Едва устояв, Виктор Николаевич обернулся к грубияну — розовощекому здоровяку с родинкой.
— А если я так?
— А если ты так попробуешь, так я тебя раком поставлю, — пообещал тот. — И вообще — въезжай в ситуацию. С людьми вон поздоровайся, когда входишь.
В комнате, у стола, сидел плечистый, лет тридцати мужчина и с интересом разглядывал вошедшего. Боковым зрением Астахов углядел и приоткрытую дверь подслушивавшего соседа.
— Садись, отец, в ногах, как говорят, правды нет. — Сидящий приглашающе отодвинул стул подле себя. — Хотя если по правде, так ее и вовсе нет… Меня можешь называть Гордей.
— Чему обязан?
— Ну, что уж так официально. Сам все знаешь. Должок за тобой.
— Не помню. — Астахов поискал глазами, куда отложить портфель, но тут же почувствовал, как портфель этот из его руки вынимают. Он оглянулся, неохотно разжал пальцы.
— Да не кочевряжься, — успокоил его, принимая портфель, Гордей. — Сейчас векселечки изымем и — разбежимся по-доброму. Как говорится, делов-то.
Он перелистал вынутые документы, вопросительно посмотрел на одного из сопровождающих.
— Сказано было — в портфеле, — заверил тот.
— Может, я могу помочь? — полюбопытствовал Астахов.
— Можешь. И должен. Для твоей же пользы. Где векселя?
— Векселей много. Что вам-то нужно? И вообще кто вы собственно?..
— Не мельтеши, налоговичок. Если пожить хочешь. А пожить хочешь. С молодой-то жинкой, а? В деревню, говоришь, укатила? К больному деду?
— Так вот же он! — показывая на Астахова, загоготал здоровячок.
— Шутит он неудачно, — извинился Гордей. — Так как эту деревеньку-то сосед назвал?.. Нашли на карте?
— Веденеево, — подсказали ему. — Семьдесят километров.
— Можно и съездить. Не велики концы. А можно и договориться. Так что, отец?.. Ау, папик, очнись! В векселях этих уворованных тебе пользы нет. Ну, примчишься к начальству. Ну, погладят по головке по лысой. И вся любовь. А вот в их исчезновении очень даже большая польза приключиться может. Улавливаешь? Заинтересованные люди… догадываешься о ком?
— Боюсь, что да… Петраков?
— А ты не бойся, — засмеялся Гордей. — Потому что на самом деле удача это твоя. За векселя эти вшивые тебе десять тысяч баксов обломилось. С воздуха, можно сказать. Ты в своей вшивой налоговичке за год столько в лапу не получишь. И главное — безвредно. Потому как никто о них не знает и знать-то не будет. Каково? Круто?
И Гордей засмеялся. В смехе его не было издевки. Наоборот, редко удавались такие удачные разборки: без крови, без ругани. Да еще и мужику, в общем-то симпатичному, нежданный гостинчик.
— Вот так-то. Въехал в тему?
— Въехал.
— Тогда пошли в закрома. Где векселя?
— В институте. Чего уставились? Или думали, что я такие документы при себе таскаю?
— А это? — Гордей ткнул на вываленные на стол записи.
— Черновики. А серьезные бумаги, они и требуют серьезности… Ну, ты сам-то потащишь разве на дом улику?
— Да, подстава. Ну что ж, тогда гоним в институт.
— Что ж, поехали, — с деланной неохотой согласился Астахов, прикидывая, что при входе главное рывком перескочить через вертушку, а дальше при помощи вооруженной охраны можно будет отбиться. Особенно чесалась рука на ухмыляющегося грубияна здоровячка.
Но надежда угасла так же быстро, как и появилась.
— Да не, Гордей, — вмешался сидящий рядом. — Петраков говорил, что вечером институт перекрывают. Туда теперь до утра не попасть.
— Так? — зловеще поинтересовался Гордей.
— Может, и так, — вынужден был подтвердить Астахов.
— Чего ж тогда прикидывался? Иль наколоть думал?.. А ты, налоговичок, как погляжу, штучка.
— Да нет, ребята. Просто забыл. Я-то к ним по ночам не хожу, порядки не очень знаю. Мое дело — проверка. Так что подъезжайте с утра. Сядем, доедем. Там и отдам. Подходит?
