Но он не мог узнать, чего МПА хочет достичь в Коста-Рике, посылая туда двадцать тренированных убийц (он вычислил их количество по количеству оружия, которое им требовалось). Коста-Рика была стабильной, относительно процветающей страной, которая, не в пример некоторым своим соседям, не воевала после малой гражданской войны, которая закончилась в 1949 году. Там не было армии, выборы проходили регулярно и без мошенничества, там не было партизанского движения, которое следовало поддерживать или подавлять. В конечном счете он признал, что МПА не собиралась вмешиваться во внутренние дела Коста-Рики, как это делали «Юнайтед Фрутс» и ЦРУ в Гватемале в 1951-м или ГТТ и ЦРУ в Чили в 1973-м.
И даже не потому, что МПА имела влияние в Коста-Рике — их в этой стране интересовала главным образом говядина, и если по какой-то причине местное производство пришло в упадок или «Буллбур-гер» был бы вытеснен «Макбургером», это выглядело бы крошечным пятнышком на фоне огромных межнациональных прибылей.
В удобном и роскошном помещении на первом этаже его дома на Кадоган сквер, которое он называл своим офисом, Добсон размышлял, вертя в пальцах безделушку, сидя за своим столом, который, как клятвенно заверял продавец, некогда принадлежал Наполеону. Его мягкие ладони и наманикюренные пальцы поглаживали кожаную цвета бычьей крови обивку его большого рабочего кресла, сделанного специально в комплект к столу. «В чем я нуждаюсь сейчас, — пробормотал он себе под нос, — так это во всестороннем подходе к вопросу». Он потянулся к телефону — всесторонний подход был товаром, который Мэтт Добсон покупал при необходимости.
* * *
Следующий день, время ланча, «Стар и Картер», Кью-Грин. Саул Каган, одетый в свой обычный неряшливый твидовый костюм, с итонским галстуком, завязанным подобием узла, который не развязывался в течение не менее четверти века, а просто затягивался по утрам и ослаблялся вечером, сидел на скамье, перед ним стояли сосиски с картофельным пюре, его коричневый плащ лежал с одной стороны, а с другой сидел Тед Бретт.
Они представляли собой пару противоположностей. Кагану было сильно за пятьдесят, и он выглядел так сомнительно, как только может выглядеть человек, который был исключен из Итона за гомосексуализм («Мы все занимались этим, старина, но я делал это на Виндзор-Хай стрит») в шестнадцать лет и который позднее работал на Ми5, СИС, ЦРУ и КГБ, а иногда и на все четыре разведки сразу. Тед Бретт, в свою очередь, был образец добросовестного исследователя: красивый пуловер от Маркса и Спаркса, вельветовые брюки и на тарелке — кукурузные оладьи и камбала.
Он прожевал и отпил глоток из полу-пинтовой кружки «Спеклед хен», которую с его соизволения купил для него Каган. Бретт редко пил за ланчем в рабочие дни, но поскольку это был обед за чужой счет, что с ним случалось нечасто, он решил, что можно и выпить.
— Как я понимаю, — это была одна из любимых фраз Теда, — ты утверждаешь, что цель книги, которую ты собираешься писать, — доказать, что многонациональные пищевые конгломераты должны быть уязвимы, если они терпят неудачу с главным пищевым продуктом, которым они занимаются.
— Что-то вроде этого.
Это было на самом деле совсем не так, но Кагану уже было около шестидесяти, и он усвоил за эти годы, что эксперты не поделятся мыслями и идеями, пока могут убеждать себя в том, что они действительно принадлежат им, а не подсказаны кем-то другим. Так что он спокойно позволил Бретту распространяться дальше.
— На самом деле это не тот случай. «Букер Макконнелл», например, зависит больше от маркетинга и доставки, чем от реальной продукции. «Набиско» — главный переработчик, и если пересыхает один источник сырья, они переходят к другому, а если исчезнет целый участок деятельности, так ведь их средства вложены во многие области, — он был не вполне уверен во всем этом, но это подводило к тому, что он хотел сказать. — Однако если взять МПА, то тут совсем другое дело.
