Он достал из ящика с инструментами банку из-под майонеза. — Пойдет?
— Важно, чтобы не протекала. — Катрич отвинтил у фляжки пробку.
Сварщик плеснул налитое в глотку и проглотил одним махом. Громко и тяжко вздохнул.
— Со знакомством, значит. Литовкин я, Андрей.
Они сели на лежавший рядом кислородный баллон. Катрич налил себе и выпил. Снова протянул баночку сварщику.
— Слушай, может, твоих хозяев заинтересует медь? У меня есть.
Литовкин выпил, но на этот раз крякнул удовлетворенно.
— Хороша, зараза!
— Я тебя про медь спросил.
— Не-е. — Литовкин уже слегка захмелел. — Я тя, конечно, понимаю. Но мы не по меди. Мы по л ю м и н и ю.
— А на хрена эта куча железа? — Катрич снова подлил в баночку, которую Литовкин держал в руке.
— От старой власти осталось. Пионеры собирали-сгребали. На трактора, на паровозы. А мне платили сто пятьдесят. На хрена, скажи, тогда паровозы? Сейчас мы всю эту блажь по боку: и пионеров, и железки. Зато «лимончик» в месяц выцарапываю.
— Неужто так много?
— А чо? Плохо, что ли?
— Напротив, очень даже неплохо. Но разве алюминий так дорого стоит?
Литовкин не ответил.Он поднес баночку к губам, но сразу пить не стал. Принюхался.
— Самогон, что ли?
— Ты что?! — Катрич возмутился совершенно искренне. — Водка «Распутин». Долбанешь стакан, потом сидишь, на бутылку смотришь. А морда с бородой тебе подмаргивает.
Литовкин понимающе рассмеялся. Телевизионная реклама, учившая отличать «Распутина» подлинного, подмаргивавшего, от самопального, который подмаргивать не умел была на памяти…
* * *
Ближе к вечеру Катрич позвонил Рыжову.
— Иван Васильевич, я насчет л ю м и н и я. Есть нужда посетить фирму. Когда? Сегодня ночью. Идет?
До Первой Магистральной Рыжов доехал автобусом. Ждать на остановке пришлось довольно долго. Пятнадцатиминутный интервал между машинами, обозначенный на металлической табличке, оказался всего лишь данью проформе. Как популярно объяснил однажды пассажирам веселый водитель: «Автобусы у нас ходят не по расписанию, а по плохой дороге». И все всем стало ясно.
Было душно. Ветерок, дувший со стороны степи, прохлады не нес, скорее добавлял жары. Вообще лето выдалось знойное, безводное. В скверах раньше обычного пожелтели листья акаций, на ветвях, раскачиваемые ветром, как колотушки гремели сухие стручки.
По договоренности Катрич должен был подъехать к месту встречи со стороны Второй Магистральной, пересечь железную дорогу пешком, выйти к Линейному проезду. Зная особенности автобусного движения, они назначили встречу с достаточным запасом времени, и Рыжов опоздать не боялся, шел неторопливо, прислушиваясь и внимательно вглядываясь в таинственный сумрак улицы. Темень уже достаточно сгустилась, но фонари еще не горели.
Он проходил мимо старой строительной бытовкн, стоявшей у забора, когда за спиной раздался подозрительный шорох. Рыжов посильнее сжал газовый баллончик, положил палец на кнопку распылителя. Но обернуться не успел. Под левую лопатку кто-то ткнул нечто твердое. В то же время спереди из густой подзаборной тени, шаркая ногами, вышел мужик. Лица его не было видно, только силуэт и очертания круглой головы в берете.
Голос, густо промоченный водярой и оттого хрипевший, как испорченный телефон, произнес:
— Стоять тихо! Это похищение!
В другой обстановке Рыжов расхохотался. Опереточный возглас пропитого баритона мог показаться дурацкой шуткой, но когда пьянь выходит на ночную добычу, то ее неудовлетворенные желания могут окончиться и трагедией. Об этом свидетельствовал твердый предмет, упиравшийся в спину. К смеху такое не располагало. Надо было держаться испуганно, чтобы нападавшие не завелись, больше того, успокоились.
— Ребята, только не убивайте!
Такого рода просьба позволила гопстопннкам почувствовать, что их жертва испугана смертельно и любые требования будут исполнены.
— Не бзди! — сказал Хрипатый. — Тебе сказано: похищение. Выкладывай выкуп! Освободим.
