.. — Коля ничего не понимает.
— Потому что слушают! Потому что сами ничего не понимают, натыкали микрофонов и пытаются разгадать, что же здесь произошло!
— Ты хочешь сказать, что они… Они нас слышат и сейчас? — Коля в ужасе.
— Очень на это надеюсь!
— Что, вот в эту самую минуту?.. В три часа ночи? — Он нашел глазами часы на стене. — А если я им кое-что скажу, они услышат? Эй! — Коля наклоняется и кричит под стол:
— Придурки! Я ее любил, а всех вас видал в гробу!!
После его истерического и очень громкого крика мы застываем на несколько секунд в тишине, и в это время оглушительно звенит звонок.
— Это в ворота, — дернувшись, замечает шепотом Коля.
ГОСТЬ
— Я пойду посмотрю.
— Нет уж! — меня начало трясти. — Я пойду с тобой!
— Тогда надень хотя бы куртку. — Коля все еще говорит шепотом и оглядывает меня сверху донизу. После разноцветной пижамы я влезла в чужую ночную рубашку, всю в кружевах и весьма просторную, — вероятно, хозяйка ее носила, когда была на последнем месяце беременности.
На улицу к воротам мы пошли вместе. Постепенно замедляя шаги.
У самой решетки стоит высокий мужчина. Весь в белом. То есть абсолютно. На нем длинный белый плащ, белые ботинки, на голове — белая шляпа, а за решетку держатся руки в белых перчатках.
— Наверное, это к дяде Антону. Прислали кого-то из театра, — цедит сквозь зубы Коля. — Прямо из оперы…
— Какая опера в три часа ночи?! — возмущаюсь я тихонько.
— Добрый вечер! — приятным баритоном произносит гость. — Разрешите представиться — Артур. Ничего, что я пришел раньше на три минуты? — Он отцепил левую руку от прутка решетки, сделал ею артистичный полукруг, обнажив запястье и на нем — часы на белом ремешке. — Прийти раньше лучше, чем опоздать. Меня предупредили, что опаздывать нельзя ни на минуту! Ровно в три часа одиннадцать минут. Я проверил, слежки не было. Что же мы стоим? Это Московская, двадцать два?
— Э-э-э… Да, — киваю я, — кажется, это двадцать два.
— Ну так в чем же дело? Я сделал клизму накануне и ничего не ел с десяти утра.
— Чем помочь? — опешил Коля.
— Мне даны точные инструкции. Если вы откроете ворота, я не опоздаю в гараж к трем пятнадцати.
— Коля, — говорю я решительно, — открывай ворота.
— Ты думаешь?..
— Артур не должен опоздать в гараж к трем пятнадцати. Он сделал клизму и ушел от слежки!
— Как скажешь.
Гость проходит в ворота, они с Колей одного роста. Поравнявшись со мной, мужчина некоторое время держится за шляпу, разглядывая мой прикид (под большой мужской курткой — ночная рубашка с рюшками, на ногах — шлепанцы, которые мне выделил Поспелов в дождь) и бритую голову, потом смущенно хмыкает, раздумав приветствовать даму.
Потоптавшись на газоне, гость идет за Колей к гаражным воротам. Там они топчутся вдвоем, гость уверяет нас, что по инструкции ворота должны быть открыты, а Коля предлагает ему два варианта: сбегать за ключами либо войти в гараж через дом. Гость уже нервничает, то и дело артистично размахивает рукой и таращится на часы. Решено было идти через дом. Коля, хромая, шел первым, за ним — гость, я замыкала шествие, прислушиваясь, не плачет ли маленький.
В гараже гость осмотрелся. Высоко задирая ноги в белых ботинках, он старается обойти кучи земли, которые после наших поисков тайника оказались как раз у колес автомобиля, и требует открыть багажник.
— Уже семнадцать минут и тридцать две секунды четвертого! — стеная, заметил он, нетерпеливо топчась на месте и больше всего в этот момент напоминая человека с переполненным мочевым пузырем.
— Что лежит в багажнике? — шепотом спрашивает меня Коля.
— Понятия не имею!
Я вытащила ключи из зажигания и открыла багажник. Пусто!
Подтянув полы белого плаща под себя, пунктуальный Артур, не обращая внимания на наши разинутые от удивления рты, залез в багажник, сложившись совершенно невероятным образом и при этом все время расправляя плащ.
