И назначается стрелка для разбора. Потом прозвон Художнику, назначение стрелки и ему. Мошеннический старый трюк — они будут считать, что говорят друг с другом, не представляя, что появился почтальон, который переписывает письма. Расчет был на то, что Художник и Киборг настолько ненавидят друг друга, что дуются, как дети, предпочитая общаться через своих помощников.
А помощников по голосам не запоминают. И наконец главный ход — разбор!
Труднее было забить место стрелки. Обе стороны были пекрасно осведомлены о многочисленных фокусах и коварстве друг друга. Но и это удалось утрясти. И стрелку забили на завтра.
— Они осмотрят место перед стрелкой, — сказал Влад. — У Художника почерк — он расставит сюрпризы. Или посадит снайпера. Или заготовит мины. У него есть Шайтан, который может много.
— А Киборг?
— Тоже не лыком шит. Но таких специалистов у него нет. Шпана бывшая. Привык массой брать. Нагонит толпу быков. Пальцы веером. Тельник на грудь. И вопль: «Ты на кого, сука, попер?!»
— Отсюда следует, что мы должны оказаться там раньше всех, — сказал Гурьянов.
Он сам был мастером на такие сюрпризы, которые не снились и Шайтану, и всей московской братве.
Место для базара забили около одной из многих подмосковных вымирающих деревень. Наладить хозяйство там всегда мешали раздолбанные дороги. Сегодня они лучше не стали. Там можно стреляться сколь угодно. Если жители из соседней деревни и услышат, то милиция доберется сюда нескоро.
— Делаем закладки здесь и здесь, — полковник ткнул в карту аэрофотосъемки, которую только что достал в Службе.
— Ну, Никита, получится афера? — спросил Влад.
— Должна получиться. Вооружаемся? — спросил он.
— Пошли.
В одном из закутков бомбоубежища Влад еще год назад оборудовал тайник. И теперь он очень пригодился. Там хранился целый арсенал, который друзьям удалось насобирать за последнее время.
Автомат Калашникова еще два года назад по случаю достался Владу. Он прихватил его после того, как повязали бригаду по торговле оружием. В тайнике их было шестнадцать — новеньких, только с завода, готовых к отправке. Осталось пятнадцать. А вот британская снайперская винтовка Купера «AW», радиоуправляемые взрывные устройства — это уже надыбал Гурьянов.
— Вот радость будет гаишникам нас по дороге тормознуть, — хмыкнул Влад, когда они загрузили арсенал в багажник «Волги».
— Ничего. Разберемся.
Им предстояли не маленькие концы. Нужно было еще добраться до Москвы, прихватить экипировку, которую они хранили в квартире, и выдвигаться на точку.
Сомнений у Гурьянова больше не было. Все продумано просчитано. Остается — действовать. Действовать эффективно и жестоко. Жестоко? Жизнь научила его — с врагом можно бороться только адекватными мерами. Маньяки, бандиты фанатики, киллеры понимают разговор только на их языке.
Вспомнилась его вторая боевая операция во время службы в «Буране». Ближний Восток — исламская экстремистская организация захватила сотрудников Посольства СССР, среди которых были офицеры КГБ, и выдвинула политические требования. Для пущей важности заложников стали расстреливать. На переговорах экстремисты держались все более нагло, требования были все более невыполнимыми. Тогда и заработал «Буран».
— Есть один язык, который они понимают, — сказал генерал-лейтенант, представитель председателя КГБ.
И одному из лидеров этого исламского движения просто прислали в пакете отрезанную голову его сподвижника. И пообещали, что получит еще не одну такую посылку. Заложники были отпущены.
Сила действия равна силе противодействия — гласит закон Ньютона. Чтобы решить проблему с подонками — сила противодействия должна быть больше, это полковник выучил за свою жизнь…
Гурьянов открыл дверь квартиры ключом. Он сразу почувствовал неладное. Ощутил пустоту в квартире
— Вика! — крикнул он. Никто не ответил.
— Этого еще не хватало, воскликнул Вдад..
Гурьянов пролетел все комнату. Вики не было. Никакого беспорядка. Ничего. Она просто ушла.
— И куда ее черт понес? — спросил полковник.
— Барышня решила прогуляться.
