— А что Звонарева?
— Наотрез. Как началось — омертвела. Ни одного решения не принимает. Твердит — есть распоряжение по банку никому деньги не отпускать. Но это ж штучное дело. Тут особый подход нужен! В колокол бить! Ведь еще день-два — и окончательно иссякнет. Что делать-то станем? И так уже какие сутки без сна — кроим по ночам, чтоб в каждый филиал хоть по чуть-чуть подвезти. Вчера к Керзону пытался попасть, соединить раз пять просил. Но там без меня такое!
— С этим-то помогу!
В тот же день по банку было издано распоряжение: «Предприятиям, инкассирующим наличные деньги, обеспечить отпуск средств со счетов в пределах инкассируемых сумм».
Но оказалось поздно: поступление в банк наличных денег прекратилось.
В центральном офисе царила паника, которую не смогли сбить самые строгие директивы Керзона. Люди встревоженно ходили меж кабинетами, неутолимо пытаясь насытиться все новыми слухами. Но не было среди них свежей, бодрящей, несущей успокоение информации. В помещениях теперь можно было увидеть все больше небанковского вида людей, которые жали по углам сотрудников, горячо что-то нашептывая. Глаза слушающих при этом загорались восторженным, смущенным огнем, — банк облипала первая паутинка скупщиков долгов.
Наконец случилось нетерпеливо ожидаемое — из Испании прилетел Второв. Накануне Чугунов подтвердил Забелину, что он вместе с заместителем директора института Флоровским значится среди приглашенных.
За полчаса до назначенного времени Забелин с Максимом поднялись на президентский этаж, бурливший от собравшихся, полных взвинченного ожидания людей, и укрылись в межэтажном эркере — том самом, где Забелин заполнял некогда заявку на злосчастный аукцион. Вспомнив об аукционе, Забелин с саднящим чувством припомнил и о Жуковиче, шумная, пошловатая, вызывавшая раздражение нахрапистость которого оказалась обычной мимикрией — за всем этим скрывался надломленный, ранимый человек. А теперь им же, Забелиным, сломленный окончательно — на звонки он не отвечал, а из установки, проведенной по просьбе Подлесного участковым милиционером, обнаружилось, что жену он выгнал, а сам вот уже второй месяц беспробудно пьет — почему-то исключительно под классическую музыку.
— Пересидим здесь, — предложил Забелин. — Не хочется быть среди погорельцев.
Максим безразлично кивнул. Он и сам теперь смахивал на погорельца, так угнетенно переживал происходящее в стране.
Но и в облюбованном приятелями укрытии им не сужден был покой — с третьего этажа стремительно спускалась Леночка Звонарева. На чем-то сосредоточенная, она смотрела строго перед собой, совершенно не отвлекаясь по сторонам, и всякий другой, желающий укрыться от посторонних встреч, на месте Забелина вздохнул бы с облегчением — «пронесло». Но не Забелин — он, как никто, знал, что за монументальными стеклами-хамелеонами скрывается врожденное косоглазие. И, увы, не ошибся. Даже не повернув в сторону головы, Звонарева сделала пируэт и стремительно вошла в эркер.
— Алеша! Ну, как же так? Ну, ты-то? — не тратя времени на приветствия и совершенно игнорируя присутствие постороннего, страстно запричитала она. — Ну не помнишь прошлого, кто здесь вообще что доброе помнит? Но разве друзьями не остались?
— О чем ты?
— Ну что хитрить? Что теперь-то хитрить? Ведь знал же! Ну хоть бы намеком. Господи! — Она уселась на диван, закрыла ладошками лицо. И плечи ее привычно задергались. — Столько лет труда и… никому, никому нет дела.
— Много «зависло»? — участливо сообразил Забелин.
— Много. Очень. Миллион почти. Да все, считай. Но ты-то какой умненький оказался — свои-то вывел.
— Лена! Я — на скупку акций. Поверь, сам не думал.
— Акций! — Она фыркнула. — Придумывают кто во что горазд. Правду про нас говорили: «Террариум единомышленников». Серпентарий и есть. Глотку драть за банк все сильны были, а как до денежек — так каждый за свой карман уцепился.
— Хоть что-то осталось?
