— Распространитель — Надежда Гавриловна Фелидова.
— Позвольте, -Катрич положил ладонь на журнал. — Насколько мне известно, в последнее время газету разносил мужчина.
Начальница задумалась, что-то припоминая. Согласилась.
— Это было временно. Надежда Гавриловна взяла отпуск за свой счет.
— Кто ее заменил? — Задавая вопрос, Катрич невольно напрягся: неужели сейчас он узнает фамилию, которая поможет распутать тугой узел тайны? Так просто?! — У вас есть сведения?
— У нас есть все. — Начальница держалась надменно, как и положено должностному лицу в России. — Таковы правила.
Ее палец стал снова ворошить страницы амбарной книги, приближаясь к последней записи.
— Вот. По просьбе гражданки Фелидовой на ее место временно зачислен гражданин Лаптев Альфред Ермолаевич.
Катрич давно уже привык к глупостям родителей, награждавших детей нелепыми иноземными именами: Альфред — и.Лаптев! Каково? Но он сдержался и даже не улыбнулся, а только спросил:
— Номер паспорта? Где прописан?
— Все, как надо. Паспорт выдан вторым отделением милиции Придонска. Прописан по улице Конституции, дом сорок два.
Спустя полчаса на зеленой улочке за деревянным заборчиком Катрич отыскал нужный дом. Это было одноэтажное кирличное здание старой постройки с большим двором и садиком. К дому вела дорожка, выложенная бетонными плитами. Сбоку от крыльца с козырьком виднелась собачья будка. Когда Катрич проходил мимо, оттуда высунулась лохматая собачья голова. Пес посмотрел на незнакомого человека долгим изучающим взглядом, лениво зевнул, обнажив желтые зубы и розовый язык, и так же спокойно втянул голову в конуру.
Катрич поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Какое-то время спустя она отворилась. На крыльцо вышел крупный носатый мужчина с ярко выраженной кавказской внешностью.
— Вам кого?
— Здесь проживает Лаптев?
В глубоких темных глазницах носатого вспыхнул тревожный блеск.
— А вы кто?
— Милиция, уважаемый. Уголовный розыск. Устраивает? Носатый затопал по крыльцу как спортсмен, делающий разминку. Только трудно было угадать — бежать он собирался или прыгать в высоту.
— У нас все в порядке. — Ответ прозвучал не в лад с вопросом и выдал душевное смятение носатого.
— Я спросил о другом, — сказал Катрич, повысив голос.
— У нас все в порядке, — заученно повторил носатый. Он то и дело смахивал пот со лба и облизывал толстым языком губы. — Принести документы?
— Ваши личные дела меня не интересуют. Мне нужен Лаптев.
— Альфред Ермолаевич? — Носатый перестал перебирать ногами. — Он отсюда выехал. Продал мне квартиру и отбыл. У меня с документами все законно…
— Куда он выехал?
— Не знаю.
— Как же так, купили квартиру, а куда делся хозяин — не поинтересовались?
Носатый снова стал сучить ногами, затопал по крыльцу.
— Разве я должен интересоваться, куда он уезжает?
— Почему нет?
— Я купил. Отдал деньги. Зачем он продал? Куда пошел? Мне дело, да?
— Вы слыхали, что под видом покупки квартир их хозяев убивают, а собственность присваивают? Боюсь, объяснение вам придется давать в другом месте.
— Товарищ милиционер! Я честный покупатель. Сам Лаптев просил никому не говорить, где он теперь живет. Ему это не нравится.
Стремление Лаптева к конспирации вполне вписывалось в тот образ, который складывался из кусочков мозаики, собранных Катричем. Он усилил нажим.
— Собирайтесь, поедем, гражданин…
— Окроперидзе… Нодар Окроперидзе…
— Вот и собирайтесь.
— Хорошо, я скажу. Лаптев переехал к бабе. К сожительнице, так, да? Азнаурская улица, дом четыре…
Дом номер четыре оказался железнодорожным бараком послевоенной постройки. В длинном полутемном коридоре пахло общественным сортиром и кислой капустой. С ночным горшком в руке навстречу Катричу шла женщина в застиранном махровом халате.
— Будьте добры, где живет Лаптев? Женщина остановилась перед Катричем, едва не ткнув ему горшком в грудь.
— Алик Лапоть? Танькин хахаль?
