Элбрайт был возбужден не оттого, что попал в настоящее дело, а оттого — Болан сам был таким в молодости, — что его снедало дикое желание сделать что-нибудь полезное, пока есть возможность ударить первым, Болан улыбнулся.
Прежде чем ответить, Броньола выплюнул изжеванную, так и не прикуренную сигару в пепельницу.
— Это не вызывает никаких сомнений потому, что шифровки исходят из тринадцатого отдела КГБ. Сейчас он именуется отделом "В", управление "С", но по сути это ничего не меняет. Отдел все так же исправно занимается тем, что наши московские коллеги называют "мокрыми делами", то есть убийствами.
— Как звучит его условное имя? — спросил Болан.
— Петров.
— Это что-нибудь значит?
— Можно сказать, нет.
Болан выпрямился и пододвинулся поближе к Броньоле.
— Мне неясно, зачем им такие сложности... Ведь есть много более простых способов закинуть в страну человека, не привлекая к себе никакого внимания. Например, через Мексику или Канаду. Бумаги легко подделать. Нет, говорю вам, здесь все не так просто...
— Я согласен с тобой, Мак, — сказал Броньола. — Но чего они добиваются?
— Может, они хотят нас дезориентировать? — предположил Элбрайт.
— Маловероятно, — отрезал Куртцман.
— Постойте, может быть, Элбрайт прав... — сказал Броньола. — Может быть, им на руку, чтобы мы искали этого человека.
— Да, — отозвался Болан. — Если мы будем думать, что у них на уме не убийство, а что-то другое и Андерсон — лишь прикрытие, то, разумеется, мы начнем гоняться за чем-то, что, может быть, даже не существует. Я доходчиво объяснил?
— Да, но почему они стали так делать? — спросил Элбрайт.
— Потому что на деле всегда выходит иначе, чем кажется поначалу, — ответил Броньола. — Это как китайское домино. Открываешь первую кость в пирамиде, и под ней оказываются другие, и ты можешь снять их все, так и не найдя нужной тебе. И, наоборот, если ты не станешь этого делать, то нужная кость, как назло, окажется внизу.
— А что говорит контрразведка? — спросил Болан.
— Да ничего не говорит, ты же их прекрасно знаешь. Дело уже закончится, а они только соизволят решить, что что-то случилось.
— И все же, Андерсоном стоит заняться, а Хэл?
— Несомненно, — ответил Броньола.
— Я постараюсь быть полезным. Насколько смогу. — Болан поднялся. — Идем, Дон.
И прежде, чем Элбрайт осознал, что нужно уходить, Палач уже исчез в дверном проеме.
* * *
Юрий Кущенко наслаждался, сидя за рулем "понтиака Гран При". Еще будучи курсантом разведшколы в Балашихе, среди множества автомобилей, имевшихся в распоряжении тренировочного центра, он отдавал предпочтение спортивным машинам этой марки. И теперь, глядя на то, с какой нежностью этот человек пробует машину, торговец подержанными автомобилями радостно улыбался, предвкушая скорую прибыль. Кущенко удовлетворенно кивнул, когда машина на приличной скорости добросовестно прошла несколько крутых поворотов шоссе на окраине Ричмонда, штат Вирджиния.
— Ей всего несколько лет и я уверяю вас, что у меня никогда не было машины в таком хорошем состоянии. И пробег-то всего двадцать тысяч, смешно сказать... Я думаю, она принадлежала какой-нибудь престарелой дамочке... — Ланс Пурвис ожидал, что человек за рулем умрет от хохота. Но Кущенко не отреагировал на его слова.
Кущенко продолжал гнать машину по шоссе от города. Приземистый спортивный автомобиль имел хорошие аэродинамические свойства и прекрасно слушался водителя. Несмотря на заверения торговца, машина была немного потерта, но только снаружи. Кущенко расценил это как достоинство — автомобиль не так привлечет внимание. Торговец начинал действовать ему на нервы. Кущенко ощутил неотвратимое желание всадить пулю в лоб неугомонному еврею и присвоить автомобиль в качестве моральной компенсации. Но он подавил в себе этот порыв. Довольно трупов, в противном случае ему не удастся сделать и половины намеченного.
