А потом зверски ее убили. Мотив был совершенно непонятен. Дело продвигалось туго. Его неоднократно пытались прикрыть. Но розыскники и следователь прокуратуры пошли на принцип, проявили исключительный профессионализм и раскрутили клубок. Однако мотив так и остался за пределами уголовного дела. А убили ребенка во время проведения ритуала. Две женщины посвящали себя сатане и приносили жертву, чтобы он обеспечил им процветание. Возможно, были и еще случаи. Даже когда преступник установлен, мотивы часто остаются за кадром. А сколько пропадает без вести, сколько мрет бомжей — может, некоторые тоже становятся жертвами черных месс?
Настроение у Аверина испортилось. Возникло ощущение, что ему, русскому человеку, опять плюнули в лицо ядовитой слюной. Хаос наступал. Зло завоевывало все новые пространства. Он физически ощущал, как происходит это.
К двенадцати часам сотрудников отдела погнали в министерский тир на еженедельные стрельбы. Аверин привычно вогнал пули в десятку — почти одна в одну. На него удивленно посмотрел новый начальник тира.
— Где учились?
— Были места.
Учили Аверина стрелять в армии — по всем правилам, при этом патронов не жалели. Командир подразделения по розыску говаривал: «Шевелись, неучи! Рука дрогнет — или своей, или чужой жизнью заплатите». Учили стрелять не по дурацким наставлениям — выставить вперед ногу, вполоборота, мягко жать на спуск. Чепуха. Учили стрелять из разных положений — лежа, стоя, запыхавшись после марш-броска или после спарринга, на время, на точность. По появляющимся мишеням и по стационарным. С двух рук и каждой рукой в отдельности, а также одновременно двумя пистолетами. Командир был немного помешан на этом деле. Но вскоре Аверин убедился, насколько капитан прав. Настал миг, когда от твердости руки Аверина зависела его жизнь и жизнь невинного человека. Оскаленное лицо беглого зека, заточка у шеи заложницы — восьмилетнего ребенка. И мягко скользящий по спуску палец. Аверин попал в десятку…
Пообедав, он отправился на Петровку. Туда начали подтягиваться оперативники с делами по квартирным убийствам. Аверин уселся их листать. Очередной лопоухий, нахальный, одетый с иголочки, лет двадцати пяти опер сидел перед ним, положив ногу на ногу, и рассеяно изучал что-то на потолке. Он имел вид человека, которого ничего в этой жизни уже не трогает.
— Ты зачем в милицию пришел? — поднял на него глаза Аверин.
— С преступностью бороться, — со скрытой усмешкой произнес оперативник.
— Хорошо борешься… Версии не отработаны. Поквартирный опрос не закончен — месяц со дня убийства прошел! Мероприятия намечены формально. Тут же все на поверхности — за что надо цепляться.
Оперативник пожал плечами.
— На мне этих дел — тьма тьмущая. Восемь человек в отделении по убийствам на весь округ. Какие там версии? А на территории всем до лампочки — у них учет по палкам. Им легче двадцать краж, чем одно убийство раскрыть. Прокуратуре до фонаря. У суда одна задача — дело довалить. А я с преступностью не борюсь? Крайний?
— Крайний, — кивнул Аверин. — Если не нравится, иди в ГАИ — поборами заниматься. При деньгах — и забот никаких.
— Спасибо за пожелание.
— Пожалуйста…
Полдня Аверин потратил на изучение дел. Пролистав последнюю папку и сделав выписки, Аверин отодвинул ее и сказал Савельеву:
— Давай к твоему начальнику отдела. А потом к Федосееву.
Триста двадцать пятый кабинет, за дверью — небольшая приемная, там за столом пожилая секретарша, достопримечательность МУРа — пережила многих руководителей. Аверина, Савельева и начальника отдела по тяжким преступлениям против личности принял Федосеев — обаятельный, интеллигентный человек, мощный профессионал. Он неоднократно по всем вопросам занимал непримиримую жесткую позицию и поэтому имел конфликты с руководством — и с прошлым начальником ГУВД политиком-вредителем Мурашовым, и с нынешним гаишником Панкратьевым.