— Да что там осталось? Ничего, считай. Нищая. Ну, может, тысяч сто пятьдесят. Да и того нет. А у меня сын в Канаде. Дом в Коста-Браво — до сих пор не рассчиталась. — От свежих воспоминаний плечи Леночки вздрогнули, и она поспешно, отработанным движением просунула под очки носовой платок. Поднялась, пошатнувшись.
— Потерпи. Второв приехал — теперь выправимся.
— Ну что ты говоришь, право? Или смеешься? Кто выправится? Погляди лучше, что делается. Тут как при пожаре — кто спас, тот и спасся. Упаду к Папе в ноги. Все-таки для банка много сделала. Как думаешь, может, хоть половину вернет. А?
Посмотрела на виновато молчащего Забелина:
— Попробую все-таки.
И, едва кивнув, отправилась дальше, к залу ожидания.
— Это называется — «богатые тоже плачут!» — не удержался Максим. — Погоди-ка! Погоди. Так это что? Стало быть, деньги, которыми мы опционы закрыли?.. Я-то думал — и впрямь банковские.
Глаза его недобро сузились.
— Так я тебе скажу, кто ты после этого есть на этом свете! Юродивый ты, вот кто. И это еще мягко.
Максим набрал воздуху, и Леночкины причитания показались бы тихим погребальным плачем по сравнению с предстоящим. Но внизу забегали, что-то хлопнуло, кто-то вскрикнул.
Только один человек своим появлением вызывал такие одновременно громкие и трепещущие звуки.
Они подошли к перилам и глянули в проем.
У Забелина запершило в горле.
Второв как раз начал подъем по лестнице следом за прокладывающим путь автоматчиком. Покачивающаяся при ходьбе голова его на истонченной шее была старательно вытянута вперед и будто увлекала за собой рыхлое, нетвердое в ногах тело. Бородавка на истончившемся лице, казалось, выросла и теперь напоминала огромного, впившегося в губу слепня. Опасаясь упасть, он неотрывно смотрел себе под ноги. Сзади, закинув за спину автомат и раздвинув в готовности локти, след в след поднимался второй охранник.
На последней ступеньке перед президентским этажом Второв приподнял голову и исподлобья зыркнул на стоящих людей.
При этом взгляде у Забелина чуть отлегло. Смотрел Второв по-прежнему — зло и требовательно. Маленькие усики на припухлой верхней губе мелко подрагивали. Разве что не чувствовалось в этом взгляде прежнего жара — когда ты словно находишься близ мартеновской печи — чуть не по нему, откинет заслонку и полыхнет так, что мало не покажется.
— А, Алексей Павлович! — Второв перевел дыхание.
— С выздоровлением, Владимир Викторович. Познакомьтесь — замдиректора «Информтеха» Флоровский.
— Помню. — Второв постоял, выравнивая дыхание. — Ну что? Профукали без меня банк?
— Ну, вы в своем стиле — сразу с претензий.
— Претензий к нему не предъяви! — Второв с видимым удовольствием прислушивался к суете, поднявшейся за застекленными дверьми зала ожидания. — Цацы какие! Пахать надо было, а не интриги плести.
— Это ты мне?! — наполнился прежним, подзабытым раздражением Забелин.
Но Второв уже шагнул вперед.
— Ждите. Вызову, — коротко бросил он.
— Нервный дядька. — Максим задумался.
Удрученные, они вернулись на прежний НП.
Отыскали их через сорок минут — из зала на лестничную клетку вылетел Чугунов, стремительно закрутил головой, будто воздух обнюхивал.
— Не прошло и часу, — буркнул раздосадованный ожиданием Максим. Но едва он обозначил движение, сам Чугунов безошибочно воткнулся взглядом в эркер.
— Ждет же, ждет, — заторопил он и, не теряя времени, взбежал навстречу.
— Злой! — радостно сообщил он. — Двоих уже вызвездил. Теперь машину за Покровским послал. Ну, будет дело!
В оживлении его был азарт застоявшейся без хозяина охотничьей собаки.
В опустевшем наполовину зале у фонтана навзрыд рыдала Леночка Звонарева. Рядом с бокалом минералки на подносе безучастно застыл официант.
На идущего за Чугуновым Забелина смотрели со злорадным сочувствием.