Кущенко свернул на пыльную площадку на обочине шоссе и, чуть не задев за дерево, ловко развернул машину на сто восемьдесят градусов.
— Боже! — взвыл Пурвис. — Он судорожно вцепился в консоль автомобиля, помешав Кущенко переключить передачу.
— Простите за причиненное беспокойство, — извинился Кущенко, — но я знаю, что хочу купить, и должен удостовериться в том, что эта старушка удовлетворит меня. Теперь я вижу, что все в порядке. Я покупаю её, если, конечно, вы не запросите слишком много.
Кущенко вспомнил бесконечные лекции о жадности капиталистов, в особенности американцев. Теперь он должен был сторговаться и попытаться снизить цену, насколько это возможно.
Пурвис слегка расслабился, услышав о намерении незнакомца купить автомобиль.
— Вот и хорошо! — воскликнул он, потирая ладони. — Давайте вернемся в город и обсудим это в моем кабинете.
Кущенко ответил чуть заметным кивком. Он резко тронулся с места и вырулил на шоссе. При этом Пурвис прилип к спинке сиденья, но это уже не беспокоило его — предвкушение барыша компенсировало неудобства резкой манеры вождения незнакомца.
Часом позже, когда закончилась возня с бумагами, Кущенко достал из кармана пачку новеньких, хрустящих банкнот и, отсчитав три тысячи, сложил их аккуратной стопкой на стол Пурвиса.
— Вы можете сразу и зарегистрировать машину, — сказал тот, забирая деньги. — Всего в двух кварталах отсюда находится Бюро автотранспорта. Временные номера действительны не более двух недель.
— Спасибо, я обязательно туда загляну, — ответил учтиво Кущенко.
Пурвис встал из-за стола и протянул Кущенко руку:
— Берегите машину, — сказал он назидательно. — Вы слышите, маленькая багги любит заботу и ласку.
— Багги? — переспросил Кущенко.
— Да, то есть машина. Вы молоды, и в вашей среде, наверное, никто так не выражается. — Пурвис покачал головой. — Неужели вы никогда не слышали такого слова? Я, наверное, отстал от жизни.
— Да что вы, — оправдывался Кущенко, — я просто задумался о другом и не расслышал, что вы сказали.
— Не утешайте меня, — торговец горько улыбнулся, — я, должно быть, старею. Ну что ж, рад с вами познакомиться, мистер Андерсон.
Они еще раз обменялись рукопожатием. Кущенко вышел и улыбнулся, глядя на свою покупку. Он ждал этого момента очень долго. Теперь его "командировка" обещала быть более веселой, нежели предполагалось вначале. Видимо, решил он, это была ниспосланная свыше компенсация за длительные тренировки, лишения и жесточайшую дисциплину разведшколы. Несколько дней, проведенных с этой заморской красавицей, могли окупить многие месяцы прежней серой жизни. Однако не всё...
Поигрывая ключами, он спустился по деревянной лестнице конторы на гравий автостоянки и приблизился к "Гран При". Он медленно обошел машину, погладив ладонью её упругое металлическое тело. Затем сел за руль и осторожно выехал со стоянки. Теперь он больше не привлекал к себе внимания, и его задачей было как можно незаметнее слиться с окружающей жизнью.
Он медленно ехал по тихим улицам американского города средней величины, все больше привыкая к машине, которая с этого момента должна была стать его единственным видом транспорта.
Но, естественно, ненадолго. Хотя тем не менее теперь не было необходимости брать машину напрокат или заказывать билеты на поезд или самолет, а его командировка должна была закончиться раньше, чем закончится срок действия временных номеров для автомобиля.
При оформлении покупки он, согласно инструкции, назвался Андерсоном. Однако, делая это, он чувствовал себя не очень уютно. Чем реже он будет использовать это имя, тем легче ему остаться в тени. Но он уже успел оставить свой след в этом городе, хотя и незначительный — фамилия была довольно распространенной, — и даже эта мелочь могла сыграть роковую роль.