— Вы что, мужики! — Рыжов старался как можно убедительнее изображать страх и растерянность. Ситуация все больше походила на анекдот, но анекдот был скверный. — Вы меня с кем-то спутали.
— Ни с кем, — из-за спины прозвучал бабий голос, столь же пропитой, как голос мужика. — Гони двадцать штук! Только быстро!
— Боже правый! На охоту за бутылкой вышла семейная пара алкашей.
Рыжов продолжал переговоры.
— Офонарели, ребята? — спросил он, делая вид, будто не понял, что за спиной женщина. — Откуда у меня двадцать?
— Ну, десятка есть, это точно. Гони! Приказ давал право на движения.
— Сейчас, мужики. Достаю. Только не бейте…
Рыжов резким движением ушел корпусом влево, развернулся на каблуке и пустил струю аэрозоли в лицо невежливой леди. Второй импульс плеснул сногсшибательное облако газа в сторону мужчины. Баллончик не подвел. Полицейская смесь из Германии сработала надежно.
Рыжов быстро нагнулся и обыскал лежащих. Из внутреннего кармана мужчины вынул паспорт. Посветил фонариком — Собакарь Аким Кузьмич. Документы женщины оказались в хозяйственной сумке. Репенко Раиса Трифоновна. Здесь же лежали две пустые бутылки из-под водки и одна маленькая из-под пива. Вторая такая же — ею женщина тыкала Рыжову под левую лопатку — разбилась при падении.
Катрич вынырнул из-за угла бесплотной тенью.
— И что нам с ними делать?
— Спроси что попроще. Во всяком случае до конца дела отпускать нельзя.
— Лады.
Катрич поднял и поставил на ноги мужчину. Достал наручники.
— Лапы, господин как вас там.
Щелкнули замки.
То же самое он проделал с дамой, не дав ей никаких преимуществ.
— Пошли!
Они пересекли двор, заваленный железом. Аким Кузьмич, обалдевший от химии, несколько раз спотыкался и чуть не падал. Только мощная рука Катрича удерживала его за ворот от приземления.
Калитку в воротах ангара Катрич открыл без труда: замок был местного производства — простой и дешевый.
Плотно затворив за вошедшими дверь, Катрич зажег фонарик, нашел выключатель и включил свет. Огляделся. Выбрал удобный угол за большим верстаком. Завел туда задержанных и заставил их сесть на пол. Потом достал и подержал в руке пистолет «вальтер ППК». Это был газовый пистолет, разрешение на него имелось, но фирма сделала все, чтобы газовую машинку от настоящей боевой отличить было невозможно.
— Ты понял? — спросил он сидевшего в углу Акима Кузьмича и заправил пистолет за пояс. Кузьмич кивнул. Он уже понимал, насколько крепко влип, решив потрясти крутых мужиков, а теперь сам находился между жизнью и смертью. Что на уме громил — попробуй угадай. Шлепнут их — его и маруху, — и кранты.
— Вот что, — сказал Катрич, обращаясь к женщине, — я гляжу, ты разумней своего обалдуя. Потому учти — сидите здесь тихо. Не дергайтесь, нс вздумайте орать. Кончим дело, уйдем все вместе. Там я вас отпущу. Если попробуете рвануть когти, то, — Катрич поправил пистолет, торчавший у него из-за пояса,-сами догадываетесь…
— Мы тихо, — заверила женщина. — Не надо нас…
— Лады, не буду. Старый заяц трепаться не любит. Вместе с Рыжовым, двигаясь осторожно, они шаг за шагом стали изучать ангар. Ничего примечательного здесь не было. Пол, настланный из чугунных плит. Тигель с элсктронагревом в углу. На полу застывшие брызги алюминия. Большой ящик с песком для тушения пожара. Все открыто, все на виду — нигде ничего не спрятано. Вдоль одной из стен высокий штабель алюминиевых чушек на поддонах для автопогрузчика — подгоняй машину и грузи. Образцовое частное производство…
— Похоже, все чисто, — сказал Рыжов с разочарованием. Что поделаешь, собираясь на охоту, человек всегда рассчитывает вернуться с добычей. Если трофеев нет, на кой черт ходил? Настроение падает до нуля, опускаются руки.
У Катрича выдержка оказалась покруче. Он давно научился сидеть в засадах, часами глядя в пустоту, умел дотошно осматривать место преступления в поисках следов и улик. Не отвечая на сетования Рьгжова, Катрич ходил по ангару, словно принюхивался. Возле ящика с песком остановился. Обошел вокруг. Вернулся. Обошел снова. Присел на корточки. Стал водить пальцами по полу, ощупывая металл. Поднялся.