— Почти, — улыбнулся Гордей, но теперь от улыбки его Астахову стало неуютно. — Стало быть, делаем так. Мы тут с тобой до утра покантуемся, чаек погоняем, в буру перекинемся. Ну, чтоб тебе не больно скучно было. А ребятки мои трое как раз пока в Веденеево сгоняют. Бабу твою прихватят. А чего? И ей потом на автобусах тащиться не придется, и тебе спокойней. А уж как сигнал от Петракова получим, что векселя на базе, так и твою — гуляй — не хочу. Нет возражений?
— Этого нельзя, мужики! — Астахов почувствовал, как пот прорвал его поры и он разом слипся с рубахой. — Женщина ни при чем. Я-то у вас здесь. Я вам нужен, не она. Сами поутру и разберемся. Ну, мужики?
— Так бы так, — сморщился Гордей, — и нам тащиться не в цвет. Но надежней. Да ты не дрейфь так, отец, мы ж тоже при понятии: никто ее не обидит. Ну, если ты, конечно, чего не выкинешь.
— Мужики! — Астахов поперхнулся. — Вы поймите — нельзя ее пугать. Порок сердца у нее. Она… Нельзя этого.
Сзади раздался хлюпающий звук, на который все быстро обернулись, но увидели лишь захлопнувшуюся дверь соседа.
— Нельзя, — умоляюще повторил Астахов. — Даже если не скажете, но ночью, чужие. Да если что с женой, разве я вам потом чего отдам?.. Я ж зубами рвать буду!
— Гордей, может, ему зубки-то сразу и проредить, чтоб после чего не вышло? — лениво пошутил все тот же здоровяк, и Астахов не шутя принялся примериваться допрыгнуть до него.
— Не пугай человека, — охолодил подчиненного Гордей. — А за женой сгонять все-таки придется. Через часик. Как раз ближе к утру возьмем. К восьми доставим. Ну а дальше — по результату. Вот так и порешим! Или, — он присмотрелся к хозяину, — есть другой вариант? А, отец?..
Астахов тяжело покачал головой.
— Стало быть, утверждаем этот. На том и подписались. А теперь дуй на кухню, чайку завари. Гости у тебя все-таки.
С трудом передвигаясь на сделавшихся непослушными ногах, Астахов поднялся, прошел мимо входной двери, возле которой на табурете расположился один из пришельцев. Едва не ударившись о косяк, повернул на кухню.
«Ниночка! Ниночка моя! — билось в голове. — Что ж делать-то?.. Ну, Мишка, соседина падлючий, перебрал ты. Если что, ноги вырву».
— Николаич! — послышалось ему.
— Николаич! Это я, Мишка! — горячий шепот доносился из-за буфета. Там, заколоченная когда-то фанерой, выходила на кухню вторая дверь из комнаты соседа. — Ты прости, не хотел я так-то. Не думал. Я ж не по злобе! Просто из мести. А потом, они мне тоже в глаз закатали. Даже за пузырем не отпустили. Может, сделать чего?
— Из дома выбраться сможешь? — стараясь шептать одними губами, поинтересовался Астахов.
— Так и… делов-то. Сколь раз через балкон. Как ключи, значит, по газу посею, так и…
— Тогда слушай. Я сейчас в туалете за бачком телефон запишу и фамилию. Сходишь после меня. Ну и…
— Да понял, сделаю. Николаич, ты не думай! Я все как скажешь! Я и на обмен, если чего. Не по злобе же получилось. Так — мстительство.
— Не слышны в саду даже шорохи!.. — нещадно фальшивя, забасил вдруг Астахов.
— Ты что это завыл? Соседей, что ли, собрать решил? — поинтересовался входящий на кухню Гордей. — Иль крыша пошла?
— Пойдет с вами. Давай кого-нибудь из своих подручных в помощь. Стол накрыть поможет. А я пока в сортир.
— Обдристался дедок, — загоготал здоровяк. — Теперь все сдаст.
Подлесный, рассекая фарами проселочную дорогу, мчался в темноте, нещадно гробя об ухабы недавно купленный «жигуль». На панели потряхивался прикрепленный мобильный телефон, на соседнем сиденье подпрыгивал приготовленный пистолет «Макаров». Времени было в обрез.
