- Я лишь слегка подкорректировал творческий процесс. Денег на новую технику у них нет. И даже за эту расплатиться не смогут. И значит - кина не будет.
- Почему ты это сделал? - удивленно спросил Томас Ребане.
- Сценарий мне не понравился. Характеры схематичны, а диалоги написаны газетным языком.
Томас взглянул на меня:
- Он шутит?
- Да, шучу, - резко сказал Артист. - Но могу и без шуток. По этому сценарию отца моего героя сослали в Сибирь или расстреляли. Моего отца никуда не ссылали. Но его брат, две тетки и мой дед с бабкой - все они лежат в Бабьем Яру. Объясняю специально для тебя, наследник героя. Бабий Яр - это овраг в Киеве, между Лукьяновкой и Сырцом. В сорок первом году фашисты расстреляли там семьдесят тысяч евреев. Среди них были и все мои предки. Мне до феньки, кто их расстреливал: СС или просто зондеркоманды. И были ли среди них эстонцы - это мне тоже До феньки. Фашисты не имеют национальности. Теперь понятно, почему мне не понравился этот сценарий? И закончим на этом.
Шоссе выскочило из перелеска и тянулось вдоль железнодорожной ветки. Впереди показалась платформа пригородной электрички.
- Высадите меня здесь, а сами уезжайте, - сказал Томас Ребане без особой уверенности в голосе.
- Хочешь вернуться на "губу"? - спросил я.
- Нет, я не хочу. Но вам нужно делать ноги. Очень быстро. Если вас прихватят, у вас будут большие проблемы.
- Если мы тебя высадим, нас прихватят гораздо быстрей, - резонно заметил Муха. - Сначала отловят тебя. Ты в своем сюртуке - как жираф. Кто тебя раз увидит - надолго запомнит. Ты им все выложишь: и где мы, и на какой тачке. После этого отловить нас - раз плюнуть.
- Почему я им все выложу? - оскорбился Томас.
- Потому что ты не Зоя Космодемьянская.
- Это такая партизанка? - припомнил он. - С гордо поднятой головой?
- Она самая, - подтвердил Муха.
- Да, я не Зоя Космодемьянская, - самокритично признал Томас.
- Поэтому сиди и не рыпайся.
- Из-за меня у вас будут дополнительные неприятности, - счел своим гражданским долгом предупредить он.
- Одной больше, одной меньше - без разницы, - усмехнулся Артист.
- И ты должен нам кое о чем рассказать, - напомнил я. - Ты нас заинтриговал.
- Тогда купите мне водки, - потребовал Томас.
- Совсем обалдел малый! - изумился Муха. - Кто же пьет водку в пять утра?
- Я! - твердо сказал Томас. - Вон там, рядом со станцией, ночной универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не поеду. И ничего не расскажу.
- Тормозни, - кивнул я Артисту. - Муха, сгоняй. Ты у нас единственный, кто нормально одет.
- Что будем брать? - деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и занимался тем, что бегал за водкой.
- Все равно, - сказал Томас. - Только много!
Через двадцать минут Муха вернулся в машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с места, как Томас извлек из пакета бутылку и начал зубами выдергивать пластмассовую пробку.
- Стой! - заорал Муха. - Это же бензин!
- Какой бензин? - опешил Томас.
- Чистый. Авиационный.
- Зачем ты купил бензин? - обиделся Томас. - Я просил купить водку, а ты купил бензин!
- Штаны почистить, вот зачем, - объяснил Муха. - Водка - в другой бутылке. Ну кадр!
Но Томас уже не обращал ни на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то водяры с эстонской этикеткой, он припал к горлу и сделал несколько хороших глотков. Потом промокнул губы рукавом, понюхал мятую гвоздику, торчавшую в петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:
- Вот теперь тип-топ. Ты спросил, кто пьет водку утром, - обратился он к Мухе. - Водку хорошо пить в любое время. Вечером - чтобы вечер был веселый. Днем - чтобы день был хороший. Ночью - чтобы ночь была не очень длинной. Но лучше всего водку пить утром. У вас, у русских, есть хорошая поговорка: "С утра выпил - весь день человек свободный". Теперь я свободный. - И он с удовольствием закурил.