— Иван Васильевич, гляньте.
Рыжов подошел. Носком ботинка Катрич показал полукруглые следы потертости на металлическом полу.
Теперь и Рыжов обошел ящик со всех сторон. Подумал.
— Ящик двигали. И не раз.
— Похоже. Может, и мы попробуем? Они налегли на короб. Что-то скрипнуло, ящик тронулся с места и пополз в сторону, открывая квадратный люк.
— Так, — Катрич зажег фонарик. Посветил вниз. Желтое пятно света выхватило из темноты крутые металлические ступени.
— Я спущусь.
Катрич осторожно двинулся вниз. За ним спустился Рыжов.
Перед ними открылся подвал, оборудованный как продолжение цеха — алюминиевые отливки, сварочный аппарат, стеллажи.
Катрич поднял с пола странную заготовку.
— Что-то вроде корыта, — сказал он, — только на кой оно?
— А это? — Рыжов взял в руки тонкую алюминиевую пластинку. Она прикрывала вырез в алюминиевом корытце, стоявшем в стороне от других. Под крышкой лежал аккуратный лист толстого асбеста.
— Не нравится мне все это, — сказал Катрич. — А почему — понять не могу.
— Чего ж не понять? — Рыжов усмехнулся. — Наверху
л ю м и н и й на вывоз. А это, судя по всему, шкатулки. В них закладывают что-то, чего не собираются декларировать на таможне. Добавляют к грузу и везут.
Катрич пошарил лучиком фонаря по стеллажам. Обнаружил в углу небольшое белое пятно. Протянул руку — порошок. Облизал палец, тронул пятно. Понюхал прилипшие крошки. Потом лизнул. Сморщился.
— Точно! Наркота. В этих шкатулках ее и перевозят.
— Куда?
— Туда, куда идет алюминий. Значит, узнать не трудно. Они выбрались из подвала. Вернули ящик на место.
— Пошли! — Катрич пихнул ногой Акима Кузьмича. Вчетвером они выбрались с территории «Алковтормета», пересекли железнодорожные пути. Здесь Катрич снял с сожителей наручники. Пошарил в кармане, достал деньги.
— Вот вам десять штук, страдальцы. Идите выпейте. И молчок. Вы здесь не были, никого не видели.
Вольноотпущенники, бормоча слова благодарности и давая клятву молчать, быстро пошли прочь, исчезли во тьме.
— Надо бы их в милицию сдать, — высказал сомнение Рыжов.
— Не надо. Нам главное заставить забеспокоиться хозяев ангара. Когда суетятся, всегда делают ошибки.
— Ты думаешь, они что-то узнают?
— Еще как! — Катрич улыбнулся. — Я для этого кое-что сделал.
* * *
Аким Кузьмич Собакарь по кличке Халбон проснулся поздно: около двенадцати пополудни. Как любым пропойцам, полбутылки им с Райкой вполне хватило, чтобы забалдеть вкрутую. Райка еще валялась в постели — немытая, смердящая потом и перегаром, а Халбон сунул ноги в сандалии и вышел на улицу.
На лавочке при выходе из подъезда сидел Колька Грыжа, небритый тусклоглазый мужик из соседнего корпуса. Увидев Халбона, он мигом вскочил.
— Здорово, отец!
В компании алкашей Халбон был самым старым — лет на шестьдесят с хвостиком, — и сорокалетние собутыльники звали его отцом, что однако не давало ему права даже на лишний глоток в доле.
— Здорово, Колян.
— Батя, подлечиться нс хочешь?
Халбон судорожно сглотнул вязкую слюну.
— А есть?
— В бойлерной. Айда со мной.
Щедрое предложение Грыжи удивило бы любого алкаша, но Халбон не учуял подвоха. Как собачонка за хозяином, он двинулся к бойлерной — к бетонному домику, стоявшему на пустыре у свалки.
Грыжа приоткрыл тяжелую железную дверь и жестом испанского гранда пригласил Халбона внутрь.
— Проходи.
Едва Халбон вошел, дверь с грохотом захлопнулась, оставив его в полутьме. Было сыро и пахло плесенью. Тусклая лампочка едва освещала помещение.
— Халбон? Ну-ка, давай сюда!
