В кухню входит ужасно довольный собой мальчик Коля.
— Я видел, как они отъехали! — сообщает он с порога. — Убедилась, что я все сделал правильно?
— С петардой в яме ты переборщил.
— Неужели сработала?! Ура! Кто попался?
— Тот, которого ты называешь сантехником, теперь обсыпан конфетти. А у тебя не было каких-нибудь гнусных шутих, вроде баллончика с запахом дерьма или брызгалки с краской?
— Нет. В этом доме я нашел только новогодние хлопушки.
На стене у кухонного стола зазвонил телефон. Мы смотрим на него, потом — друг на друга.
— Ты бери, — киваю я.
— Нет, ты!
— Я здесь случайно, а ты родственник!
— Я не родственник, а причина всех неприятностей!
В конце концов трубку сняла я, а “причина всех неприятностей” потащился в кабинет, чтобы там подслушивать по другому аппарату.
— Это следователь Поспелов говорит. Мне нужно вас видеть.
Коля заявил, что с него на сегодня достаточно общения с незнакомыми людьми, и потребовал запрятать его на супружеской кровати под три одеяла.
— Детей иногда нужно гулять на свежем воздухе, — укоризненно замечаю я.
— Вот и гуляй детей со следователем, а я иду в кровать! — Он решительно подхватывает с пола корзину с ребенком.
Сюшка с готовностью двинулась за ним.
Внимательно оглядев кухню, следователь остановился глазами на миксере. Я налила ему коктейль. Он принюхался, дождался, пока я выпью свой, и только после этого попробовал.
— Водка? — спросил Поспелов, вытирая белые “усы”.
— Коньяк.
— А вы уверены, что ребенку это понравится?
— Мне нужно успокоиться.
— Тогда я не вовремя?
— Вы всегда не вовремя. Потому что на работе. Приходите как-нибудь после рабочего дня, побеседуем по-дружески.
— Договорились, — согласился Поспелов, подобрав недогрызенное Сюшкой яблоко. — А сейчас, если можно, побеседуйте со мной для протокола. Итак. Вам знаком Артур Карлович Бехтев?
— Нет.
— Подумайте, не спешите так. Вот, пожалуйста, фотография.
— Это странный мужчина, который притащился сюда в три часа ночи и залез в багажник машины в гараже. Он не называл свое отчество и фамилию.
— Тогда зачем юноша по имени Николай Сидоркин привел его сегодня в обзорный пункт?
— Обзорный пункт! — усмехаюсь я. — Коля по глупости решил, что тем самым избавляет нас от неприятностей. Но они все равно приехали и провели обыск.
— Хорошо… Пойдем дальше. Вот тут у меня заключение лаборатории по составу имеющихся в металлической коробке морепродуктов и костей. Итак. Сушеная рыба оказалась, как вы и предполагали, карибским иглобрюхом, тут еще по-латыни ее название написано, если хотите, можете сами прочесть, я в латыни не силен. Не хотите? Ладно. Шкурка с чешуей змеиная, такие гадюки водятся в низовьях Оки, кстати, как тут указано, живут в основном в воде. Кости обожженные человеческого происхождения, — он многозначительно посмотрел на меня поверх очков. — Это все по составу в коробке. Так, что там у нас еще…
— Вы его арестовали?
— Бехтева? За что? Человек слегка не в себе, но документы в порядке, за помощью к властям он не обращался, он вообще принял нас за контрабандистов, помогающих нелегально выехать из страны. Так что я подождал, пока федералы отъедут от дома, и отпустил его на все четыре стороны.
— В какую сторону он пошел?
— На север. А теперь давайте поговорим о вас. Вы три раза посещали Карибские острова.
— Было дело, — вздыхаю я. — Некоторые полжизни готовы отдать за отдых на Гаити, а меня туда родители силой таскали, потому что отец работал в компании по установке холодильных систем. Первый раз я попала на Гаити, когда мне было тринадцать лет.
— Меня больше интересует ваше последнее посещение этого острова.
— Почему?
— Потому что Гаити — это пока единственное, что есть общего у вас и у Мадлены Кашутки. Она тоже приезжала туда.
— Извините, но там на пляжах русских всегда полно.
