Поощряющая Юлина улыбка стала ему наградой.
— Но, — Макс оказался самым тупым, — как это могло произойти, без Мельгунова? Без Натальи? Реестр-то она ведет. А залог в реестре должны были зарегистрировать. Стало быть, мимо нее пройти не могли. Да и потом, это ж какая работа? Напечатать, обойти людей, подписать. И притом чтоб никто не знал. Не Петраков же бегал. Ты что, всерьез на Наташку думаешь?
— Остынь. Думать после будем. Сейчас бы факты свести. Просто озвезденеваю от услышанного. Сколько это?
— Прямой убыток институту от сделки — 451 тысяча рублей, — сверился с актом Астахов. И только тогда заметил, что взгляды сосредоточились над манипулирующей над калькулятором Юле.
— Шестьдесят три тысячи акций — это… Господи, почти девять процентов! — она изумленно подняла голову.
— То есть девять плюс сорок — это уже… Сорок девять! Еще каких-то пару процентов — и контрольный пакет! — Забелин замотал головой, отмахиваясь от подступившего наваждения. — Да нас же, как пацанов, водят!
Метнулся к селектору:
— Яна! Подлесного живо. Откуда хочешь!
Селектор саркастически хмыкнул:
— Вячеслав Иванович ждет в приемной.
Теперь Яна была официальна и иронична.
В кабинет вошел и, не дойдя, как всегда, до стола двух метров, остановился выжидательно Подлесный. Точность его была поразительна, Забелин как-то замерил — тютелька в тютельку два метра.
— Так, вопрос на засыпку. По «ФДН консалтинг групп». Когда сможете собрать информацию?
— Вчера, — Подлесный с дружелюбным выражением уже несколько раз кивал на Флоровского.
— Ах да. Максим Юрьевич Флоровский. Новый замдиректора института. Наш союзник. Так что без церемоний.
— Очень, очень приятно. — Подлесный, не выказав удивления, кивнул засветившемуся коротким дружелюбием Максиму, открыл неизменную папку. — Компания организована два года назад. Генеральный директор — некто Белковский.
— Действительно, все договоры подписаны им, — подтвердил Астахов.
— Все?!
— Вы ж не даете доложить. Между институтом и «Консталтинг групп» заключено некое соглашение о совместной деятельности. Удивительное, доложу, соглашение. Просто-таки труба по выкачке институтских денег.
— Эти семь тысяч за акции, что им Петраков продал, они… оплачены? — быстро уточнил Максим.
— Нет. Просто учтены как вклад компании в совместную деятельность. Я уже думал об этом. Можно попытаться признать сделку недействительной, но это долгие суды и без гарантии успеха.
— Но почему Петраков сливает институтские активы в это «ФДН»? В чем его интерес? Вы выяснили наконец, Вячеслав Иванович? — Забелин вернулся к Подлесному.
— Прямых сведений пока нет. Может, там какие-то его родственники числятся? Это проверяем. Хотя вряд ли. Но «ФДН» — это «дочка» банка «Балчуг», а, по уточненной информации, на Петракова в банке действительно положен крупный вклад. Учредители самого «Балчуга» — офшорные западные компании. Кто за ними — пока не докопался. Да и непросто это. То есть за «ФДН» стоит банк «Балчуг».
Забелин заметил, как обозначил движение Астахов, и утвердительно кивнул.
— Акции у сотрудников скупались на кредит, взятый в банке «Балчуг». И кредит этот явно не планируется к возврату — я видел, что на сумму кредита подготовлен проект договора долгосрочной аренды на тысячу квадратных метров.
— Каких еще таких метров? — вскинулся Флоровский. — И так за институтом едва половина площадей осталось.
— И между прочим, все основные счета института тоже в «Балчуге», — напомнил Астахов.
— Что, скучно было без конкуренции? Теперь завеселеет, — прервал растерянную тишину Забелин. — Девять процентов у них гандикапа. Если еще и сорок на аукционе заглотят, институт, считай, в кармане. Вот вам и разгадка, почему «ФДН» на аукцион рвется. Максим! Надо срочно найти Мельгунова.
— Нет проблем.
— Убеждай как хочешь. Но сегодня же необходимо отстранить Петракова от права подписи, отобрать печать, прошерстить все последние договоры.