— Куда?
— Не до города Парижа?
— Черт… — Былые подозрения в Гурьянове вспыхнули с новой силой.
— Что нам делать? — спросил Влад. — Искать ее? Или выдвигаться к точке?
Зазвенел звонок в дверь.
— Наверное, Дед Мороз, — сказал Влад. Гурьянов вытащил пистолет, приблизился к двери и крикнул:
— Кто?
— Вика, — донесся ответ.
Влад резко открыл дверь и отскочил, открывая простор Гурьянову. Если предполагаемые киллеры бросались в квартиру, то напарывались на выстрелы. Если влетала граната, друзья успевали укрыться от волны и осколков.
Но просто вошла Вика. Она ежилась и выглядела очень жалкой.
— Что случилось? — кинулся к ней Гурьянов.
— Я… — она замолчала. — Не знаю… Мне надо поговорить с тобой.
Он провел ее на кухню, вытащил из холодильника бутылку с яблочным соком, налил в хрустальный выщербленный стакан. Она опустошила стакан жадными глотками. И налила еще.
— Вот что, Вика. Рассказывай все. У тебя камень на душе. — Вот он, мой камень, — она взяла сумку и кинула на стол пачку документов в целлофановом рваном пакете.
— Костины, — утвердительно сказал Гурьянов. — Его.
— И они с самого начала были у тебя.
— Да.
Чего-то подобного Гурьянов ожидал. Он очень хорошо ирался в людях и знал, что предать его Вика не могла.
А вот что-то утаить — тут без проблем.
— Извини, — она была бледная. Опустила глаза.
— Ты думала, это страховка.
— Да… Вы пришли и ушли. Да, вы крутые. Вы многое можете. А я… Куда деваться мне? Работы теперь уже нет. Бандиты за спиной. Что мне было делать?
— Но это не столько страховка, сколько бомба. За такие бумаги убивают.
— Я бы придумала, как сделать, чтобы они оставили меня в покое.
— И заплатить за это могут немало, — кивнул он на бумаги. Теперь она покраснела.
— Я не могла, — произнесла она в отчаянии. — Я люблю тебя.
Гурьянов знал, что этим все должно кончиться. Что в итоге она расскажет ему все — нужно только время. Он просчитал все — любящая женщина не может долго держать камень за пазухой. И выбрал самую эффективную линию поведения… И ощущал, что эта женщина действительно стала дорога ему. Очень дорога. Он вздохнул.
— Все нормально, Вика. Все хорошо. Не терзай себя, — он прижал ее к себе. И она вцепилась в него, как утопающий цепляется за круг — крепко, не оторвешь…
— Давай бросим все это… Никита, ты не представляешь, как я боюсь за тебя. Давай убежим от всего. Используем это, — она кивнула на документы. — Или сожжем их.
— Не получится.
— Что будет? Что будет? — Она взяла себя за голову и уставилась перед собой.
— Мы будем… А их… Их скорее всего не будет, — произнес со спокойной уверенностью Гурьянов, и Вика вдруг успокоилась. Она сейчас верила ему во всем. В том числе и в то, что этот кошмар уже кончается…
Художник завершил новый рисунок. Там не было волков и оборотней. На ней был расколотый на несколько частей город, рушащиеся церкви, трещины в земле.
— Не пойдет. Банально, — прошептал Художник. нально. Все банально… Все одно и то же…
Когда они с Киборгом забили стрелку, он вдруг подумал, все вращается по одной колее. Стрелка, разборка, кровь, пывы. Конца и края этому нет. И отступать назад нельзя — тступающих добивают. И никогда из этого круга не вырваться. Стрелки. Не было случая, чтобы Художник не вышел из получив, что хотел. У Шайтана был тактический дар просчитывать ситуацию и принимать единственно верные решения. Лучше и жестче руднянских стрелки не проводил никто. Но Киборг, кажется, так не считает, поэтому лезет в пекло.
Тогда, два года назад, с реутовскими стрелку забили практически в том же районе, что и сейчас с Киборгом. Оно и неудивительно. Под Москвой есть районы, приглянувшиеся для разборок бандатве. Там постоянно находят трупы с огнестрельными ранами. А сколько там народу закопано, сожжено, расчленено, утоплено. Война всех против всех. Человек человеку — волк.