Крепкие руки подхватили алкаша за плечи и толкнули в угол. Здесь стояли два человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Важно, чтобы не протекала. — Катрич отвинтил у фляжки пробку.
Сварщик плеснул налитое в глотку и проглотил одним махом. Громко и тяжко вздохнул.
— Со знакомством, значит. Литовкин я, Андрей.
Они сели на лежавший рядом кислородный баллон. Катрич налил себе и выпил. Снова протянул баночку сварщику.
— Слушай, может, твоих хозяев заинтересует медь? У меня есть.
Литовкин выпил, но на этот раз крякнул удовлетворенно.
— Хороша, зараза!
— Я тебя про медь спросил.
— Не-е. — Литовкин уже слегка захмелел. — Я тя, конечно, понимаю. Но мы не по меди. Мы по л ю м и н и ю.
— А на хрена эта куча железа? — Катрич снова подлил в баночку, которую Литовкин держал в руке.
— От старой власти осталось. Пионеры собирали-сгребали. На трактора, на паровозы. А мне платили сто пятьдесят. На хрена, скажи, тогда паровозы? Сейчас мы всю эту блажь по боку: и пионеров, и железки. Зато «лимончик» в месяц выцарапываю.
— Неужто так много?
— А чо? Плохо, что ли?
— Напротив, очень даже неплохо. Но разве алюминий так дорого стоит?
Литовкин не ответил.Он поднес баночку к губам, но сразу пить не стал. Принюхался.
— Самогон, что ли?
— Ты что?! — Катрич возмутился совершенно искренне. — Водка «Распутин». Долбанешь стакан, потом сидишь, на бутылку смотришь. А морда с бородой тебе подмаргивает.
Литовкин понимающе рассмеялся. Телевизионная реклама, учившая отличать «Распутина» подлинного, подмаргивавшего, от самопального, который подмаргивать не умел была на памяти…
* * *
Ближе к вечеру Катрич позвонил Рыжову.
— Иван Васильевич, я насчет л ю м и н и я. Есть нужда посетить фирму. Когда? Сегодня ночью. Идет?
До Первой Магистральной Рыжов доехал автобусом. Ждать на остановке пришлось довольно долго. Пятнадцатиминутный интервал между машинами, обозначенный на металлической табличке, оказался всего лишь данью проформе. Как популярно объяснил однажды пассажирам веселый водитель: «Автобусы у нас ходят не по расписанию, а по плохой дороге». И все всем стало ясно.
Было душно. Ветерок, дувший со стороны степи, прохлады не нес, скорее добавлял жары. Вообще лето выдалось знойное, безводное. В скверах раньше обычного пожелтели листья акаций, на ветвях, раскачиваемые ветром, как колотушки гремели сухие стручки.
По договоренности Катрич должен был подъехать к месту встречи со стороны Второй Магистральной, пересечь железную дорогу пешком, выйти к Линейному проезду. Зная особенности автобусного движения, они назначили встречу с достаточным запасом времени, и Рыжов опоздать не боялся, шел неторопливо, прислушиваясь и внимательно вглядываясь в таинственный сумрак улицы. Темень уже достаточно сгустилась, но фонари еще не горели.
Он проходил мимо старой строительной бытовкн, стоявшей у забора, когда за спиной раздался подозрительный шорох. Рыжов посильнее сжал газовый баллончик, положил палец на кнопку распылителя. Но обернуться не успел. Под левую лопатку кто-то ткнул нечто твердое. В то же время спереди из густой подзаборной тени, шаркая ногами, вышел мужик. Лица его не было видно, только силуэт и очертания круглой головы в берете.
Голос, густо промоченный водярой и оттого хрипевший, как испорченный телефон, произнес:
— Стоять тихо! Это похищение!
В другой обстановке Рыжов расхохотался. Опереточный возглас пропитого баритона мог показаться дурацкой шуткой, но когда пьянь выходит на ночную добычу, то ее неудовлетворенные желания могут окончиться и трагедией. Об этом свидетельствовал твердый предмет, упиравшийся в спину. К смеху такое не располагало. Надо было держаться испуганно, чтобы нападавшие не завелись, больше того, успокоились.
— Ребята, только не убивайте!
Такого рода просьба позволила гопстопннкам почувствовать, что их жертва испугана смертельно и любые требования будут исполнены.
— Не бзди! — сказал Хрипатый. — Тебе сказано: похищение. Выкладывай выкуп! Освободим.