— Именно Алик, — сказал Катрич, старательно отодвигаясь от горшка, чтобы не видеть содержимого и не ощущать его запах.
— Десятая, — бросила женщина, легко вильнула задом и гордо проследовала дальше, неся горшок как ритуальную вазу.
Катрич двинулся по коридору, разглядывая облупленные эмалированные таблички на дверях. У десятой остановился. Постучал согнутым пальцем — громко, как в барабан.
За дверью кто-то тяжело заворочался. Скрипнули половицы, засвистели немазаные петли. Длинный как жердь, заросший многодневной щетиной, пьяный в дугу Лаптев возник в дверях. Он стоял, опираясь раскинутыми руками о косяк.
— Те чо, мужик?
— Лаптев?
— Ну. Те чо?
Катрич уже понял: этот пьяный фитиль не мог быть фигурой, которая совершила профессионально спланированное заказное убийство. Нет и нет!
Сдержать себя Катрич не сумел. Он сгреб Лаптева за грудки, тряхнул и впихнул в комнату. Здесь густо воняло водочным перегаром, закисшим потом, грязными носками. Подтолкнув Лаптева, посадил его на диван, затянутый грязным серым чехлом.
— Где паспорт, Лаптев? Быстро!
Лаптев попытался встать, но пьяный зад не позволил ему это. сделать: он только приподнялся над диваном и брякнулся на прежнее место. Махнул рукой в сторону стула, на котором висел черный мятый пиджак.
— Там.
Мятая красная книжка, затертая грязными руками, свидетельствовала — пьяный владелец документа и есть Альфред Ер-молаевич Лаптев.
Увидев на столе чайник, Катрич взял его и взвесил в руке. Вода в сосуде была. Налил полный стакан, подошел к Лаптеву и с размаху выплеснул ему содержимое в лицо.
Лаптев вытаращил глаза, закрутил нечесаной башкой, зафыркал, отхлебываясь.
— Ты чо, мужик?
Попыток сопротивляться он не предпринимал. Хмель хмелем, а понимал — гость — человек крутой, крепкий.
— Очухался? — спросил Катрич. — Лады. Докладывай: работал на разноске газет?
— Я?! — Лаптев выглядел обалдело. — Да на хрен мне это нужно!
— Почему же числишься распространителем? Лаптев замотал головой, соображая.
— Слушай, шеф, — он протрезвел настолько, что уже считал Катрича каким-то начальником, имевшим право задавать вопросы. -Ты друзьям помогал?, Вот и я помогаю. Подошел мужик. Паспорт потерял. А на работу надо. Я паспорт дал. На полчаса. Разве нельзя на полчаса?
Говори ему теперь «можно» или «нельзя», что изменится?
— Как он выглядел? Или забыл за пьянкой?
— Я?! Шеф, я только и принимаю что по маленькой. От нервов. А помню все.
— Рост?
— Нормальный, шеф. Во, — Лаптев отмерил высоту на своей груди. — До сих.
— Костюм?
— Черный в полоску. Рубашка — голубая.
Катрич скрипнул зубами. Портрет Рубца вырисовывался с определенной точностью. Убийца рассчитал все возможные действия следствия и перекрыл ходы, надежной защитой.
Ничего, кроме точного описания погибшего Рубца, не смогла сообщить Катричу и Надежда Гавриловна Фелидова. Она хорошо помнила мужика, который предложил ей пятьдесят тысяч, если она возьмет отпуск за свой счет, а он за нее поработает и наберет недостающие до стажа дни. Хороший человек — находка для пенсионерки. Взял на себя ее заботь! да еще заплатил.
Судя по описанию, Фелидову временно подменял господин Рубец, которому в его нынешнем состоянии никто не мог предъявить никаких претензий.
Поздно вечером Катрич позвонил Рыжову домой.
— Можете открутить мне голову, Иван Васильевич. У меня по нулям.
— Отдыхай, — успокоил его Рыжов. — Завтра поговорим. Завтра им встретиться не удалось. Часов в семь утра Рыжова потревожил звонок Катрича.
— Иван Васильевич, зря вы вчера не открутили мне башку. Сегодня я у вас не появлюсь.
— Что такое? — Рыжова встревожил тон, которым произнес сообщение Катрич.
— Жорку убили. Брата.
— Лекарева?!
— Да, его. Выезжаю в Рогозинскую.
— Это случилось там?
— Да.
