— Кто бы говорил, — усмехнулся один из телохранителей Гарика, усевшись на стул рядом.
— Нарсуд. Судья и два нарзаседателя, — оценил Художник сложившуюся напротив него картину.
На стульях расселись Тимоха, Гарик и Большой. Вид у них был строгий.
— Держать ответ надо, Художник, — сказал Тимоха.
— Перед кем? — спросил Художник.
— Перед людьми.
— Да. Перед бакланом, за бабки короновавшимся? Перед положением, свою братву продающим? Перед древним вором в законе, который давно в маразме и на сходняках за бабки своим голосом торгует?
Гарик сделал едва заметный жест. Телохранитель врезал пленнику по уху так, что слова замерли у него на устах. Но потом Художник упрямо засмеялся.
— Ты нам предъяву делаешь? — осведомился Тимоха с насмешкой.
— Делаю, — с вызовом произнес Художник.
— За слова отвечают, — произнес Тимоха. — Сможешь обосновать?
— Время дадите — обосную.
— Нет. Сначала ответ будешь держать. Слишком много косяков ты упорол в последнее время, Художник. Слишком много, — сказал Тимоха.
По-русски это значило, что Художник сплошь и рядом по понятиям виноват перед братвой. Ну и дальше все последовало, как пародия на суд. Вообще, в былые времена воры относились к своим воровским судам с достаточной серьезностью. Был случай, когда ради справедливости суда зеки из лагеря в Коми запрашивали свидетельские показания тех, кто сидел в Оренбурге, и за два дня приходила малява с ответом. Но здесь была не правилка. Здесь был балаган, где роли расписаны.
— На законника руку поднял, — скучающе перечислял Тимоха грехи Художника.
— Поднял, — не мог не согласиться Художник. — Но честный человек законником Гарика может воспринимать, только наркоты обдолбавшись. Ему армяне отбашляли щедро, он судить приехал, как им выгодно.
— Людей обижал без оснований… Мокрые дела по беспределу чинил…
Набралось достаточно.
— На уголовку барабанил, — завершил Тимоха.
— Что? — удивился Художник.
— Матроса и Калигулу сдал в прошлом году РУБОПу. Было ведь дело.
— Ересь! — возмутился Художник. — Просто ересь!
— Я отвечаю за эти слова, — сказал Тимоха. Здесь не слишком заботились о соблюдении формальностей. Где это видано, чтобы судьей была пострадавшая сторона?.. Большой откровенно скучал. В одном месте он просто по-стариковски захрапел. Он давно был не при делах, но звание вора в законе дается пожизненно, и до смерти вор обладает правом голоса, так что на самом деле за деньги он голосовал на сходняках так, как платили. А поэтому жрал он от пуза, жил хорошо, не рискуя ничем, и почти каждый день сидел в кафе в центре столицы, где собирались такие же ветераны системы УИТУ, и вспоминал за чашкой чая былые времена, вертухаев, служебных псов и этап на Воркуту.
— Ну что, все ясно, — подвел черту Тимоха, хлопнув ладонью по столу. — Виноват, Художник, как говорят, по всем пунктам.
— Совесть вы потеряли, — вздохнул Художник.
— Мнение одно — по всей строгости, — заключил Гарик. Старый вор послушно кивнул:
— Да. Хе, — усмехнулся, вспомнив что-то свое, из древних гулаговских времен.
— Вилы, — кивнул положенец.
Дальше все было ясно. Удавка. И в пруд. Приговор окончателен, обжалованию не подлежит.
— Псы, — усмехнулся Художник.
И тут мир раскололся страшным грохотом. Дом сотрясло. Гарик рухнул на пол, прикрывая голову руками. Один из его телохранителей присел. Художник же рванулся вперед и, налетев спиной на уже разбитое окно, вывалился наружу, пробежал несколько метров и откатился за кусты, видя, как полыхают взорванные «Жигули»…
Все получилось так, как и планировали. У Художника в поясе, который он позаимствовал в охранном агентстве «Тесей», был микрофон, так что руднянские, затаившиеся неподалеку, могли слышать обо всем происходящем в помещении. Такой же пояс был у Армена, находившегося в самом опасном положении — был шанс, что его захотят убить еще до того, как закончат судить Художника.