— Если вам не трудно, — он посмел еще заискивающе улыбнуться напоследок, подтягивая к себе ступню в белом ботинке, — закройте, пожалуйста, крышку. Благодарю.
А поскольку мы продолжали стоять изумленными истуканами, вынул откуда-то из рукава пузырек, засыпал в рот пару таблеток и, разгрызая их белейшими зубами, прикрыл над собой крышку сам.
— А он не задохнется там? — очнулся Коля первым.
— Не знаю. Может быть, он пришел сюда и залез в багажник, чтобы задохнуться.
Мы топчемся возле автомобиля, не зная, что делать дальше.
— Оставить ему свет включенным? — проявляет заботу Коля.
— Ему в багажнике все равно, горит здесь свет или нет. Пошли наверх, если этот человек добрался сюда в три часа ночи…
— Сделав предварительно клизму, — подхватывает Коля.
— И оторвавшись от слежки… Мы идем по лестнице наверх, подбадривая друг друга новой историей о секретных агентах.
— Значит, только в багажнике этого “Москвича” он может умереть спокойно! — выдает Коля счастливый конец.
— Почему это умереть?
— Он только что на наших глазах принял яд.
— Может быть, и не яд, может быть, лекарство или снотворное. Кто-то же назначил ему время встречи, сказал, что нужно залезть в багажник…
— Я больше не могу ничего придумать, — сдается Коля. — Я хочу спать. Ты идешь?..
Качаю головой. Я остаюсь терзать телефон.
— Да на фиг он тебе нужен! — возмущается мальчик, который не любит спать с краю.
— Это важно.
— Если ты права насчет прослушивания, хотя я, конечно, считаю это полным бредом, — скептично замечает он, — то через полчаса сюда должны нагрянуть с обыском взвод спецназовцев и рота секретных агентов. Пошли, поспишь хоть полчаса.
— Нет. Сначала я займусь телефоном.
Я остаюсь в кухне одна. Пока перепробовала батарейки из кухонного стола, пока искала зарядное устройство и отвертки, пока возилась с микросхемой пин-кода, подкрался рассвет, а в шесть маленький уже просит есть…
УСЛУГА
“Рота” секретных агентов пришла в восемь.
Так случилось, что я в это время отсутствовала, и мальчик Коля насладился сполна всеми последствиями наших предположений, слишком громко произнесенных вслух.
В семь тридцать утра я обнаружила, что в холодильнике кончилось молоко. Остатки хлеба заплесневели, не осталось ни одного яблока, и даже грандиозный запас красной и черной икры, водки и консервированных маслин не мог восполнить отсутствие яиц и манки для девочки.
— Я поеду в магазин. Рассказывай, где тут у вас магазины.
— Понятия не имею, — отмахнулся Коля спросонья.
Пожилой охранник на выезде знал все о магазинах, прачечных, ближайших озерах, автозаправках, оптовых рынках, курсе доллара и погоде на лето. Через пятнадцать минут его поучительного монолога у меня заболело за ушами от сдерживаемых зевков, голова то и дело сама опускалась на руль, очки перекашивались, парик съехал набок. Под конец, распознав машину, он заметил, что обычно я заказываю продукты на дом, это случается раз в неделю, и подробно описал продуктовый фургончик доставки.
По загородному шоссе я успела проехать не больше трех километров. Меня остановил дорожный патруль. Изучив паспорт Мадлены Сидоркиной и ее просроченные права, представители автоинспекции очень вежливо попросили меня пройти в их машину и проехать — тут недалеко — для выяснения некоторых обстоятельств.
Мы подъехали к небольшому двухэтажному зданию, я прочла табличку у входа: “13 рота Управления дорожного движения”. На втором этаже в кабинете, пахнувшем краской, сидел за столом следователь Поспелов и меланхолично жевал “Спикере”.
Он кивнул мне на стул.
— Я задержана?
— Ну что вы! Соблюдая строжайшую конспирацию, скрывая свои действия от начальства, я позволил себе воспользоваться дружескими связями моего оперуполномоченного и принять вас в этом кабинете службы ГИБДД. Но задержать вас бы следовало. Вы ездите на чужой машине с чужими правами, — умирая от скуки, пробормотал он, сложил обертку конфеты уголком и стал ковыряться острым кончиком в зубах. — Но это все, конечно, ерунда. Главное, вас не будет в доме при осмотре его федералами.