ЛЕКАРЕВ
Вообще-то трагедия произошла не в станице Рогозинской, а на Черноморском шоссе, у развилки, откуда дорога шла в дачный поселок Никандровку.
Патрульная милицейская машина, возвращавшаяся в город, остановилась на обочине шоссе возле лесопосадки. Лейтенант Лекарев вылез наружу и неторопливо направился в кустики. Сидевший за рулем капитан Виктор Денисов, заводной добрый малый, также выбрался на воздух, достал сигарету. Несколько раз щелкнул зажигалкой, но огонек не загорелся — кончился газ.
Со стороны Никандровки шла машина, освещая дорогу ближним светом.
Денисов поднял руку. Не может быть, чтобы у ехавших не нашлось огонька.
Машина притормозила и остановилась метрах в двух от милиционера. Хлопнула дверца. С водительского места на асфальт выбрался щуплый узкоплечий мужчина. Лениво потянулся — все же как-никак близилось утро — и спросил:
— Инспектор, в чем дело?
Денисов собирался сказать: «Огоньку не найдется, ребята?» — но не успел. Стекло задней двери приспустилось, и из салона выплеснулось пламя пистолетного выстрела.
Пуля ударила Денисова в грудь. Он взмахнул руками, опрокинулся на спину и рухнул на бетонку. Сигарета, которую он держал в руке, откатилась под колесо «волги» цвета «белая ночь».
— Эй, что там? — крикнул Лекарев, выбираясь из кустов. Звука выстрела он не слышал. Его надежно погасил глушитель. До него донесся только звук падения тела.
Круто повернувшись на голос, стрелок пустил пулю в Лека-рева. Отлично целил бандит. Желтая вспышка огня на миг осветила лицо стрелявшего. От удара в правое плечо Лекарев потерял равновесие и упал спиной в кусты, из-за которых только что вышел.
Падая, он машинально скользнул взглядом по номерной табличке машины, которую тускло подсвечивала лампочка. В память с удивительной отчетливостью врезались цифры номера:
К 33— 63 ПД.
— Добей, — приказал глухой голос из машины. Водитель выстрелил в голову Денисова, махнул рукой.
— Второй так подохнет.
Он убрал пистолет под пиджак, сел за руль и дал газу.
Лекарев не терял сознания ни на миг. Летел вниз спиной, сбитый сильным ударом, и видел звезды над головой. Ударился затылком о землю и вскрикнул от боли. Раненое плечо онемело, и он почти не ощущал его.
Лекарев попытался встать, и тут его настиг приступ слабости. Голова закружилась, в глазах поплыли черные мухи, звезды стали двоиться. Лекарев провалился в глухую тишину…
Очнулся довольно быстро. Открыл глаза, не в силах вспомнить, что с ним произошло. Пытался подняться, но в глазах опять все поплыло. Тогда Лекарев перевернулся на живот и пополз. Ладони царапала каменистая земля. По лицу стегали гибкие прутья кустарника.
Временами, теряя сознание, Лекарев проваливался в темноту. В такие мгновения он переставал ощущать боль, не видел ничего вокруг себя. Очнувшись, с удивлением замечал, что, даже уплывая в пустоту, он не оставался на месте, а продолжал двигаться. Извиваясь, словно слепой червяк, Лекарев лез по земле вперед, не видя цели, не зная направления. Один раз отключился на бугре, с высоты которого в зыбком тумане вдруг увидел очертания дома, стоявшего невдалеке. И тут же вырубился, забыв обо всем, потеряв чувство времени и пространства.
Когда на волне острой боли он снова пришел в себя, то понял, что лежит в кустах перед самым домом. По запаху, который источали листья, догадался, что заполз в смородину.
Полежав немного, Лекарев оттолкнулся руками от земли и отполз от куста. Вскоре он попал на дорожку, выложенную бетонными плитками. Дорожка вела к дому. Ползти по ней стало легче.
Работая локтями, Лекарев добрался до крыльца. Правая рука безжизненно тащилась за ним, впервые в жизни не помогая, а мешая двигаться.
В доме стояла тишина. Хозяева еще спали. Воскресный день не располагал дачников к раннему пробуждению.
— Преодолевая усиливавшуюся слабость, подолгу отдыхая, Лекарев забрался по ступеням крыльца вверх. Дотянулся до двери и постучал. Стук вышел робким, еле слышным.