Когда они вошли, Второв, быстро семенивший по кабинету, резко обернулся на звук. При виде вошедших чуть смягчился, показал рукой на стол для приглашенных, присел сам. Но отойти от того, что занимало его перед этим, не мог.
— Где?! — крикнул он остановившемуся у двери Чугунову.
— Так поехали.
— Сразу! Сразу под меня! — напомнил Второв, отпуская его жестом подбородка.
— За три месяца! За три месяца всего банк порвали. Восемь лет сшивал и — за три месяца! В казино проиграли! — пожаловался он, кивнув на заваленный ворохом справок стол.
Забелин сдержал тяжелую усмешку. Второв не увидел ее — почувствовал.
— Злорадствуешь? Теперь все задним умом крепки. Раньше-то где были?
Помолчал, вспоминая, быть может, где был раньше Забелин. И, похоже, припомнил.
— Хотя — молодец! В таких условиях проект до результата довел. Слышал, как аукцион профукал. Но — дожал. За это ценю.
— Мы вдвоем, — напомнил о друге Забелин.
— Да-да. — Второв изобразил подобие улыбки. — И своими деньгами рискнул. Вот что — сила! Не как другие! — Его опять перетряхнуло от свежей ярости. — Силен? — спросил он у Флоровского.
— Во! — Максим лучезарно взметнул большой палец.
— Оба вы — «во»! Сколь по смете-то?
Забелин достал и повернул к президенту приготовленную справку.
— Уложились в четыре пятьсот за все про все, — сообщил Максим. И тотчас напомнил: — Планировалось восемь.
— Планировалось, — помрачнел, отодвигая справку, Второв. — Много чего планировалось. Помню, сколько обещал. И изыщу. Но только полтора миллиона. Полмиллиона твои, Алексей. И миллион вам премиальный. — Он провел рукой меж сидящих. — А больше не могу. И так по сусекам. Из резерва, можно сказать, Ставки Верховного Главнокомандования. Так что…
Забелин тревожно скосился на щепетильного до мнительности относительно соблюдения договоренностей Максима. Но, к успокоению своему, увидел, что тот понимающе кивает.
— Потерпим. Предлагаю считать, что остаток за вами, когда банк восстановится. Есть истинные ценности и помимо денег, — и Максим кивнул на лежащий банковский буклет со знаменитым слоганом.
Второв с удовольствием всматривался в сидящего перед ним человека, только что небрежно сделавшего красивый жест, стремительно проникаясь к нему, как часто у него бывало, симпатией и доверием.
— Как выпрямимся, работать ко мне пойдете?
— Вот выправимся, тогда и… — лучезарно растекся Максим. Улыбка его — открытая, по-доброму хитрая — понравилась Второву. И в свою очередь лицо его начало смягчаться.
В этот момент заглянул Чугунов.
— Привезли.
— Так введите! — Второв вскочил. Отбежал к своему столу, обернулся в нетерпении, как раз когда в кабинет входил Вадим Вадимович Покровский. Похоже, одевался он в спешке, потому что все еще судорожно пытался запихнуть под рукав пиджака манжет рубахи с отсутствующей запонкой.
— С приездом, Владимир Викторович. — Он остановился с натянутой улыбкой под взором страстно пожиравшего его глазами Второва.
— Сдал, — коротко констатировал тот. — Но почему?
— Я понимаю твои чувства, но при чем тут тюремный жаргон? Надо ли, не разобравшись, обострять? — Покровский намекающе кивнул на сидящих в углу. — Ведь ты получил все мои докладные.
— Докладные? — встрепенулся Второв. — Это, что ли? — единым взмахом он сбил со стола шапку бумаг. — А где деньги мои?
— Владимир Викторович, я уверен, что действовали мы единственно правильно, — со всей возможной внушительностью психиатра перед впадающим в буйство больным произнес Покровский. — Готов с диаграммами в руках любому доказать на теоретическом уровне…
Уж лучше бы молчал — предвидя дальнейшее, Забелин поморщился.
Лицо Второва, и до того едва сдерживавшегося, исказила ярость.
— На «тэорэтическом»? А деньги банковские ты на каком уровне на кон поставил?