Я застыла. Коробка с фугу в тумбочке для обуви!
— А что, этот садист в противогазе еще не нашел, что искал? — осторожно интересуюсь я, пытаясь изобразить на лице равнодушие.
— А что он искал? Я вздыхаю.
— Мне показалось… По крайней мере, так получается со слов Коли, что он искал ту самую коробочку, которую вы принесли.
— Скажите, пожалуйста-а-а-а!.. — длинный заразительный зевок. — Нет, — трясет после зевка Поспелов головой, — нет, конечно… Сегодня им нужен мужчина, который спит в вашем багажнике. Скажите, пожалуйста, куда вы его везли, и я вас отпущу.
Черт! Я совершенно забыла о госте в белых одеждах!
— Я его везла в магазин… То есть я ехала в магазин и забыла о мужчине в багажнике. Ну совершенно выпало из головы, спала всего два часа, у вас что, так не бывает?!
— Нет! — самодовольно замечает Поспелов. — Не бывает! У меня нет автомобиля.
Несколько минут тишины, в которой внимательный взгляд следователя шарит по моему лицу, а я отлавливаю своими зрачками его, чтобы смутить пристальным невинным удивлением. Получается. Поспелов смущен, он снимает очки и смотрит перед собой с растерянностью и недоверием плохо видящего человека. Глаза у следователя оказались мутного болотного оттенка, совершенно беззащитные и грустные. Мне стало стыдно. Я встала, оперлась локтями о стол и очутилась лицом на расстоянии предельной близости от беззащитного болота. Еще пара сантиметров, и мы столкнемся носами. От странного оцепенения и тишины внутри моего невыспавшегося тела мне вдруг захотелось стащить опротивевший парик. Что я и сделала. Теперь мы оба равны и беззащитны.
— Окажите мне услугу, — просит следователь с запахом шоколада изо рта… Смешно.
— Скажите, где вы взяли металлический чемодан?
— Зачем?
— Мне так будет легче вам помочь. Следователь отшатывается. Я возвращаюсь попой на стул.
— Вы все равно не поверите. Я нашла его под водой. Вы все это уже слышали. Вытащила из руки мертвеца.
— Я так и думал. Прошу вас проехать со мной. Он встает, надевает очки, кепку с небольшим козырьком и ждет, пока я прилажу парик.
— Мы едем в то место, где я топилась?
— Нет. Мы едем в морг.
Полчаса непереносимой тряски в знакомом “козлике”. Поспелов сел рядом, а его помощник Петя — впереди, и всю дорогу мягкое бедро следователя толкалось в меня с родственной доверчивостью, а затылок оперуполномоченного напряженно маячил впереди, даже кончиками ушей демонстрируя недоверие.
В морге я поинтересовалась:
— Мы идем смотреть труп мужчины, у которого я забрала чемодан?
— Нет, — злорадно заметил Петя и вежливо пропустил меня вперед в двери анатомического отделения. — Мы идем смотреть труп Моны Кукулевской!
— Петя! — недовольно поморщился Поспелов.
— А что? Пусть не держит нас за дураков! Думает, если она подсунула свой паспорт убитой женщине…
— Замолчите, Петя, — тихо попросил следователь, и Петя замолчал.
— А мужчину тоже можете осмотреть, если хотите, — великодушно разрешил Поспелов.
— Не хочу! Я видела только перерезанное горло, голова была запрокинута назад, и это под водой!
— Ну и ладно, ну и хорошо. Посмотрим женщину. Прошу прощения за некоторые особенности состояния трупа.
— Это вы называете некоторыми особенностями?! — я отшатнулась от обожженного до сплошной красной лепешки лица. — Как это можно опознать?
— Некоторые отличительные черты, родимые пятна, шрамы… — бормочет следователь.
— Я не была близка с этой женщиной! Какие шрамы? Стойте, шрамы! Я знаю один шрам, — растопыриваю пальцы, соображая, на каком именно я видела трещину, похожую на разрез домика улитки.
— Должен заметить, — виновато потупился следователь, — что и руки находятся практически в том же состоянии, в которое убийца превратил лицо.
