— устало поинтересовался Ушастый.
— Из газеты, — с готовностью ответил Поспелов. — Вы его квартиру, конечно, хорошо почистили, и дачу за городом, и автомобиль, а вот про шкафчик в бассейне забыли. А в этом шкафчике я и нашел несколько газет, в которых Успендриков красным фломастером!.. Вы только вдумайтесь, насколько это попахивает банальностью из американского детектива! Красным фломастером обвел одно и то же объявление: “Учительница пения для глухонемых”. Знаете, — Поспелов подошел поближе к Ушастому и склонился, чтобы хорошо видеть его лицо, — мне показалось, что он специально это сделал, потому что искал эту самую учительницу пения для глухонемых или следил за ней. Чтобы, значит, привлечь внимание следователя, которому поручат дело о его исчезновении или гибели. Такого вот исполнительного и дотошного следователя. Вроде… меня… Лицо человека, сидящего на стуле, ничего не выражало. Глаза смотрели прямо перед собой, уши не изменили цвет.
— Давайте закроем эту тему, — предложил Ушастый. — Ее больше нет в живых, искать больше некого.
— Вот как? — выпрямился Поспелов. — И этот вывод сделали вы?..
— Маячок, который валялся на дне ванны. Эта штука была запломбирована в зуб человека, которого вы знаете как учительницу пения.
— Ага. Понятно. А не могла она… Не мог этот человек просто выковырять пломбу вместе с вашим маячком и…
— Не мог. Он о нем понятия не имел. Скажите же, наконец, кто стрелял в доме на Московской..
— Вы думаете, что этим выстрелом и была убита учительница пения?
— Ее дом имеет новейшую систему охраны, никого постороннего она бы ближе чем на десять шагов не подпустила, не говоря уже о…
— О чем? О чем не говоря?
— О том, что, забеременев, стала более осторожна и дважды отклонила предложения заработка. Вы же знаете, чем она занималась?.. — Ушастый мельком глянул на Поспелова, тот с готовностью кивнул, потом резко замотал головой из стороны в сторону.
— Понятия не имею! Я думаю, она была вашим спецагентом, а потом скрылась, вот вы и снарядили Успендрикова ее найти.
В почти бесцветных глазах мелькнуло что-то вроде уважения. Потом Ушастый потянулся и зевнул.
— Ерунда все это — агенты, слежка… Все было гораздо проще. Но теперь это уже не имеет никакого значения. Итак…
— Это стрелял мой оперативник, случайно, — сдался Поспелов, поняв, что больше с ответом тянуть не удастся. — Он побежал наверх, упал в коридоре и случайно выстрелил в зеркало. Убрали осколки, как смогли…
— Разрешите? — Ушастый, не дожидаясь ответа, взял со стола заключение баллистов, внимательно его прочитал и выжидательно посмотрел на Поспелова, подвинув к нему телефон.
— Что?..
— Вызывайте этого вашего оперативника. Сейчас приедут мои люди, будем говорить. Да, и оружие, пожалуйста, изымите. Да-да, то самое оружие, из которого он выстрелил, когда упал.
— А вот этого, извините, никак не получится, — горестно вздохнул Поспелов. — Без постановления не могу, сами понимаете, служба!
— Да ладно, следователь!
— Не могу, хоть режьте! — для убедительности Поспелов похлопал себя зачем-то по животу. — Приедут ваши люди, пойдут к начальнику оперативного отдела, получат приказ, с приказом это будет правильно. А вызвать я его, конечно, вызову. Почему не вызвать… Вы пока звоните по своему делу, я не буду вам мешать, пойду отдам распоряжение…
Приказным тоном ему посоветовали остаться и показали глазами на селектор.
Поспелов сел за стол, нажал кнопку, уныло пробормотал немедленно явиться в кабинет номер… оперуполномоченному… И с чувством удивления и даже радости (вот уж этого он в себе не подозревал — был знаком с Петей всего-то неделю!) выслушал, что бригада оперативников только что выехала по вызову в пригород, и Петя с ними!