- Пора валить из этого независимого государства, - сказал Артист. - Не нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.
- Ты не имеешь права так говорить, - запротестовал Томас. - Страна не может быть злой. Такой ее делают люди.
- А я про что? - отозвался Артист. - Проскочим через Нарву, - решил он и прибавил газу.
- Нет, - возразил Томас. - Через Нарву нельзя. Там перехватят.
- Тогда через Псковскую область, через погранпереход "Куницына гора".
- Нельзя, - повторил Томас.
- Ладно, через Латвию - через Валгу.
- И через Валгу нельзя. Вообще через границы нельзя. Все они будут перекрыты.
- Ерунда, - отмахнулся Артист. - Пока они нас вычислят, пройдет время. Не сразу же они кинутся нас ловить.
- Они будут ловить не вас, - сказал Томас. Он помолчал и со вздохом добавил:
- Они будут ловить меня.
Мы поначалу не придали значения словам Томаса и с таллинского шоссе свернули на трассу, которая должна была вывести нас самым коротким путем к Нарве. Восточнее Кохтла-Ярве она вливалась в автостраду Таллин Санкт-Петербург. До автострады было чуть больше ста километров, потом километров пятьдесят до Нарвы, а там - Ивангород, Россия. При нормальном раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не пахло.
- Это плохая дорога, - сказал Томас. - Мы неправильно по ней поехали.
- Нормальная дорога, - возразил Артист, держа под сто пятьдесят. - Не автобан, но бывают и хуже.
- Она не потому плохая, что неровная, - объяснил Томас. - Много дорожных постов.
- А на таллинской трассе - меньше?
- Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки - к хуторам, к дачам. Здесь - болота, особенно на севере. И если пост - его не объедешь.
- Фигня, проскочим, - отозвался Артист. - Пока они сообразят, что к чему, мы уже будем в России.
Дорога была пуста, в темных ельниках и прозрачных березнячках по обочинам висели клочки тумана, мелькали хутора, в которых только-только начинала пробуждаться жизнь. Над печными трубами вились дымы, кланялись колодезные журавли, из раскрытых ворот царственно выплывали дородные коровы знаменитой эстонской черно-пестрой породы с мотающимися на шеях жестяными боталами.
- Чтобы нас вычислить, нужно киношников опросить, - продолжал успокаивать нас и себя Артист. - А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут, как... Черт! - сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. Кому же это не спится в такую рань?
Не спалось дорожному полицейскому, одинокая фигура которого маячила возле поста. Он был без бронежилета, как это заведено сейчас у российских гаишников, и даже без "Калашникова" на груди. Хорошо они тут живут, мирно. В руках у полицейского была черная труба переносного локатора типа "Барьер-2", он с интересом смотрел на цифры, мелькающие на дисплее, и наверняка с удовлетворением прикидывал, в какую копеечку обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.
Артист сбросил скорость до девяноста.
- Сейчас нас оштрафуют, - сообщил Томас. - На этой дороге везде стоят знаки "шестьдесят".
- Перебьются! - ухмыльнулся Артист и нажал на антирадаре кнопку подавления локаторного сигнала. И видно, сработало: полицейский начал озадаченно вертеть свой прибор в руках, трясти, заглядывать в трубу, протирать дисплей, на котором вместо цифр плавал туман. Он был так обеспокоен поломкой своего кормильца, что лишь мельком глянул на просвистевшую мимо него "мазератти". Потом вдруг, словно вспомнив что-то, уставился нам вслед и метнулся к будке.
- Побежал звонить, - прокомментировал Томас. - На следующем посту нас задержат, потому что пользоваться антирадарами в Эстонии запрещено. А радарами с подавлением - тем более.