— Вероятно, чтобы затруднить опознание личности убитой, вы же понимаете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Потому что слушают! Потому что сами ничего не понимают, натыкали микрофонов и пытаются разгадать, что же здесь произошло!
— Ты хочешь сказать, что они… Они нас слышат и сейчас? — Коля в ужасе.
— Очень на это надеюсь!
— Что, вот в эту самую минуту?.. В три часа ночи? — Он нашел глазами часы на стене. — А если я им кое-что скажу, они услышат? Эй! — Коля наклоняется и кричит под стол:
— Придурки! Я ее любил, а всех вас видал в гробу!!
После его истерического и очень громкого крика мы застываем на несколько секунд в тишине, и в это время оглушительно звенит звонок.
— Это в ворота, — дернувшись, замечает шепотом Коля.
ГОСТЬ
— Я пойду посмотрю.
— Нет уж! — меня начало трясти. — Я пойду с тобой!
— Тогда надень хотя бы куртку. — Коля все еще говорит шепотом и оглядывает меня сверху донизу. После разноцветной пижамы я влезла в чужую ночную рубашку, всю в кружевах и весьма просторную, — вероятно, хозяйка ее носила, когда была на последнем месяце беременности.
На улицу к воротам мы пошли вместе. Постепенно замедляя шаги.
У самой решетки стоит высокий мужчина. Весь в белом. То есть абсолютно. На нем длинный белый плащ, белые ботинки, на голове — белая шляпа, а за решетку держатся руки в белых перчатках.
— Наверное, это к дяде Антону. Прислали кого-то из театра, — цедит сквозь зубы Коля. — Прямо из оперы…
— Какая опера в три часа ночи?! — возмущаюсь я тихонько.
— Добрый вечер! — приятным баритоном произносит гость. — Разрешите представиться — Артур. Ничего, что я пришел раньше на три минуты? — Он отцепил левую руку от прутка решетки, сделал ею артистичный полукруг, обнажив запястье и на нем — часы на белом ремешке. — Прийти раньше лучше, чем опоздать. Меня предупредили, что опаздывать нельзя ни на минуту! Ровно в три часа одиннадцать минут. Я проверил, слежки не было. Что же мы стоим? Это Московская, двадцать два?
— Э-э-э… Да, — киваю я, — кажется, это двадцать два.
— Ну так в чем же дело? Я сделал клизму накануне и ничего не ел с десяти утра.
— Чем помочь? — опешил Коля.
— Мне даны точные инструкции. Если вы откроете ворота, я не опоздаю в гараж к трем пятнадцати.
— Коля, — говорю я решительно, — открывай ворота.
— Ты думаешь?..
— Артур не должен опоздать в гараж к трем пятнадцати. Он сделал клизму и ушел от слежки!
— Как скажешь.
Гость проходит в ворота, они с Колей одного роста. Поравнявшись со мной, мужчина некоторое время держится за шляпу, разглядывая мой прикид (под большой мужской курткой — ночная рубашка с рюшками, на ногах — шлепанцы, которые мне выделил Поспелов в дождь) и бритую голову, потом смущенно хмыкает, раздумав приветствовать даму.
Потоптавшись на газоне, гость идет за Колей к гаражным воротам. Там они топчутся вдвоем, гость уверяет нас, что по инструкции ворота должны быть открыты, а Коля предлагает ему два варианта: сбегать за ключами либо войти в гараж через дом. Гость уже нервничает, то и дело артистично размахивает рукой и таращится на часы. Решено было идти через дом. Коля, хромая, шел первым, за ним — гость, я замыкала шествие, прислушиваясь, не плачет ли маленький.
В гараже гость осмотрелся. Высоко задирая ноги в белых ботинках, он старается обойти кучи земли, которые после наших поисков тайника оказались как раз у колес автомобиля, и требует открыть багажник.
— Уже семнадцать минут и тридцать две секунды четвертого! — стеная, заметил он, нетерпеливо топчась на месте и больше всего в этот момент напоминая человека с переполненным мочевым пузырем.
— Что лежит в багажнике? — шепотом спрашивает меня Коля.
— Понятия не имею!
Я вытащила ключи из зажигания и открыла багажник. Пусто!
Подтянув полы белого плаща под себя, пунктуальный Артур, не обращая внимания на наши разинутые от удивления рты, залез в багажник, сложившись совершенно невероятным образом и при этом все время расправляя плащ.