— Деньги институтские из «Балчуга» вывести, это самое первое, — вмешался Астахов.
— Вы и выведете. В ближайшее время дезавуируем вас как налоговика и переходите в институт, на финансовый блок. Максим Юрьевич обеспечит. В общем, установка для всех — не вешаем носа. Хоп?
— Хоп. Никогда и не вешал, — Максим поспешно поднялся. — Но все-таки, как с этой скупкой? Кто провернул? Может, все-таки с Натальей сначала переговорить?
Забелин увидел энергичные жесты, что за спиной Флоровского подавал ему Подлесный.
— Нет уж, время не ждет, так что давай разделимся. За тобой — Мельгунов. А с Натальей — доставь мне такое удовольствие.
— То есть ты тоже не веришь, чтоб Натаха против нас чего затевала?..
— Да ты никак опешил? Гони-ка к Мельгунову. Нет сейчас важней задачи, чем Петракова быстренько изолировать.
— Тогда до связи, выдвигаюсь на передовые позиции, — азартно объявил Максим, но двинулся не к выходу, а бесом подскочил к Юле и завладел ее ручкой.
— Никогда не думал, что женский ум может быть столь красив, — томно произнес он.
— Иди, иди, — подтолкнул ловеласа Забелин. — Не порть мне сотрудницу. А вы, Юля, не слушайте. Врет, как всегда.
— Жаль, — весело расстроилась девушка. — Так красиво сказал.
— Истину, истину глаголил! — крикнул выталкиваемый Максим.
Сквозь закрывающуюся за ним дверь слышны были отголоски какого-то утихающего вдали комплимента, обращенного к секретарше.
— Балабошка, — грустно улыбнулась Юля, и Забелин пожалел, что не он награжден этим малопочтенным, казалось бы, прозвищем.
— Я, пожалуй, тоже пошел. Здесь все остальное. — Расстроенный сорвавшимся триумфом Астахов положил акт на стол и вышел вслед за Флоровским.
— Так что означает сия артикуляция? — Забелин живо обратился к выжидающему Подлесному.
— Мы у Петракова в квартире «жучки» установили. Второй день слушаем. И… вот, последняя стенограмма. Там подчеркнуто. — Внимательно вглядывающийся в потемневшее лицо шефа Подлесный поспешно подставил стул. Не отрываясь от чтения, краем сознания Забелин расшифровал этот жест несентиментального подчиненного — за прошедшее время Подлесный докопался до его институтского прошлого.
— Здесь нет ошибки?
— Это стенограмма. Есть еще магнитофонная запись, — бесстрастно подтвердил Подлесный. — Я не стал при Флоровском. Показалось…
— Правильно показалось, — при виде поспешно наливающей минералку Юли Забелин усмехнулся. — Что? Напугал? М-да, совсем разучился в руках себя держать. Прочтите.
Юля неохотно заглянула в донесение. Но брезгливая усмешка сменилась азартом игрока, внезапно подглядевшего чужие карты.
— Судя по сегодняшней информации, этого следовало ожидать, — констатировала она. — Во всяком случае, теперь ясно, что Власова играет за Петракова. И значит, ее тоже срочно надо изолировать. Хотя бы отстранить от ведения реестра.
— И еще, шеф, Руль — это, конечно, ваше. Но скупка-то вся под Флоровского настроена. Компания, куда деньги заводим, под ним. А ну как «кинет»? — продолжая говорить, отметил, что Забелин и Лагацкая быстро переглянулись. — Не то чтоб я утверждаю. Но живой ведь, а деньжищи неслабые. Потом, что ни говорите, — семь лет в Штатах. Опять же с Власовой у них какие-то шуры-муры. А та, в свою очередь, с Петраковым этим завязана…
— Молодцы. Быстро схватываете, — сквозь зубы одобрил Забелин. — Ретиво. Только вот мне, дураку, пока ничего не ясно.
Он подтянул к себе телефон, не глядя, набрал номер, лукаво подмигнул насторожившимся сотрудникам и озарился радостью:
— Натуська! Привет, дорогой человечек. Это Алеша.