— Разве он не приставлен к вам для выполнения определенного задания? — подозрительно прищурился Ушастый.
— Конечно, приставлен, так ведь как в жизни бывает? Разве узнаешь сразу, что по заданию, а что — нет? В этом деле все важно, — откинулся на спинку стула Поспелов, надул щеки и шумно выпустил воздух.
Короткими предложениями, перейдя на междометия и односложные ответы (Поспелов ухмыльнулся — тоже нашлись конспираторы!), Ушастый обменялся с человеком на том конце трубки некоторой информацией и во время разговора поинтересовался у следователя, как быстрей сюда доехать — на электричке или на машине?
— Ваши люди ездят на электричках? — подпрыгнул на стуле Поспелов.
— Кончайте, следователь. Сейчас небось пробки в Москве. Есть расписание?
Поспелов попросил дежурного принести расписание электричек и уставился в окно, напряженно обдумывая, понял его Петя или просто спрятался на всякий случай, напуганный “рапортом”, “увольнением” и сдачей оружия. Не дурак, должен догадаться, должен! Если, конечно, охранник все передал, хотя бы весь необходимый набор слов, хотя бы одно только слово — сейф!
В окне расцветало синевой освобождающееся от мокрых туч небо, солнце неуверенно, наугад тыкало лучами, слепя отблесками окон из здания напротив.
— Расскажите, как вы на нее вышли, — попросил Ушастый.
Допустим, Петя ничего толком не понял и действительно поехал по вызову. Что он делает, когда садится в машину?.. Он проверяет свой пистолет?
— Как вам это удалось? Она была одним из самых закрытых агентов, да и то, как вы правильно сказали, ушедшим в отставку. — Ушастый с сожалением вздохнул:
— По причине катастрофической беременности.
— Если она совсем недавно официально ушла в отставку, зачем Успендрикова приставили за ней следить? — рассеянно поинтересовался Поспелов.
Он, конечно, не мог объяснить, что вышел на адрес дома в Подмоклове случайно, обнаружив конверт в металлическом кофре, который держала в руках вытащенная из Оки самоубийца. Это была случайность или, как говорит хозяин Чукчи, “просто жизня”? И то, что ему сразу же позвонили в Москву, как только открыли кофр, потому что обнаружили в нем термос с кислотой, — это тоже “просто жизня”? Нет, это уже был заранее составленный ориентир — газеты в шкафчике Успендрикова с обведенным объявлением, два билета на электричку в его куртке в том же шкафчике — двенадцатая зона, один крупный город в ней — Серпухов, но Поспелов разослал запросы во все ближайшие отделения милиции в радиусе сорока километров. Запрос на случайное обнаружение при обыске или при любых обстоятельствах той самой кислоты, которая булькала в термосе из кофра, которая булькала в ванне процедурного кабинета двадцать девятой больницы, превратив, судя по всему, несчастного агента в бурую жижу.
— Вы меня слушаете? — Ушастый повысил голос.
Поспелов дернулся.
— Она ушла не только что, она ушла три года назад, когда готовилась рожать первого ребенка.
— Вот так просто — написала заявление по собственному желанию и ушла? — изумился Поспелов.
— Ну, не совсем так, остались кое-какие обязательства…
— Знаете что, — решился Поспелов, — раз уж мы так хорошо с вами беседуем, а сидеть нам еще долго, расскажите мне лучше, как она к вам пришла! Меня это больше интересует.
Ушастый задумался.
— Можете опустить особо секретные подробности. Меня в этом деле интересует не столько хронология ее к вам прихода, сколько психология объекта, понимаете?
Ушастый думал, думал, потом сознался, что не понимает.
— Ну как же, — взволновался Поспелов, — молодая женщина, так ведь?.. Три года назад захотела уйти из вашей организации, это значит, что она была в нее принята года за три до этого, потому что год — самое меньшее — ей пришлось пройти подготовку, это получается…
Тут он вдруг подумал, что женщина эта может быть не такой уж и молодой, мало ли во сколько лет она решила родить ребенка, устав от тягот секретной службы?!