Охранник у ворот кончил плохо. Подобраться к нему по-кошачьи и прочертить горло ножиком для профессионала не составило труда. Этот трюк Шайтан исполнил, когда правилка стала двигаться к концу.
Бойцы, слоняющиеся на улице у машин и беседки, были, в общем, готовы к нападению — знали, что Художник большой дока на хитрости. Но того, что произошло, они не ожидали.
Когда Художник произнес кодовое слово «псы», Шайтан нажал на кнопку, и оставленные на стоянке «Жигули», начиненные тротилом, рванули так, что в доме вылетели стекла, часть сарая рухнула.
Троих охранников смело осколками и волной. Еще одного Шайтан застрелил. Он видел, как вывалился Художник из дома. Теперь можно работать без оглядки. Шайтан подбежал к коттеджу и бросил гранату в помещение. Ухнул взрыв, и Шайтан со своим любимчиком, бывшим десантником Люком, прыгнули в комнату, поливая все автоматным огнем. Телохранитель Гарика был жив. Он спрятался за рухнувшим тяжелым буфетом и бесполезно дергал затвор пистолета, забыв, что не снял его с предохранителя. Шайтан застрелил его.
Гарик был мертв. Большой был мертв. А Тимоха был жив. Его не тронули осколки и пули. Он скрючился за диваном и пытался выглядеть мертвым. Но никого он не обманул.
— Вставай, — ткнул его ногой Люк. — Или стреляю.
Положенец поднялся нехотя. Его вывели на воздух и п ставили пред очами Художника.
— Ну что, самым хитрым хотел оказаться. Из-за какого-то самогонного завода кореша заезжим шелудивым псам продал, — буравил его взором Художник. — Эх, не положенец ты после этого. Падла смердячая.
— Художник, — положенца бил колотун. — Ты… Мы договоримся. Не надо…
Художник задумчиво смотрел на него. И вспоминал, сколько видел людей, стоящих перед лицом смерти. И реагировали все схоже. Одни — тупо, устав переживать и волноваться, они знали, что все кончено, и двигались, как роботы, выполняя пожелания палачей. Другие агрессивно взбрыкивали, кидались на стволы и, уже простреленные, пытались дотянуться до врага. Некоторые просто унижались, молили и перед лицом костлявой окончательно теряли достоинство. А Художник наслаждался этой минутой. Он изучал человека у бездны на краю.
— Отпустить тебя, Тимоха?
— Отпусти, брат. Город поделим. Ты мне всегда нравился. Черт попутал. Художник. Прижали меня москвичи. Сказали, что я за позор Гарика в ответе. Или нас с тобой обоих замочат. Или только тебя. Но теперь, когда Гарик мертв, между нами никто не стоит. Мы их всех поимеем… Мы такие дела закрутим. Мы тут всех… Художник, блядью буду, но…
— Ты ею уже стал.
Гроза протянул Художнику нож.
— Ну что, Тимоха. Молись.
— Не надо…
— Ты жил как свинья, — сказал Художник. — Хоть умри, как человек.
Тимоха вдруг зашмыгал носом. Слеза покатилась по щеке.
— Не дави на жалость, Тимоха. Не поможет. Художник нагнулся над положением. И зарезал его, как барана.
ЧАСТЬ V
СЕЗОН РАСПЛАТЫ

— Все складывается в нашу пользу, — произнес полковник.
Он и Влад пили крепкий кофе. Москву уже давно утопила в себе ночь, в которой плескались только редкие огни фар машин, горящих окон и змеились, ломались рекламы. Итак, кто виноват — теперь они знали. Что делать? Маничева они оставили в подвале сидеть и думать о своей пропащей жизни. Руки и ноги ему заковали в наручники, пропустили через них цепь. Такой получился узник Бастилии. Даже если Политику и удастся освободиться от кандалов, никогда ему не открыть тяжелый, на замке, пропущенном через ржавую скобу, люк. И не проковырять крепкий бетон. И через вентиляционное отверстие ему не выбраться. Так что за него можно не беспокоиться.
Наступал момент, когда появилась возможность нанести противнику сокрушительное поражение. Влад перечислил имеющиеся у них возможности. Гурьянов предложил план.
— Очень сложно. Сбой в одном месте — и вся цепочка рушится, — сказал Влад.
Гурьянов это понимал. Сложные комбинации гораздо более уязвимы, чем элементарные. Практика показывает, что при их реализации могут возникать неожиданности, которые предусмотреть невозможно и которые способны обрушить всю схему.