Выслушав от Аверина короткий доклад, Федосеев моментально въехал в суть дела.
— Людей предоставим. С прокуратурой договорюсь, — кивнул он. — Все оперативные мероприятия гарантирую вне очереди.
— Идет, — удовлетворенно произнес Аверин.
Аверин устал. Голова гудела. Еще один рабочий день прошел в трудах праведных.
Пушинка спала. Рядом с ней лежал изодранный тапок. Она, похоже, билась с ним отчаянно. Постаралась хорошо — тапок был изжеван и исцарапан основательно.
Аверин положил две бутылки пива в холодильник. Там лежала вобла.
Тут заявился Егорыч.
— Здорово, Славик.
— Привет.
— Где пиво?
— В холодильнике.
— Я тебе воблу принес.
— У меня есть.
— Отлично. Я твой бронепоезд на колеса поставил. Будем праздновать.
— Будем, — Аверин посмотрел на часы, стрелки подползали к десяти, но у Егорыча некоторое смещение дня и ночи. Днем он ремонтирует машины, вечером спит, ночью читает Толстого, Гегеля и Жириновского. А к одиннадцати ходит в гости.
— Сколько должен?
— Только за запчасти, да и то по бросовым ценам достал. Очень я тебя, Славик, люблю и уважаю. Ты мне как внук.
— Внук, — усмехнулся Аверин. — Тебе немножко за сорок.
— Неважно. У меня огромный жизненный опыт — я старше тебя на тысячу лет. Вот так-то. Ты еще молодой человек с неокрепшей психикой и неопределенной политической позицией, — усмехнулся Егорыч, и Аверин со страхом подумал, что гостя снова занесет на политику. Так и произошло.
Отхлебнув пива, Егорыч завелся.
— Представляешь, Славик, смотрю телевизор. Вижу знакомую паскудную рожу. Из третьей лаборатории — младший научный сотрудник. Я его хорошо знал. Дуб дубом, ничего не соображал. Полчаса по телевизору рассказывал, какая у нас была отсталая наука и как он, талантливый ученый, страдал при застое. Как КГБ донимало его самого и знакомых. Представляешь, теперь функционер «Демроссии», учит всех жить по совести. Пригрелся в каком-то комитете. Участвовал в конференции «КГБ — вчера, сегодня и завтра», где предлагал признать Комитет, как и СС, организацией преступной.
— Тебе-то что?
— Слав, он же стукачом был. На содержании. Он нас всех закладывал. В том числе и меня лично. Меня по его милости в Польшу не пустили на конференцию. Но почему так получается? Стукачи опять наверху. И опять нас топчут.
— Потому что они стукачи.
— Супостаты. Сели на нашу шею. Ничего, устроим кузькину мать. Скоро. Скинем их к е… матери.
— Тебе это не поможет.
— Почему?
— Ты опять в диссиденты попадешь. Ты диссидент по природе. При любой власти. И опять тебя в Польшу не пустят.
— Слав, ты не прав.
— Прав.
— Скоро покажем супостатам. Первого мая такое шествие устроим.
— Не ходил бы туда. Время видишь какое.
— Ебелдосы во все тяжкие пустились. Ничего — врежет по ним рабоче-крестьянский кулак. Зубки-то треснут.
— Егорыч, кончай ты в эти игры играть. Плохо кончится.
— Хорошо кончится… Давай, — Егорыч поднял кружку.
Выпили. Пиво оказалось неплохое.
Аверин добрался до кровати только в третьем часу. Егорыч извел его рассуждениями о судьбе России, которая якобы сейчас стоит на перепутье и якобы сейчас решается, быть русскому этносу или сгинуть в геенне огненной. Он цитировал Гумилева, а также трактат «Государство» Платона и что-то твердил об «охлократии» — власти плебса и жуликов. Аверин еле избавился от него. Заснул он моментально.
— Годится, — Ремизов расписался на плане оперативно-розыскных мероприятий и поставил «Утверждаю». — С Федосеевым обговаривал?
— Да. Все в порядке.
— Прокуратура?
— Обещали утрясти.
— Давай, работай.