Выехав за пределы Ричмонда, Кущенко улыбнулся. Глядя на просторы фермерских земель, он чувствовал себя более спокойно. Этот ландшафт, в отличие от кварталов Ричмонда, напоминал ему Россию. Он не ощущал себя совсем чужим на этой земле. От мысли, что он сам себе хозяин, его переполнял бурный, чуть ли не первобытный восторг. Наслаждаясь свободой, он даже начал забывать о том, зачем он здесь и что ждет его впереди.
Кущенко включил радиоприемник и наугад крутанул ручку настройки. Оголтелый рок, хлынувший из динамиков, показался ему слишком несуразным по сравнению с елейным сортом этой музыки, разрешенным в СССР. Кущенко стало даже не по себе. Дикое завывание гитар и мощные пульсации ритм-барабанов были слишком примитивны для его вкуса, не привыкшего к американским хит-парадам.
Итак, настало время сделать следующий шаг на пути к намеченной цели.
Кущенко думал об этом с сожалением. Не потому, что он был не согласен с планами руководства, просто выполнение задания означало окончание американской сказки. Действительно, он не мог не восторгаться страной, где покупка автомобиля занимает всего час времени, а не десять лет ожидания своей очереди.
Следующий шаг... Затем еще и еще... Он двигался к цели. Он обязан был сделать это, хоть и находился в свободной стране.
9
Болан начинал нервничать. Более всего он ненавидел ожидание. Его собственная война была остановлена на неопределенный срок, а враги получили долгожданную передышку. Но злокачественная опухоль существовала. Воплощенная в лице КГБ, она жила и продолжала разъедать здоровую ткань организма, уничтожая клетки.
Теперь, ожидая Элбрайта, который должен был раздобыть данные контрразведки, Болан умирал от нетерпения. Инструменты, касающиеся его рода занятий, чистые и готовые к действию, лежали на низком столике гостиничного номера. Шагая по помещению, Болан, кажется, начинал даже слышать, как они ржавеют. Огромная энергия, сосредоточенная в четырех стенах, приобретала довольно взрывоопасную концентрацию и, кажется, приближалась к критической отметке. Чтобы хоть как-то снять напряжение, Болан выключил свет и опустился на кровать.
Вскоре нервное возбуждение превысило критическую точку и сменилось безграничным унынием. Болан попал в медленно вращающиеся жернова бюрократии, и его воля и терпение уже начали надламываться, превращаясь в серую муку отчаяния. А отчаяние было его злейшим врагом.
Потеря уверенности в себя делала его неосторожным, и это могло стоить ему жизни. Но, несмотря ни на что, он рвался в бой, изнывая от невозможности продолжать свою войну. Каждая минута ожидания была утеряна безвозвратно, в то время, как рак прогрессировал, вгрызаясь в тело Америки.
Болан допускал, что Элбрайту может понадобиться много времени, и надеялся, что тот не потратит его даром. Он нуждался в действиях, как наркоман жаждет спасительной дозы зелья. Хотя между такой самоотверженностью и одержимостью было тонкое различие, тем не менее его преданность идее в большинстве случаев принималась официальными кругами за манию, навязчивую идею, за безрассудное проявление животных инстинктов.
Поэтому Болан и состоял в черных списках многих организаций, преследовавших по сути те же цели, что и он сам.
Преданность. Некоторые из этих самодовольных идиотов были удовлетворены своим положением. Развалившись в кресле своего кабинета, они потягивали кофе, курили сигары и спокойно дожидались пенсии. Другие были просто тупицами и не могли себе представить, как крепко их руки связаны системой, которой они служили. Но наихудшими оказывались те, кто продавал свою преданность любому, заплатившему им побольше. К ним Болан не чувствовал ничего, кроме презрения.