Тогда на стрелку Гибон приехал с двадцатью пятью проверенными бойцами. Они были на шести машинах. Руднянские подкатили на трех тачках в количестве семи человек. На забытой лесной просеке, побуксовав, как танки, автомобили враждующих сторон расставились на некотором расстоянии друг от друга, как бронетехника перед боем.
Художник на своей скромной «пятерке» (давняя привычка — никогда на стрелки не приезжать на дорогих машинах) подъехал ближе всех. В салоне он был один. Захлопнув дверцу, он вышел и неторопливо направился вперед. Гибон тоже двинулся к нему. О всяких подлостях руднянских он был наслышан, поэтому сзади него держались три бугая, куртки расстегнуты, под куртками специфические утолщения от спрятанных за поясами пистолетов — скорее всего «ТТ», излюбленная бандитская машинка.
Все это напоминало битвы древности. Два войска на почтительном расстоянии. И выезжают два богатыря, скачут друг к другу, бьются до смерти, сверкают булавы, гнутся щиты, хрипят лошади, и каждый из ратников с замиранием сердца следит, кто победит из двоих, ибо за победившими бог.
Только тут бога не было, подумал Художник. Тут бесовское владения, в этой сумрачной зоне живут оборотни. И битвы не будет — силушек на Гибона у Художника не хватит.
Ведь Гибон — бывший борец, и для него свернуть Художнику шею труда не составит никакого. За редким исключением главари подобных бригад отличаются отменным здоровьем и физической силой. Тут действует старый первобытный принцип — у кого грудь более волосатая и мощная и кулак больше — тот в пещере и вождь.
Художник вытащил пачку сигарет и закурил, выглядя вполне безобидно. Шайтана вообще не было видно. Остальные руднянские не вылезали из машин.
Презрительным взором Гибон окинул своего врага. Художник улыбнулся, глядя на него. У борцов и вообще нагулявших мышцы и вес бугаев обычно бывает изначальная ошибка в общении — они делят людей на тех, кому они могут сразу свернуть шею, и тех, с кем для этого нужно повозиться. И те, кому можно свернуть шею сразу, в иерархии живых существ для них находятся где-то на уровне бесполезного скота, с которым надлежит говорить с высоты своих полутора сотен килограмм накачанных мышц. Вот только на пустом месте сложилась народная поговорка: чем больше шкаф, тем громче падает. Больше масса — шире мишень. Ныне в моде у братвы спорт стрелковый, а не борцовский.
— Здорово, Гибон, — сказал Художник. — Да ты не напрягайся, — с усмешкой разглядел он толпу сопровождавших. — А то у твоих гладиаторов ладони на рукоятках вспотели.
— О себе больше думай, — буркнул Гибон.
— Ладно. Базара хотел, так базарь.
Начался обычный разговор. Гибон был немногословен, он ронял все так же презрительно слова, смысл которых сводился к следующему: мол, вы, лимита, откуда взялись? Мол, эта заимка давно застолблена была за торгуевскими.
— Так то за торгуевскими. А ты кто такой? — спросил Художник.
— А мы под вором Разгуляем.
— Вот именно — под… Твое место всегда быть «под».
— Вот… — Гибон сдержал ругательство.
— С «Акраме» у нас давние связи. А ты вообще не знал до недавнего времени, кто такой Маничев и как его по отчеству кличут. Он же давно хотел перебежать к нам. И сейчас хочет.
— Чего овца хочет — не волнует, — отрезал Гибон.
— Нет Гибон, тут ты мимо пролетаешь. Смирись и не обостряй ситуацию.
— Нет Художник. Крови хочешь — будет кровь. Еще не раз пожалеешь.
— Значит, пожалею, — кивнул Художник и поднял руку.
А потом неожиданно бросился прыжком в сторону и завалился в яму — это укрытие они присмотрели загодя.
Взрывом слизнуло и самого Гибона, и его быков. Рванула машина Художника. Направленный взрыв. В капоте «Жигулей» была заложена мощная взрывчатка, усиленная железяками.
Тут же багажник другой машины распахнулся, из него высунулся Шайтан с автоматом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44