Возражений, надеюсь, нет? Занесите в протокол. — И он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в сторону сидящей за его спиной стенографистки. — Кадрам к вечеру приказ мне на подпись.
— Будет сделано, — живо откликнулся улыбчивый начальник кадров Каплун.
— Да, сколь Русь-матушка теряет от нерадивых и некомпетентных людей, — при общем молчании скорбно констатировал Зиганшин, бывший посол в одной из европейских стран, где банк открыл первый свой заграничный филиал. Уволенный вскоре вслед за тем посол был незамедлительно востребован в должности вице-президента «Светоча».
При слове «некомпетентных» у многих промелькнула ухмылка — выпускник Высшей партийной школы, Зиганшин считал нужным высказаться по всякому обсуждаемому вопросу.
— Дилетантов у нас и впрямь как грязи, — не замедлил с реакцией приглашенный по этому же вопросу начальник управления банковским холдингом Жукович, крупный человек с сальными волосами, висящими вдоль морщинистого желчного лица.
На свою беду, несдержанный Жукович угодил в «посольскую» зону ответственности и от получаемых ценных указаний бурно, по его собственному выражению, «прихуевал». Надо думать, и деликатному Зиганшину оказался не в радость такой подчиненный. Во всяком случае, при первом звуке, произнесенном Жуковичем, он придал лицу страдальческое выражение. Жукович углядел это и с плотоядной ухмылкой продолжил:
— Я к тому, что крайних найти — дело нехитрое. А что касается итогов — мы со своей стороны тоже сопровождали и конкурсы, и аукцион этот последний. И можно, не скрываясь, говорить — результаты фабриковались заранее, причем на таком уровне, что нам туда оказалось заказано. Так что юристы тут ни при чем.
— Еще один борец за правду. — Покоробленный намеком на собственную несостоятельность, Второв кивком усадил неуютного правдолюбца на место. — И тоже, как мне теперь докладывают, проблемы по работе. То-то я давно замечаю: как человек начинает на обстоятельства кивать, считай, что работник кончился.
Не дожидаясь указания, Каплун быстренько черканул в блокноте.
— А что мы все по исполнителям? Или руководителю проекта сказать по этому поводу нечего? — тихо поинтересовалась Файзулина.
— Нечего, — властно отрубил Второв. — Здесь политический заказ. Оттирают, оттирают, сволочи. Три аукциона подряд — нефть, связь — все поделили. Онлиевский, паскуда, и вовсе в беспредел ушел. Вот уж подлинно — «черный аист».
Если кто-то хотел испортить Второву настроение, и без того переменчивое, достаточно было произнести фамилию «Онлиевский» или кодовое слово «аист», и результат был предопределен.
За пять лет до того, когда имя самого Второва уже вовсю гремело по стране, завотделом одного из московских райкомов комсомола Марк Онлиевский создал Агентство интеллектуальной и социальной терапии (сокращенно — АИСТ), которое, согласно рекламным объявлениям, призвано было снизить потери малоимущего населения от провозглашенных незадолго до того «шоковых реформ». Первым актом милосердия со стороны новоявленного агентства стала продажа собственных облигаций «для последующего инвестирования привлеченных средств в российскую экономику». И надо отдать должное Онлиевскому — привлеченные средства он инвестировал снайперски точно, в самую что ни на есть ключевую область российской экономики — в ее чиновников.
С этого момента нарождающаяся империя рванула вперед: взаимозачеты, таможенные льготы, залоговые аукционы, инвестиционные конкурсы, — всякое начинание неистощимого на идеи Онлиевского подхватывалось и реализовывалось на государственном уровне, множа и множа доходы АИСТа.
Последний приватизационный акт — аукционные распродажи нефтяных компаний, казалось бы, давали равные шансы и остальным. Но на первом же аукционе, на котором «Светоч» предложил государству сумму втрое большую, чем АИСТ, поданная им заявка была признана недействительной.