Часто дыша открытым ртом, как пес в жаркий день, Лекарев подогнул правую ногу и снял ботинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Позвольте, -Катрич положил ладонь на журнал. — Насколько мне известно, в последнее время газету разносил мужчина.
Начальница задумалась, что-то припоминая. Согласилась.
— Это было временно. Надежда Гавриловна взяла отпуск за свой счет.
— Кто ее заменил? — Задавая вопрос, Катрич невольно напрягся: неужели сейчас он узнает фамилию, которая поможет распутать тугой узел тайны? Так просто?! — У вас есть сведения?
— У нас есть все. — Начальница держалась надменно, как и положено должностному лицу в России. — Таковы правила.
Ее палец стал снова ворошить страницы амбарной книги, приближаясь к последней записи.
— Вот. По просьбе гражданки Фелидовой на ее место временно зачислен гражданин Лаптев Альфред Ермолаевич.
Катрич давно уже привык к глупостям родителей, награждавших детей нелепыми иноземными именами: Альфред — и.Лаптев! Каково? Но он сдержался и даже не улыбнулся, а только спросил:
— Номер паспорта? Где прописан?
— Все, как надо. Паспорт выдан вторым отделением милиции Придонска. Прописан по улице Конституции, дом сорок два.
Спустя полчаса на зеленой улочке за деревянным заборчиком Катрич отыскал нужный дом. Это было одноэтажное кирличное здание старой постройки с большим двором и садиком. К дому вела дорожка, выложенная бетонными плитами. Сбоку от крыльца с козырьком виднелась собачья будка. Когда Катрич проходил мимо, оттуда высунулась лохматая собачья голова. Пес посмотрел на незнакомого человека долгим изучающим взглядом, лениво зевнул, обнажив желтые зубы и розовый язык, и так же спокойно втянул голову в конуру.
Катрич поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Какое-то время спустя она отворилась. На крыльцо вышел крупный носатый мужчина с ярко выраженной кавказской внешностью.
— Вам кого?
— Здесь проживает Лаптев?
В глубоких темных глазницах носатого вспыхнул тревожный блеск.
— А вы кто?
— Милиция, уважаемый. Уголовный розыск. Устраивает? Носатый затопал по крыльцу как спортсмен, делающий разминку. Только трудно было угадать — бежать он собирался или прыгать в высоту.
— У нас все в порядке. — Ответ прозвучал не в лад с вопросом и выдал душевное смятение носатого.
— Я спросил о другом, — сказал Катрич, повысив голос.
— У нас все в порядке, — заученно повторил носатый. Он то и дело смахивал пот со лба и облизывал толстым языком губы. — Принести документы?
— Ваши личные дела меня не интересуют. Мне нужен Лаптев.
— Альфред Ермолаевич? — Носатый перестал перебирать ногами. — Он отсюда выехал. Продал мне квартиру и отбыл. У меня с документами все законно…
— Куда он выехал?
— Не знаю.
— Как же так, купили квартиру, а куда делся хозяин — не поинтересовались?
Носатый снова стал сучить ногами, затопал по крыльцу.
— Разве я должен интересоваться, куда он уезжает?
— Почему нет?
— Я купил. Отдал деньги. Зачем он продал? Куда пошел? Мне дело, да?
— Вы слыхали, что под видом покупки квартир их хозяев убивают, а собственность присваивают? Боюсь, объяснение вам придется давать в другом месте.
— Товарищ милиционер! Я честный покупатель. Сам Лаптев просил никому не говорить, где он теперь живет. Ему это не нравится.
Стремление Лаптева к конспирации вполне вписывалось в тот образ, который складывался из кусочков мозаики, собранных Катричем. Он усилил нажим.
— Собирайтесь, поедем, гражданин…
— Окроперидзе… Нодар Окроперидзе…
— Вот и собирайтесь.
— Хорошо, я скажу. Лаптев переехал к бабе. К сожительнице, так, да? Азнаурская улица, дом четыре…
Дом номер четыре оказался железнодорожным бараком послевоенной постройки. В длинном полутемном коридоре пахло общественным сортиром и кислой капустой. С ночным горшком в руке навстречу Катричу шла женщина в застиранном махровом халате.
— Будьте добры, где живет Лаптев? Женщина остановилась перед Катричем, едва не ткнув ему горшком в грудь.
— Алик Лапоть? Танькин хахаль?
— Именно Алик, — сказал Катрич, старательно отодвигаясь от горшка, чтобы не видеть содержимого и не ощущать его запах.