— Если вам не трудно, — он посмел еще заискивающе улыбнуться напоследок, подтягивая к себе ступню в белом ботинке, — закройте, пожалуйста, крышку. Благодарю.
А поскольку мы продолжали стоять изумленными истуканами, вынул откуда-то из рукава пузырек, засыпал в рот пару таблеток и, разгрызая их белейшими зубами, прикрыл над собой крышку сам.
— А он не задохнется там? — очнулся Коля первым.
— Не знаю. Может быть, он пришел сюда и залез в багажник, чтобы задохнуться.
Мы топчемся возле автомобиля, не зная, что делать дальше.
— Оставить ему свет включенным? — проявляет заботу Коля.
— Ему в багажнике все равно, горит здесь свет или нет. Пошли наверх, если этот человек добрался сюда в три часа ночи…
— Сделав предварительно клизму, — подхватывает Коля.
— И оторвавшись от слежки… Мы идем по лестнице наверх, подбадривая друг друга новой историей о секретных агентах.
— Значит, только в багажнике этого “Москвича” он может умереть спокойно! — выдает Коля счастливый конец.
— Почему это умереть?
— Он только что на наших глазах принял яд.
— Может быть, и не яд, может быть, лекарство или снотворное. Кто-то же назначил ему время встречи, сказал, что нужно залезть в багажник…
— Я больше не могу ничего придумать, — сдается Коля. — Я хочу спать. Ты идешь?..
Качаю головой. Я остаюсь терзать телефон.
— Да на фиг он тебе нужен! — возмущается мальчик, который не любит спать с краю.
— Это важно.
— Если ты права насчет прослушивания, хотя я, конечно, считаю это полным бредом, — скептично замечает он, — то через полчаса сюда должны нагрянуть с обыском взвод спецназовцев и рота секретных агентов. Пошли, поспишь хоть полчаса.
— Нет. Сначала я займусь телефоном.
Я остаюсь в кухне одна. Пока перепробовала батарейки из кухонного стола, пока искала зарядное устройство и отвертки, пока возилась с микросхемой пин-кода, подкрался рассвет, а в шесть маленький уже просит есть…
УСЛУГА
“Рота” секретных агентов пришла в восемь.
Так случилось, что я в это время отсутствовала, и мальчик Коля насладился сполна всеми последствиями наших предположений, слишком громко произнесенных вслух.
В семь тридцать утра я обнаружила, что в холодильнике кончилось молоко. Остатки хлеба заплесневели, не осталось ни одного яблока, и даже грандиозный запас красной и черной икры, водки и консервированных маслин не мог восполнить отсутствие яиц и манки для девочки.
— Я поеду в магазин. Рассказывай, где тут у вас магазины.
— Понятия не имею, — отмахнулся Коля спросонья.
Пожилой охранник на выезде знал все о магазинах, прачечных, ближайших озерах, автозаправках, оптовых рынках, курсе доллара и погоде на лето. Через пятнадцать минут его поучительного монолога у меня заболело за ушами от сдерживаемых зевков, голова то и дело сама опускалась на руль, очки перекашивались, парик съехал набок. Под конец, распознав машину, он заметил, что обычно я заказываю продукты на дом, это случается раз в неделю, и подробно описал продуктовый фургончик доставки.
По загородному шоссе я успела проехать не больше трех километров. Меня остановил дорожный патруль. Изучив паспорт Мадлены Сидоркиной и ее просроченные права, представители автоинспекции очень вежливо попросили меня пройти в их машину и проехать — тут недалеко — для выяснения некоторых обстоятельств.
Мы подъехали к небольшому двухэтажному зданию, я прочла табличку у входа: “13 рота Управления дорожного движения”. На втором этаже в кабинете, пахнувшем краской, сидел за столом следователь Поспелов и меланхолично жевал “Спикере”.
Он кивнул мне на стул.
— Я задержана?
— Ну что вы! Соблюдая строжайшую конспирацию, скрывая свои действия от начальства, я позволил себе воспользоваться дружескими связями моего оперуполномоченного и принять вас в этом кабинете службы ГИБДД. Но задержать вас бы следовало. Вы ездите на чужой машине с чужими правами, — умирая от скуки, пробормотал он, сложил обертку конфеты уголком и стал ковыряться острым кончиком в зубах. — Но это все, конечно, ерунда. Главное, вас не будет в доме при осмотре его федералами.