— И вы не встречались с этой женщиной на Гаити? — теперь рядом с фотографией Артура на стол ложится фотография светловолосой женщины в купальнике на фоне грандиозной пальмы.
— Откуда у вас эта фотография?
— Отвечайте на вопрос.
— Нет. Не встречалась. Отвечаю честно, помня об ответственности за дачу ложных показаний.
— Верю, — кивает Поспелов.
— Скажете, где взяли фотографию? В доме нет ни одной.
— Посмотрим, как пойдет разговор. Итак, вы не встречали эту женщину на Гаити, но знаете, кто это, хотя в доме нет ни одной ее фотографии.
— Это просто. Коля показал мне фото своей возлюбленной, он прячет его в гипсе. В кофре Мадлены было три паспорта с ее фотографиями. Хватит разъяснений?
— Хватит. Я могу допустить, что вы никогда не видели эту женщину. Теперь — внимание! Я спра-шиваю, были ли у вас с Мадленой Кашуткой, в замужестве Сидоркиной, общие интересы? Не спешите, можете подумать.
— Я не могу ответить на этот вопрос, нечего и думать, — вздыхаю я.
— Почему?
— Потому что ответ может мне навредить. А в таких случаях по закону я могу отказаться отвечать.
На стол ложится еще одно фото. Марина Крайвец в полной рокерской выкладке, с банданой на голове.
— Вот вам листок бумаги, напишите, при каких обстоятельствах вы встретились с этой женщиной и по каким признакам опознали ее тело в морге.
— Нет, мы так не договаривались! Я должна отвечать на ваши вопросы, а не роман писать! Чтобы объяснить, зачем я пошла на мост топиться, я должна буду слегка пройтись по своей прошлой жизни, и хотя она у меня не слишком насыщена исторической важности событиями, но страниц на десять машинописных наберется. Потом я должна буду объяснить, почему отняла чемодан у мертвеца под водой, потом…
— Хорошо. Прочтите, я набросал это с ваших слов после опознания в морге. Если все верно, подпишите.
Читаю, и глаза сами лезут на лоб после первых же строк.
— Что это такое? “…Находясь в некоем помрачении ума (о чем свидетельствует праздничный маникюр искусственных ногтей и обритая голова), решила броситься с моста в воду с целью сведения счетов с жизнью. Подобная реакция организма на неприятности может наблюдаться при повышенной лактации у недавно родивших женщин…”
— Мой оперуполномоченный тоже говорит, что это больше похоже на речь защитника в суде, чем на показания. Если не согласны, можете не подписывать.
Подписываю, не дочитывая.
— Зря вы это, — бормочет следователь, — я там в конце еще объяснял ваше присутствие в доме…
— Представляю!
— Давайте я вам расскажу, какие соображения имею по этому делу.
— Это еще зачем?
— Вам разве не интересно? — следователь удивлен.
— Абсолютно неинтересно!
— Ну, тогда вы скажите, зачем сидите здесь.
— Нет, сначала вы скажите, где взяли фотографию Мадлены в купальнике.
— Хорошо, — шумно вздыхает Поспелов и смотрит на меня оценивающе. — Эту фотографию мы изъяли у Артура Карловича Бехтева, после того как обнаружили ее запрятанной в подкладке его плаща.
— О черт! — стучу я кулаком по столу.
— Вас это как будто огорчило, — замечает Поспелов, ужасно довольный собой. — Он сказал, что любимая женщина должна была ждать его в этом доме ночью, а в багажник он залез, чтобы устроить ей сюрприз.
— А снотворное он зачем глотал? — рука сама опять хрястнула по столу.
— А это было совсем не снотворное, а успокоительное!
— А вы ему и поверили? — теперь я бросаюсь к Поспелову через стол.
— А мы взяли таблетку на анализ!
— Хотите кофе? — я в изнеможении опускаюсь на стул.
— Нет. Я хочу растворимого какао вон из той банки. Шесть ложек порошка, шесть ложек сахару. — Поспелов подвигает ко мне первую попавшуюся чашку со стола, чтобы я в нее все это насыпала и залила кипятком. — Почему вы так огорчились?
— Потому что до этой минуты у меня еще была надежда, что Артур в белом просто ошибся домом!
— Бросьте, вы так не думали.
— Думала!
— Не думали!