— Ей недавно стукнуло двадцать семь лет, — оборвал его раздумья Ушастый. — А попала в поле зрения спецслужб она в восемнадцать. Из ранних. Она привлекалась по делу бригад “Скорой помощи”. Польша. Может быть, помните?
Поспелов закрыл глаза, соединил пальцы обеих рук подушечками и осторожными круговыми движениями щекотал свои отпечатки — так он называл это легкое поглаживание. Жена тенора привлекалась в Польше. Как там говорил Петя?.. Студенточка Гданьского университета, бросила учебу, уехала.
Итак, учительница пения для глухонемых — это Мадлена Сидоркина, в девичестве — Кашутка. Тут вдруг он сопоставил первые буквы ее имени и монограмму на серебряном круге в чемодане, вздрогнул, открыл глаза. А что, если…
— Вы должны помнить, лет пять назад в Польше была арестована группа медиков “Скорой помощи”, которая отправляла стариков на тот свет. Выезжает по вызову врач, с ним — очаровательная молоденькая сестричка — сама доброта, вся такая солнечная, золотые волосы, золотые глаза. Забирают старичка в больницу, а по дороге он умирает. Старенький, больной. Не ограблен — все коронки при нем, даже перстни на пальцах и запонки на месте, С чего бы родственникам беспокоиться, просить вскрытия, если врач заранее объяснил, что состояние тяжелое, если сестричка так старалась…
— Подождите, я что-то помню, это было связано со страхованием, да?
— Нет, — покачал головой и впервые усмехнулся Ушастый. — Ошибка системы социальной помощи старикам. Один добрый такой закон, принятый с любовью и заботой о стариках. Пенсионерам похоронные услуги решили компенсировать полностью, но не более чем на полторы тысячи долларов, чтобы, значит, особо богатенькие за свой счет полированные гробы из бука заказывали.
— И что в этом плохого? — Поспелов никак не мог уловить, как связаны законы о похоронной помощи пенсионерам в Польше со студенткой университета Мадленой Кашуткой.
— Знаете, почему этим делом заинтересовались спецслужбы Польши? Потому что там за полтора года больше всего заказных убийств и перестрелок случилось исключительно среди похоронщиков. Улавливаете?
— Это вроде стрельбы в московских редакциях за право печатать учебники? — улавливал Поспелов.
— Правильно, только Польша страна маленькая, там еженедельные похороны выглядели странно. Тем более что стариков по дороге в больницу стало умирать на удивление много, а похоронных бюро осталось на удивление мало. Еле справлялись с оплаченными государством похоронами пенсионеров. Это я ее вычислил! — вдруг повысил голос Ушастый и встал.
— Вы сказали, что и после ухода за нею остались кое-какие обязательства.
— Так, одно маленькое дельце, да только обидно, что никто, кроме нее, его не мог сделать. Она должна была ликвидировать одного человечка, по-тихому, естественным путем, так сказать, как она всегда и делала, да вот незадача… Слишком близкий контакт с объектом, слишком близкий…
— То есть эта ваша учительница пения попалась на чувствах?
— Как сказать, может быть, на чувствах, может быть, на деньгах. Человечек этот непрост, очень непрост, поймать его трудно, а если начнешь открыто ловить — шуму будет на семь газет. Она нашла к нему подход, она ко всем находит подход. — Ушастый остановился в углу и стал ковырять облупившуюся краску. — Были у меня сведения, что бильярдист предложил ей красивую жизнь на Багамах, да я не придал этому значения, дурак, знаете, по-советски полагался на надежность семьи и детей.
— Значит, ваш агент особого назначения, по кличке “Учительница пения”, захотела поменять жизнь, сбежать с объектом, которого вы ей же и заказали, а информацию о готовящемся побеге вам представил, естественно, Успендриков, — Поспелов от такой приятной беседы и собственной сообразительности стащил с носа очки и удовлетворенно прикусил зубами дужку.
— Уже было назначено число проведения операции. Двадцать третье. После этого ей была обещана полная свобода.
— Зачем вы мне это говорите? — насторожился Поспелов.
