А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

«Откуда в организме так много крови?» Сантуш снова прикрыл простыней тело профессора.
Солдаты положили труп на носилки и зачем-то понесли в здание санчасти. Там никого не было. Медсестра Женька уже сгружала раненых в Менонге.
— Ох, эти штатские... — вздохнул Рубцов и приказал вернуться на закрепленные позиции.
Найденов не двинулся с места. Он продолжал смотреть на лужу крови и никак не мог сообразить, что это все, что осталось от профессора Вентуры...
Отца Аны. Рубцов обнял его за голову. У Найденова текли слезы. Он уткнулся в пахнущее гарью плечо подполковника.
— Ничего, — сказал тот, — следующим рейсом отправишься с ним в Менонгу. Я убеждал Панова никаких профессоров не брать. В нашем деле нельзя людьми рисковать...
Сантуш крикнул с наблюдательного пункта, что БТРы двинулись к крепости. Рубцов бросился наверх. Найденов поплелся за ним. Он не думал о происходящем. Смерть профессора затмила все, даже собственный страх. Через глубокие бойницы хорошо были видны приближавшиеся бронемашины. Впереди шел советского производства БТР, за ним самоходное орудие. По нему-то и приказал открыть орудийный огонь Рубцов. Солдаты Сантуша оказались плохо обученными стрельбе. Снаряды умудрялись вспарывать землю намного правее колонны. Тем не менее унитовцы остановились. Из БТРа выскочили солдаты и бросились врассыпную.
С крепостной стены ударил пулемет. Один человек в пятнистой форме не успел далеко отбежать от БТРа. Он как бежал, пригнувшись к земле, так и ткнулся в нее головой. Рубцов зло рассмеялся:
— Пусть сунутся. Перестреляем, как в тире.
— А ночью? — насторожился Найденов.
— К ночи придет подкрепление... А не придет, на ужин так ударим, что мигом сдует с шоссе.
Оптимизм подполковника был продиктован только жаждой боя. Не прошло и двадцати минут, как противник предпринял первую атаку. На самоходке открыли стрельбу по огневым гнездам крепости. Короткими перебежками пришли в движение бойцы УНИТА. Рубцов сам устроился у пулемета и, весело матерясь, заставил их прижаться к земле... Хотя его несколько озадачила поспешная активность противника. Объяснение появилось довольно быстро.
Как только смолкли выстрелы, стал слышен устойчивый рокот шести или семи вертолетов сразу. Они летели со стороны шоссе. И в то же время из-за лесного горизонта вынырнул вертолет, возвращавшийся из Менонге. Ситуация усложнилась. Нужно было бросить все силы для отражения атаки с воздуха. И прежде всего спасти свой вертолет. Внимание унитовских летчиков следовало сконцентрировать на шоссе перед крепостью. Для этого из всех видов орудий, развернутых в сторону шоссе, по приказу Рубцова был открыт огонь. Задымился и эффектно взорвался головной БТР. Самоходка, несколько раз огрызнувшись прицельным огнем, тяжело сползла задом в кювет.
Такое развитие событий не могло не привлечь внимания летчиков.
Заходя по двое, они обрушили на крепость лавину ракетного огня. Но и Санчес не подкачал. Две машины рухнули, так и не успев произвести залп. В результате удалось отогнать унитовские вертолеты от крепости. Этим воспользовались наши летчики и на низкой высоте буквально перевалились через тыльную сторону крепости.
Рубцов носился от орудия к орудию, стрелял, командовал, выправлял прицел и остановился только тогда, когда к нему подбежал сержант Сантуш.
Выяснилось, что серьезно ранен Санчес. Ему осколками раздробило плечо и задело шейные позвонки. Рубцов понял, что остался один. Второе известие способно было подкосить любого — летчики передали приказ из советской миссии: дополнительные силы в операции задействованы не будут. Генерал Панов приказал действовать, исходя из оперативной обстановки.
— Ах, ты, сволочь... — процедил Рубцов и обратился к Найденову, приноравливавшемуся стрелять из миномета:
— Брось ломать полезную вещь. Живо к вертолету. Мы с Сантушем прикроем вас. Грузите раненых и побыстрее взлетайте.
