказались на гребне в тот момент, когда с южной стороны подкрадывалась группа капитана Гулбе. У всех очки ночного виденья были приспущены, ибо и невооруженным глазом, панорама, открывшаяся с высоты, просматривалась так же отчетливо, как если бы это был видеофильм, отснятый при хорошем освещении опытной рукой оператора.
33. Гнилая яма. На солнцепеке.
Это было что-то невыносимое. Поднимавшееся над горами солнце медленно, но неотвратимо превращалось в настоящий ад. Бронежилеты, амуниция, набитые подсумки и карманы, от которых никуда не денешься, превращались на теле в камни, из-под которых струились потные ручьи. Единственный плюс: с разрешения Шторма все сняли с головы маски-шапочки, что первые полчаса позволяло отдохнуть коже, избавиться от зуда, который неизбежен при долгом соприкосновении с шерстяными ворсинками. Но постепенно, по мере того, как день подходил к полдню, разведчики, спасаясь от зноя, вновь натянули на головы эти так осточертевшие головные уборы.
Калинка с Бардиным и Воропаевым заняли позицию, позволяющую контролировать три стороны света. Под чахлой сосенкой Путин со Штормом, Гулбе и Щербаков с помощью биноклей обозревали противоположный откос ущелья и с особым вниманием его подножие. А там шла своя жизнь.
Несколько человек, одетых в солдатские выцветшие гимнастерки, цивильные рубашки, а кто-то по пояс раздетый, с перевязанными косынками головами, на тачках вывозили откуда-то изнутри горы квадратные плиты, которыми другие люди мостили дно ущелья. Им помогал шустро передвигающийся небольшой колесный бульдозер. С его помощью разравнивали землю и транспортировали плиты. В глаза бросались вооруженные люди, которые следили за действиями тех, кто мостил дно ущелья.
Первым нарушил молчание Путин: «Готовят посадочную полосу». Ему вторил Шторм: «С помощью рабов… Значит, залетка скоро будет здесь. « Он повел взглядом вдоль выстланной метров на восемьдесят дорожки и его взгляд споткнулся на П-образном сооружении — блокпосте. Хорошо была видна часть крупнокалиберного пулемета и голова часового, сидящего возле него. Второй блокпост виднелся справа, он смотрел дулом пулемета в противоположную сторону от первого. Два других поста они видеть не могли, они находились под ними, почти под углом в девяноста градусов.
Шторм вытащил из кармана блокнот и что-то в него стал записывать. Он насчитал три входа под стену — один, напоминающий округлый лаз с пологим пандусом и тяжелой металлической дверью, и два темных прямоугольных провала, откуда то и дело появлялись люди и снова там исчезали. Присмотревшись, Шторм заметил шестерых боевиков в полной амуниции, сидящих у самого подножия стены, сливаясь с густым кустарником можжевельника. Они, наверно, были счастливы, ибо их спины пребывали в спасительной тени, прислоняясь к еще не успевшей попасть под солнце скале… Курили. У кого-то из них автоматы, стоймя, находились между ног, и люди, словно играя ими, вертели оружие в руках, временами скидывая цевье с одной ладони в другую. Два автомата лежали на земле. Чуть дальше от боевиков, раскорячив станину, и выставив в небо рыло, застыл гранатомет АГС-17. В метрах двадцати от гранатомета — 120-мм дульно-зарядный миномет, рядом с которым солидной пирамидкой возвышались мины-сигары с гребешками стабилизаторов.
— Я ожидал большего, — продолжая смотреть в бинокль, прокомментировал Шторм. Ему мешал пот и он время от времени отводил от глаз окуляры и большим пальцем смахивал со лба капельки влаги. — Я ожидал тут увидеть пару систем залпового огня и по крайней мере полк до зубов вооруженных душманов… Мне непонятно назначение этих металлических прутьев, которые соединяют стены ущелья. Десять стяжек, любопытно…
Путин тоже видел несколько рядов блестевшей на солнце проволоки и даже подумал, что, возможно, это антенны для радиопередатчиков боевиков.
— Мне тоже непонятно, что бы это могло быть, — сказал президент. — Может, какие-то непонятные для нас антенны.
— Товарищ полковник, — подал голос Гулбе, — у людей может возникнуть обезвоживание… жара сами видите…
— Что предлагаешь?
— Надо развести соляной раствор и напоить ребят… И поесть надо…
— Действуйте, — тихо проговорил Шторм, не отрываясь от бинокля.
Гулбе, развернувшись на локтях, пополз в сторону сложенных под смоковницей ранцев.