— Дети, гражданин начальник, что с детьми делать будете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Из газеты, — с готовностью ответил Поспелов. — Вы его квартиру, конечно, хорошо почистили, и дачу за городом, и автомобиль, а вот про шкафчик в бассейне забыли. А в этом шкафчике я и нашел несколько газет, в которых Успендриков красным фломастером!.. Вы только вдумайтесь, насколько это попахивает банальностью из американского детектива! Красным фломастером обвел одно и то же объявление: “Учительница пения для глухонемых”. Знаете, — Поспелов подошел поближе к Ушастому и склонился, чтобы хорошо видеть его лицо, — мне показалось, что он специально это сделал, потому что искал эту самую учительницу пения для глухонемых или следил за ней. Чтобы, значит, привлечь внимание следователя, которому поручат дело о его исчезновении или гибели. Такого вот исполнительного и дотошного следователя. Вроде… меня… Лицо человека, сидящего на стуле, ничего не выражало. Глаза смотрели прямо перед собой, уши не изменили цвет.
— Давайте закроем эту тему, — предложил Ушастый. — Ее больше нет в живых, искать больше некого.
— Вот как? — выпрямился Поспелов. — И этот вывод сделали вы?..
— Маячок, который валялся на дне ванны. Эта штука была запломбирована в зуб человека, которого вы знаете как учительницу пения.
— Ага. Понятно. А не могла она… Не мог этот человек просто выковырять пломбу вместе с вашим маячком и…
— Не мог. Он о нем понятия не имел. Скажите же, наконец, кто стрелял в доме на Московской..
— Вы думаете, что этим выстрелом и была убита учительница пения?
— Ее дом имеет новейшую систему охраны, никого постороннего она бы ближе чем на десять шагов не подпустила, не говоря уже о…
— О чем? О чем не говоря?
— О том, что, забеременев, стала более осторожна и дважды отклонила предложения заработка. Вы же знаете, чем она занималась?.. — Ушастый мельком глянул на Поспелова, тот с готовностью кивнул, потом резко замотал головой из стороны в сторону.
— Понятия не имею! Я думаю, она была вашим спецагентом, а потом скрылась, вот вы и снарядили Успендрикова ее найти.
В почти бесцветных глазах мелькнуло что-то вроде уважения. Потом Ушастый потянулся и зевнул.
— Ерунда все это — агенты, слежка… Все было гораздо проще. Но теперь это уже не имеет никакого значения. Итак…
— Это стрелял мой оперативник, случайно, — сдался Поспелов, поняв, что больше с ответом тянуть не удастся. — Он побежал наверх, упал в коридоре и случайно выстрелил в зеркало. Убрали осколки, как смогли…
— Разрешите? — Ушастый, не дожидаясь ответа, взял со стола заключение баллистов, внимательно его прочитал и выжидательно посмотрел на Поспелова, подвинув к нему телефон.
— Что?..
— Вызывайте этого вашего оперативника. Сейчас приедут мои люди, будем говорить. Да, и оружие, пожалуйста, изымите. Да-да, то самое оружие, из которого он выстрелил, когда упал.
— А вот этого, извините, никак не получится, — горестно вздохнул Поспелов. — Без постановления не могу, сами понимаете, служба!
— Да ладно, следователь!
— Не могу, хоть режьте! — для убедительности Поспелов похлопал себя зачем-то по животу. — Приедут ваши люди, пойдут к начальнику оперативного отдела, получат приказ, с приказом это будет правильно. А вызвать я его, конечно, вызову. Почему не вызвать… Вы пока звоните по своему делу, я не буду вам мешать, пойду отдам распоряжение…
Приказным тоном ему посоветовали остаться и показали глазами на селектор.
Поспелов сел за стол, нажал кнопку, уныло пробормотал немедленно явиться в кабинет номер… оперуполномоченному… И с чувством удивления и даже радости (вот уж этого он в себе не подозревал — был знаком с Петей всего-то неделю!) выслушал, что бригада оперативников только что выехала по вызову в пригород, и Петя с ними!
— Разве он не приставлен к вам для выполнения определенного задания? — подозрительно прищурился Ушастый.
