С одной стороны, это время пролетело как-то ужасно быстро, словно выкинутое из единственной, богом данной жизни, а с другой, казалось, что иной жизни вообще никогда не было, что она привиделась ему во сне здесь, на этих жёстких нарах. Было ли вообще все это? Танковое училище, танцевальная площадка в Белгороде, Лена, Митька? Разве могло в реальной жизни произойти такое событие, как тот страшный взрыв в Душанбе, разве может выпасть на долю человека такое зрелище, как голубенькая Митькина кепочка, лакированная босоножка Лены, вещи людей, пять минут назад живых и здоровых, занятых своими проблемами, кто-то будущей семейной жизнью, кто-то сладким мороженым?… И вот нет людей, нет проблем…
Были ли вообще предприятие «Гермес», офис в Теплом Стане, поездки в Китай, торговля продуктами питания? Суета суёт… И вкрапления какого-то кровавого фарса… Аккуратный вежливый человек Борис Викторович Дмитриев, любитель расписать пульку, исчезнувший неизвестно куда, затем постоянно ерошивший свои волосы вертлявый человечек с глазками-бусинками, представившийся Пироговым, получивший вместо Дмитриева товар на полмиллиона долларов, затем грубый наезд на офис, двухметровый чёрный бандюга Амбал, вскоре застреленный на пустыре… И появившийся, словно призрак из утреннего тумана, Дырявин по кличке Мойдодыр, направивший на Алексея дуло пистолета и через несколько минут задушенный неизвестно кем… Следствие, предатель-адвокат Сидельников, нанятый непонятно кем, в течение всего следствия топивший его…
И Инна, вроде бы предавшая его, и в то же время… Что это была за грязная история Восьмого марта? Почему эта её сестра Лариса бросилась к нему в объятия? Любовь с первого взгляда? Вряд ли… Скорее всего, это тоже часть чьей-то большой игры. Чьей только, вот в чем вопрос?
Вчера в колонию прибыла новая партия заключённых. И Алексей с радостью встретил своего сокамерника по Матроске Меченого. Тот, правда, не выказал ни малейшей радости, хмуро подал руку и пошёл занимать освобождённое для него удобное место на нарах. Меченый успел за это время побывать на воле и снова попал за решётку. Он отощал до такой степени, что стал похож на живой скелет, и тем не менее был достаточно бодр и спокоен, по-прежнему курил «Беломор» и душераздирающе кашлял по утрам. Среди вновь прибывших заключённых выделялся некто Нырков по кличке Нырок. О том, что он прибудет, в колонии были уже оповещены по воровской почте.
Какой-то неприметный, серый Нырок был известен тем, что убил известного петербургского ювелира Нордмана. Он долго готовился к ограблению его богатейшей квартиры на пересечении Литейного и Невского проспектов. На драгоценности Нордмана уже были найдены покупатели, уже была договорённость о цене изделий, тщательно подобраны ключи к его квартире, заранее отключена сигнализация. Семидесятилетний Нордман должен был находиться в это время у сына в Америке, все было разведано и тщательно изучено, каждый шаг его передвижения по земному шару. Но… человек предполагает, а бог располагает… Нордман поссорился с сыном и прилетел из Сан-Франциско на день раньше. Как он попал в квартиру, никто не знал, видимо, наблюдатели прозевали его…
…Ложился Нордман рано, свет в его окнах не горел, когда спокойный и уверенный в безопасности своего мероприятия Нырок, открыв многочисленные замки квартиры ювелира, оказался внутри…
Только Нырок зажёг свет, как услышал звонкий старческий голос:
— Руки вверх!
От неожиданности у сорокалетнего Нырка чуть не случился разрыв сердца. Ограбление Нордмана он считал главным делом своей жизни и такого подвоха не ожидал никак. Перед вором стоял небольшого роста седой человечек во фланелевой пижаме и направлял ему в лоб дуло пистолета.