— Устроили из страны масонский межсобойчик! — Второв хотел, заметив изменившееся лицо Керзона, поправиться, но припомнил неудавшийся визит в Центробанк. — Неблагодарность цветет и пахнет в этом болоте. Гуревич, поросенок, живенько забыл, как валялся у меня в ногах, чтоб двинуться во власть, а теперь, как мы его до ЦБ подняли, вроде как и неродной. «Центральный банк в приватизационных процессах не участвует», — с чувством передразнил он и со свежей яростью вызвал в памяти картину, как продержал его полчаса в предбаннике зампред ЦБ.
— Помнишь, Забелин, кто мне его в свое время сосватал? «Надежный человечек вверху будет» — не ты говорил?
— А я и не отказываюсь. Он, кстати, свое честно и отрабатывает. Если отказал сегодня, стоит просто разобраться — почему. Говорил я с ним — не может помочь. Игры-то и впрямь на правительственном уровне играются. А туда мы, увы, не вхожи. Чего уж с плеча-то рубить? Так всех союзников разгоним.
— Лихо вы по мне, Алексей Павлович, — подивился Второв. — Выходит, по-вашему, президент банка эдакий невменяемый рубака. Говори уж начистоту. Или тоже, как некоторые, — он демонстративно скосился на Керзона, — считаешь, что нечего нам с нечистым рылом да в калашный ряд?
— Я как раз хотел, с вашего позволения… — Со своего места приподнялся Александр Михайлович Савин, одновременно суетливо тасуя свои бумаги. — Как раз хотел в связи с этим как бы несколько слов.
— А слова я вам как раз и не давал, — осадил его Второв, и Савин, неловко постояв, медленно осел на кончик кресла.
«Вот оно, — понял Второв. — Опоздал. Предупреждал, предупреждал Каплун, что что-то готовится, не послушал. — Он, не оборачиваясь, ощутил напрягшуюся позу Рублева. — Или прервать правление?» — Просто обидно, Владимир Викторович. — Разгорячившийся Забелин проигнорировал гипнотизирующие глаза Звонаревой. — Ведь третий по счету раз пытаемся влезть в приватизацию эту и всякий раз получаем по носу. Пора, может, сесть вместе и подумать, где пресловутая собака зарыта.
— Понятно. Разбора полетов захотели? При первых неудачах причины выколупливаете! Так я тебе расскажу, в чем причина. В том, что за дело радеть перестали. Вотчины развели. Холуев за банковский счет содержите. Еще хочешь? В кредитовании твоем безграмотном в том числе. Много всякой швали среди заемщиков развелось. Чечены какие-то сомнительные. Один Курдыгов чего стоит! Да ему за одну только фамилию по определению отказать следовало бы, а за ним, знаю, аж пять миллионов долга. С чего бы?
— Может, напомнить, с чьей подачи он вообще появился?!
Но Второв, позабыв уже о Забелине, решительно оглядел остальных:
— И много у нас еще таких гробокопателей, кому не нравится политика президента?
— Да не передергивайте вы, Владимир Викторович. — Эльвира Харисовна Файзулина, не скрываясь, дернула вниз соседа, Савина, вновь начавшего было невнятные телодвижения. — Нам просто перестала быть понятной логика последних решений.
— И что именно непонятно, недогадливая вы моя?
— Непонятно все-таки, чего отмалчивается руководитель всех этих незадачливых проектов? Вот уж полгода на бесконечных семинарах мы рисуем клеточки и синусоиды, нас, как школяров, учат отличать блок «абстрим» от блока «ритэйл», фразочки какие-то заумные расшифровываем. И в результате мы про… — она демонстративно прервалась, щадя непривычного к их сленгу и оттого сконфузившегося председателя совета, — профукали. Профукали, Иван Васильевич, все, что можно. Так вот, хочется понять — то ли не те клетки рисовали, то ли не под тем руководством? А то так ведь все юруправление разогнать можно. А заодно и бухгалтерию, — на всякий случай подстраховалась умная женщина.
— Тех ли разгоняем?! — заострил вопрос руководитель Питерского филиала Бажаев. Похоже, был Бажаев, по обыкновению, нетрезв, и заостряемый им вопрос это и проявил предельно.