Бретт слегка покраснел от этой вульгарности, но почувствовал, что был прав. Кроме того, Каган (которого Бретт знал под реальным именем весьма популярного автора триллеров, на что Каган намекал) был, несмотря на свой возраст, более чем вульгарен сам по себе.
— Компания-учредитель разработала способы переработки маиса, который американцы называют кукурузой, в самом начале нашего века. Кукурузные хлопья, попкорн, кукурузная мука и много чего еще. Кукуруза до сих пор остается в самом центре их деятельности. Сейчас та, что они потребляют, растет в «кукурузном поясе» Соединенных Штатов и кое-где еще, но она вся гибридизирована с целью получения нужных им качеств, хотя мы обеспечили им возможности для генетического конструирования...
Тед остановился, осознав, что начатая им фраза оказалась слишком длинной и он забыл, с чего начал. Он глотнул еще пива и начал все по новой.
* * *
Тем же вечером Каган позвонил на Кадоган сквер и после порции пива отчитался, сидя в шератоновском кресле перед столом Наполеона. Он раздумывал, знал ли Добсон о том, что данный Наполеон звался Луи и находился внучатым племянником первому Наполеону.
— МПА зависит от кукурузы, почти вся она растет в США и, поскольку все зависит от нее, гибридизирована, или, более точно, выведена генетически. Сорта, выведенные таким искусственным путем, весьма чувствительны к болезням, паразитам, неожиданным климатическим изменениям и тому подобному, потому что в процессе выведения иммунная система имеет тенденцию деградировать или даже исчезать совсем.
Разумеется, где бы ни росла их кукуруза, МПА субсидирует поставщиков, снабжает пестицидами, антивирусными препаратами, антибиотиками и прочим. Но это все нацелено на известные напасти. Любая неожиданность нанесет им ущерб — паразит, жучок, который нападает на их кукурузу сортов МПА и устойчив к искусственным средствам защиты, которые есть в их распоряжении. Сорта МПА — близкородственные, так что даже не понадобится разнообразие вредителей, и если жучки быстро размножаются, это должно стать для МПА тем же, чем саранча периодически становится для Восточной Африки.
Добсон, откинувшись назад так, что свет лампы венецианского стекла не попадал на его лицо, чтобы скрыть блеск глаз, почувствовал, что кровь быстрее струится по жилам и сердце бьется чаще. Он хватил изрядный глоток виски.
— Так какого рода оборудование может понадобиться для выведения такой... такого паразита?
— Ну, несомненно, если у них есть жизнеспособная основа для работы, какое-нибудь отвратительное насекомое или грибок, или что еще, если что-нибудь достаточно мерзкое уже существует, и это просто вопрос разведения того, что преодолеет уже существующие защиты МПА, то не так уж много. Исследовательская станция, на которой они могут выращивать сорта кукурузы МПА, лаборатории, где они могут разводить и изменять этих паразитов, несколько акров земли, хорошие техники, которые знают свое дело, необходимое оборудование, но ничего невообразимо дорогого... И еще две вещи.
— Да?
— Мотив и время. Мой источник сказал, что-то около пяти или шести лет.
— А мотив?
Каган широко зевнул и улыбнулся одной из своих редких улыбок. Не очень приятное зрелище, учитывая состояние его зубов.
— Должен быть соперник, который пытается вытеснить МПА из дела. Но более вероятно вымогательство. Вывести жучка, продемонстрировать его на нейтральной территории, дать МПА шанс выкупить патент. Они должны будут заплатить миллионы. Может быть, и миллиарды.
Наступило молчание, когда оба они размышляли над тем, что произошло, и смаковали виски, которому было пятьдесят лет.
— Еще глоток?
«Боже, — подумал Каган, — я, должно быть, сделал все верно».
— Почему бы нет, — сказал он и поставил свою рюмку.
Добсон наполнил ее, затем сказал:
— Коста-Рика?
— Думаю, что нет.
— Почему?