Оперативное дело «Жильцы».
Каждый оперативник имеет свои ОПД. Пятнадцать трупов — уровень годится для старшего оперуполномоченного по особо важным делам ГУУР МВД России.
У подъезда городской прокуратуры Аверин встретился с начальником второго отдела МУРа. Они вместе убедили заместителя прокурора по следствию объединить дела по убийствам в одно производство. На дело назначили сильного следователя. Тот пообещал подключиться с момента реализации оперативной информации, так что возникала уверенность, что на стадии следствия преступники не соскочат и не уйдут от ответственности.
Из прокуратуры Аверин отправился на Петровку. Там принялся за Савельева.
— Группа наружного наблюдения. Заявку сделал?
— Сделал. Завтра примут его.
— По двойке — на прослушку телефонов?
— Тоже.
Прослушивание телефона осуществлялось только через Министерство безопасности — это их вотчина еще со времен Комитета. Во второй отдел начнут поступать ежедневно распечатки переговоров Новицкого. В случае срочной информации исполнитель прозвонит непосредственно заказчику — Савельеву.
— Ну все, беремся за негодяев, — хлопнул по столу Аверин.
Завтра к Новицкому прилипнут бригады наружного наблюдения. Каждый день проиллюстрированные фотографиями будут ложиться отчеты «наружки», и станет вырисовываться круг знакомых фигуранта. Нужны по горло исполнители. Нужно оружие, которым совершались убийства. Из четырнадцати жертв семеро расстреляны из автомата.
— Сколько тварей развелось, — покачал головой Савельев. — Совершенно никакого чура.
— Откуда у них чур возьмется, если их все по головке гладят? — сказал Аверин.
Зазвонил телефон. Савельев поднял трубку.
— Шеф вызывает, — сказал он, кладя ее на место. Он появился через три минуты.
— Чуму взорвали, — сообщил с усмешкой.
— Кого? Вора в законе?
— Его, родимого. Его, золотого. Во дворе собственного дома. Съездишь со мной?
— Что ж, можно.
"Мерседес» последней модели, принадлежавший знаменитому вору в законе, был разворочен. А сам Чума превратился в обезображенный кусок мяса.
К Савельеву и Аверину подошел заместитель начальника уголовного розыска округа.
— Что у вас тут? — спросил Савельев.
— Да девчонка видела какого-то типа, который крутился возле «Мерседеса».
— Хорошо видела?
— Говорит, словесный портрет составить может.
— Как нам с ней побеседовать накоротке?
— Она в отделении. Прокурорский следователь работает с ней.
В отделении милиции в тесном кабинете молоденькая девушка — следователь прокуратуры допрашивала девчушку лет восемнадцати. Савельева следователь знала. Аверин представился. Оперативники уселись в уголке.
— Ой, а правда он машину взорвал? — воскликнула свидетельница.
— Пока неизвестно, — ответила следователь.
— Ничего парень такой. Видный. Прикид такой не хилый. Высокий такой. Симпатичный такой. На руках перстни такие золотые.
— Могла бы его узнать?
— Могла бы. Ну, он такой…
— А портрет составить?
— Я художник… Точнее, буду художником. Дизайнером. Могла бы… Слушайте, а меня потом не взорвут?
— Вряд ли.
Следователь закончила писать протокол.
— Теперь попытаемся составить композиционный портрет, — сказал Савельев. — Вы не против?
— Нет, — пожала плечами свидетельница. — А это что?
— При помощи компьютера воссоздадим внешность лиходея. Очень интересная процедура для художника.
Компьютеры для изготовления композиционных портретов имелись в экспертно-криминалистическом отделе округа. В просторной комнате стояли два компьютера, за ними сидели две девушки. Одна — полноватая блондинка в форме капитана милиции, выглядевшая лет на двадцать пять-двадцать семь, в ней замечалось что-то лихо-разбитное, свойственное женщинам, служащим в милиции. Ее напарница — воздушное существо, брюнетка лет двадцати, походившая больше на гимназистку. Что-то наивно-небесное в ней сразу трогало за душу.
— Привет, девчонки, — с видом опытного кота заулыбался Савельев. — Как вы тут без меня?
