Папа в кресле закрыл лицо ладонями и тоже откинулся на спинку и замер, глубоко дыша. А мама, наоборот, скрючилась, опустив голову к коленям, ее дыхания не слышно… И только жужжащий посторонний звук… Вот, опять! Это волчком крутится веретено времени, туда-сюда… туда-сюда, обматывая нас тончайшей паутинкой вечности, и, если сейчас кто-нибудь не дернется, она тщательно и прочно обмотает тела, превратив их в коконы, а потом в личинки других жизней. Но тут мальчик вздрагивает, разрывая судорожным движением взлетевших ручек паутину вечности, веретено падает, и я вдруг понимаю, что все беспомощные младенцы некоторое время пребывают в пространстве между жизнью и смертью, неосмысленно повелевая и тем и другим…
— Ты слышала, — спросил папа на лестнице, когда вся дружная семейка, укрыв меня с детьми пледом, втроем спускалась вниз, — слышала только что странный звук? Гулкий стук и жужжание? Я помню этот звук, я его помню с детства, когда мама пряла пряжу из собачьей шерсти!..
Я вздыхаю. Похоже, еще один кандидат в ближайшие мертвецы. Переношу спящих детей в супружескую спальню — там кровать больше. Обкладываю их подушками. Почему-то кажется, что вдвоем им не так страшно спать. Девочка категорически отказывается идти в детскую и ненавидит манеж.
Открываю шкаф, скидываю ботинки на каблуках. Пора сменить брючки на домашний халат строгого покроя. Гости все-таки… Прозрачный, из шелка, едва прикрывающий попу, не пойдет… И этот, в виде кимоно, не пойдет — слишком претенциозно… Эта женщина вообще носила обычные халаты? Придется воспользоваться желтой пижамой с красными бабочками.
Внизу слышен спокойный разговор и звон посуды. По лестнице спускаюсь босиком — никак не могу уговорить себя влезть в чужие тапочки.
Семья решила воспользоваться моим советом и заняться настоящим пьянством. Посуда вымыта, стол убран, и посередине красуются сразу четыре бутылки — водка, вино, газировка.
— А мы тут решили расслабиться, — виновато оправдывается папа.
А его сыночек молча протягивает мне зеленый коктейль в высоком узком стакане. Смотрю на взбитую жидкость с сомнением.
— Молоко, один желток и два киви, — докладывает сынок, хмурится, задумчиво шевелит губами и добавляет:
— Ощи-щищенные…
И я понимаю, что он уже слегка расслабился. Пью коктейль. Вкусно.
— Кормящие должны пить горячий чай со сливками, это для молока очень полезно, — пошатываясь, мама ставит передо мной чашку. — Еще нужно есть грецкие орехи, только не жареные. Где тут у вас лежат грецкие орехи?..
— Понятия не имею, — сознаюсь я, выпивая вкусный чай.
— А вот греки, смею заметить, рекомендовали кормящим мамам употреблять раз в день по двадцать граммов красного виноградного вина, от него в крови повышается… повышается… — Папа старательно вытаскивает из бутылки с красным вином пробку, штопор вылетает, пробка не идет, и он впивается в нее зубами.
Дин-дон! — сказал колокольчик.
— Это кто-то уже на двери нажал кнопочку, — объясняет Коля, — это кто-то свой, он знает, что колокольчик гораздо приятней, чем звонок на воротах, особенно когда еще дети бегут по мостику, и цапля…
— Войдите! — крикнул папа, он уже успел налить мне в бокал двойную для кормящих матерей порцию вина, чокнулся с этим бокалом рюмочкой водки и опрокинул ее в себя, содрогнулся и еще раз крикнул:
— Войдите!
Ручка кухонной двери повернулась. Я оцепенела. Вошел следователь Поспелов.
— Мир вашему дому! — решил начать он с банальности, стряхивая шляпу. — А на улице дождь.
— Гостю — штрафную! — заявила мама, булькая в бокал на высокой ножке водку. — А мы к сыну приехали, то есть к брату с невесткой…
— Ляля нам не невестка, она эта… как ее? Жена моего брата — золовка, вот! Поставь гостю прибор.
— Ну какая золовка? — не унимается мама. — Она свояченица!
— Это кто же здесь будет хозяин? — поинтересовался Поспелов, снимая плащ и усаживаясь на выделенный стул.