— Вдоль и поперек Тиколанд в руках у янки, и они там держат нос по ветру. Они знают чертовски хорошо, что, если они окажут малейшую поддержку социализму или демократии, ЦРУ и Пентагон перекроют им кран. А серьезная опасность для МПА выглядит именно так.
— Далее. Границы. Панама или Никарагуа. Там есть мощные фракции, которым понравилось бы серьезно насолить дяде Сэму.
— А на самом деле и МПА. Видите ли, в целом операции МПА подрывают производство в «третьем мире» кукурузы, основного продукта питания в большинстве стран, не только как чистого урожая, но еще и как средства существования...
Но Добсона мало интересовали голодающие крестьяне — пока их хозяевам не становилось нужно оружие, чтобы усмирить их.
— Которая страна? Никарагуа или Панама?
— Я склоняюсь к Никарагуа. Если операция, о которой вы говорили мне, направлена из Коста-Рики, цель должна быть поблизости от границы. Сейчас пограничные зоны Никарагуа и на севере, и на юге контролируются армией, которая по-прежнему состоит из сандинистов и бывших партизан. Правительству Чаморро было бы сложно чинить помехи исследовательской станции возле границы с Коста-Рикой, не получив прежде одобрения сандинистов. Им было бы трудно даже узнать о ней. Особенно если ее финансируют частные лица, а это вполне возможно. Есть много сердобольных левых филантропов, которые еще посылают денежки прямиком сандинистам.
Снова наступило молчание.
— Вы сделали все хорошо.
— Может быть. Но это основано на догадках.
— Хотя они многое проясняют.
— Я полагаю...
Добсон издал вздох, который значил, что пора идти. Каган отклеился от спинки кресла.
— Чек на почте?
— Разумеется.
В дверях Каган обернулся.
— У меня нет идеи, которая вам пригодится, Мэт, но с другой стороны...
— Да?
— У тикос весьма строгие законы относительно оружия, нелегальном его ввозе, частных армиях — вы об этом говорили. Вероятно, там меньше стволов на душу населения, чем где-либо в мире. Что я скажу, так это если власти узнают, что целый арсенал появился у них на границе, особенно вместе с мошенниками, которые его используют, они будут очень злы.
Добсон подумал. Каждое действие вызывает противодействие.
— Спасибо, Саул. Я подумаю над этим.
Это казалось Добсону весьма подходящим вариантом. Он допил свою рюмку, встал, подошел к высокому окну и посмотрел наружу, на деревья и клумбы, которые образовывали, возможно, самый примечательный сквер в Лондоне. План начинал вырисовываться в его голове: факт, что он купил арсенал для Финчли-Кэмдена за сто пятьдесят тысяч. Если он сможет устроить так, чтобы оружие пропало, он сделает на этом сотню, и теперь он считал, что видит, как можно это устроить. И может быть, если повезет, он получит еще и те двести пятьдесят тысяч.
17
Через час они дошли до реки. Первой приметой была зеленая завеса впереди вместо отступившего лесного сумрака, который окружал их, завеса, которая вскоре стала настоящей стеной плотной береговой растительности, бурно процветающей растительной и животной жизни, тянущейся к свету. Тут были орхидеи и множество других цветов, огромные пчелы, бабочки, древесные лягушки, ящерицы и попугаи — желтые, как лютики, и фиолетовые, свесившие лазоревые перья хвостов. Выйти к краю было почти невозможно, и было трудно определить, где река и где берег, так заросло все переплетенными мангровыми корнями.
Паркер размахивал своим новеньким мачете и прорубил окно, в которое было видно реку — триста метров серой воды до другого берега под затянутым облаками небом.
— И нам никак туда не перебраться, — констатировал Гудалл.
— Здесь — нет. Но если мы пройдем немного по течению, мы придем к лодочной станции.
Было очень жарко и очень влажно, и постоянно капало сверху, хотя это еще не был настоящий дождь, и одежда прилипала к телу. Даже идя позади Диты, Гудалл понял, что она не носит бюстгальтера под футболкой, которая была достаточно свободной, но теперь облепила ее тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34