Болан подозревал, что именно такой человек находился в центре всей этой головоломки и по взмаху его дирижерской палочки события принимали тот или иной оборот. Кто бы он ни был, его позиция была выбрана удачно: не слишком близко к месту действия, дабы не оказаться обнаруженным, и не слишком далеко, чтоб иметь возможность следить за происходящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Прежде чем ответить, Броньола выплюнул изжеванную, так и не прикуренную сигару в пепельницу.
— Это не вызывает никаких сомнений потому, что шифровки исходят из тринадцатого отдела КГБ. Сейчас он именуется отделом "В", управление "С", но по сути это ничего не меняет. Отдел все так же исправно занимается тем, что наши московские коллеги называют "мокрыми делами", то есть убийствами.
— Как звучит его условное имя? — спросил Болан.
— Петров.
— Это что-нибудь значит?
— Можно сказать, нет.
Болан выпрямился и пододвинулся поближе к Броньоле.
— Мне неясно, зачем им такие сложности... Ведь есть много более простых способов закинуть в страну человека, не привлекая к себе никакого внимания. Например, через Мексику или Канаду. Бумаги легко подделать. Нет, говорю вам, здесь все не так просто...
— Я согласен с тобой, Мак, — сказал Броньола. — Но чего они добиваются?
— Может, они хотят нас дезориентировать? — предположил Элбрайт.
— Маловероятно, — отрезал Куртцман.
— Постойте, может быть, Элбрайт прав... — сказал Броньола. — Может быть, им на руку, чтобы мы искали этого человека.
— Да, — отозвался Болан. — Если мы будем думать, что у них на уме не убийство, а что-то другое и Андерсон — лишь прикрытие, то, разумеется, мы начнем гоняться за чем-то, что, может быть, даже не существует. Я доходчиво объяснил?
— Да, но почему они стали так делать? — спросил Элбрайт.
— Потому что на деле всегда выходит иначе, чем кажется поначалу, — ответил Броньола. — Это как китайское домино. Открываешь первую кость в пирамиде, и под ней оказываются другие, и ты можешь снять их все, так и не найдя нужной тебе. И, наоборот, если ты не станешь этого делать, то нужная кость, как назло, окажется внизу.
— А что говорит контрразведка? — спросил Болан.
— Да ничего не говорит, ты же их прекрасно знаешь. Дело уже закончится, а они только соизволят решить, что что-то случилось.
— И все же, Андерсоном стоит заняться, а Хэл?
— Несомненно, — ответил Броньола.
— Я постараюсь быть полезным. Насколько смогу. — Болан поднялся. — Идем, Дон.
И прежде, чем Элбрайт осознал, что нужно уходить, Палач уже исчез в дверном проеме.
* * *
Юрий Кущенко наслаждался, сидя за рулем "понтиака Гран При". Еще будучи курсантом разведшколы в Балашихе, среди множества автомобилей, имевшихся в распоряжении тренировочного центра, он отдавал предпочтение спортивным машинам этой марки. И теперь, глядя на то, с какой нежностью этот человек пробует машину, торговец подержанными автомобилями радостно улыбался, предвкушая скорую прибыль. Кущенко удовлетворенно кивнул, когда машина на приличной скорости добросовестно прошла несколько крутых поворотов шоссе на окраине Ричмонда, штат Вирджиния.
— Ей всего несколько лет и я уверяю вас, что у меня никогда не было машины в таком хорошем состоянии. И пробег-то всего двадцать тысяч, смешно сказать... Я думаю, она принадлежала какой-нибудь престарелой дамочке... — Ланс Пурвис ожидал, что человек за рулем умрет от хохота. Но Кущенко не отреагировал на его слова.
Кущенко продолжал гнать машину по шоссе от города. Приземистый спортивный автомобиль имел хорошие аэродинамические свойства и прекрасно слушался водителя. Несмотря на заверения торговца, машина была немного потерта, но только снаружи. Кущенко расценил это как достоинство — автомобиль не так привлечет внимание. Торговец начинал действовать ему на нервы. Кущенко ощутил неотвратимое желание всадить пулю в лоб неугомонному еврею и присвоить автомобиль в качестве моральной компенсации. Но он подавил в себе этот порыв. Довольно трупов, в противном случае ему не удастся сделать и половины намеченного.