— Конечно, приставлен, так ведь как в жизни бывает? Разве узнаешь сразу, что по заданию, а что — нет? В этом деле все важно, — откинулся на спинку стула Поспелов, надул щеки и шумно выпустил воздух.
Короткими предложениями, перейдя на междометия и односложные ответы (Поспелов ухмыльнулся — тоже нашлись конспираторы!), Ушастый обменялся с человеком на том конце трубки некоторой информацией и во время разговора поинтересовался у следователя, как быстрей сюда доехать — на электричке или на машине?
— Ваши люди ездят на электричках? — подпрыгнул на стуле Поспелов.
— Кончайте, следователь. Сейчас небось пробки в Москве. Есть расписание?
Поспелов попросил дежурного принести расписание электричек и уставился в окно, напряженно обдумывая, понял его Петя или просто спрятался на всякий случай, напуганный “рапортом”, “увольнением” и сдачей оружия. Не дурак, должен догадаться, должен! Если, конечно, охранник все передал, хотя бы весь необходимый набор слов, хотя бы одно только слово — сейф!
В окне расцветало синевой освобождающееся от мокрых туч небо, солнце неуверенно, наугад тыкало лучами, слепя отблесками окон из здания напротив.
— Расскажите, как вы на нее вышли, — попросил Ушастый.
Допустим, Петя ничего толком не понял и действительно поехал по вызову. Что он делает, когда садится в машину?.. Он проверяет свой пистолет?
— Как вам это удалось? Она была одним из самых закрытых агентов, да и то, как вы правильно сказали, ушедшим в отставку. — Ушастый с сожалением вздохнул:
— По причине катастрофической беременности.
— Если она совсем недавно официально ушла в отставку, зачем Успендрикова приставили за ней следить? — рассеянно поинтересовался Поспелов.
Он, конечно, не мог объяснить, что вышел на адрес дома в Подмоклове случайно, обнаружив конверт в металлическом кофре, который держала в руках вытащенная из Оки самоубийца. Это была случайность или, как говорит хозяин Чукчи, “просто жизня”? И то, что ему сразу же позвонили в Москву, как только открыли кофр, потому что обнаружили в нем термос с кислотой, — это тоже “просто жизня”? Нет, это уже был заранее составленный ориентир — газеты в шкафчике Успендрикова с обведенным объявлением, два билета на электричку в его куртке в том же шкафчике — двенадцатая зона, один крупный город в ней — Серпухов, но Поспелов разослал запросы во все ближайшие отделения милиции в радиусе сорока километров. Запрос на случайное обнаружение при обыске или при любых обстоятельствах той самой кислоты, которая булькала в термосе из кофра, которая булькала в ванне процедурного кабинета двадцать девятой больницы, превратив, судя по всему, несчастного агента в бурую жижу.
— Вы меня слушаете? — Ушастый повысил голос.
Поспелов дернулся.
— Она ушла не только что, она ушла три года назад, когда готовилась рожать первого ребенка.
— Вот так просто — написала заявление по собственному желанию и ушла? — изумился Поспелов.
— Ну, не совсем так, остались кое-какие обязательства…
— Знаете что, — решился Поспелов, — раз уж мы так хорошо с вами беседуем, а сидеть нам еще долго, расскажите мне лучше, как она к вам пришла! Меня это больше интересует.
Ушастый задумался.
— Можете опустить особо секретные подробности. Меня в этом деле интересует не столько хронология ее к вам прихода, сколько психология объекта, понимаете?
Ушастый думал, думал, потом сознался, что не понимает.
— Ну как же, — взволновался Поспелов, — молодая женщина, так ведь?.. Три года назад захотела уйти из вашей организации, это значит, что она была в нее принята года за три до этого, потому что год — самое меньшее — ей пришлось пройти подготовку, это получается…
Тут он вдруг подумал, что женщина эта может быть не такой уж и молодой, мало ли во сколько лет она решила родить ребенка, устав от тягот секретной службы?!