Шторм вдруг напрягся, его плечи подались вперед и застыли двумя выпуклыми кочками.
— Смотри-ка, — прошептали его губы, — смотри-ка, какие тут вырисовываются выкрутасы. — Ногой Шторм тронул ногу президента. — Вы только взгляните на этот цирк…
И Путин, и Щербаков уже и сами видели то, что так поразило Шторма. Из прямоугольного проема вышли четыре вооруженных боевика и заняли попарную позицию и тут же из отверстия показалась коляска-качалка, которую толкал безусый молодой человек. А в коляске, в вязанной узорчатой шапочке сидел никто иной, как сам Шамиль Тайпан. Когда коляску вывезли из тени на солнце, Тайпан снял шапочку, подставив светилу бледный лысый череп. Но эту бледность компенсировала густая черная борода, ниспадающая ему на живот. Тот же парень, который управлял коляской, подошел к вождю и, встав на колено, начал засучивать штанину на левой ноге. Показалась бледная с красными послеоперационными рубцами культя, которой, наверное, тоже хотелось воздуха и солнца.
— Вот его бы сейчас отсюда вжикнуть из гранатомета, — почти мечтательно проговорил Щербаков.
— Не время, — Шторм буквально впился в человека, который наворочал столько событий и которого он считал личным врагом. — Сдал Шамилек, очень сдал… Это ему не в Буденовске с медсестрами воевать… Вояка е…. й, на него даже плевка жалко…
— А вот и второй наш герой, — Шторму в словах Путина послышалась усмешка.
Из-под скалы, не спеша, появился пышнотелый, чернобородый, с пухлыми девичьими губами Барс. Он был в простой майке-футболке с короткими рукавами, раненую руку в кожаном чехле он держал у пояса, на нем были шорты и пляжные, без задников, сандалии. Однако при всем курортном наряде на голове Барса, сдвинутый на левый бок, сидел его знаменитый черный берет с блестящей эмблемой.
— Ну что, Владимир Владимирович, работаем? — почти беззвучно произнес Шторм. — По крайне мере двумя удавами на земле будет меньше.
— Не расслабляйтесь, Андрей Алексеевич, — так же беззвучно ответил президент. — Мы с вами не киллеры и должны взять их живыми, чтобы отдать правосудию. Но если не получится и начнется драка, вот тогда будь по-вашему…
«А чего, собственно, ты тут из себя строишь девочку? — спросил себя президент. — Почему же ты плакал, когда взорвали в Буйнакске дом, и когда увидел на экране убитого ребенка, извлеченного из-под обломков? Это что — минута слабости? Ты тогда задал себе глупый вопрос — как Люди могли такое совершить? И что ты в ту минуту ответил себе? Это не люди… но и не животные, ибо животные на такое зло просто не способны. Ты так подумал и в тот же вечер гусенята из НТВ озвучили версию одного бандитского главаря, который утверждал, что взрыв — это дело рук российских спецслужб. И когда сейчас ты говоришь, что ты не киллер, ты лукавишь и снова оглядываешься на тех же гусенят. Скажи себе прямо: я пришел в это ущелье, чтобы сотворить справедливое возмездие и пока будет биться мое сердце, я от этой мысли не откажусь. Эти люди находятся вне закона с того летнего дня, когда они вошли в Буденовск и погубили 120 безвинных душ. Тебе этого мало? А как же быть с непреложным: пусть лучше погибнет весь мир только бы восторжествовало правосудие?.. Ведь тебя этому учили в университете. Учили… Тогда давай разберемся, что ты понимаешь под словом „правосудие“ ? Обыкновенное дело — процесс: расследование, доказательства вины, борьбу сторон — обвинения и адвоката. А разве у меня мало доказательств? Вопрос в другом: можешь ли ты, глава государства, быть в одном лице и судьей и палачом? Даже, если речь идет о террористах? А вот это уже заумь: сейчас я частное лицо и меня могут убить, взять в плен и я могу сейчас подохнуть от солнечного удара… И, как частное лицо, убив тех, кто на протяжении многих лет терроризировал мою страну, я всю ответственность и весь грех беру на себя. И только на одного себя. Я готов один гореть в аду и быть проклятым всеми гусенятами мира лишь бы больше не взрывались дома и не висела угроза разлома государства…»
И как будто Шторм услышал его мысли.