— Грабить меня пришёл, быдло вселенское? — Глаза Нордмана горели от бешенства. — Моих драгоценностей захотелось, шакал? Девять граммов получишь в свой медный лоб и больше ничего…
Медлительность и излишняя разговорчивость подвели Нордмана, надо было молча стрелять в лоб… А Нырка выручил обычный животный страх. Делать ему было нечего, глаза Нордмана говорили, что он шутить не собирается и обязательно выстрелит через несколько секунд, Нырок пригнулся, сделал отчаянный рывок в сторону, а затем сильно толкнул ювелира головой в грудь. Тот упал, выронив пистолет, но сдаваться не собирался, и отдавать хоть что-нибудь из накопленных годами денег и ценностей тоже. Они сцепились на полу, оба пытаясь дотянуться до пистолета, Нордман оказался на удивление силён физически и достаточно ловок для своего возраста. Ненависть к вору придавала ему дополнительных сил, и он чуть было не задушил незваного гостя. И все же более молодой и сильный Нырок одержал верх, дотянулся пальцами до пистолета и выстрелил Нордману в голову из его же оружия. А затем жадность подвела вора. Он, презрев опасность, все же не хотел отказываться от дела своей жизни и стал опустошать квартиру. На этом занятии его и взяла бригада оперативников, вызванная соседями, услышавшими выстрел.
Нырок получил за свой подвиг пятнадцать лет и строжайший выговор от тех, кто готовил почву для этого преступления. А готовил его некий уголовный петербургский авторитет по кличке Палёный. И отправился Нырок, несолоно хлебавши, в дом родной на пятнадцать лет…
…Отчего-то Алексею не понравился тяжёлый напряжённый взгляд исподлобья, которым одарил его вновь прибывший Нырок, взгляд изучающий, любопытный… Бесцветные глазёнки из-под густых бровей загорелись интересом…
В зоне к Алексею большинство заключённых относились с уважением. Статья у него была почтённая, человек он был заслуженный, бывший офицер, бывший предприниматель. Несколько попыток как-то ущемить его права он предотвратил мгновенно. К тому же по воровской почте передали, что у Кондратьева есть влиятельный покровитель в воровском мире — об этом сумел побеспокоиться Сергей Фролов, связавшийся со своим боевым товарищем Алексеем Красильниковым. И хоть его старший брат, знаменитый Чёрный, находился в бегах, это громкое имя производило впечатление… Кондратьев попал в разряд «мужиков», от тёплых мест отказывался и работал на лесоповале.
…Он ворочался на нарах и вспоминал свою жизнь… Сидеть оставалось ещё долгих четыре года… И что ждёт его на воле? Ничего у него нет, ни квартиры, ни близких людей. Недавно он узнал, что от инфаркта умер его отец и тяжело больна мать… Тридцать семь лет, и ничего — ни дома, ни семьи, ни детей…
Грели душу только воспоминания о погибших Лене и Митеньке, только это и было точкой опоры. Да ещё, пожалуй, печальные глаза Инны, глядящие на него, сидящего в клетке, из зала суда, когда зачитали приговор, слезы, текущие по её бледным щекам… Про Инну он вспоминал все чаще и чаще…
Нет, никак ему не спалось… Он слез с нар и пошёл в сортир. Шёл и не слышал, как вслед за ним с нижних нар поднялся ещё один зэк… Был первый час ночи.
Стоя в туалете, Алексей не расслышал за своей спиной бесшумных шагов. Он почувствовал присутствие человека каким-то шестым чувством, тем самым тревожным чувством, ощущением приближающейся неизвестно откуда опасности, которое не давало ему спать. В этот момент он закуривал сигарету…
Он резко обернулся и увидел прямо перед собой перекошенное лицо Нырка. В его руке блеснула острая заточка. Ещё мгновение, и заточка вонзилась бы в его тело…
Ни секунды ни раздумывая, Алексей ногой выбил заточку из руки Нырка.