Из суматошного ночного звонка соседа он сумел понять две вещи: во-первых, Астахов захвачен на квартире неизвестной бригадой, скорей всего из-под «Балчуга», которая пытается вытряхнуть из него какие-то добытые документы. И во-вторых, что часть этой группы вот-вот выедет за семьдесят километров от Москвы за женой Астахова, которую собирались использовать в качестве заложницы. Сам Астахов о семье особо не распространялся, но из разговора с Дерясиным Подлесный помнил, что жена Астахова, над которой он трясется, страдает врожденным пороком сердца. А потому, представив возможные последствия, отзвонился в службу безопасности банка, направив группу на выручку Астахову. Сам же, не имея времени захватить подкрепление, рванул на Веденеево по хорошо известной ему короткой, но, увы, вдребезги раздолбанной дороге. Варианты были просты: постараться приехать первым и вывезти семью Астахова до подъезда бандитов. Ну а если не удастся успеть… — Подлесный скосился на «Макаров». Кажется, сосед сказал, что поедут трое. Трое против одного. Но он о них знает, а они про него нет. Нормальная математика. Как всегда, в преддверии опасности Подлесный почувствовал нарастающее злое веселье.
Он уже подлетал к окраине деревни, когда затрезвонил мобильник.
— Вячеслав Иванович? Группа захвата на проводе. Мы в квартире Астахова. Все без конфликта.
— Лежат?
— Как миленькие.
— Что Астахов?
— В порядке вроде. О жене беспокоился.
— Там из их числа группа одна за ней выехала…
— Уже порешали. Объяснили главному ихнему, Гордей — кличка, что к чему. Оказался понятливым. При нас отзвонил, дал отбой. Чего дальше?
— Шпану заберите. А Гордея этого придержите до меня. Через час буду.
Пока шел разговор, Подлесный успел развернуть машину, на этот раз с удовольствием направив ее в сторону ухоженной трассы.
Мимо караулящих у двери секьюрити Подлесный быстро прошел в комнату, где в кресле откинулся Астахов.
— Чего так долго? — поднялся тот навстречу.
— Да так. По делам заскочил. Встреча одна… сорвалась. Как сам?
— Уже лучше, — рядом стоял опорожненный наполовину флакончик валидола.
— А где?.. — еще не договорив, Подлесный обнаружил нахохлившегося в углу крепкого мужчину. Всмотрелся.
— Гордей, говоришь? — громко уточнил он. При звуке его голоса мужчина в свою очередь быстро вскинул голову.
— Вячеслав Иванович? — Он сделал было невольное движение приподняться. — Не ожидал.
— Да и я. Слышал, что уволился. Что «крышуешь» на каком-то рынке. Но чтоб рэкетом промышлял…
— За что платят, тем и занимаемся. Вы-то тоже, как понимаю, больше не при погонах.
— Да. Я сейчас в «Светоче». А как ты под «Балчугом» оказался?
— Под «Балчугом»? Почему это? — удивился Гордей. — Я вот тут… — в свою очередь, покопавшись, он выложил визитку. — В курсе, кто за этим?
— Да, слышал. Серьезные братки. Ну, блин, дожилась страна!
— Чегой-то вы? — заинтересовался Гордей.
— Да так, лейтенант. Песню припомнил хорошую — «Служили два товарища в одном и том полке»… Ну и что у вашей братвы за интерес к институту?
— Да нет особенно интереса. Просто кафешку арендуем отмывочную. Ну и мужичок один, дело это организовавший, попросил налоговичка укоротить. Отобрать у него какие-то векселя изъятые.
— Важные документы? — Подлесный повернулся к Астахову.
— Не то слово.
— И где они?
— Да вот, — и Астахов преспокойно вытащил из запасного кармана пиджака несколько свернутых бумаг.
Глаза Гордея расширились.
— Ну, блин, всякое было. Но чтоб так лопухнуться. — Он сокрушенно помотал головой. — Хорошо хоть моих убрали. А вы, отец, железный человек… Только какие дела у «Светоча» с налоговой?
— А такие, что инспектор этот на банк работает. Мы эту проверку и навели.
— Стало быть, в чужие разборки влезли, — расстроенно констатировал Гордей. — Втемную, значит, с нами сыграть решил сучок этот. Вроде делов-то всего: налоговичка опустить? А если б знали, что банк, — нахрен бы нам этот базар?
Он разглядел ухмылку Подлесного, осекся:
— Въелось уже. Сами знаете, с кем поведешься… В общем, если надо чем ответить…
— То есть у ваших интереса здесь нет?
— И не будет. Кроме одного. Я этой змее очкастой за подставу лично яйца поотрываю.
— Это ваши проблемы. Виктор Николаевич, у вас претензии есть?
— Да нет. Обошлось вроде. — Астахов огладил сердце.
— Тогда — разбежались, — Подлесный поднялся. — Ну, бывай… лейтенант Гордей.
— До встречи, Вячеслав Иванович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44