— Я не согласен, что этих ребят надо обязательно отдавать правосудию. Они нетранспортабельны. И они делом доказали, что категорически против российского судопроизводства. И, в-третьих, это сугубо мужское дело, как мы друг с другом поступим… Мы с ними устроим маленький междусобойчик — кто кого первый умоет, тот и в дамках…
Между тем, пока Барс усаживался в плетеное огромных размеров кресло, который ему поднесли два боевика, из крайнего прямоугольного проема появились вооруженные люди и цепочкой направились в сторону северного створа ущелья. Их было человек двадцать, у всех на плечах противотанковые гранатометы, поперек груди — автоматы, двое несли продолговатый ящик, возможно, с патронами. Один из тех, кто сидел у стены, что-то им крикнул по-чеченски, махнул рукой и цепочка разразилась громким хохотом.
— Весело мальчуганы идут, — сказал Шторм, — но поглядим, какими они вернуться назад… — Смотри-ка, да они большие интеллектуалы, играют в нарды, — Шторм имел в виду Барса с Тайпаном.
И действительно, в бинокль Путин хорошо рассмотрел принесенный кем-то плетеный стол, расположенные на нем нарды и черно-белые игральные шашки.
— Не дать не взять — дачники на своей семейной фазенде, — зло выругался Шторм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Вопрос был неожиданен даже для Шторма, он его оставлял на закуску. Однако пленный не стал мяться, ему, видимо, давно было наплевать на все кроме собственной жизни.
— Скажу, только это пусть будет между нами… Меня казнят, шариатский суд самый строгий…
— Все умрет между нами, клянусь. Поэтому говори и не тяни резину, — Шторм нервничал. И было отчего — время шло, рассвет уже был свершившимся фактом.
— Сегодня прилетает, сегодня вечером он будет здесь…
— Во сколько и на чем прилетает? — этот вопрос задал президент.
— Не знаю… может, на маленьком самолете. Его поехал встречать племянник Барса Исмаил Джамарханов.
— Время? Отвечай и ты будешь и дальше кормить своих коней, — голос Шторма зазвучал как будто живее, хотя так же нетерпеливо. — Считаю, дорогуша, до трех… раз… два…. — Шторм отжал предохранитель и приблизил пистолет к виску пленного.
— Вечером, а точно не знаю. Но их тут много, очень много наших… Афганцев много, арабов много, украинцев много, а вас мало. Вам отсюда не уйти, — чеченец вдруг стал скалиться, в его белозубой улыбке появилось нечто хищное и мстительное.
— Ты так говоришь только потому, что я тебя не убил. Ответь еще на один вопрос и я оставляю тебя в покое… Где расположены ваши блокпосты, сколько на них человек и когда происходит смена караула?
— Это уже три вопроса, а я знаю ответ только на один. Четыре поста… Я — конюх, я на посту не стою, не знаю… Я вообще не воюю, я мирный житель, завтра хотел уходить домой…
— Заткните ему пасть, — Шторм поднялся с корточек. — И свяжите ноги, чтобы лежал тут тихо пока мы не кончим работу…
Этот приказ Шторма покоробил Путина. Он тоже поднялся и всю работу на себя взял Щербаков. Вытащив из-за пояса наручники, он ими сковал пленного и довольно бесцеремонно вбил в рот резиновую пробку. Затем, выпростав из его брюк ремень, спутал им ноги и привязал к ближайшей коряжине.
Уже во всю светало, когда они, обойдя загон, поднялись на каменную гривку, простирающуюся вдоль ущелья. Они оказались на гребне в тот момент, когда с южной стороны подкрадывалась группа капитана Гулбе. У всех очки ночного виденья были приспущены, ибо и невооруженным глазом, панорама, открывшаяся с высоты, просматривалась так же отчетливо, как если бы это был видеофильм, отснятый при хорошем освещении опытной рукой оператора.
33. Гнилая яма. На солнцепеке.
Это было что-то невыносимое. Поднимавшееся над горами солнце медленно, но неотвратимо превращалось в настоящий ад. Бронежилеты, амуниция, набитые подсумки и карманы, от которых никуда не денешься, превращались на теле в камни, из-под которых струились потные ручьи. Единственный плюс: с разрешения Шторма все сняли с головы маски-шапочки, что первые полчаса позволяло отдохнуть коже, избавиться от зуда, который неизбежен при долгом соприкосновении с шерстяными ворсинками. Но постепенно, по мере того, как день подходил к полдню, разведчики, спасаясь от зноя, вновь натянули на головы эти так осточертевшие головные уборы.