Затем ударом кулака в челюсть он сбил киллера с ног. Сразу припомнился злополучный Мойдодыр, но на сей раз мысли у Алексея были совершенно иные. Теперь не только обороняться хотелось ему, надоело бесконечно защищать свою жизнь неизвестно от кого. Бешеная, захлёстывающая злоба к этим тёмным неведомым силам, ополчившимся против него неизвестно за что, охватила его. Ему захотелось смерти киллера. Но ещё больше захотелось, чтобы он рассказал, кто его подослал. Должно же когда-то тайное стать явным…
Нырок лежал на спине на полу сортира, а Алексей сидел на нем верхом. «Только бы не зашёл не вовремя вертухай, — молил он. — Сейчас, сейчас я узнаю все…»
Он поднял с пола острую заточку и приставил её к бесцветному выпученному глазу Нырка.
— Говори, кто тебя подослал, кто заказал меня? Говори! — буквально шипел Алексей.
Нырок пытался сопротивляться, но железные пальцы танкиста не оставляли ему никаких шансов. К тому же он понимал, что одно движение — и его же собственная заточка лишит его правого глаза. А этого ему никак не хотелось…
Не хотелось, конечно, и колоться. Слишком уж серьёзным человеком был тот, кто послал его на это дело, кто дал взятку за то, чтобы его направили именно в эту колонию, где сидел Алексей. Но выбора не было. Побарахтавшись немного, Нырок выдавил из себя через силу:
— Палёный.
Сказанное им услышал не один Кондратьев. Рядом с Алексеем стоял так же бесшумно вошедший в туалет Меченый.
— Знаю Палёного, авторитет из Питера, — прохрипел Меченый. Алексей обернулся от неожиданности, Нырок было дёрнулся ещё раз, но железные пальцы продолжали давить ему горло.
— Что делать? — спросил совета Меченого Кондратьев.
— Жить хочешь? — вместо ответа спросил Меченый.
Алексей как-то неопределённо пожал плечами, а потом все же утвердительно кивнул головой.
— Мочи его, — шепнул Меченый. — Он тебя в покое не оставит, останется жить — ты труп.
Слова эти услышал Нырок и сделал ещё одну попытку вырваться из тисков.
— Мочи, — повторил Меченый. — Сейчас вертухай придёт. Тогда тебе крышка…
И Алексей сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он резким движением всадил заточку под сердце Нырка. Тот ещё раз дёрнулся и затих. Удар получился абсолютно точным, второго не потребовалось. Пригодились рукопашные схватки в Афганистане, когда Алексей так же яростно боролся за свою жизнь…
— Клево получилось, — похвалил удар Меченый. — Надо отпечатки пальцев стереть…
Алексей взял платок и стал тщательно стирать с заточки, торчащей в теле Нырка, отпечатки своих пальцев.
— Хватит, — прохрипел Меченый. — Порядок. Пошли спать… Завтра побазарим, утро вечера мудрёнее…
Они вышли из туалета и огляделись по сторонам. На сей раз удача была на стороне Алексея. Никто ничего не видел…
Сердце бешено колотилось у него, когда он ворочался на своих верхних нарах. Снизу он слышал клокочущий кашель Меченого. В таких условиях он никогда не лишал жизни человека, и тем не менее совесть не мучила его. Не было ему и страшно. А сердце колотилось от чувства гордости за себя. Он не дал себя победить. Он узнал, кто его заказал, хоть это имя и ничего ему не говорило. Но зацепка уже была. А это значило, что он узнает имена тех, кто стоит за Палёным, обязательно узнает…
И вскоре он заснул. А во сне он видел мальчика, маленького голубоглазенького мальчика, бежавшего к нему по зеленой травке и кричавшего: «Папа! Папа приехал!» И с удивлением Алексей понял, что мальчик этот не Митенька… Это кто-то другой… И похож этот мальчик не только на него, но и на кого-то другого…
Но поспать долго ему не удалось. Проснулся он от шума в бараке.
— Встать! — слышались голоса вертухаев.
«Нашли Нырка, — понял Кондратьев. — Интересно, что будет на сей раз — повезёт мне теперь или будет новый срок, уже за убийство? Если повезёт, значит, для меня наступила полоса удачи».
Что Меченый может выдать его, ему даже и в голову не пришло, до того он верил этому тощему, татуированному человеку, проведшему более половины жизни за решёткой.