— Ладно, — сдаюсь я. — Хотела, чтобы это было так. Чтобы он ошибся. А огорчилась, потому что если эту фотографию увидит Коля и если вы ему еще по своей милицейской принципиальности объясните, откуда она!..
— Я не скажу, — следователь прижал ладонь к груди. — Меня интересуете вы, а не мальчик Коля.
— Странно… — я задумалась. — А меня интересует только мальчик Коля.
— Не отвлекайтесь. — В чашку с какао следователь осторожно опускает кончик сдобной булки и сосредоточенно топит его, наблюдая за пузырями. — Допустим, — говорит он, вытащив булку и дожидаясь, пока она стечет, — Мадлена Кашутка занималась определенным видом бизнеса по заданию некой государственной структуры. А как, по-вашему, в этот бизнес попала Марина Крайвец?
— Спросите у некой государственной структуры! Один представитель этой самой структуры сейчас как раз выковыривает конфетти из своей одежды!
— Нет, — качает головой Поспелов и с наслаждением всасывает размокший кончик булки.
Мне стыдно смотреть, как у него это получается, сладострастно и самозабвенно, поэтому я отворачиваюсь, иду к кофеварке, чтобы налить себе кофе.
— Фундик от меня узнал о существовании металлического саквояжа, такого же, как ваш! — многозначительно замечает Поспелов. — И имя Марины Крайвец тоже узнал от меня.
— Вы хотите сказать, — теперь я смотрю на затылок жующего Поспелова с ужасом, — что ваша откровенность стоила ей жизни?!
— Не факт, — замечает следователь, опять погрузив булку в чашку. — Я ему и про вас сказал, а вы еще живы. Он вас видел? Видел. Щупал? Наверняка. Этот Фундик агент от бога, как среди цыганок иногда бывают настоящие гадалки — от бога. Он по пульсу и по зрачкам может определить, правду человек говорит или нет.
Я замираю с чашкой позади следователя. Тихо говорю:
— Артур спрашивал, кто здесь учительница пения.
— И что вы ему сказали? — следователь разворачивается и косит на меня ехидным глазом.
— Ничего не сказала! Но его вопрос означает, что он не знал, чем занималась Мадлена.
— Конечно, не знал, — отмахивается Поспелов. — Она же не дура. Наверняка утаила некоторые особенности своего заработка. Наверняка сказала, что найдет человека, который все устроит. Это при условии, что действительно собиралась его вывезти, а не удушить выхлопными газами в багажнике.
— Как это — удушить? Он говорил, что ему обещали Амстердам.
— А Фундик говорил, что по заданию его ожидала естественная ликвидация. Чувствуете, как я разболтался? Знаете почему? Потому что какао у вас вкусное.
— Какао, конечно, это интересно, но вдруг Фундик слушает вас сейчас так же, как вы меня? — я киваю на столешницу.
— А я человек другого ведомства, подписку о неразглашении информации Фундику не давал, а с вами провожу откровенную беседу исключительно в интересах следствия. Вы, Мона, у меня теперь единственный подозреваемый.
— Как это?.. — от неожиданности я села. — Подозреваемый в каком деле?
— Да все в том же, в деле о пропаже Успендрикова.
— Идите к черту с вашим Успендриковым, я рожала восьмого марта!
— Не злитесь. Сами рассудите, что у нас получается. У нас имеется в наличии три одинаковых металлических саквояжа на одну учительницу пения. Мадлена Кашутка предположительно мертва, Марина Крайвец мертва. Вы находитесь в доме, куда пришел прятаться бильярдист, вы все знаете о фугу, вас не тронул Фундик. Ну и кто здесь учительница пения?
— Он меня не тронул, потому что поверил! Я не знаю никакого бильярдиста. Почему вы сказали о трех чемоданах?
— Ах, это!.. Совсем забыл. Петя! — кричит вдруг Поспелов и смотрит на меня просительно. — Я позволил себе явиться со своим оперуполномоченным, вы уж извините, он ждал за дверью, это я приказал, зная его напряженное отношение к вашей персоне…
Победно сверкая глазами и при этом хромая, в кухню входит Петя с металлическим чемоданом. Он решительно подвигает на столе посуду, ставит на него чемодан и с перекошенным от напряжения лицом открывает его, изобразив руками в воздухе что-то вроде пассов фокусника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47