— Лучше, чем с вами, — ответила блондинка.
— Ну, это ты, Ольга, погорячилась. Знакомьтесь. Этот импозантный мужественный человек хоть и молод, но дослужился до старшего важняка ГУУРа.
Экспертши подозрительно покосились на Аверина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Настроение у Аверина испортилось. Возникло ощущение, что ему, русскому человеку, опять плюнули в лицо ядовитой слюной. Хаос наступал. Зло завоевывало все новые пространства. Он физически ощущал, как происходит это.
К двенадцати часам сотрудников отдела погнали в министерский тир на еженедельные стрельбы. Аверин привычно вогнал пули в десятку — почти одна в одну. На него удивленно посмотрел новый начальник тира.
— Где учились?
— Были места.
Учили Аверина стрелять в армии — по всем правилам, при этом патронов не жалели. Командир подразделения по розыску говаривал: «Шевелись, неучи! Рука дрогнет — или своей, или чужой жизнью заплатите». Учили стрелять не по дурацким наставлениям — выставить вперед ногу, вполоборота, мягко жать на спуск. Чепуха. Учили стрелять из разных положений — лежа, стоя, запыхавшись после марш-броска или после спарринга, на время, на точность. По появляющимся мишеням и по стационарным. С двух рук и каждой рукой в отдельности, а также одновременно двумя пистолетами. Командир был немного помешан на этом деле. Но вскоре Аверин убедился, насколько капитан прав. Настал миг, когда от твердости руки Аверина зависела его жизнь и жизнь невинного человека. Оскаленное лицо беглого зека, заточка у шеи заложницы — восьмилетнего ребенка. И мягко скользящий по спуску палец. Аверин попал в десятку…
Пообедав, он отправился на Петровку. Туда начали подтягиваться оперативники с делами по квартирным убийствам. Аверин уселся их листать. Очередной лопоухий, нахальный, одетый с иголочки, лет двадцати пяти опер сидел перед ним, положив ногу на ногу, и рассеяно изучал что-то на потолке. Он имел вид человека, которого ничего в этой жизни уже не трогает.
— Ты зачем в милицию пришел? — поднял на него глаза Аверин.
— С преступностью бороться, — со скрытой усмешкой произнес оперативник.
— Хорошо борешься… Версии не отработаны. Поквартирный опрос не закончен — месяц со дня убийства прошел! Мероприятия намечены формально. Тут же все на поверхности — за что надо цепляться.
Оперативник пожал плечами.
— На мне этих дел — тьма тьмущая. Восемь человек в отделении по убийствам на весь округ. Какие там версии? А на территории всем до лампочки — у них учет по палкам. Им легче двадцать краж, чем одно убийство раскрыть. Прокуратуре до фонаря. У суда одна задача — дело довалить. А я с преступностью не борюсь? Крайний?
— Крайний, — кивнул Аверин. — Если не нравится, иди в ГАИ — поборами заниматься. При деньгах — и забот никаких.
— Спасибо за пожелание.
— Пожалуйста…
Полдня Аверин потратил на изучение дел. Пролистав последнюю папку и сделав выписки, Аверин отодвинул ее и сказал Савельеву:
— Давай к твоему начальнику отдела. А потом к Федосееву.
Триста двадцать пятый кабинет, за дверью — небольшая приемная, там за столом пожилая секретарша, достопримечательность МУРа — пережила многих руководителей. Аверина, Савельева и начальника отдела по тяжким преступлениям против личности принял Федосеев — обаятельный, интеллигентный человек, мощный профессионал. Он неоднократно по всем вопросам занимал непримиримую жесткую позицию и поэтому имел конфликты с руководством — и с прошлым начальником ГУВД политиком-вредителем Мурашовым, и с нынешним гаишником Панкратьевым.
Выслушав от Аверина короткий доклад, Федосеев моментально въехал в суть дела.
— Людей предоставим. С прокуратурой договорюсь, — кивнул он. — Все оперативные мероприятия гарантирую вне очереди.
— Идет, — удовлетворенно произнес Аверин.