Кущенко свернул на пыльную площадку на обочине шоссе и, чуть не задев за дерево, ловко развернул машину на сто восемьдесят градусов.
— Боже! — взвыл Пурвис. — Он судорожно вцепился в консоль автомобиля, помешав Кущенко переключить передачу.
— Простите за причиненное беспокойство, — извинился Кущенко, — но я знаю, что хочу купить, и должен удостовериться в том, что эта старушка удовлетворит меня. Теперь я вижу, что все в порядке. Я покупаю её, если, конечно, вы не запросите слишком много.
Кущенко вспомнил бесконечные лекции о жадности капиталистов, в особенности американцев. Теперь он должен был сторговаться и попытаться снизить цену, насколько это возможно.
Пурвис слегка расслабился, услышав о намерении незнакомца купить автомобиль.
— Вот и хорошо! — воскликнул он, потирая ладони. — Давайте вернемся в город и обсудим это в моем кабинете.
Кущенко ответил чуть заметным кивком. Он резко тронулся с места и вырулил на шоссе. При этом Пурвис прилип к спинке сиденья, но это уже не беспокоило его — предвкушение барыша компенсировало неудобства резкой манеры вождения незнакомца.
Часом позже, когда закончилась возня с бумагами, Кущенко достал из кармана пачку новеньких, хрустящих банкнот и, отсчитав три тысячи, сложил их аккуратной стопкой на стол Пурвиса.
— Вы можете сразу и зарегистрировать машину, — сказал тот, забирая деньги. — Всего в двух кварталах отсюда находится Бюро автотранспорта. Временные номера действительны не более двух недель.
— Спасибо, я обязательно туда загляну, — ответил учтиво Кущенко.
Пурвис встал из-за стола и протянул Кущенко руку:
— Берегите машину, — сказал он назидательно. — Вы слышите, маленькая багги любит заботу и ласку.
— Багги? — переспросил Кущенко.
— Да, то есть машина. Вы молоды, и в вашей среде, наверное, никто так не выражается. — Пурвис покачал головой. — Неужели вы никогда не слышали такого слова? Я, наверное, отстал от жизни.
— Да что вы, — оправдывался Кущенко, — я просто задумался о другом и не расслышал, что вы сказали.
— Не утешайте меня, — торговец горько улыбнулся, — я, должно быть, старею. Ну что ж, рад с вами познакомиться, мистер Андерсон.
Они еще раз обменялись рукопожатием. Кущенко вышел и улыбнулся, глядя на свою покупку. Он ждал этого момента очень долго. Теперь его "командировка" обещала быть более веселой, нежели предполагалось вначале. Видимо, решил он, это была ниспосланная свыше компенсация за длительные тренировки, лишения и жесточайшую дисциплину разведшколы. Несколько дней, проведенных с этой заморской красавицей, могли окупить многие месяцы прежней серой жизни. Однако не всё...
Поигрывая ключами, он спустился по деревянной лестнице конторы на гравий автостоянки и приблизился к "Гран При". Он медленно обошел машину, погладив ладонью её упругое металлическое тело. Затем сел за руль и осторожно выехал со стоянки. Теперь он больше не привлекал к себе внимания, и его задачей было как можно незаметнее слиться с окружающей жизнью.
Он медленно ехал по тихим улицам американского города средней величины, все больше привыкая к машине, которая с этого момента должна была стать его единственным видом транспорта.
Но, естественно, ненадолго. Хотя тем не менее теперь не было необходимости брать машину напрокат или заказывать билеты на поезд или самолет, а его командировка должна была закончиться раньше, чем закончится срок действия временных номеров для автомобиля.
При оформлении покупки он, согласно инструкции, назвался Андерсоном. Однако, делая это, он чувствовал себя не очень уютно. Чем реже он будет использовать это имя, тем легче ему остаться в тени. Но он уже успел оставить свой след в этом городе, хотя и незначительный — фамилия была довольно распространенной, — и даже эта мелочь могла сыграть роковую роль.