Но проявил он и другое: смутившиеся члены правления принялись переглядываться.
Вопрос прозвучал с откровенным намеком, о котором, сказать по правде, и не помышляли.
— Выслушайте, Владимир Викторович, — поспешно, стараясь упредить реакцию набычившегося президента, поднялся, отдуваясь, третий и главнейший из правленческих палычей — первый вице-президент Александр Павлович Керзон. — Здесь нет врагов. Все мы ваши соратники. Но, как и вы, болеем за дело. За эти годы мы создали мощный универсальный банк.
— Ах, то есть вы создали?
— Под вашим руководством. Стоит ли сейчас метаться, менять курс, клянчить кусок пирога, к которому нас не хотят допускать?
— Все, чего мы хотим, — давайте вместе подумаем. — Большим недостатком Забелина было то, что, ввязавшись в драку, он не умел выйти из нее без потерь. — Ну, положим, прорвемся, получим мы кусок нефтянки. И что с этим делать? Онлиевский — там все ясно. Хапает, чтоб деньжат откачать. А там — гори эти скважины огнем! Но мы-то собираемся играть как бы честно. Значит, надо вкладываться. А, чай, не свечной заводик. Выдержит ли банк такие перегрузки? Как бы плавучесть не потерять. Мне, например, кажется, что стоило бы сосредоточиться на скупке оборонных, технологичных институтов. Там, доложу вам, такие наработки, такие россыпи неокученные! И уж, во всяком случае, много дешевле обойдется.
— Я, кстати, хотела обсудить предлагаемый господином Покровским вариант реконструкции банка, — припомнила Файзулина. — Если мы внедрим эту х…хренотень, — поклон в сторону зарумянившегося Рублева, — то уподобимся министерствам, — опять одно-два прибыльных подразделения будут кормить кучу нахлебников.
Вдоль стен сквозанул осторожный ропот приглашенных на правление вице-президентов: что-что, а намеки в банке ловились с полуслова.
— И еще, Владимир Викторович, — Савин выкарабкался-таки из-за стола. — Я опять насчет западных заимствований. Ведь вся страна занимает — и правительство, и губернаторы, и компании. А деньги-то в производство как бы не идут. Стало быть, давление в котле возрастает. И — взорвется он непременно. А значит, и рубль как бы рухнет. Чем же те, кто занимают, отдавать станут? Это ж дефолт какой-то полный будет.
— Ну, похоже, все это камешки в мой огород, — прикинул молчавший дотоле элегантный мужчина с аккуратно подстриженной на манер английского газона бородкой, излучающий запах дорогого парфюма, — второй первый вице-президент профессор Покровский. Он с не сходящей с лица снисходительностью оглядел сидящих, вздохнул сокрушенно: — Да, тяжело внедрять при таком-то сопротивлении. Но иначе нельзя. Новое время требует новых технологий.
— И новых людей, — с надеждой прошелестело от стены.
Покровский набрал было воздуха для долгого выступления, но его прервали. Все это время Второв, к которому апеллировали, на которого посматривали говорившие, молчал, обхватив подбородок руками. Теперь он сбросил руки, и из прокушенной губы текла кровь.
— Наивный! Не в твой. В мой огород те камушки. Ишь как выстроились. Давно готовились. Президент вам не по душе. Скинуть решили коллективно! За то, что требую много, спать спокойно не даю.
— Ну зачем так, Влад… — попытался было урезонить Керзон и тут же пожалел.
— Заткнись, накипь! Знаю, кто у них за главного дирижера. На мое место метишь, тихарь хренов? Забурели, дети мои? От железной руки устали? Ну да и я от вас устал. Вот при Иван Васильиче: на следующем же совете — или мне развяжут руки и всех вас помету, или — сам по собственному!
— Владимир Викторович, да кто ж тебя так настропалил-то? — нервно попыталась обратить услышанное в шутку Файзулина. И состояние ее передалось остальным — испуга Файзулиной прежде никто не видел.