Калинка с Бардиным и Воропаевым заняли позицию, позволяющую контролировать три стороны света. Под чахлой сосенкой Путин со Штормом, Гулбе и Щербаков с помощью биноклей обозревали противоположный откос ущелья и с особым вниманием его подножие. А там шла своя жизнь.
Несколько человек, одетых в солдатские выцветшие гимнастерки, цивильные рубашки, а кто-то по пояс раздетый, с перевязанными косынками головами, на тачках вывозили откуда-то изнутри горы квадратные плиты, которыми другие люди мостили дно ущелья. Им помогал шустро передвигающийся небольшой колесный бульдозер. С его помощью разравнивали землю и транспортировали плиты. В глаза бросались вооруженные люди, которые следили за действиями тех, кто мостил дно ущелья.
Первым нарушил молчание Путин: «Готовят посадочную полосу». Ему вторил Шторм: «С помощью рабов… Значит, залетка скоро будет здесь. « Он повел взглядом вдоль выстланной метров на восемьдесят дорожки и его взгляд споткнулся на П-образном сооружении — блокпосте. Хорошо была видна часть крупнокалиберного пулемета и голова часового, сидящего возле него. Второй блокпост виднелся справа, он смотрел дулом пулемета в противоположную сторону от первого. Два других поста они видеть не могли, они находились под ними, почти под углом в девяноста градусов.
Шторм вытащил из кармана блокнот и что-то в него стал записывать. Он насчитал три входа под стену — один, напоминающий округлый лаз с пологим пандусом и тяжелой металлической дверью, и два темных прямоугольных провала, откуда то и дело появлялись люди и снова там исчезали. Присмотревшись, Шторм заметил шестерых боевиков в полной амуниции, сидящих у самого подножия стены, сливаясь с густым кустарником можжевельника. Они, наверно, были счастливы, ибо их спины пребывали в спасительной тени, прислоняясь к еще не успевшей попасть под солнце скале… Курили. У кого-то из них автоматы, стоймя, находились между ног, и люди, словно играя ими, вертели оружие в руках, временами скидывая цевье с одной ладони в другую. Два автомата лежали на земле. Чуть дальше от боевиков, раскорячив станину, и выставив в небо рыло, застыл гранатомет АГС-17. В метрах двадцати от гранатомета — 120-мм дульно-зарядный миномет, рядом с которым солидной пирамидкой возвышались мины-сигары с гребешками стабилизаторов.
— Я ожидал большего, — продолжая смотреть в бинокль, прокомментировал Шторм. Ему мешал пот и он время от времени отводил от глаз окуляры и большим пальцем смахивал со лба капельки влаги. — Я ожидал тут увидеть пару систем залпового огня и по крайней мере полк до зубов вооруженных душманов… Мне непонятно назначение этих металлических прутьев, которые соединяют стены ущелья. Десять стяжек, любопытно…
Путин тоже видел несколько рядов блестевшей на солнце проволоки и даже подумал, что, возможно, это антенны для радиопередатчиков боевиков.
— Мне тоже непонятно, что бы это могло быть, — сказал президент. — Может, какие-то непонятные для нас антенны.
— Товарищ полковник, — подал голос Гулбе, — у людей может возникнуть обезвоживание… жара сами видите…
— Что предлагаешь?
— Надо развести соляной раствор и напоить ребят… И поесть надо…
— Действуйте, — тихо проговорил Шторм, не отрываясь от бинокля.
Гулбе, развернувшись на локтях, пополз в сторону сложенных под смоковницей ранцев.
Шторм вдруг напрягся, его плечи подались вперед и застыли двумя выпуклыми кочками.
— Смотри-ка, — прошептали его губы, — смотри-ка, какие тут вырисовываются выкрутасы. — Ногой Шторм тронул ногу президента. — Вы только взгляните на этот цирк…
И Путин, и Щербаков уже и сами видели то, что так поразило Шторма. Из прямоугольного проема вышли четыре вооруженных боевика и заняли попарную позицию и тут же из отверстия показалась коляска-качалка, которую толкал безусый молодой человек. А в коляске, в вязанной узорчатой шапочке сидел никто иной, как сам Шамиль Тайпан. Когда коляску вывезли из тени на солнце, Тайпан снял шапочку, подставив светилу бледный лысый череп. Но эту бледность компенсировала густая черная борода, ниспадающая ему на живот. Тот же парень, который управлял коляской, подошел к вождю и, встав на колено, начал засучивать штанину на левой ноге. Показалась бледная с красными послеоперационными рубцами культя, которой, наверное, тоже хотелось воздуха и солнца.