- Отмажемся, - отмахнулся Артист. - Баксы они у вас берут?
- Нет, они берут кроны, - объяснил Томас. - А баксы они хватают. И сразу заглатывают. Как и ваши в России.
- Наши? - вступился за честь России Артист. - Никогда! Наши сначала просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.
- Я бы вернулся, - подал голос Муха. Он оглянулся и снял свое предложение: - Поздно.
Полицейская "Mазда", стоявшая возле поста, сорвалась с места и устремилась нам вслед, включив мигалки.
- Тормозни, - приказал я Артисту. - С одним мы договоримся.
Артист сбавил скорость. Но полицейский не стал догонять нас. Он держал дистанцию в полкилометра, не приближаясь. Это был плохой признак. Но бессонная ночь со всеми нашими приключениями притупила чувство опасности. Самоуверенность Артиста, все еще наполненного дурацкой победительностью, невольно передалась и мне. Подумалось: обойдется. Артист поднажал. "Мазда" отстала. Но когда впереди показался второй пост дорожной полиции, я понял, что не обойдется.
Это была такая же будка, как и прежний пост, но выглядел он совсем не так мирно. Шоссе перегораживали две полицейские машины с включенными проблесковыми маячками. Возле них стояли четверо постовых в бронежилетах. В руках у них были "калаши" с недвусмысленно направленными в нашу сторону стволами.
"Понял? - спросил меня мой внутренний голос. - А что я тебе, мудаку, говорил?"
Артист бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и взялся за ручник, явно намереваясь юзом развернуть "мазератти" в обратном направлении.
- И не думай! - приказал я. - Попали - значит, попали.
Старое правило: сделав ошибку, не торопись ее исправлять, чтобы впопыхах не наделать новых.
Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:
- Доброе утро, командир! Какие проблемы?
При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.
- Документы! - потребовал он, подойдя к водительской двери левым боком - так, что ствол "калаша" оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.
Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:
- Кто ваши пассажиры?
- Друзья, командир.
- Прошу всех выйти из машины.
Все-таки Европа - это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками - так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.
Мы вышли. Лишь Томас замешкался. Он поспешно извлек из пакета бутылку водки и приложился к ней, верно рассудив, что потом этой возможности может и не быть. А хотелось еще немного побыть свободным.
Нам приказали встать лицом к машине и положить руки на крышу, сноровисто обыскали и разрешили опустить руки.
Сержант снова заглянул в салон.
- Выходите! - приказал он.
- Иду, иду! - отозвался Томас.
Согнувшись в три погибели, он вылез из низкой машины, распрямился во весь свой рост, одернул сюртук и расправил смятую гвоздику в петлице. После чего поднял руки, широко улыбнулся и что-то приветливо сказал по-эстонски. Но вместо того чтобы поставить Томаса к машине и обыскать, все четверо полицейских уставились на него, а у одного, самого молодого, даже рот открылся.
Томас снова улыбнулся и что-то сказал по-эстонски, подкрепляя жестом свои слова: "Я к вашим услугам, господа". В этом роде.
Полицейские опустили автоматы, а сержант почтительно задал какой-то вопрос. В его мягкой речи я уловил лишь одно слово: "Ребане".
- Совершенно верно, я Томас Ребане, - ответил Томас. Чтобы понять смысл его слов, не требовалось знания эстонского языка.
А тут и вовсе началось что-то непонятное. Трое полицейских вытянулись по стойке "смирно", а сержант вскинул руку к козырьку форменной фуражки и отрапортовал - надо полагать, представился. Потом произнес недлинную речь. Томас выслушал ее с благосклонным вниманием и протянул сержанту руку. Тот почтительно пожал ее и отступил в сторону, давая возможность остальным полицейским совершить торжественный обряд рукопожатия. После чего все четверо вновь вытянулись по стойке "смирно", отдали честь, а сержант поднял над плечом кулак и негромко, но со значением произнес два слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57