— Все? — недоуменно спросил Найденов. — А вы?
— Мы еще немного повоюем. Назначаю тебя старшим группы. Отвечаешь за эвакуацию. Выполняй, майор, приказ...
Рубцов на несколько секунд задумался, подошел вплотную к Найденову и медленно, подбирая слова, сказал:
— Доложи в Луанде генералу Двинскому, что он был прав. Не хрена нам тут делать. Иди, — и оттолкнул майора.
Найденов побежал к вертолету. Погрузка раненых шла полным ходом.
Среди носилок он заметил одни, покрытые белой простыней с кровяным пятном.
Что-либо обдумывать, а тем более прощаться, было некогда. С минуты на минуту могла возобновиться атака с воздуха. Пока командиры противника обдумывали, чем вызвано появление вертолета, нужно было взлетать. От повторного лобового штурма уиитовцы решили воздержаться, и на горизонте вновь появились вертолеты. За ними Найденов наблюдал уже из иллюминатора. Несколько раз их машину подбросило. Это Рубцов, переместившись к зениткам, открыл заградительный огонь, не давая унитовским вертолетам отправиться в погоню.
САБЛИН
В отличие от большинства советских пассажиров, разбежавшихся по Римскому аэропорту в поисках дешевой торговли и банковских представительств, генерал Саблин уселся в первое попавшееся кресло и с удовольствием закурил.
Всего несколько сот километров отделяло его от триумфа. Воспользовавшись своим положением, генерал из кабины пилотов связался по рации с военной миссией в Луанде и узнал, что ночью успешно завершился штурм крепости. Быстро и без потерь. Эффективность операции, разработанной им, превзошла все ожидания.
Значит, Старая крепость — основной стратегический объект на направлении Лонга — Джамба — отныне не будет контролироваться войсками ФАПЛА. Интересно, как теперь УНИТА будет доставлять своим головорезам в глубь страны оружие и провиант? Без преувеличения можно сказать, что в затяжной войне сделан крутой поворот. И не кем-нибудь, а советской военной миссией. Пусть старперы из генштаба почешут затылки и подумают, на кого они решились поднять руку. На героя Анголы? Еще немного, и Саблин докажет штабным горе-теоретикам, что он лично не допустит превращения Анголы во второй Афганистан. Там бесславный конец, здесь безоговорочная победа МПЛА. А тогда можно и в Союз возвращаться.
Из головы Саблина никак не шла мысль, умело вогнанная туда стараниями Комиссарова и Геннадия Михайловича."Стране нужен генерал-победитель. Ему поверит народ, за ним пойдут войска". Страшная, занозливая мысль. Она ни на секунду не давала покоя. Пугала своим величием и несбыточностью. Глупо в преклонных годах уподобляться румяному лейтенанту, размышляющему на белой скамейке парка о стремительном продвижении в генералы.
Но Саблин не мог не думать о судьбах Отечества.
Если бы сейчас подошли к генералу и спросили, в каком городе, в какой стране он находится, Саблин долго не смог бы сообразить и, скорее всего, прогнал нахала.
Конечно, можно было бы еще раз связаться с миссией. Но как не хотелось Саблину постоянно находиться в курсе событий, нельзя было сеять в подчиненных подозрения. Перепроверяют выполнение приказа только неуверенные в себе командиры. Уж коль Рубцов взял Старую крепость, пусть попробуют у него ее отобрать. Из своего богатого военного опыта Саблин знал, что подобные операции надолго деморализуют противника. Вынуждают его затягивать с ответными действиями. Ведь план защиты крепости наверняка разработан унитовцами досконально, а план штурма не предусмотрен.
Саблин поднимался по трапу самолета с горделиво-надменным выражением лица.