— Должно пройти, — сказал Гурьянов. — А не выйдет, так не выйдет. Что мы теряем? Будем искать их и давить по одному. Как моджахедов в горах. Будем давить, пока никого не останется.
— И они нас будут искать… Эх, возможности твоей или моей конторы подключить бы.
— Нельзя.
— Что нам нужно? Первое — оружие. Снайперская винтовка.
— Достанем, — пообещал Гурьянов. Уж чего-чего, а оружия, по которому невозможно установить владельца, в «Буране» полно. И он имеет к нему доступ.
— Второе — взять гонцов с деньгами. Если верить Политику, они завтра появятся со своего Урала.
— Считай, взяли, — кивнул Гурьянов.
— И третье — необходима свежая информация о Киборге и его подонках.
Киборг — это тот самый главарь группировки, державшей северо-запад Москвы, с которой давно и прочно на ножах ахтумские и с которой у них временное перемирие.
— Тут я попытаюсь что-то провернуть, — сказал Влад. О Киборге он знал немало. Один из подручных пахана был человеком РУБОПа. И Влад его никому не передал на связь, когда уходил.
— Утро вечера мудренее… Все, я сплю, — Влад допил чашку кофе. Кофе на него вовсе не действовал возбуждающе, и он тут же заснул на диване.
Гурьянов же стоял у окна и изучал узоры огней. Он испытывал тревогу. Слишком далеко он зашел. Но такова судьба канатоходца, идущего без страховки на высоте тридцать метров — ступив на канат, нужно дойти до конца — не спрыгнешь, не повернешься…
Подошла Вика. Обняла его за плечи.
— Никита, я боюсь за тебя…
— Есть причины?
— У них все. Деньги. Власть. А что у вас? Одна-единствен-ная жизнь.
— У них тоже их не сотня.
— Зато они не остановятся перед сотней жизней.
— Вика, если на их пути никто не встанет, они будут считать, что это их страна… Да и что такое — толпа сарацин против рыцаря Айвенго? — засмеялся он и поцеловал ее в губы.
Она крепче обняла его и прижалась к нему.
Так они и стояли, объединенные общей тревогой и общими надеждами. Внизу просыпалась Москва.
На следующий день Влад сумел найти своего человека — юркого, прыткого, жутко современного, делового. Тот был юристом, советником Киборга по правовым и некоторым не правовым вопросам и относился к его ближайшему окружению.
Они встретились в парке Баумана. Под шелест деревьев неторопливо прогуливались по алее. Юрист выглядел нервозным более, чем обычно.
— Ты же на пенсии, Влад, — сказал он. — Чего тебе от меня надо-то?
Повторялась та же история, что и с Крошкой. Все знали, что Влад не у дел и вроде бы можно его послать к такой-то матери. А вроде и стремно.
— А тебя это трогает? — недоумевающе вопросил Влад. — Слышал Высоцкого?
— Что именно?
— «Мы с тобой теперь одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами».
— Чего? — не понял юрист.
— А то, что нам теперь друг без друга никуда… Из-за чего у Киборга и Художника склока?
— Художник считает, что мы его на тридцать тысяч зелени нагрели.
— Правда нагрели?
— Ну, в общем-то, да. Наши подкрышные фирмы обвели вокруг пальца одна другую. И Художник на дыбы. До такого разбора дошло. Нас Сахо Старый в стороны разводил.
— Разошлись?
— Пока да.
— Ясно… Муха у вас банкир по-прежнему?
— Ну.
— И как мне его сыскать, чтобы с глазу на глаз?
— А на фига тебе, пенсионеру, Муха? Общак решил грабануть? — хмыкнул юрист. Ему эта мысль показалась забавной.
— А вот это тебя не должно волновать, — Влад взял его за отворот пиджака стоимостью в полтысячи долларов, тихонько встряхнул, так что только зубы лязгнули.
— Влад, ну ты чего?… Муха по бабам слаб. Ты не представляешь, каких он шлюх снимает. Это нечто, Влад!
— Домой таскает?
— У него жена сто килограмм весит. Она его сразу удавит. Нет, у него хата есть на Соколе. Однокомнатная.
— Адрес давай.
— Адрес… — юрист покопался в записной книжке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44