Заключённых вывели из барака и построили лицом к стене с заложенными на затылок руками. Начался тщательный шмон помещения и личный досмотр.
Стоять в таком положении пришлось долго. Ведь обыскать надо было каждые нары, каждого человека.
Было холодно и темно, лаяли собаки, матерились взбудораженные охранники, хриплым голосом ругался на них начальник лагеря полковник Кавун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Были ли вообще предприятие «Гермес», офис в Теплом Стане, поездки в Китай, торговля продуктами питания? Суета суёт… И вкрапления какого-то кровавого фарса… Аккуратный вежливый человек Борис Викторович Дмитриев, любитель расписать пульку, исчезнувший неизвестно куда, затем постоянно ерошивший свои волосы вертлявый человечек с глазками-бусинками, представившийся Пироговым, получивший вместо Дмитриева товар на полмиллиона долларов, затем грубый наезд на офис, двухметровый чёрный бандюга Амбал, вскоре застреленный на пустыре… И появившийся, словно призрак из утреннего тумана, Дырявин по кличке Мойдодыр, направивший на Алексея дуло пистолета и через несколько минут задушенный неизвестно кем… Следствие, предатель-адвокат Сидельников, нанятый непонятно кем, в течение всего следствия топивший его…
И Инна, вроде бы предавшая его, и в то же время… Что это была за грязная история Восьмого марта? Почему эта её сестра Лариса бросилась к нему в объятия? Любовь с первого взгляда? Вряд ли… Скорее всего, это тоже часть чьей-то большой игры. Чьей только, вот в чем вопрос?
Вчера в колонию прибыла новая партия заключённых. И Алексей с радостью встретил своего сокамерника по Матроске Меченого. Тот, правда, не выказал ни малейшей радости, хмуро подал руку и пошёл занимать освобождённое для него удобное место на нарах. Меченый успел за это время побывать на воле и снова попал за решётку. Он отощал до такой степени, что стал похож на живой скелет, и тем не менее был достаточно бодр и спокоен, по-прежнему курил «Беломор» и душераздирающе кашлял по утрам. Среди вновь прибывших заключённых выделялся некто Нырков по кличке Нырок. О том, что он прибудет, в колонии были уже оповещены по воровской почте.
Какой-то неприметный, серый Нырок был известен тем, что убил известного петербургского ювелира Нордмана. Он долго готовился к ограблению его богатейшей квартиры на пересечении Литейного и Невского проспектов. На драгоценности Нордмана уже были найдены покупатели, уже была договорённость о цене изделий, тщательно подобраны ключи к его квартире, заранее отключена сигнализация. Семидесятилетний Нордман должен был находиться в это время у сына в Америке, все было разведано и тщательно изучено, каждый шаг его передвижения по земному шару. Но… человек предполагает, а бог располагает… Нордман поссорился с сыном и прилетел из Сан-Франциско на день раньше. Как он попал в квартиру, никто не знал, видимо, наблюдатели прозевали его…
…Ложился Нордман рано, свет в его окнах не горел, когда спокойный и уверенный в безопасности своего мероприятия Нырок, открыв многочисленные замки квартиры ювелира, оказался внутри…
Только Нырок зажёг свет, как услышал звонкий старческий голос:
— Руки вверх!
От неожиданности у сорокалетнего Нырка чуть не случился разрыв сердца. Ограбление Нордмана он считал главным делом своей жизни и такого подвоха не ожидал никак. Перед вором стоял небольшого роста седой человечек во фланелевой пижаме и направлял ему в лоб дуло пистолета.