— Понимаете, сейчас у молодежи все так непонятно, — пожаловалась мама. — На данный момент получается, что хозяин сейчас тут наш сын, Коля. Коля, поздоровайся с дядей!
Некоторое время семейство смотрело на Поспелова с напряженным обдумыванием, вероятно, вспоминало, знаком ли им этот человек.
— Кузьма Ильич, — приподнял Поспелов свой зад над стулом.
— Здравствуйте, дядя Кузя! — тут же отреагировал Коля, отправив жестом отца стопочку водки в рот.
— А вы, извините… — подался ко мне Поспелов через стол.
— А это наша Лялечка! — обняла меня сзади мамочка и погрозила Поспелову пальцем. — Ее нельзя волновать, она кормящая мать!
— Простите, а вы поете с Антоном? — поинтересовался папа.
— Пою? — удивился Поспелов.
— Ну да, работаете с ним?
— А, нет, я, собственно, и не знаком совсем…
— А и ладно! — перебила мама. — Подумаешь — пение! У нас сосед, например, умеет подражать токующему глухарю!
— А я здесь за порядком наблюдаю, — решил объясниться Поспелов, — мне охранник сказал, что появился юноша в гипсе…
— Это наш сын! — трагически зашептала мама. — Ему убийца переехал фургоном ногу! И, обратите внимание, опять — левую! — она многозначительно подняла вверх указательный палец.
— Так вы приехали в гости? — решил раскрутить маму следователь.
Я встала, вытащила из холодильника блюдо с салатом и наложила себе хорошую порцию.
— Тебе нельзя капусту, от капусты ребеночка будет пуч… ить! — икнула мама.
— Мы приехали в гости, у нас тут сложная семейная история, понимаете, сын влюбился в свою тетю… — начал объяснять папа.
— Она мне не тетя, — внес ясность Коля. — Она жена моего дяди! А тетя — это совсем другое, это сестра матери, например…
— У меня нет ни сестер, ни братьев и уже никогда!., никогда не будет… — грустно объявила мама и пригорюнилась.
— А сколько вашему маленькому? — вдруг перенес на меня свой интерес Поспелов.
Я набила как следует рот салатом и неопределенно помахала руками.
— А хозяин дома? Он в отъезде? — продолжал следователь.
Я кивнула и исхитрилась засунуть в полный рот еще ложку салата.
— Вы поймите, — решил все объяснить папа, — это дела любовные, тут надо иметь большой такт и понимание!
— Да что вы? — удивленно покачал головой Поспелов.
— Ну конечно! Мой сын влюбился в Лялю, а у Антона, оказывается, тоже была женщина, вот какая история… Нет, вы не подумайте, что сын совсем оболтус, хоть и бросил школу, он сразу пошел работать!
— Неужели?
— Конечно! И не просто работать, а в ночную смену!
— Точно, в ночную! — поддержала мама. — Он пошел работать в бар проститутом.
— Стриптизером! — укоризненно поправил папа.
Я чуть не подавилась и с изумлением уставилась на Колю Сидоркина. Коля закатил глаза и показал мне язык.
— И кто же это такой смелый взял школьника на работу в ночной клуб? — поинтересовался Поспелов.
— Меня сначала взяли уборщиком, а я случайно вышел на “эшафот”. В плавках, в фартуке — потому что туалет убирал! — в красных резиновых перчатках и со шваброй. В зале поднялся такой вой, и хозяин потом назвал этот номер “фантазии уборщика”, а уж как он разобрался с бумажками, я не интересовался.
— Куда он вышел? — поинтересовался следователь.
— Это такое место, вроде сцены со стойками, где нужно раздеваться, — с готовностью объяснила мамочка. — Наверняка ведь устроили Коленьку по чужому паспорту, куда только смотрит милиция!
— Тоже своего рода искусство. — Папа обнял сыночка и, покачивая головой, старался сфокусировать свои зрачки где-то в районе Колиной переносицы.
— Вы — родители молодого человека, который влюблен в очаровательную замужнюю даму в желтой пижаме! — подвел итог Поспелов.
— Видели бы вы Лялю с длинными волосами! — вступила мама. — Роскошные локоны. Волосы — это все, что мне в ней нравилось. Странная она. Только представьте, кормит ребенка в темной комнате и в черных очках! А водка еще есть? — она потрясла пустой бутылкой.
— А в холодильнике лежат отрезанные головы, — заявил Коля, когда Поспелов, оглядев уже неспособное передвигаться семейство, встал и подошел к холодильнику.