За столом разом возбужденно заговорили. Не слушая друг друга, каждый обращался к президенту. Не было уже единой отстаиваемой позиции, единых требований — были люди, не ожидавшие зайти так далеко и теперь пытающиеся «отыграть назад».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Будет сделано, — живо откликнулся улыбчивый начальник кадров Каплун.
— Да, сколь Русь-матушка теряет от нерадивых и некомпетентных людей, — при общем молчании скорбно констатировал Зиганшин, бывший посол в одной из европейских стран, где банк открыл первый свой заграничный филиал. Уволенный вскоре вслед за тем посол был незамедлительно востребован в должности вице-президента «Светоча».
При слове «некомпетентных» у многих промелькнула ухмылка — выпускник Высшей партийной школы, Зиганшин считал нужным высказаться по всякому обсуждаемому вопросу.
— Дилетантов у нас и впрямь как грязи, — не замедлил с реакцией приглашенный по этому же вопросу начальник управления банковским холдингом Жукович, крупный человек с сальными волосами, висящими вдоль морщинистого желчного лица.
На свою беду, несдержанный Жукович угодил в «посольскую» зону ответственности и от получаемых ценных указаний бурно, по его собственному выражению, «прихуевал». Надо думать, и деликатному Зиганшину оказался не в радость такой подчиненный. Во всяком случае, при первом звуке, произнесенном Жуковичем, он придал лицу страдальческое выражение. Жукович углядел это и с плотоядной ухмылкой продолжил:
— Я к тому, что крайних найти — дело нехитрое. А что касается итогов — мы со своей стороны тоже сопровождали и конкурсы, и аукцион этот последний. И можно, не скрываясь, говорить — результаты фабриковались заранее, причем на таком уровне, что нам туда оказалось заказано. Так что юристы тут ни при чем.
— Еще один борец за правду. — Покоробленный намеком на собственную несостоятельность, Второв кивком усадил неуютного правдолюбца на место. — И тоже, как мне теперь докладывают, проблемы по работе. То-то я давно замечаю: как человек начинает на обстоятельства кивать, считай, что работник кончился.
Не дожидаясь указания, Каплун быстренько черканул в блокноте.
— А что мы все по исполнителям? Или руководителю проекта сказать по этому поводу нечего? — тихо поинтересовалась Файзулина.
— Нечего, — властно отрубил Второв. — Здесь политический заказ. Оттирают, оттирают, сволочи. Три аукциона подряд — нефть, связь — все поделили. Онлиевский, паскуда, и вовсе в беспредел ушел. Вот уж подлинно — «черный аист».
Если кто-то хотел испортить Второву настроение, и без того переменчивое, достаточно было произнести фамилию «Онлиевский» или кодовое слово «аист», и результат был предопределен.
За пять лет до того, когда имя самого Второва уже вовсю гремело по стране, завотделом одного из московских райкомов комсомола Марк Онлиевский создал Агентство интеллектуальной и социальной терапии (сокращенно — АИСТ), которое, согласно рекламным объявлениям, призвано было снизить потери малоимущего населения от провозглашенных незадолго до того «шоковых реформ». Первым актом милосердия со стороны новоявленного агентства стала продажа собственных облигаций «для последующего инвестирования привлеченных средств в российскую экономику». И надо отдать должное Онлиевскому — привлеченные средства он инвестировал снайперски точно, в самую что ни на есть ключевую область российской экономики — в ее чиновников.
С этого момента нарождающаяся империя рванула вперед: взаимозачеты, таможенные льготы, залоговые аукционы, инвестиционные конкурсы, — всякое начинание неистощимого на идеи Онлиевского подхватывалось и реализовывалось на государственном уровне, множа и множа доходы АИСТа.
Последний приватизационный акт — аукционные распродажи нефтяных компаний, казалось бы, давали равные шансы и остальным. Но на первом же аукционе, на котором «Светоч» предложил государству сумму втрое большую, чем АИСТ, поданная им заявка была признана недействительной.