Аверин устал. Голова гудела. Еще один рабочий день прошел в трудах праведных.
Пушинка спала. Рядом с ней лежал изодранный тапок. Она, похоже, билась с ним отчаянно. Постаралась хорошо — тапок был изжеван и исцарапан основательно.
Аверин положил две бутылки пива в холодильник. Там лежала вобла.
Тут заявился Егорыч.
— Здорово, Славик.
— Привет.
— Где пиво?
— В холодильнике.
— Я тебе воблу принес.
— У меня есть.
— Отлично. Я твой бронепоезд на колеса поставил. Будем праздновать.
— Будем, — Аверин посмотрел на часы, стрелки подползали к десяти, но у Егорыча некоторое смещение дня и ночи. Днем он ремонтирует машины, вечером спит, ночью читает Толстого, Гегеля и Жириновского. А к одиннадцати ходит в гости.
— Сколько должен?
— Только за запчасти, да и то по бросовым ценам достал. Очень я тебя, Славик, люблю и уважаю. Ты мне как внук.
— Внук, — усмехнулся Аверин. — Тебе немножко за сорок.
— Неважно. У меня огромный жизненный опыт — я старше тебя на тысячу лет. Вот так-то. Ты еще молодой человек с неокрепшей психикой и неопределенной политической позицией, — усмехнулся Егорыч, и Аверин со страхом подумал, что гостя снова занесет на политику. Так и произошло.
Отхлебнув пива, Егорыч завелся.
— Представляешь, Славик, смотрю телевизор. Вижу знакомую паскудную рожу. Из третьей лаборатории — младший научный сотрудник. Я его хорошо знал. Дуб дубом, ничего не соображал. Полчаса по телевизору рассказывал, какая у нас была отсталая наука и как он, талантливый ученый, страдал при застое. Как КГБ донимало его самого и знакомых. Представляешь, теперь функционер «Демроссии», учит всех жить по совести. Пригрелся в каком-то комитете. Участвовал в конференции «КГБ — вчера, сегодня и завтра», где предлагал признать Комитет, как и СС, организацией преступной.
— Тебе-то что?
— Слав, он же стукачом был. На содержании. Он нас всех закладывал. В том числе и меня лично. Меня по его милости в Польшу не пустили на конференцию. Но почему так получается? Стукачи опять наверху. И опять нас топчут.
— Потому что они стукачи.
— Супостаты. Сели на нашу шею. Ничего, устроим кузькину мать. Скоро. Скинем их к е… матери.
— Тебе это не поможет.
— Почему?
— Ты опять в диссиденты попадешь. Ты диссидент по природе. При любой власти. И опять тебя в Польшу не пустят.
— Слав, ты не прав.
— Прав.
— Скоро покажем супостатам. Первого мая такое шествие устроим.
— Не ходил бы туда. Время видишь какое.
— Ебелдосы во все тяжкие пустились. Ничего — врежет по ним рабоче-крестьянский кулак. Зубки-то треснут.
— Егорыч, кончай ты в эти игры играть. Плохо кончится.
— Хорошо кончится… Давай, — Егорыч поднял кружку.
Выпили. Пиво оказалось неплохое.
Аверин добрался до кровати только в третьем часу. Егорыч извел его рассуждениями о судьбе России, которая якобы сейчас стоит на перепутье и якобы сейчас решается, быть русскому этносу или сгинуть в геенне огненной. Он цитировал Гумилева, а также трактат «Государство» Платона и что-то твердил об «охлократии» — власти плебса и жуликов. Аверин еле избавился от него. Заснул он моментально.
— Годится, — Ремизов расписался на плане оперативно-розыскных мероприятий и поставил «Утверждаю». — С Федосеевым обговаривал?
— Да. Все в порядке.
— Прокуратура?
— Обещали утрясти.
— Давай, работай.
Оперативное дело «Жильцы».
Каждый оперативник имеет свои ОПД. Пятнадцать трупов — уровень годится для старшего оперуполномоченного по особо важным делам ГУУР МВД России.