— Вспомни, мы же согласовывали все позиции. — Покровский опять отчаянно замотал головой на сидящих в углу. — И потом, согласитесь наконец: и в беспределе должны быть пределы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Наотрез. Как началось — омертвела. Ни одного решения не принимает. Твердит — есть распоряжение по банку никому деньги не отпускать. Но это ж штучное дело. Тут особый подход нужен! В колокол бить! Ведь еще день-два — и окончательно иссякнет. Что делать-то станем? И так уже какие сутки без сна — кроим по ночам, чтоб в каждый филиал хоть по чуть-чуть подвезти. Вчера к Керзону пытался попасть, соединить раз пять просил. Но там без меня такое!
— С этим-то помогу!
В тот же день по банку было издано распоряжение: «Предприятиям, инкассирующим наличные деньги, обеспечить отпуск средств со счетов в пределах инкассируемых сумм».
Но оказалось поздно: поступление в банк наличных денег прекратилось.
В центральном офисе царила паника, которую не смогли сбить самые строгие директивы Керзона. Люди встревоженно ходили меж кабинетами, неутолимо пытаясь насытиться все новыми слухами. Но не было среди них свежей, бодрящей, несущей успокоение информации. В помещениях теперь можно было увидеть все больше небанковского вида людей, которые жали по углам сотрудников, горячо что-то нашептывая. Глаза слушающих при этом загорались восторженным, смущенным огнем, — банк облипала первая паутинка скупщиков долгов.
Наконец случилось нетерпеливо ожидаемое — из Испании прилетел Второв. Накануне Чугунов подтвердил Забелину, что он вместе с заместителем директора института Флоровским значится среди приглашенных.
За полчаса до назначенного времени Забелин с Максимом поднялись на президентский этаж, бурливший от собравшихся, полных взвинченного ожидания людей, и укрылись в межэтажном эркере — том самом, где Забелин заполнял некогда заявку на злосчастный аукцион. Вспомнив об аукционе, Забелин с саднящим чувством припомнил и о Жуковиче, шумная, пошловатая, вызывавшая раздражение нахрапистость которого оказалась обычной мимикрией — за всем этим скрывался надломленный, ранимый человек. А теперь им же, Забелиным, сломленный окончательно — на звонки он не отвечал, а из установки, проведенной по просьбе Подлесного участковым милиционером, обнаружилось, что жену он выгнал, а сам вот уже второй месяц беспробудно пьет — почему-то исключительно под классическую музыку.
— Пересидим здесь, — предложил Забелин. — Не хочется быть среди погорельцев.
Максим безразлично кивнул. Он и сам теперь смахивал на погорельца, так угнетенно переживал происходящее в стране.
Но и в облюбованном приятелями укрытии им не сужден был покой — с третьего этажа стремительно спускалась Леночка Звонарева. На чем-то сосредоточенная, она смотрела строго перед собой, совершенно не отвлекаясь по сторонам, и всякий другой, желающий укрыться от посторонних встреч, на месте Забелина вздохнул бы с облегчением — «пронесло». Но не Забелин — он, как никто, знал, что за монументальными стеклами-хамелеонами скрывается врожденное косоглазие. И, увы, не ошибся. Даже не повернув в сторону головы, Звонарева сделала пируэт и стремительно вошла в эркер.
— Алеша! Ну, как же так? Ну, ты-то? — не тратя времени на приветствия и совершенно игнорируя присутствие постороннего, страстно запричитала она. — Ну не помнишь прошлого, кто здесь вообще что доброе помнит? Но разве друзьями не остались?
— О чем ты?
— Ну что хитрить? Что теперь-то хитрить? Ведь знал же! Ну хоть бы намеком. Господи! — Она уселась на диван, закрыла ладошками лицо. И плечи ее привычно задергались. — Столько лет труда и… никому, никому нет дела.
— Много «зависло»? — участливо сообразил Забелин.
— Много. Очень. Миллион почти. Да все, считай. Но ты-то какой умненький оказался — свои-то вывел.
— Лена! Я — на скупку акций. Поверь, сам не думал.
— Акций! — Она фыркнула. — Придумывают кто во что горазд. Правду про нас говорили: «Террариум единомышленников». Серпентарий и есть. Глотку драть за банк все сильны были, а как до денежек — так каждый за свой карман уцепился.
— Хоть что-то осталось?