— Вы что, мужики! — Рыжов старался как можно убедительнее изображать страх и растерянность. Ситуация все больше походила на анекдот, но анекдот был скверный. — Вы меня с кем-то спутали.
— Ни с кем, — из-за спины прозвучал бабий голос, столь же пропитой, как голос мужика. — Гони двадцать штук! Только быстро!
— Боже правый! На охоту за бутылкой вышла семейная пара алкашей.
Рыжов продолжал переговоры.
— Офонарели, ребята? — спросил он, делая вид, будто не понял, что за спиной женщина. — Откуда у меня двадцать?
— Ну, десятка есть, это точно. Гони! Приказ давал право на движения.
— Сейчас, мужики. Достаю. Только не бейте…
Рыжов резким движением ушел корпусом влево, развернулся на каблуке и пустил струю аэрозоли в лицо невежливой леди. Второй импульс плеснул сногсшибательное облако газа в сторону мужчины. Баллончик не подвел. Полицейская смесь из Германии сработала надежно.
Рыжов быстро нагнулся и обыскал лежащих. Из внутреннего кармана мужчины вынул паспорт. Посветил фонариком — Собакарь Аким Кузьмич. Документы женщины оказались в хозяйственной сумке. Репенко Раиса Трифоновна. Здесь же лежали две пустые бутылки из-под водки и одна маленькая из-под пива. Вторая такая же — ею женщина тыкала Рыжову под левую лопатку — разбилась при падении.
Катрич вынырнул из-за угла бесплотной тенью.
— И что нам с ними делать?
— Спроси что попроще. Во всяком случае до конца дела отпускать нельзя.
— Лады.
Катрич поднял и поставил на ноги мужчину. Достал наручники.
— Лапы, господин как вас там.
Щелкнули замки.
То же самое он проделал с дамой, не дав ей никаких преимуществ.
— Пошли!
Они пересекли двор, заваленный железом. Аким Кузьмич, обалдевший от химии, несколько раз спотыкался и чуть не падал. Только мощная рука Катрича удерживала его за ворот от приземления.
Калитку в воротах ангара Катрич открыл без труда: замок был местного производства — простой и дешевый.
Плотно затворив за вошедшими дверь, Катрич зажег фонарик, нашел выключатель и включил свет. Огляделся. Выбрал удобный угол за большим верстаком. Завел туда задержанных и заставил их сесть на пол. Потом достал и подержал в руке пистолет «вальтер ППК». Это был газовый пистолет, разрешение на него имелось, но фирма сделала все, чтобы газовую машинку от настоящей боевой отличить было невозможно.
— Ты понял? — спросил он сидевшего в углу Акима Кузьмича и заправил пистолет за пояс. Кузьмич кивнул. Он уже понимал, насколько крепко влип, решив потрясти крутых мужиков, а теперь сам находился между жизнью и смертью. Что на уме громил — попробуй угадай. Шлепнут их — его и маруху, — и кранты.
— Вот что, — сказал Катрич, обращаясь к женщине, — я гляжу, ты разумней своего обалдуя. Потому учти — сидите здесь тихо. Не дергайтесь, нс вздумайте орать. Кончим дело, уйдем все вместе. Там я вас отпущу. Если попробуете рвануть когти, то, — Катрич поправил пистолет, торчавший у него из-за пояса,-сами догадываетесь…
— Мы тихо, — заверила женщина. — Не надо нас…
— Лады, не буду. Старый заяц трепаться не любит. Вместе с Рыжовым, двигаясь осторожно, они шаг за шагом стали изучать ангар. Ничего примечательного здесь не было. Пол, настланный из чугунных плит. Тигель с элсктронагревом в углу. На полу застывшие брызги алюминия. Большой ящик с песком для тушения пожара. Все открыто, все на виду — нигде ничего не спрятано. Вдоль одной из стен высокий штабель алюминиевых чушек на поддонах для автопогрузчика — подгоняй машину и грузи. Образцовое частное производство…
— Похоже, все чисто, — сказал Рыжов с разочарованием. Что поделаешь, собираясь на охоту, человек всегда рассчитывает вернуться с добычей. Если трофеев нет, на кой черт ходил? Настроение падает до нуля, опускаются руки.
У Катрича выдержка оказалась покруче. Он давно научился сидеть в засадах, часами глядя в пустоту, умел дотошно осматривать место преступления в поисках следов и улик. Не отвечая на сетования Рьгжова, Катрич ходил по ангару, словно принюхивался. Возле ящика с песком остановился. Обошел вокруг. Вернулся. Обошел снова. Присел на корточки. Стал водить пальцами по полу, ощупывая металл. Поднялся.