У подъезда городской прокуратуры Аверин встретился с начальником второго отдела МУРа. Они вместе убедили заместителя прокурора по следствию объединить дела по убийствам в одно производство. На дело назначили сильного следователя. Тот пообещал подключиться с момента реализации оперативной информации, так что возникала уверенность, что на стадии следствия преступники не соскочат и не уйдут от ответственности.
Из прокуратуры Аверин отправился на Петровку. Там принялся за Савельева.
— Группа наружного наблюдения. Заявку сделал?
— Сделал. Завтра примут его.
— По двойке — на прослушку телефонов?
— Тоже.
Прослушивание телефона осуществлялось только через Министерство безопасности — это их вотчина еще со времен Комитета. Во второй отдел начнут поступать ежедневно распечатки переговоров Новицкого. В случае срочной информации исполнитель прозвонит непосредственно заказчику — Савельеву.
— Ну все, беремся за негодяев, — хлопнул по столу Аверин.
Завтра к Новицкому прилипнут бригады наружного наблюдения. Каждый день проиллюстрированные фотографиями будут ложиться отчеты «наружки», и станет вырисовываться круг знакомых фигуранта. Нужны по горло исполнители. Нужно оружие, которым совершались убийства. Из четырнадцати жертв семеро расстреляны из автомата.
— Сколько тварей развелось, — покачал головой Савельев. — Совершенно никакого чура.
— Откуда у них чур возьмется, если их все по головке гладят? — сказал Аверин.
Зазвонил телефон. Савельев поднял трубку.
— Шеф вызывает, — сказал он, кладя ее на место. Он появился через три минуты.
— Чуму взорвали, — сообщил с усмешкой.
— Кого? Вора в законе?
— Его, родимого. Его, золотого. Во дворе собственного дома. Съездишь со мной?
— Что ж, можно.
"Мерседес» последней модели, принадлежавший знаменитому вору в законе, был разворочен. А сам Чума превратился в обезображенный кусок мяса.
К Савельеву и Аверину подошел заместитель начальника уголовного розыска округа.
— Что у вас тут? — спросил Савельев.
— Да девчонка видела какого-то типа, который крутился возле «Мерседеса».
— Хорошо видела?
— Говорит, словесный портрет составить может.
— Как нам с ней побеседовать накоротке?
— Она в отделении. Прокурорский следователь работает с ней.
В отделении милиции в тесном кабинете молоденькая девушка — следователь прокуратуры допрашивала девчушку лет восемнадцати. Савельева следователь знала. Аверин представился. Оперативники уселись в уголке.
— Ой, а правда он машину взорвал? — воскликнула свидетельница.
— Пока неизвестно, — ответила следователь.
— Ничего парень такой. Видный. Прикид такой не хилый. Высокий такой. Симпатичный такой. На руках перстни такие золотые.
— Могла бы его узнать?
— Могла бы. Ну, он такой…
— А портрет составить?
— Я художник… Точнее, буду художником. Дизайнером. Могла бы… Слушайте, а меня потом не взорвут?
— Вряд ли.
Следователь закончила писать протокол.
— Теперь попытаемся составить композиционный портрет, — сказал Савельев. — Вы не против?
— Нет, — пожала плечами свидетельница. — А это что?
— При помощи компьютера воссоздадим внешность лиходея. Очень интересная процедура для художника.
Компьютеры для изготовления композиционных портретов имелись в экспертно-криминалистическом отделе округа. В просторной комнате стояли два компьютера, за ними сидели две девушки. Одна — полноватая блондинка в форме капитана милиции, выглядевшая лет на двадцать пять-двадцать семь, в ней замечалось что-то лихо-разбитное, свойственное женщинам, служащим в милиции. Ее напарница — воздушное существо, брюнетка лет двадцати, походившая больше на гимназистку. Что-то наивно-небесное в ней сразу трогало за душу.
— Привет, девчонки, — с видом опытного кота заулыбался Савельев. — Как вы тут без меня?
— Лучше, чем с вами, — ответила блондинка.
— Ну, это ты, Ольга, погорячилась. Знакомьтесь. Этот импозантный мужественный человек хоть и молод, но дослужился до старшего важняка ГУУРа.
Экспертши подозрительно покосились на Аверина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54