— Устроили из страны масонский межсобойчик! — Второв хотел, заметив изменившееся лицо Керзона, поправиться, но припомнил неудавшийся визит в Центробанк. — Неблагодарность цветет и пахнет в этом болоте. Гуревич, поросенок, живенько забыл, как валялся у меня в ногах, чтоб двинуться во власть, а теперь, как мы его до ЦБ подняли, вроде как и неродной. «Центральный банк в приватизационных процессах не участвует», — с чувством передразнил он и со свежей яростью вызвал в памяти картину, как продержал его полчаса в предбаннике зампред ЦБ.
— Помнишь, Забелин, кто мне его в свое время сосватал? «Надежный человечек вверху будет» — не ты говорил?
— А я и не отказываюсь. Он, кстати, свое честно и отрабатывает. Если отказал сегодня, стоит просто разобраться — почему. Говорил я с ним — не может помочь. Игры-то и впрямь на правительственном уровне играются. А туда мы, увы, не вхожи. Чего уж с плеча-то рубить? Так всех союзников разгоним.
— Лихо вы по мне, Алексей Павлович, — подивился Второв. — Выходит, по-вашему, президент банка эдакий невменяемый рубака. Говори уж начистоту. Или тоже, как некоторые, — он демонстративно скосился на Керзона, — считаешь, что нечего нам с нечистым рылом да в калашный ряд?
— Я как раз хотел, с вашего позволения… — Со своего места приподнялся Александр Михайлович Савин, одновременно суетливо тасуя свои бумаги. — Как раз хотел в связи с этим как бы несколько слов.
— А слова я вам как раз и не давал, — осадил его Второв, и Савин, неловко постояв, медленно осел на кончик кресла.
«Вот оно, — понял Второв. — Опоздал. Предупреждал, предупреждал Каплун, что что-то готовится, не послушал. — Он, не оборачиваясь, ощутил напрягшуюся позу Рублева. — Или прервать правление?» — Просто обидно, Владимир Викторович. — Разгорячившийся Забелин проигнорировал гипнотизирующие глаза Звонаревой. — Ведь третий по счету раз пытаемся влезть в приватизацию эту и всякий раз получаем по носу. Пора, может, сесть вместе и подумать, где пресловутая собака зарыта.
— Понятно. Разбора полетов захотели? При первых неудачах причины выколупливаете! Так я тебе расскажу, в чем причина. В том, что за дело радеть перестали. Вотчины развели. Холуев за банковский счет содержите. Еще хочешь? В кредитовании твоем безграмотном в том числе. Много всякой швали среди заемщиков развелось. Чечены какие-то сомнительные. Один Курдыгов чего стоит! Да ему за одну только фамилию по определению отказать следовало бы, а за ним, знаю, аж пять миллионов долга. С чего бы?
— Может, напомнить, с чьей подачи он вообще появился?!
Но Второв, позабыв уже о Забелине, решительно оглядел остальных:
— И много у нас еще таких гробокопателей, кому не нравится политика президента?
— Да не передергивайте вы, Владимир Викторович. — Эльвира Харисовна Файзулина, не скрываясь, дернула вниз соседа, Савина, вновь начавшего было невнятные телодвижения. — Нам просто перестала быть понятной логика последних решений.
— И что именно непонятно, недогадливая вы моя?
— Непонятно все-таки, чего отмалчивается руководитель всех этих незадачливых проектов? Вот уж полгода на бесконечных семинарах мы рисуем клеточки и синусоиды, нас, как школяров, учат отличать блок «абстрим» от блока «ритэйл», фразочки какие-то заумные расшифровываем. И в результате мы про… — она демонстративно прервалась, щадя непривычного к их сленгу и оттого сконфузившегося председателя совета, — профукали. Профукали, Иван Васильевич, все, что можно. Так вот, хочется понять — то ли не те клетки рисовали, то ли не под тем руководством? А то так ведь все юруправление разогнать можно. А заодно и бухгалтерию, — на всякий случай подстраховалась умная женщина.
— Тех ли разгоняем?! — заострил вопрос руководитель Питерского филиала Бажаев. Похоже, был Бажаев, по обыкновению, нетрезв, и заостряемый им вопрос это и проявил предельно.
Но проявил он и другое: смутившиеся члены правления принялись переглядываться.
