Навстречу Алексею бежали люди, обезумевшие от ужаса, окровавленные, растерзанные, размахивающие руками…. Продираясь сквозь толпу, он вошёл в здание вокзала.
«…Там… вон там они остались, на ту скамейку они сели… М-м-ми…. — извергалось из пересохшего рта Алексея. — Л-л-ле… Нет, — пытался он успокоить себя. — Да, это взрыв, такой же, какой был в центре города два месяца назад, это трагедия, но они-то живы… Они живы… Ведь не может такого быть, чтобы… Не может такого быть…»
На него налетел какой-то обезумевший человек в тюбетейке, с окровавленным лицом. Он махал руками и истошно кричал что-то по-таджикски… Алексей инстинктивно отшатнулся от него.
— Оцепить вокзал! — раздался откуда-то справа властный голос. — Рахимов, к тому выходу, Джурабеков — к этому!
— Погиб Джаббаров! Джаббаров погиб! — раздался голос в глубине вокзала. — Вот его тело. — Голос говорил по-таджикски, но Алексей понимал этот язык.
— Перекройте выходы! Немедленно! — крикнул властный голос слева.
Алексей хотел было повернуться направо и что-то посоветовать этому человеку. Но… голова его инстинктивно повернулась влево…
Лицо Алексея исказилось страшной гримасой. Он увидел на полу голубенькую кепочку Митьки… И палку от сачка, которой он только что так весело размахивал… А рядом… А рядом… Что-то жидкое, кровавое, красное… А вот… чёрная лакированная босоножка… Эти босоножки он купил Лене позавчера в центральном универмаге… Она ещё долго мерила их, никак не могли подобрать нужный размер… Ему так хотелось сделать жене приятное… Босоножки импортные, немецкие…
— Оцепить вокзал! — ещё раз крикнул справа властный бас.
Алексей хотел тоже что-то крикнуть, но почувствовал, что лишился дара речи. Спазмы в горле мешали ему говорить. Он словно рыба открывал рот и делал странные конвульсивные движения всем телом.
— Что с вами, товарищ капитан? — спросил его бас.
Алексей повернул голову и увидел черноволосого милиционера с капитанскими погонами. Он поднял дрожавшую правую руку с зажатым в ней вафельным стаканчиком и показал туда, где лежали в луже кровавого месива кепочка и босоножка. При этом сделал резкий шаг к милиционеру, продолжая сжимать в обеих руках стаканчики с мороженым, причём так сильно, что белая сладкая жижа потекла у него по рукам. Но он отчего-то не бросал эти стаканчики, продолжал сжимать все сильнее и сильнее. Капитан милиции сделал непроизвольный шаг назад, словно испугавшись Алексея, его жуткого выражения лица.
— Товарищ капитан… — пробормотал милиционер, как-то весь сжимаясь и поводя широкими плечами.
Алексей отвернулся от него и сделал несколько маленьких шажков вперёд. Он уже почти ничего вокруг не видел, ничего не соображал. Понимал он одно — от его жены Лены и сына Митеньки осталось то, что под ногами… И больше ничего… Ничего…
— Граждане, соблюдайте спокойствие! — раздался голос из репродуктора. — На вокзале произошёл взрыв. Вокзал оцеплен. Соблюдайте спокойствие, не поддавайтесь панике. Сейчас всем раненым будет оказана медицинская помощь. Оставайтесь на своих местах!
— Может быть, ваши близкие все-таки живы, — пробормотал капитан милиции, слегка дотрагиваясь до плеча Алексея.
— Н-н-н, — мычал Алексей, указывая на кепочку и босоножку.
— Вы собирались уезжать? — спросил милиционер, чтобы хоть что-то сказать.
— П-п-провожал… Там жена… там…. М-м-мии….
Он не мог оторвать глаз от кровавого месива на полу вокзала.
— Товарищ капитан! — подбежал к нему шофёр Коля. — Вы живы?
— Я да… — еле слышным шёпотом ответил Алексей.
— А Елена Павловна? А Митя? Где они?
И похолодел, увидев странную блуждающую улыбку капитана. Алексей стоял и качал головой в разные стороны с этой жуткой улыбкой-гримасой на сером лице.
— Вы солдат из его части? — спросил Колю милиционер. — Надо его увести отсюда. Нельзя ему тут…
Слева стоял отчаянно рыдающий черномазый мальчуган лет восьми и размахивал руками. Алексей вздрогнул и машинально сунул ему в обе руки вафельные стаканчики с мороженым. Тот так же машинально стал лизать языком таявшее мороженое.