— Вот его бы сейчас отсюда вжикнуть из гранатомета, — почти мечтательно проговорил Щербаков.
— Не время, — Шторм буквально впился в человека, который наворочал столько событий и которого он считал личным врагом. — Сдал Шамилек, очень сдал… Это ему не в Буденовске с медсестрами воевать… Вояка е…. й, на него даже плевка жалко…
— А вот и второй наш герой, — Шторму в словах Путина послышалась усмешка.
Из-под скалы, не спеша, появился пышнотелый, чернобородый, с пухлыми девичьими губами Барс. Он был в простой майке-футболке с короткими рукавами, раненую руку в кожаном чехле он держал у пояса, на нем были шорты и пляжные, без задников, сандалии. Однако при всем курортном наряде на голове Барса, сдвинутый на левый бок, сидел его знаменитый черный берет с блестящей эмблемой.
— Ну что, Владимир Владимирович, работаем? — почти беззвучно произнес Шторм. — По крайне мере двумя удавами на земле будет меньше.
— Не расслабляйтесь, Андрей Алексеевич, — так же беззвучно ответил президент. — Мы с вами не киллеры и должны взять их живыми, чтобы отдать правосудию. Но если не получится и начнется драка, вот тогда будь по-вашему…
«А чего, собственно, ты тут из себя строишь девочку? — спросил себя президент. — Почему же ты плакал, когда взорвали в Буйнакске дом, и когда увидел на экране убитого ребенка, извлеченного из-под обломков? Это что — минута слабости? Ты тогда задал себе глупый вопрос — как Люди могли такое совершить? И что ты в ту минуту ответил себе? Это не люди… но и не животные, ибо животные на такое зло просто не способны. Ты так подумал и в тот же вечер гусенята из НТВ озвучили версию одного бандитского главаря, который утверждал, что взрыв — это дело рук российских спецслужб. И когда сейчас ты говоришь, что ты не киллер, ты лукавишь и снова оглядываешься на тех же гусенят. Скажи себе прямо: я пришел в это ущелье, чтобы сотворить справедливое возмездие и пока будет биться мое сердце, я от этой мысли не откажусь. Эти люди находятся вне закона с того летнего дня, когда они вошли в Буденовск и погубили 120 безвинных душ. Тебе этого мало? А как же быть с непреложным: пусть лучше погибнет весь мир только бы восторжествовало правосудие?.. Ведь тебя этому учили в университете. Учили… Тогда давай разберемся, что ты понимаешь под словом „правосудие“ ? Обыкновенное дело — процесс: расследование, доказательства вины, борьбу сторон — обвинения и адвоката. А разве у меня мало доказательств? Вопрос в другом: можешь ли ты, глава государства, быть в одном лице и судьей и палачом? Даже, если речь идет о террористах? А вот это уже заумь: сейчас я частное лицо и меня могут убить, взять в плен и я могу сейчас подохнуть от солнечного удара… И, как частное лицо, убив тех, кто на протяжении многих лет терроризировал мою страну, я всю ответственность и весь грех беру на себя. И только на одного себя. Я готов один гореть в аду и быть проклятым всеми гусенятами мира лишь бы больше не взрывались дома и не висела угроза разлома государства…»
И как будто Шторм услышал его мысли.
— Я не согласен, что этих ребят надо обязательно отдавать правосудию. Они нетранспортабельны. И они делом доказали, что категорически против российского судопроизводства. И, в-третьих, это сугубо мужское дело, как мы друг с другом поступим… Мы с ними устроим маленький междусобойчик — кто кого первый умоет, тот и в дамках…
Между тем, пока Барс усаживался в плетеное огромных размеров кресло, который ему поднесли два боевика, из крайнего прямоугольного проема появились вооруженные люди и цепочкой направились в сторону северного створа ущелья. Их было человек двадцать, у всех на плечах противотанковые гранатометы, поперек груди — автоматы, двое несли продолговатый ящик, возможно, с патронами. Один из тех, кто сидел у стены, что-то им крикнул по-чеченски, махнул рукой и цепочка разразилась громким хохотом.
— Весело мальчуганы идут, — сказал Шторм, — но поглядим, какими они вернуться назад… — Смотри-ка, да они большие интеллектуалы, играют в нарды, — Шторм имел в виду Барса с Тайпаном.
И действительно, в бинокль Путин хорошо рассмотрел принесенный кем-то плетеный стол, расположенные на нем нарды и черно-белые игральные шашки.
— Не дать не взять — дачники на своей семейной фазенде, — зло выругался Шторм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67