С улыбкой выслушал встречный поток слов, не без труда вклинился:
— Ну, извини подлеца. Захлопотался. Столько дел, что жить не успеваешь… Что значит — с кем? Вижу, общение с Максом на тебя дурно действует. Просто жить, Натуля. Вспомнил как раз посиделки наши на Котельниках с портвешком. И так захотелось увидеться. Прямо там же… Можно для первого раза без портвешка. Тем более теперь такого не делают. Но прямо сейчас. А то до вечера просто-таки истеку ожиданием… Что значит «с чего бы»? Отвечаю конкретно и исключительно по существу — соскучился.
Скосившись, уловил с удовлетворением ставшее неприязненным лицо Юли.
Выслушал новый словесный поток.
— Все больше убеждаюсь, что хваленый ум мужчин лишь иллюзия, которую им в своих интересах внушают женщины. Конечно, ты права — это важно. Отчасти и о Максиме… Есть, через полчаса жду.
— Это нельзя делать, — едва он положил трубку, произнесла Юля. — Это категорически нельзя делать.
— Как только вы раскроетесь, она передаст Мельгунову, что скупка акций затевается в интересах банка, а Флоровский — наш агент. И на этом все планы стратегического поглощения грохнутся, — поддержал энергично Подлесный.
— Наверное, вы правы. Но ваша правда — правда момента.
— Проколемся мы тоже моментом. Но накрепко.
— Тогда пойдем пиво пить, — Забелин решительно раздвинул пораженных сподвижников, задержался. — Флоровский, к вашему сведению, не агент. И Власова не объект наблюдений. Друзья они мне. Есть работа. Есть жизнь. Жизнь — это те люди, что нас окружают, что дороги нам. Так вот, если выбирать по интересам, я наработался вволю. Так что скоро и друзей вовсе не останется. А посему выбираю жизнь.
И, заключив диковинную эту фразу общим разудалым жестом, вышел.
— Думаю, можно паковаться, — мрачно оценил услышанное Подлесный.
Лагацкая со странным выражением лица промолчала.
На самом деле вовсе не было в Забелине той уверенности, что так лихо продемонстрировал он перед Максимом. Напротив, все сходилось, и записанный подлесновскими слухачами разговор лишь подтвердил, что выглядело ранее невероятным, — вся в воздушных надеждах, порывистая Наталья, обратившаяся за эти годы из насмешливой, мечтательной девочки в пожившую, но все так же пребывающую в ожидании близкого добра женщину, где-то, должно быть, надломилась в вечном задыхающемся своем беге.
Был Забелин смятен и растерян. Потому и машину бросил подальше, на Большой Радищевской, неподалеку от входа в метро, чтобы иметь время подготовиться к ожидавшему его неприятному разговору, — отсюда до Котельнической набережной было минут пятнадцать ходу.
Пройдя могучий, из рифленого гранита дом, Забелин остановился — вниз, к набережной, круто убегал выложенный булыжником переулочек. Казалось, упади на этом булыжнике и тебя покатит — разгонит живенько и далеко внизу, перебросив по инерции и через поток машин на набережной, и через парапет, забросит прямо в Москву-реку. Девять лет назад в этом переулке он снял на лето квартиру в двухэтажном, предназначенном под снос и почти расселенном доме, чтобы в тишине закончить монографию. Тут же, прознав про новоселье, заявились Максим с Натальей, да так и остались ночевать. Утром счастливый Максим, пока остальные спали, сгонял за цветами и бутылкой коньяку. И они сидели за обеденным столом. Старый тополь под окном выдавил лапой рассохшуюся облупленную оконную раму, и пухлая его ветка лежала на скатерти рядом с разложенными книгами, коньяком и пучками редиса. Они сидели пьяноватые то ли от коньяка, то ли от майского воздуха, и Максим, не отпуская, держал Наташину руку.
Через год Максим эмигрировал.
Теперь на месте того дома из-за ажурной решетки кокетливо выглядывал трехэтажный особняк, с джипами на помытой брусчатой мостовой.
Прошел теплый дождь, и грязные ручейки вытекали из сквериков на покатые улицы и там, сливаясь в общий мутный поток, в бесшабашном азарте, обгоняя одинокого пешехода, устремлялись вниз, к Котельникам.
Да, все изменилось. Было время, когда здесь, сбегая из лаборатории, начинали они с Максимом рабочий день — в кинотеатре повторного фильма «Иллюзион» можно было увидеть американские и французские ленты тридцатых-сороковых, давно забытые или вовсе не шедшие в отечественном прокате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44