Вопрос прозвучал с откровенным намеком, о котором, сказать по правде, и не помышляли.
— Выслушайте, Владимир Викторович, — поспешно, стараясь упредить реакцию набычившегося президента, поднялся, отдуваясь, третий и главнейший из правленческих палычей — первый вице-президент Александр Павлович Керзон. — Здесь нет врагов. Все мы ваши соратники. Но, как и вы, болеем за дело. За эти годы мы создали мощный универсальный банк.
— Ах, то есть вы создали?
— Под вашим руководством. Стоит ли сейчас метаться, менять курс, клянчить кусок пирога, к которому нас не хотят допускать?
— Все, чего мы хотим, — давайте вместе подумаем. — Большим недостатком Забелина было то, что, ввязавшись в драку, он не умел выйти из нее без потерь. — Ну, положим, прорвемся, получим мы кусок нефтянки. И что с этим делать? Онлиевский — там все ясно. Хапает, чтоб деньжат откачать. А там — гори эти скважины огнем! Но мы-то собираемся играть как бы честно. Значит, надо вкладываться. А, чай, не свечной заводик. Выдержит ли банк такие перегрузки? Как бы плавучесть не потерять. Мне, например, кажется, что стоило бы сосредоточиться на скупке оборонных, технологичных институтов. Там, доложу вам, такие наработки, такие россыпи неокученные! И уж, во всяком случае, много дешевле обойдется.
— Я, кстати, хотела обсудить предлагаемый господином Покровским вариант реконструкции банка, — припомнила Файзулина. — Если мы внедрим эту х…хренотень, — поклон в сторону зарумянившегося Рублева, — то уподобимся министерствам, — опять одно-два прибыльных подразделения будут кормить кучу нахлебников.
Вдоль стен сквозанул осторожный ропот приглашенных на правление вице-президентов: что-что, а намеки в банке ловились с полуслова.
— И еще, Владимир Викторович, — Савин выкарабкался-таки из-за стола. — Я опять насчет западных заимствований. Ведь вся страна занимает — и правительство, и губернаторы, и компании. А деньги-то в производство как бы не идут. Стало быть, давление в котле возрастает. И — взорвется он непременно. А значит, и рубль как бы рухнет. Чем же те, кто занимают, отдавать станут? Это ж дефолт какой-то полный будет.
— Ну, похоже, все это камешки в мой огород, — прикинул молчавший дотоле элегантный мужчина с аккуратно подстриженной на манер английского газона бородкой, излучающий запах дорогого парфюма, — второй первый вице-президент профессор Покровский. Он с не сходящей с лица снисходительностью оглядел сидящих, вздохнул сокрушенно: — Да, тяжело внедрять при таком-то сопротивлении. Но иначе нельзя. Новое время требует новых технологий.
— И новых людей, — с надеждой прошелестело от стены.
Покровский набрал было воздуха для долгого выступления, но его прервали. Все это время Второв, к которому апеллировали, на которого посматривали говорившие, молчал, обхватив подбородок руками. Теперь он сбросил руки, и из прокушенной губы текла кровь.
— Наивный! Не в твой. В мой огород те камушки. Ишь как выстроились. Давно готовились. Президент вам не по душе. Скинуть решили коллективно! За то, что требую много, спать спокойно не даю.
— Ну зачем так, Влад… — попытался было урезонить Керзон и тут же пожалел.
— Заткнись, накипь! Знаю, кто у них за главного дирижера. На мое место метишь, тихарь хренов? Забурели, дети мои? От железной руки устали? Ну да и я от вас устал. Вот при Иван Васильиче: на следующем же совете — или мне развяжут руки и всех вас помету, или — сам по собственному!
— Владимир Викторович, да кто ж тебя так настропалил-то? — нервно попыталась обратить услышанное в шутку Файзулина. И состояние ее передалось остальным — испуга Файзулиной прежде никто не видел.
За столом разом возбужденно заговорили. Не слушая друг друга, каждый обращался к президенту. Не было уже единой отстаиваемой позиции, единых требований — были люди, не ожидавшие зайти так далеко и теперь пытающиеся «отыграть назад».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44