ПАНОВ
Генерал Саблин продлил свое радужное состояние еще на несколько часов. Этого, к сожалению, уже не мог себе позволить генерал Панов. Его разбудили и сразу ошарашили сообщениями из Менонге. Панов помрачнел и полез в ванну с прохладной водой. Вяло открыл банку пива. В ожидании Емельянова погрузился в тяжелую полудрему. Перед закрытыми глазами возникала медсестра Женька — «киргизский мальчик». То он представлял ее окровавленной, то пытаемой огромными неграми, то в объятиях со своей женой — Светланой Романовной. В общем — чушь. Женьку было жалко. Но себя еще более. Скоро прилетит Саблин. Вот уж порадуется...
После условного стука дверь открылась, и в ванную комнату заглянул Емельянов. «Со мной Григорий Никитич», — не здороваясь, сообщил он. Панов приподнял тяжелые веки и невразумительно кивнул. Емельянов не понял, впустить Проценко или оставить за дверью. Но решил, что вдвоем легче отгавкиваться.
Полковник Проценко редко приглашался в святая святых генерала Панова — сияющую пятнистым мрамором и лимонным кафелем ванную комнату с большим овальным зеркалом, в котором отражался всякий, кто вступал в этот уголок сибаритства.
Не разлепляя век, генерал пробормотал: «Докладывайте».
Емельянов покосился на Проценко, тот отреагировал мгновенно и затараторил:
— Полковник Стреляный разместил всех раненых в госпитале. Жизнь большинства вне опасности. Пулевых ранений почти нет. Тяжело ранен полковник Санчес, задеты шейные позвонки. Его уже доставили в кубинский госпиталь. Мы в ближайшее время навестим товарища. Подполковник Рубцов и сержант Сантуш остались в крепости прикрывать вылет нашего вертолета. Есть основания считать их пропавшими без вести.
— Что?! — взревел Панов и с силой хлопнул ладонью по воде. Брызги веером обдали Проценко. — Вы мне о чем докладываете? О происшествии на офицерском пикнике? Вы хоть в общих чертах представляете размер международного скандала? — генерал высунул из воды руку с толстыми растопыренными пальцами и принялся их загибать, иллюстрируя свои подсчеты:
— Использование национального парка в военных целях — раз, гибель португальского профессора — два, участие в боевых действиях советского офицера — три, проведение операции без утверждения Москвой и приказа местного министерства — четыре... Что остается? А вот что, — генерал сложил при помощи оставшегося большого пальца фигу и принялся трясти ее над головой. — Вот что остается! Одна на всех!
Проценко понуро нахохлился. Его душа, открытая женскому хору, болезненно переносила грубость старших командиров. Емельянов, наоборот, внутренне собрался, понимая, что генерала охватила паника и здраво мыслить он не в состоянии. А значит, снова Емельянову спасать ситуацию. Самым приятным для референта явилось известие о невозвращении подполковника Рубцова. Ему очень хотелось считать его убитым. Но об этом станет известно только из сводок УНИТА.
Санчес тяжело ранен, значит, афера с вертолетами благополучно похоронена.
Генерал затаился и ждал от своих подчиненных хоть каких-нибудь идей. Емельянов не спешил их вываливать. Демонстративно разглядывал флаконы с одеколонами, бальзамы, баночки с кремами, веселящие глаз шампуни. Проценко боялся смотреть на генерала и на его отражение в зеркале.
Выдержав должную паузу, Емельянов изрек:
— Теперь все зависит от того, кто первым доложит в Москву. И, разумеется, как доложит. Григорий Никитич прав, когда не придает инциденту глобального характера. Да, была организована научная экспедиция с привлечением университетской профессуры. Да, случайно наткнулись на эту чертову крепость и случайно подорвались на старинном португальском арсенале. Кто ж виноват, что колонизаторы оставили в Анголе такое наследство? А профессора вообще убили бандиты, когда он размахивал белым флагом. Пусть их за это и осуждает международная общественность. Главное, нам не оправдываться, а начать первыми кампанию осуждения. А что без вести пропал подполковник, то придется признаться — недоработка с личным составом. Что делать — дебошир и пьяница. Кандидатура Саблина. Конечно, и Владимиру Никитичу перепадет...
Проценко грустно вздохнул. Генерал разлепил глаза и испытывающе смотрел на Емельянова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38