— Алишер! — раздался рядом истошный женский крик. И тут же ребёнок был взят на руки. Мать трясла мальчугана, глотавшего мороженое, и рыдала от счастья, бесконечно говоря что-то по-таджикски…
Она неистово покрывала загорелое чумазое лицо ребёнка поцелуями, а Алексей с блаженной улыбкой наблюдал за этой сценой, наблюдал за тем, как в здании вокзала появились многочисленные милиционеры и крепкие ребята в штатском, как они стали проверять документы у пассажиров.
Подошли и к нему. Он дрожащей, испачканной мороженым рукой протянул удостоверение. Человек в штатском посмотрел и протянул обратно.
— Пойдёмте, товарищ капитан, — пробормотал Коля, преодолевая комок в горле. Горе капитана Кондратьева было так безмерно, что утешить его было нечем.
Алексея повели к выходу Коля и капитан милиции. Он брёл медленно, еле волоча онемевшие подкашивающиеся ноги. Но дойдя до выхода, он неожиданно оттолкнул сопровождающих его и ринулся назад.
— Что вы?! — закричал он, бросаясь к крепкому лысоватому человеку в штатском, явно главному в группе. — Что вы медлите? Ловите их!!! Что вы их не ловите? Они же уйдут! Кто? Кто сделал это?!! Кто?!!!
Рука его потянулась к кобуре с пистолетом. Двое мужчин крепко схватили его за руки.
— У него только что погибли жена и сын, — шепнул Коля.
— Проводите его домой, — посоветовал лысый. — А то он тут ещё дел натворит… Товарищ Джаббаров погиб, и Юнусов вместе с ним, — сообщил он шёпотом капитану. — Вышли из депутатского зала, Джаббаров хотел отдать какие-то распоряжения, сели на скамейку и…
Алексей обмяк и стал оседать на пол, почти ничего уже не соображая.
«Я с папой пойду за мороженым, я с папой хочу, я с папой хочу, я с папой хочу», — словно шептал ему в уши голос оставшегося навечно шестилетним Митьки.
— Да почему же я не взял его с собой?! — закричал Кондратьев, схватившись обеими руками за голову.
Капитан милиции и Коля вывели его из здания вокзала и повели к «уазику», стоявшему слева. Алексей повернул голову и увидел бегущего к вокзалу того мужчину в чёрном пиджаке и цветном галстуке из очереди, который не пропустил его. Сделал было резкое движение по направлению к нему, но его держали крепкие руки. Алексей отвернулся. «А ведь этот человек, сам того не желая, спас мне жизнь, — неожиданно подумал он. — Только зачем мне теперь жизнь? Какой в ней смысл?»
— Садитесь, Алексей Николаевич, — произнёс Коля, подсаживая командира в машину. — Поедем домой…
— Вещи не заберёте? — шепнул капитан милиции шофёру, но Алексей услышал эти слова.
— Не надо! — закричал он. — Ничего не надо! Поехали отсюда! Поехали!!! Гады, — процедил он сквозь зубы. — Гады… Зачем, зачем они это сделали?…
Коля сел за руль, капитан милиции отошёл в сторону и провожал глазами тронувшуюся с места машину.
— Стой! — вдруг крикнул Алексей. — Останови машину.
Коля выполнил приказание.
— Ты… вот что… послушай… Иди туда… Принеси… Ну… короче, кепочку Митькину… Голубенькую, ты знаешь… Она там… лежит…
Избегая глядеть на командира, Коля вылез из машины и побрёл к зданию вокзала.
— Стой! — крикнул Алексей. — Стой, погоди!
Коля остановился и оглянулся.
— Не надо, — махнул рукой Алексей. — Ничего не надо. Поехали…
Коля пошёл обратно к машине, сел за руль, непроизвольно взглянул на командира и был поражён тем, что виски Кондратьева были совершенно седыми.
— Все, — прошептал Алексей, остекленевшими глазами глядя на Колю. — Все, — повторил он. — Прежняя жизнь кончена… Все…
И пыльный «уазик» тронулся с места.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
САМОЕ СТРАШНОЕ — ЭТО ЖИЗНЬ
Глава 1

Октябрь 1991 г.