Выехав за пределы Ричмонда, Кущенко улыбнулся. Глядя на просторы фермерских земель, он чувствовал себя более спокойно. Этот ландшафт, в отличие от кварталов Ричмонда, напоминал ему Россию. Он не ощущал себя совсем чужим на этой земле. От мысли, что он сам себе хозяин, его переполнял бурный, чуть ли не первобытный восторг. Наслаждаясь свободой, он даже начал забывать о том, зачем он здесь и что ждет его впереди.
Кущенко включил радиоприемник и наугад крутанул ручку настройки. Оголтелый рок, хлынувший из динамиков, показался ему слишком несуразным по сравнению с елейным сортом этой музыки, разрешенным в СССР. Кущенко стало даже не по себе. Дикое завывание гитар и мощные пульсации ритм-барабанов были слишком примитивны для его вкуса, не привыкшего к американским хит-парадам.
Итак, настало время сделать следующий шаг на пути к намеченной цели.
Кущенко думал об этом с сожалением. Не потому, что он был не согласен с планами руководства, просто выполнение задания означало окончание американской сказки. Действительно, он не мог не восторгаться страной, где покупка автомобиля занимает всего час времени, а не десять лет ожидания своей очереди.
Следующий шаг... Затем еще и еще... Он двигался к цели. Он обязан был сделать это, хоть и находился в свободной стране.
9
Болан начинал нервничать. Более всего он ненавидел ожидание. Его собственная война была остановлена на неопределенный срок, а враги получили долгожданную передышку. Но злокачественная опухоль существовала. Воплощенная в лице КГБ, она жила и продолжала разъедать здоровую ткань организма, уничтожая клетки.
Теперь, ожидая Элбрайта, который должен был раздобыть данные контрразведки, Болан умирал от нетерпения. Инструменты, касающиеся его рода занятий, чистые и готовые к действию, лежали на низком столике гостиничного номера. Шагая по помещению, Болан, кажется, начинал даже слышать, как они ржавеют. Огромная энергия, сосредоточенная в четырех стенах, приобретала довольно взрывоопасную концентрацию и, кажется, приближалась к критической отметке. Чтобы хоть как-то снять напряжение, Болан выключил свет и опустился на кровать.
Вскоре нервное возбуждение превысило критическую точку и сменилось безграничным унынием. Болан попал в медленно вращающиеся жернова бюрократии, и его воля и терпение уже начали надламываться, превращаясь в серую муку отчаяния. А отчаяние было его злейшим врагом.
Потеря уверенности в себя делала его неосторожным, и это могло стоить ему жизни. Но, несмотря ни на что, он рвался в бой, изнывая от невозможности продолжать свою войну. Каждая минута ожидания была утеряна безвозвратно, в то время, как рак прогрессировал, вгрызаясь в тело Америки.
Болан допускал, что Элбрайту может понадобиться много времени, и надеялся, что тот не потратит его даром. Он нуждался в действиях, как наркоман жаждет спасительной дозы зелья. Хотя между такой самоотверженностью и одержимостью было тонкое различие, тем не менее его преданность идее в большинстве случаев принималась официальными кругами за манию, навязчивую идею, за безрассудное проявление животных инстинктов.
Поэтому Болан и состоял в черных списках многих организаций, преследовавших по сути те же цели, что и он сам.
Преданность. Некоторые из этих самодовольных идиотов были удовлетворены своим положением. Развалившись в кресле своего кабинета, они потягивали кофе, курили сигары и спокойно дожидались пенсии. Другие были просто тупицами и не могли себе представить, как крепко их руки связаны системой, которой они служили. Но наихудшими оказывались те, кто продавал свою преданность любому, заплатившему им побольше. К ним Болан не чувствовал ничего, кроме презрения.
Болан подозревал, что именно такой человек находился в центре всей этой головоломки и по взмаху его дирижерской палочки события принимали тот или иной оборот. Кто бы он ни был, его позиция была выбрана удачно: не слишком близко к месту действия, дабы не оказаться обнаруженным, и не слишком далеко, чтоб иметь возможность следить за происходящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35