— Иван Васильевич, гляньте.
Рыжов подошел. Носком ботинка Катрич показал полукруглые следы потертости на металлическом полу.
Теперь и Рыжов обошел ящик со всех сторон. Подумал.
— Ящик двигали. И не раз.
— Похоже. Может, и мы попробуем? Они налегли на короб. Что-то скрипнуло, ящик тронулся с места и пополз в сторону, открывая квадратный люк.
— Так, — Катрич зажег фонарик. Посветил вниз. Желтое пятно света выхватило из темноты крутые металлические ступени.
— Я спущусь.
Катрич осторожно двинулся вниз. За ним спустился Рыжов.
Перед ними открылся подвал, оборудованный как продолжение цеха — алюминиевые отливки, сварочный аппарат, стеллажи.
Катрич поднял с пола странную заготовку.
— Что-то вроде корыта, — сказал он, — только на кой оно?
— А это? — Рыжов взял в руки тонкую алюминиевую пластинку. Она прикрывала вырез в алюминиевом корытце, стоявшем в стороне от других. Под крышкой лежал аккуратный лист толстого асбеста.
— Не нравится мне все это, — сказал Катрич. — А почему — понять не могу.
— Чего ж не понять? — Рыжов усмехнулся. — Наверху
л ю м и н и й на вывоз. А это, судя по всему, шкатулки. В них закладывают что-то, чего не собираются декларировать на таможне. Добавляют к грузу и везут.
Катрич пошарил лучиком фонаря по стеллажам. Обнаружил в углу небольшое белое пятно. Протянул руку — порошок. Облизал палец, тронул пятно. Понюхал прилипшие крошки. Потом лизнул. Сморщился.
— Точно! Наркота. В этих шкатулках ее и перевозят.
— Куда?
— Туда, куда идет алюминий. Значит, узнать не трудно. Они выбрались из подвала. Вернули ящик на место.
— Пошли! — Катрич пихнул ногой Акима Кузьмича. Вчетвером они выбрались с территории «Алковтормета», пересекли железнодорожные пути. Здесь Катрич снял с сожителей наручники. Пошарил в кармане, достал деньги.
— Вот вам десять штук, страдальцы. Идите выпейте. И молчок. Вы здесь не были, никого не видели.
Вольноотпущенники, бормоча слова благодарности и давая клятву молчать, быстро пошли прочь, исчезли во тьме.
— Надо бы их в милицию сдать, — высказал сомнение Рыжов.
— Не надо. Нам главное заставить забеспокоиться хозяев ангара. Когда суетятся, всегда делают ошибки.
— Ты думаешь, они что-то узнают?
— Еще как! — Катрич улыбнулся. — Я для этого кое-что сделал.
* * *
Аким Кузьмич Собакарь по кличке Халбон проснулся поздно: около двенадцати пополудни. Как любым пропойцам, полбутылки им с Райкой вполне хватило, чтобы забалдеть вкрутую. Райка еще валялась в постели — немытая, смердящая потом и перегаром, а Халбон сунул ноги в сандалии и вышел на улицу.
На лавочке при выходе из подъезда сидел Колька Грыжа, небритый тусклоглазый мужик из соседнего корпуса. Увидев Халбона, он мигом вскочил.
— Здорово, отец!
В компании алкашей Халбон был самым старым — лет на шестьдесят с хвостиком, — и сорокалетние собутыльники звали его отцом, что однако не давало ему права даже на лишний глоток в доле.
— Здорово, Колян.
— Батя, подлечиться нс хочешь?
Халбон судорожно сглотнул вязкую слюну.
— А есть?
— В бойлерной. Айда со мной.
Щедрое предложение Грыжи удивило бы любого алкаша, но Халбон не учуял подвоха. Как собачонка за хозяином, он двинулся к бойлерной — к бетонному домику, стоявшему на пустыре у свалки.
Грыжа приоткрыл тяжелую железную дверь и жестом испанского гранда пригласил Халбона внутрь.
— Проходи.
Едва Халбон вошел, дверь с грохотом захлопнулась, оставив его в полутьме. Было сыро и пахло плесенью. Тусклая лампочка едва освещала помещение.
— Халбон? Ну-ка, давай сюда!
Крепкие руки подхватили алкаша за плечи и толкнули в угол. Здесь стояли два человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70