— Десятая, — бросила женщина, легко вильнула задом и гордо проследовала дальше, неся горшок как ритуальную вазу.
Катрич двинулся по коридору, разглядывая облупленные эмалированные таблички на дверях. У десятой остановился. Постучал согнутым пальцем — громко, как в барабан.
За дверью кто-то тяжело заворочался. Скрипнули половицы, засвистели немазаные петли. Длинный как жердь, заросший многодневной щетиной, пьяный в дугу Лаптев возник в дверях. Он стоял, опираясь раскинутыми руками о косяк.
— Те чо, мужик?
— Лаптев?
— Ну. Те чо?
Катрич уже понял: этот пьяный фитиль не мог быть фигурой, которая совершила профессионально спланированное заказное убийство. Нет и нет!
Сдержать себя Катрич не сумел. Он сгреб Лаптева за грудки, тряхнул и впихнул в комнату. Здесь густо воняло водочным перегаром, закисшим потом, грязными носками. Подтолкнув Лаптева, посадил его на диван, затянутый грязным серым чехлом.
— Где паспорт, Лаптев? Быстро!
Лаптев попытался встать, но пьяный зад не позволил ему это. сделать: он только приподнялся над диваном и брякнулся на прежнее место. Махнул рукой в сторону стула, на котором висел черный мятый пиджак.
— Там.
Мятая красная книжка, затертая грязными руками, свидетельствовала — пьяный владелец документа и есть Альфред Ер-молаевич Лаптев.
Увидев на столе чайник, Катрич взял его и взвесил в руке. Вода в сосуде была. Налил полный стакан, подошел к Лаптеву и с размаху выплеснул ему содержимое в лицо.
Лаптев вытаращил глаза, закрутил нечесаной башкой, зафыркал, отхлебываясь.
— Ты чо, мужик?
Попыток сопротивляться он не предпринимал. Хмель хмелем, а понимал — гость — человек крутой, крепкий.
— Очухался? — спросил Катрич. — Лады. Докладывай: работал на разноске газет?
— Я?! — Лаптев выглядел обалдело. — Да на хрен мне это нужно!
— Почему же числишься распространителем? Лаптев замотал головой, соображая.
— Слушай, шеф, — он протрезвел настолько, что уже считал Катрича каким-то начальником, имевшим право задавать вопросы. -Ты друзьям помогал?, Вот и я помогаю. Подошел мужик. Паспорт потерял. А на работу надо. Я паспорт дал. На полчаса. Разве нельзя на полчаса?
Говори ему теперь «можно» или «нельзя», что изменится?
— Как он выглядел? Или забыл за пьянкой?
— Я?! Шеф, я только и принимаю что по маленькой. От нервов. А помню все.
— Рост?
— Нормальный, шеф. Во, — Лаптев отмерил высоту на своей груди. — До сих.
— Костюм?
— Черный в полоску. Рубашка — голубая.
Катрич скрипнул зубами. Портрет Рубца вырисовывался с определенной точностью. Убийца рассчитал все возможные действия следствия и перекрыл ходы, надежной защитой.
Ничего, кроме точного описания погибшего Рубца, не смогла сообщить Катричу и Надежда Гавриловна Фелидова. Она хорошо помнила мужика, который предложил ей пятьдесят тысяч, если она возьмет отпуск за свой счет, а он за нее поработает и наберет недостающие до стажа дни. Хороший человек — находка для пенсионерки. Взял на себя ее заботь! да еще заплатил.
Судя по описанию, Фелидову временно подменял господин Рубец, которому в его нынешнем состоянии никто не мог предъявить никаких претензий.
Поздно вечером Катрич позвонил Рыжову домой.
— Можете открутить мне голову, Иван Васильевич. У меня по нулям.
— Отдыхай, — успокоил его Рыжов. — Завтра поговорим. Завтра им встретиться не удалось. Часов в семь утра Рыжова потревожил звонок Катрича.
— Иван Васильевич, зря вы вчера не открутили мне башку. Сегодня я у вас не появлюсь.
— Что такое? — Рыжова встревожил тон, которым произнес сообщение Катрич.
— Жорку убили. Брата.
— Лекарева?!
— Да, его. Выезжаю в Рогозинскую.
— Это случилось там?
— Да.