— Да что там осталось? Ничего, считай. Нищая. Ну, может, тысяч сто пятьдесят. Да и того нет. А у меня сын в Канаде. Дом в Коста-Браво — до сих пор не рассчиталась. — От свежих воспоминаний плечи Леночки вздрогнули, и она поспешно, отработанным движением просунула под очки носовой платок. Поднялась, пошатнувшись.
— Потерпи. Второв приехал — теперь выправимся.
— Ну что ты говоришь, право? Или смеешься? Кто выправится? Погляди лучше, что делается. Тут как при пожаре — кто спас, тот и спасся. Упаду к Папе в ноги. Все-таки для банка много сделала. Как думаешь, может, хоть половину вернет. А?
Посмотрела на виновато молчащего Забелина:
— Попробую все-таки.
И, едва кивнув, отправилась дальше, к залу ожидания.
— Это называется — «богатые тоже плачут!» — не удержался Максим. — Погоди-ка! Погоди. Так это что? Стало быть, деньги, которыми мы опционы закрыли?.. Я-то думал — и впрямь банковские.
Глаза его недобро сузились.
— Так я тебе скажу, кто ты после этого есть на этом свете! Юродивый ты, вот кто. И это еще мягко.
Максим набрал воздуху, и Леночкины причитания показались бы тихим погребальным плачем по сравнению с предстоящим. Но внизу забегали, что-то хлопнуло, кто-то вскрикнул.
Только один человек своим появлением вызывал такие одновременно громкие и трепещущие звуки.
Они подошли к перилам и глянули в проем.
У Забелина запершило в горле.
Второв как раз начал подъем по лестнице следом за прокладывающим путь автоматчиком. Покачивающаяся при ходьбе голова его на истонченной шее была старательно вытянута вперед и будто увлекала за собой рыхлое, нетвердое в ногах тело. Бородавка на истончившемся лице, казалось, выросла и теперь напоминала огромного, впившегося в губу слепня. Опасаясь упасть, он неотрывно смотрел себе под ноги. Сзади, закинув за спину автомат и раздвинув в готовности локти, след в след поднимался второй охранник.
На последней ступеньке перед президентским этажом Второв приподнял голову и исподлобья зыркнул на стоящих людей.
При этом взгляде у Забелина чуть отлегло. Смотрел Второв по-прежнему — зло и требовательно. Маленькие усики на припухлой верхней губе мелко подрагивали. Разве что не чувствовалось в этом взгляде прежнего жара — когда ты словно находишься близ мартеновской печи — чуть не по нему, откинет заслонку и полыхнет так, что мало не покажется.
— А, Алексей Павлович! — Второв перевел дыхание.
— С выздоровлением, Владимир Викторович. Познакомьтесь — замдиректора «Информтеха» Флоровский.
— Помню. — Второв постоял, выравнивая дыхание. — Ну что? Профукали без меня банк?
— Ну, вы в своем стиле — сразу с претензий.
— Претензий к нему не предъяви! — Второв с видимым удовольствием прислушивался к суете, поднявшейся за застекленными дверьми зала ожидания. — Цацы какие! Пахать надо было, а не интриги плести.
— Это ты мне?! — наполнился прежним, подзабытым раздражением Забелин.
Но Второв уже шагнул вперед.
— Ждите. Вызову, — коротко бросил он.
— Нервный дядька. — Максим задумался.
Удрученные, они вернулись на прежний НП.
Отыскали их через сорок минут — из зала на лестничную клетку вылетел Чугунов, стремительно закрутил головой, будто воздух обнюхивал.
— Не прошло и часу, — буркнул раздосадованный ожиданием Максим. Но едва он обозначил движение, сам Чугунов безошибочно воткнулся взглядом в эркер.
— Ждет же, ждет, — заторопил он и, не теряя времени, взбежал навстречу.
— Злой! — радостно сообщил он. — Двоих уже вызвездил. Теперь машину за Покровским послал. Ну, будет дело!
В оживлении его был азарт застоявшейся без хозяина охотничьей собаки.
В опустевшем наполовину зале у фонтана навзрыд рыдала Леночка Звонарева. Рядом с бокалом минералки на подносе безучастно застыл официант.
На идущего за Чугуновым Забелина смотрели со злорадным сочувствием.