— Грабить меня пришёл, быдло вселенское? — Глаза Нордмана горели от бешенства. — Моих драгоценностей захотелось, шакал? Девять граммов получишь в свой медный лоб и больше ничего…
Медлительность и излишняя разговорчивость подвели Нордмана, надо было молча стрелять в лоб… А Нырка выручил обычный животный страх. Делать ему было нечего, глаза Нордмана говорили, что он шутить не собирается и обязательно выстрелит через несколько секунд, Нырок пригнулся, сделал отчаянный рывок в сторону, а затем сильно толкнул ювелира головой в грудь. Тот упал, выронив пистолет, но сдаваться не собирался, и отдавать хоть что-нибудь из накопленных годами денег и ценностей тоже. Они сцепились на полу, оба пытаясь дотянуться до пистолета, Нордман оказался на удивление силён физически и достаточно ловок для своего возраста. Ненависть к вору придавала ему дополнительных сил, и он чуть было не задушил незваного гостя. И все же более молодой и сильный Нырок одержал верх, дотянулся пальцами до пистолета и выстрелил Нордману в голову из его же оружия. А затем жадность подвела вора. Он, презрев опасность, все же не хотел отказываться от дела своей жизни и стал опустошать квартиру. На этом занятии его и взяла бригада оперативников, вызванная соседями, услышавшими выстрел.
Нырок получил за свой подвиг пятнадцать лет и строжайший выговор от тех, кто готовил почву для этого преступления. А готовил его некий уголовный петербургский авторитет по кличке Палёный. И отправился Нырок, несолоно хлебавши, в дом родной на пятнадцать лет…
…Отчего-то Алексею не понравился тяжёлый напряжённый взгляд исподлобья, которым одарил его вновь прибывший Нырок, взгляд изучающий, любопытный… Бесцветные глазёнки из-под густых бровей загорелись интересом…
В зоне к Алексею большинство заключённых относились с уважением. Статья у него была почтённая, человек он был заслуженный, бывший офицер, бывший предприниматель. Несколько попыток как-то ущемить его права он предотвратил мгновенно. К тому же по воровской почте передали, что у Кондратьева есть влиятельный покровитель в воровском мире — об этом сумел побеспокоиться Сергей Фролов, связавшийся со своим боевым товарищем Алексеем Красильниковым. И хоть его старший брат, знаменитый Чёрный, находился в бегах, это громкое имя производило впечатление… Кондратьев попал в разряд «мужиков», от тёплых мест отказывался и работал на лесоповале.
…Он ворочался на нарах и вспоминал свою жизнь… Сидеть оставалось ещё долгих четыре года… И что ждёт его на воле? Ничего у него нет, ни квартиры, ни близких людей. Недавно он узнал, что от инфаркта умер его отец и тяжело больна мать… Тридцать семь лет, и ничего — ни дома, ни семьи, ни детей…
Грели душу только воспоминания о погибших Лене и Митеньке, только это и было точкой опоры. Да ещё, пожалуй, печальные глаза Инны, глядящие на него, сидящего в клетке, из зала суда, когда зачитали приговор, слезы, текущие по её бледным щекам… Про Инну он вспоминал все чаще и чаще…
Нет, никак ему не спалось… Он слез с нар и пошёл в сортир. Шёл и не слышал, как вслед за ним с нижних нар поднялся ещё один зэк… Был первый час ночи.
Стоя в туалете, Алексей не расслышал за своей спиной бесшумных шагов. Он почувствовал присутствие человека каким-то шестым чувством, тем самым тревожным чувством, ощущением приближающейся неизвестно откуда опасности, которое не давало ему спать. В этот момент он закуривал сигарету…
Он резко обернулся и увидел прямо перед собой перекошенное лицо Нырка. В его руке блеснула острая заточка. Ещё мгновение, и заточка вонзилась бы в его тело…
Ни секунды ни раздумывая, Алексей ногой выбил заточку из руки Нырка.
Затем ударом кулака в челюсть он сбил киллера с ног. Сразу припомнился злополучный Мойдодыр, но на сей раз мысли у Алексея были совершенно иные. Теперь не только обороняться хотелось ему, надоело бесконечно защищать свою жизнь неизвестно от кого. Бешеная, захлёстывающая злоба к этим тёмным неведомым силам, ополчившимся против него неизвестно за что, охватила его. Ему захотелось смерти киллера. Но ещё больше захотелось, чтобы он рассказал, кто его подослал. Должно же когда-то тайное стать явным…
Нырок лежал на спине на полу сортира, а Алексей сидел на нем верхом. «Только бы не зашёл не вовремя вертухай, — молил он. — Сейчас, сейчас я узнаю все…»
Он поднял с пола острую заточку и приставил её к бесцветному выпученному глазу Нырка.