ЛЕКАРЕВ
Вообще-то трагедия произошла не в станице Рогозинской, а на Черноморском шоссе, у развилки, откуда дорога шла в дачный поселок Никандровку.
Патрульная милицейская машина, возвращавшаяся в город, остановилась на обочине шоссе возле лесопосадки. Лейтенант Лекарев вылез наружу и неторопливо направился в кустики. Сидевший за рулем капитан Виктор Денисов, заводной добрый малый, также выбрался на воздух, достал сигарету. Несколько раз щелкнул зажигалкой, но огонек не загорелся — кончился газ.
Со стороны Никандровки шла машина, освещая дорогу ближним светом.
Денисов поднял руку. Не может быть, чтобы у ехавших не нашлось огонька.
Машина притормозила и остановилась метрах в двух от милиционера. Хлопнула дверца. С водительского места на асфальт выбрался щуплый узкоплечий мужчина. Лениво потянулся — все же как-никак близилось утро — и спросил:
— Инспектор, в чем дело?
Денисов собирался сказать: «Огоньку не найдется, ребята?» — но не успел. Стекло задней двери приспустилось, и из салона выплеснулось пламя пистолетного выстрела.
Пуля ударила Денисова в грудь. Он взмахнул руками, опрокинулся на спину и рухнул на бетонку. Сигарета, которую он держал в руке, откатилась под колесо «волги» цвета «белая ночь».
— Эй, что там? — крикнул Лекарев, выбираясь из кустов. Звука выстрела он не слышал. Его надежно погасил глушитель. До него донесся только звук падения тела.
Круто повернувшись на голос, стрелок пустил пулю в Лека-рева. Отлично целил бандит. Желтая вспышка огня на миг осветила лицо стрелявшего. От удара в правое плечо Лекарев потерял равновесие и упал спиной в кусты, из-за которых только что вышел.
Падая, он машинально скользнул взглядом по номерной табличке машины, которую тускло подсвечивала лампочка. В память с удивительной отчетливостью врезались цифры номера:
К 33— 63 ПД.
— Добей, — приказал глухой голос из машины. Водитель выстрелил в голову Денисова, махнул рукой.
— Второй так подохнет.
Он убрал пистолет под пиджак, сел за руль и дал газу.
Лекарев не терял сознания ни на миг. Летел вниз спиной, сбитый сильным ударом, и видел звезды над головой. Ударился затылком о землю и вскрикнул от боли. Раненое плечо онемело, и он почти не ощущал его.
Лекарев попытался встать, и тут его настиг приступ слабости. Голова закружилась, в глазах поплыли черные мухи, звезды стали двоиться. Лекарев провалился в глухую тишину…
Очнулся довольно быстро. Открыл глаза, не в силах вспомнить, что с ним произошло. Пытался подняться, но в глазах опять все поплыло. Тогда Лекарев перевернулся на живот и пополз. Ладони царапала каменистая земля. По лицу стегали гибкие прутья кустарника.
Временами, теряя сознание, Лекарев проваливался в темноту. В такие мгновения он переставал ощущать боль, не видел ничего вокруг себя. Очнувшись, с удивлением замечал, что, даже уплывая в пустоту, он не оставался на месте, а продолжал двигаться. Извиваясь, словно слепой червяк, Лекарев лез по земле вперед, не видя цели, не зная направления. Один раз отключился на бугре, с высоты которого в зыбком тумане вдруг увидел очертания дома, стоявшего невдалеке. И тут же вырубился, забыв обо всем, потеряв чувство времени и пространства.
Когда на волне острой боли он снова пришел в себя, то понял, что лежит в кустах перед самым домом. По запаху, который источали листья, догадался, что заполз в смородину.
Полежав немного, Лекарев оттолкнулся руками от земли и отполз от куста. Вскоре он попал на дорожку, выложенную бетонными плитками. Дорожка вела к дому. Ползти по ней стало легче.
Работая локтями, Лекарев добрался до крыльца. Правая рука безжизненно тащилась за ним, впервые в жизни не помогая, а мешая двигаться.
В доме стояла тишина. Хозяева еще спали. Воскресный день не располагал дачников к раннему пробуждению.
— Преодолевая усиливавшуюся слабость, подолгу отдыхая, Лекарев забрался по ступеням крыльца вверх. Дотянулся до двери и постучал. Стук вышел робким, еле слышным.
Часто дыша открытым ртом, как пес в жаркий день, Лекарев подогнул правую ногу и снял ботинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70