Моросил мелкий дождик, дул холодный ветер, когда Алексей вышел на вокзальный перрон. В левой руке у него был маленький чемоданчик с бельём и туалетными принадлежностями, правой рукой он достал из кармана плаща сигарету. Поставил чемоданчик на перрон, закурил…
Гнусная погода давила на психику, хотелось швырнуть чемоданчик в сторону, а самому броситься под отъезжавший поезд. Это желание постоянно присутствовало у Алексея на перронах, на пешеходных переходах… Броситься, и все кончилось бы сразу, весь этот кромешный мрак, в котором он пребывал уже второй месяц. За это время он похудел на десять килограммов. Он практически не мог есть, друзья чуть ли не силком впихивали в его рот хоть какую-нибудь пищу. Его тянуло только к одному, к чему-нибудь такому, что помогло бы ему хоть на время забыться, хоть как-то затуманить мозги. Так и теперь он стал искать глазами какое-нибудь питейное заведение. На вокзальной площади углядел облезлую пивнушку, около которой топтались корявые алкаши с багровыми мордами. Ноги сами понесли его туда.
Не так-то просто было получить в руки вожделенную плохо вымытую кружку пенного разбавленного пива. Надо было отстоять приличную очередь, послушать пустых нелепых разговоров, вдоволь надышаться смрадом и перегаром. И вот… кружка у него в руках… Потом вторая, третья… Сигарета, ещё одна, ещё… Так, вроде бы легче… Можно идти…
Алексей взял в руку чемоданчик и пошёл на улицу Красной Армии, где ждали его родители и сестра Таня. Он телеграфировал им из Душанбе перед посадкой на поезд. Как же он молил бога, чтобы повторилось то, что произошло на том же вокзале в августе… Но ничего не произошло, он спокойно сел в поезд и через двое с лишним суток был на Казанском вокзале в Москве. Перешёл площадь, сел на электричку, проехал полтора часа, и вот… он здесь…
Он не имел никакого желания видеть ни родителей, ни тем более сестру. Он не хотел видеть в их глазах жалость, сочувствие, соболезнование. Он с детства этого терпеть не мог. Особенно страшила его встреча с матерью. Простая хлебосольная женщина, толстушка и хлопотушка, наверняка с порога заголосит и бросится ему на шею с причитаниями: «Ой, Леночка, ой, мой внучек ненаглядный Митенька!!!» Отец, худощавый, высокий, скрестив руки на груди, молча будет глядеть на Алексея, а сестра постарается не встречаться с ним взглядом. А на её сына, восьмилетнего Сашку, ему самому тяжело смотреть — двоюродные братья были очень похожи друг на друга.
Но что оставалось делать? На всей земле двухкомнатная квартирка на улице Красной Армии неподалёку от Троице-Сергиевой лавры была единственным местом, где его ждали, где он мог бы отдохнуть, укрыться от наплывающего на него со всех сторон зловещего кошмара. Все-таки это его родители, все-таки это в некоторой степени его дом…
От трех выпитых кружек пива кружилась голова, от выкуренных сигарет было тошно во рту. Зато боль стала как-то послабее, потише, она словно заглохла на время…
Дождь и ветер усилились, причём как назло холодный ветер дул ему прямо в лицо… Он быстро промок, и как страшное наваждение мелькнул в памяти гарнизон под Душанбе, лютая жара, ишаки и верблюды, лениво пасущиеся около дороги, и бегущий навстречу ему загорелый Митенька, кричащий и машущий пухленькими ручонками: «Папа пришёл! Папа пришёл!»
Алексей скорчился от невыносимой боли, чемоданчик упал на мокрый асфальт, пальцы скрючились, судорога пробежала по лицу. «А если бы я не решил их отправить, они были бы живы», — в тысячный раз буравила воспалённый мозг одна и та же мысль, и не просто буравила, а словно кто-то злой, с гнусной улыбкой на здоровенной морде, говорил ему это и ржал в лицо. «Были бы живы, были бы живы, дурачина ты, идиотина гребаная… А теперь ты один-одинёшенек, и никому ни на хрен не нужен… Вояка-капитан… Никогда ты не станешь майором…»
— Чего чемодан швырнул? — проорал кто-то сзади. — Нажрался, что ли? У, пьянь позорная…
— Пошёл ты… — прорычал Алексей, даже не глядя назад, поднял чемоданчик и быстро зашагал вверх по склону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58