Следователь замер.
Я замерла.
Почувствовав наше напряжение, мама с папой переглянулись и одновременно прыснули мокрым пьяным смехом.
— И вот что мне непонятно, — озадаченно проговорил Коля. — Почему дядя Антон лежал под кроватью? Как он вообще там оказался мертвый, если я не смог его вытащить?.. Он совершенно натурально застрял, понимаете?..
Папа с мамой опять расслабились в припадке громкого смеха. Поспелов открыл холодильник и достал бутылку водки.
— И как же ты его вытащил? — буднично спросил Поспелов, отвинчивая пробку.
— С помощью третьего тома всемирной энциклопедии. А знаете, что еще странно? Зеркало в коридоре разбилось — и ни одного осколка!
— Да ну? — удивился Поспелов.
— Я знаю, почему оно разбилось! — гордо доложил Коля.
— Почему? — напрягся Поспелов.
— Потому что сразу два покойника в доме! Ни одно зеркало такого не выдержит.
Я встала и потянулась. Папа с мамой перестали корчиться от смеха и растерянно осмотрелись.
— Засиделись мы, — кивнул папа.
— А Кузьмич и не пьет совсем, — заметила мама.
— Не Кузьмич, а Ильич! — поправил папа. — Ильич, ты почему не пьешь?
— Да мне пора уже. Я могу вас проводить до остановки.
— Ну нет! Мы тут заснем, — топнул папа ногой в пол.
Так. Они напились и не собираются уезжать!
— Как знаете, а мне пора, — встал Поспелов. — Спасибо за гостеприимство. Проводите. — Он уставился на меня тяжелым взглядом, и я поплелась за ним к двери.
Мы вышли на улицу под козырек, хотя Поспелов и покосился на мои босые ноги с удивлением.
— Уютно вам тут? — спросил он, протянув руку и набрав пригоршню стекавшего с козырька дождя.
— Не очень. Слишком много народу лезет в дом.
— А скажите, Мона… Можно вас называть Моной? — Поспелов протянул продолговатую пластмассовую коробочку. — Скажите, что это за рыбки?
Я потрясла коробку. Что-то гремит внутри. Попробовала открыть. Крышка очень туго пригнана…
— Разрешите?..
Следователь открыл коробочку. Я взяла из холстинки сушеную рыбешку. Понюхала. Положила обратно.
— Это маленький фугу.
— Как? — растерялся Поспелов и склонился ко мне.
— Это маленький иглобрюх. Может быть, видели где-нибудь засушенного большого иглобрюха? В виде раздувшегося шара с огромными колючками? Такую красоту любят вешать в японских ресторанах, вероятно, для повышения аппетита…
Я затихла, слушая дождь.
— Это едят с пивом? — Поспелов взял из моих рук коробочку и уставился на рыбешек.
— Не думаю… Вы видели фильм Куросавы “Под стук трамвайных колес”?
. — Да. Хотите сказать о девочке, которая ранила ножом своего возлюбленного?
— Нет. Другая новелла. О маленьком мальчике, который умер в мечтах о доме с бассейном.
— Да-да! — обрадовался Поспелов. — Он умер, отравившись рыбой, объедками со столов какого-то ресторана.
— Я думаю, он отравился фугу.
— Вы думаете? — опешил следователь. — То есть как это — думаете?..
— Когда я посмотрела этот фильм… Давно, я была еще девочкой, я поинтересовалась в Тимирязевском музее, от какой свежей рыбы мог умереть этот мальчик. Мне показали сувенир — раздутое чучело иглобрюха, вот такой шар! — Я развела руки и обхватила им пространство между мною и Поспеловым, так что тому пришлось попятиться. — Это ядовитая, но очень вкусная рыба, так сказал старик в музее.
— У вас замерзли ноги? — тихо спросил Поспелов.
— Нет. Старик был прав. Очень необычный вкус у этой рыбы.
— Вы хотите сказать?.. Вы что, ее пробовали? — он уставился в коробочку.
— А что тут странного? Никогда не мечтала попробовать суп из черепахи, акульи плавники или чего похлеще — ласточкины гнезда. Только фугу, совсем чуть-чуть.
— Чуть-чуть?..
— Очень дорогая рыба.
— И где же вы это попробовали?
— В японском квартале Нью-Йорка. Почти двести долларов за порцию сырой рыбы и соусник с соевой гадостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47