— Говори, кто тебя подослал, кто заказал меня? Говори! — буквально шипел Алексей.
Нырок пытался сопротивляться, но железные пальцы танкиста не оставляли ему никаких шансов. К тому же он понимал, что одно движение — и его же собственная заточка лишит его правого глаза. А этого ему никак не хотелось…
Не хотелось, конечно, и колоться. Слишком уж серьёзным человеком был тот, кто послал его на это дело, кто дал взятку за то, чтобы его направили именно в эту колонию, где сидел Алексей. Но выбора не было. Побарахтавшись немного, Нырок выдавил из себя через силу:
— Палёный.
Сказанное им услышал не один Кондратьев. Рядом с Алексеем стоял так же бесшумно вошедший в туалет Меченый.
— Знаю Палёного, авторитет из Питера, — прохрипел Меченый. Алексей обернулся от неожиданности, Нырок было дёрнулся ещё раз, но железные пальцы продолжали давить ему горло.
— Что делать? — спросил совета Меченого Кондратьев.
— Жить хочешь? — вместо ответа спросил Меченый.
Алексей как-то неопределённо пожал плечами, а потом все же утвердительно кивнул головой.
— Мочи его, — шепнул Меченый. — Он тебя в покое не оставит, останется жить — ты труп.
Слова эти услышал Нырок и сделал ещё одну попытку вырваться из тисков.
— Мочи, — повторил Меченый. — Сейчас вертухай придёт. Тогда тебе крышка…
И Алексей сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он резким движением всадил заточку под сердце Нырка. Тот ещё раз дёрнулся и затих. Удар получился абсолютно точным, второго не потребовалось. Пригодились рукопашные схватки в Афганистане, когда Алексей так же яростно боролся за свою жизнь…
— Клево получилось, — похвалил удар Меченый. — Надо отпечатки пальцев стереть…
Алексей взял платок и стал тщательно стирать с заточки, торчащей в теле Нырка, отпечатки своих пальцев.
— Хватит, — прохрипел Меченый. — Порядок. Пошли спать… Завтра побазарим, утро вечера мудрёнее…
Они вышли из туалета и огляделись по сторонам. На сей раз удача была на стороне Алексея. Никто ничего не видел…
Сердце бешено колотилось у него, когда он ворочался на своих верхних нарах. Снизу он слышал клокочущий кашель Меченого. В таких условиях он никогда не лишал жизни человека, и тем не менее совесть не мучила его. Не было ему и страшно. А сердце колотилось от чувства гордости за себя. Он не дал себя победить. Он узнал, кто его заказал, хоть это имя и ничего ему не говорило. Но зацепка уже была. А это значило, что он узнает имена тех, кто стоит за Палёным, обязательно узнает…
И вскоре он заснул. А во сне он видел мальчика, маленького голубоглазенького мальчика, бежавшего к нему по зеленой травке и кричавшего: «Папа! Папа приехал!» И с удивлением Алексей понял, что мальчик этот не Митенька… Это кто-то другой… И похож этот мальчик не только на него, но и на кого-то другого…
Но поспать долго ему не удалось. Проснулся он от шума в бараке.
— Встать! — слышались голоса вертухаев.
«Нашли Нырка, — понял Кондратьев. — Интересно, что будет на сей раз — повезёт мне теперь или будет новый срок, уже за убийство? Если повезёт, значит, для меня наступила полоса удачи».
Что Меченый может выдать его, ему даже и в голову не пришло, до того он верил этому тощему, татуированному человеку, проведшему более половины жизни за решёткой.
Заключённых вывели из барака и построили лицом к стене с заложенными на затылок руками. Начался тщательный шмон помещения и личный досмотр.
Стоять в таком положении пришлось долго. Ведь обыскать надо было каждые нары, каждого человека.
Было холодно и темно, лаяли собаки, матерились взбудораженные охранники, хриплым голосом ругался на них начальник лагеря полковник Кавун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58