Я застыла. Коробка с фугу в тумбочке для обуви!
— А что, этот садист в противогазе еще не нашел, что искал? — осторожно интересуюсь я, пытаясь изобразить на лице равнодушие.
— А что он искал? Я вздыхаю.
— Мне показалось… По крайней мере, так получается со слов Коли, что он искал ту самую коробочку, которую вы принесли.
— Скажите, пожалуйста-а-а-а!.. — длинный заразительный зевок. — Нет, — трясет после зевка Поспелов головой, — нет, конечно… Сегодня им нужен мужчина, который спит в вашем багажнике. Скажите, пожалуйста, куда вы его везли, и я вас отпущу.
Черт! Я совершенно забыла о госте в белых одеждах!
— Я его везла в магазин… То есть я ехала в магазин и забыла о мужчине в багажнике. Ну совершенно выпало из головы, спала всего два часа, у вас что, так не бывает?!
— Нет! — самодовольно замечает Поспелов. — Не бывает! У меня нет автомобиля.
Несколько минут тишины, в которой внимательный взгляд следователя шарит по моему лицу, а я отлавливаю своими зрачками его, чтобы смутить пристальным невинным удивлением. Получается. Поспелов смущен, он снимает очки и смотрит перед собой с растерянностью и недоверием плохо видящего человека. Глаза у следователя оказались мутного болотного оттенка, совершенно беззащитные и грустные. Мне стало стыдно. Я встала, оперлась локтями о стол и очутилась лицом на расстоянии предельной близости от беззащитного болота. Еще пара сантиметров, и мы столкнемся носами. От странного оцепенения и тишины внутри моего невыспавшегося тела мне вдруг захотелось стащить опротивевший парик. Что я и сделала. Теперь мы оба равны и беззащитны.
— Окажите мне услугу, — просит следователь с запахом шоколада изо рта… Смешно.
— Скажите, где вы взяли металлический чемодан?
— Зачем?
— Мне так будет легче вам помочь. Следователь отшатывается. Я возвращаюсь попой на стул.
— Вы все равно не поверите. Я нашла его под водой. Вы все это уже слышали. Вытащила из руки мертвеца.
— Я так и думал. Прошу вас проехать со мной. Он встает, надевает очки, кепку с небольшим козырьком и ждет, пока я прилажу парик.
— Мы едем в то место, где я топилась?
— Нет. Мы едем в морг.
Полчаса непереносимой тряски в знакомом “козлике”. Поспелов сел рядом, а его помощник Петя — впереди, и всю дорогу мягкое бедро следователя толкалось в меня с родственной доверчивостью, а затылок оперуполномоченного напряженно маячил впереди, даже кончиками ушей демонстрируя недоверие.
В морге я поинтересовалась:
— Мы идем смотреть труп мужчины, у которого я забрала чемодан?
— Нет, — злорадно заметил Петя и вежливо пропустил меня вперед в двери анатомического отделения. — Мы идем смотреть труп Моны Кукулевской!
— Петя! — недовольно поморщился Поспелов.
— А что? Пусть не держит нас за дураков! Думает, если она подсунула свой паспорт убитой женщине…
— Замолчите, Петя, — тихо попросил следователь, и Петя замолчал.
— А мужчину тоже можете осмотреть, если хотите, — великодушно разрешил Поспелов.
— Не хочу! Я видела только перерезанное горло, голова была запрокинута назад, и это под водой!
— Ну и ладно, ну и хорошо. Посмотрим женщину. Прошу прощения за некоторые особенности состояния трупа.
— Это вы называете некоторыми особенностями?! — я отшатнулась от обожженного до сплошной красной лепешки лица. — Как это можно опознать?
— Некоторые отличительные черты, родимые пятна, шрамы… — бормочет следователь.
— Я не была близка с этой женщиной! Какие шрамы? Стойте, шрамы! Я знаю один шрам, — растопыриваю пальцы, соображая, на каком именно я видела трещину, похожую на разрез домика улитки.
— Должен заметить, — виновато потупился следователь, — что и руки находятся практически в том же состоянии, в которое убийца превратил лицо.
— Вероятно, чтобы затруднить опознание личности убитой, вы же понимаете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47