— Ей недавно стукнуло двадцать семь лет, — оборвал его раздумья Ушастый. — А попала в поле зрения спецслужб она в восемнадцать. Из ранних. Она привлекалась по делу бригад “Скорой помощи”. Польша. Может быть, помните?
Поспелов закрыл глаза, соединил пальцы обеих рук подушечками и осторожными круговыми движениями щекотал свои отпечатки — так он называл это легкое поглаживание. Жена тенора привлекалась в Польше. Как там говорил Петя?.. Студенточка Гданьского университета, бросила учебу, уехала.
Итак, учительница пения для глухонемых — это Мадлена Сидоркина, в девичестве — Кашутка. Тут вдруг он сопоставил первые буквы ее имени и монограмму на серебряном круге в чемодане, вздрогнул, открыл глаза. А что, если…
— Вы должны помнить, лет пять назад в Польше была арестована группа медиков “Скорой помощи”, которая отправляла стариков на тот свет. Выезжает по вызову врач, с ним — очаровательная молоденькая сестричка — сама доброта, вся такая солнечная, золотые волосы, золотые глаза. Забирают старичка в больницу, а по дороге он умирает. Старенький, больной. Не ограблен — все коронки при нем, даже перстни на пальцах и запонки на месте, С чего бы родственникам беспокоиться, просить вскрытия, если врач заранее объяснил, что состояние тяжелое, если сестричка так старалась…
— Подождите, я что-то помню, это было связано со страхованием, да?
— Нет, — покачал головой и впервые усмехнулся Ушастый. — Ошибка системы социальной помощи старикам. Один добрый такой закон, принятый с любовью и заботой о стариках. Пенсионерам похоронные услуги решили компенсировать полностью, но не более чем на полторы тысячи долларов, чтобы, значит, особо богатенькие за свой счет полированные гробы из бука заказывали.
— И что в этом плохого? — Поспелов никак не мог уловить, как связаны законы о похоронной помощи пенсионерам в Польше со студенткой университета Мадленой Кашуткой.
— Знаете, почему этим делом заинтересовались спецслужбы Польши? Потому что там за полтора года больше всего заказных убийств и перестрелок случилось исключительно среди похоронщиков. Улавливаете?
— Это вроде стрельбы в московских редакциях за право печатать учебники? — улавливал Поспелов.
— Правильно, только Польша страна маленькая, там еженедельные похороны выглядели странно. Тем более что стариков по дороге в больницу стало умирать на удивление много, а похоронных бюро осталось на удивление мало. Еле справлялись с оплаченными государством похоронами пенсионеров. Это я ее вычислил! — вдруг повысил голос Ушастый и встал.
— Вы сказали, что и после ухода за нею остались кое-какие обязательства.
— Так, одно маленькое дельце, да только обидно, что никто, кроме нее, его не мог сделать. Она должна была ликвидировать одного человечка, по-тихому, естественным путем, так сказать, как она всегда и делала, да вот незадача… Слишком близкий контакт с объектом, слишком близкий…
— То есть эта ваша учительница пения попалась на чувствах?
— Как сказать, может быть, на чувствах, может быть, на деньгах. Человечек этот непрост, очень непрост, поймать его трудно, а если начнешь открыто ловить — шуму будет на семь газет. Она нашла к нему подход, она ко всем находит подход. — Ушастый остановился в углу и стал ковырять облупившуюся краску. — Были у меня сведения, что бильярдист предложил ей красивую жизнь на Багамах, да я не придал этому значения, дурак, знаете, по-советски полагался на надежность семьи и детей.
— Значит, ваш агент особого назначения, по кличке “Учительница пения”, захотела поменять жизнь, сбежать с объектом, которого вы ей же и заказали, а информацию о готовящемся побеге вам представил, естественно, Успендриков, — Поспелов от такой приятной беседы и собственной сообразительности стащил с носа очки и удовлетворенно прикусил зубами дужку.
— Уже было назначено число проведения операции. Двадцать третье. После этого ей была обещана полная свобода.
— Зачем вы мне это говорите? — насторожился Поспелов.
— Дети, гражданин начальник, что с детьми делать будете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47