Когда они вошли, Второв, быстро семенивший по кабинету, резко обернулся на звук. При виде вошедших чуть смягчился, показал рукой на стол для приглашенных, присел сам. Но отойти от того, что занимало его перед этим, не мог.
— Где?! — крикнул он остановившемуся у двери Чугунову.
— Так поехали.
— Сразу! Сразу под меня! — напомнил Второв, отпуская его жестом подбородка.
— За три месяца! За три месяца всего банк порвали. Восемь лет сшивал и — за три месяца! В казино проиграли! — пожаловался он, кивнув на заваленный ворохом справок стол.
Забелин сдержал тяжелую усмешку. Второв не увидел ее — почувствовал.
— Злорадствуешь? Теперь все задним умом крепки. Раньше-то где были?
Помолчал, вспоминая, быть может, где был раньше Забелин. И, похоже, припомнил.
— Хотя — молодец! В таких условиях проект до результата довел. Слышал, как аукцион профукал. Но — дожал. За это ценю.
— Мы вдвоем, — напомнил о друге Забелин.
— Да-да. — Второв изобразил подобие улыбки. — И своими деньгами рискнул. Вот что — сила! Не как другие! — Его опять перетряхнуло от свежей ярости. — Силен? — спросил он у Флоровского.
— Во! — Максим лучезарно взметнул большой палец.
— Оба вы — «во»! Сколь по смете-то?
Забелин достал и повернул к президенту приготовленную справку.
— Уложились в четыре пятьсот за все про все, — сообщил Максим. И тотчас напомнил: — Планировалось восемь.
— Планировалось, — помрачнел, отодвигая справку, Второв. — Много чего планировалось. Помню, сколько обещал. И изыщу. Но только полтора миллиона. Полмиллиона твои, Алексей. И миллион вам премиальный. — Он провел рукой меж сидящих. — А больше не могу. И так по сусекам. Из резерва, можно сказать, Ставки Верховного Главнокомандования. Так что…
Забелин тревожно скосился на щепетильного до мнительности относительно соблюдения договоренностей Максима. Но, к успокоению своему, увидел, что тот понимающе кивает.
— Потерпим. Предлагаю считать, что остаток за вами, когда банк восстановится. Есть истинные ценности и помимо денег, — и Максим кивнул на лежащий банковский буклет со знаменитым слоганом.
Второв с удовольствием всматривался в сидящего перед ним человека, только что небрежно сделавшего красивый жест, стремительно проникаясь к нему, как часто у него бывало, симпатией и доверием.
— Как выпрямимся, работать ко мне пойдете?
— Вот выправимся, тогда и… — лучезарно растекся Максим. Улыбка его — открытая, по-доброму хитрая — понравилась Второву. И в свою очередь лицо его начало смягчаться.
В этот момент заглянул Чугунов.
— Привезли.
— Так введите! — Второв вскочил. Отбежал к своему столу, обернулся в нетерпении, как раз когда в кабинет входил Вадим Вадимович Покровский. Похоже, одевался он в спешке, потому что все еще судорожно пытался запихнуть под рукав пиджака манжет рубахи с отсутствующей запонкой.
— С приездом, Владимир Викторович. — Он остановился с натянутой улыбкой под взором страстно пожиравшего его глазами Второва.
— Сдал, — коротко констатировал тот. — Но почему?
— Я понимаю твои чувства, но при чем тут тюремный жаргон? Надо ли, не разобравшись, обострять? — Покровский намекающе кивнул на сидящих в углу. — Ведь ты получил все мои докладные.
— Докладные? — встрепенулся Второв. — Это, что ли? — единым взмахом он сбил со стола шапку бумаг. — А где деньги мои?
— Владимир Викторович, я уверен, что действовали мы единственно правильно, — со всей возможной внушительностью психиатра перед впадающим в буйство больным произнес Покровский. — Готов с диаграммами в руках любому доказать на теоретическом уровне…
Уж лучше бы молчал — предвидя дальнейшее, Забелин поморщился.
Лицо Второва, и до того едва сдерживавшегося, исказила ярость.
— На «тэорэтическом»? А деньги банковские ты на каком уровне на кон поставил?
— Вспомни, мы же согласовывали все позиции. — Покровский опять отчаянно замотал головой на сидящих в углу. — И потом, согласитесь наконец: и в беспределе должны быть пределы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44