Уже связанный с синяевской мафией, но, под давлением отца, подумывающий о карьере мента, Психоз, очарованный эпохальной фигурой дона Вито, неожиданно понял, в чем состояло его высшее предназначение. Он станет российским доном Корлеоне и когда-нибудь русский Марио Пьюзо напишет бестселлер о его жизни. Так Психоз сделал выбор, о котором он впоследствии никогда не жалел.
«Кей было видно, как Майкл принимал от них почести. Ей вспомнились при взгляде на него статуи, изваянные в Риме, — античные статуи римских императоров, наделенных священным правом распоряжаться жизнью и смертью своих сограждан. Подбоченясь одной рукой, выставив ногу вперед, он стоял в небрежной и надменной позе; лицо его, повернутое в профиль, выражало холодную и властную силу. Caporegimes почтительно стояли перед ним», — теперь синяевский авторитет мысленно цитировал свой любимый абзац из «Крестного отца».
Психоз уже давно не был простодушно-хулиганистым подростком, очарованным сильными и притягательными образами, созданными итало-американским писателем. Он прекрасно понимал, что жизнь не похожа на роман. Литературные мафиози Марио Пьюзо отличались от реальных итальянских бандитов, как мраморное изваяние непорочно-беременной девы Марии от непонятно от кого залетевшей смазливой еврейской Машки. Психоз не обманывал себя на этот счет, но для него это уже не имело значения.
«Не сотвори себе кумира» — учила Библия.
«Разве жизнь без кумиров имеет смысл?» — думали люди, и на протяжении веков и тысячелетий вырезали идолов из дерева и камня, лепили их из глины, отливали из бронзы, рисовали на обструганных деревянных досках. Двадцатый век принес своих кумиров — актеров, спортсменов, бандитов, политиков, эстрадных звезд.
Разве имеет значение, что девятнадцатилетний певец напрочь сжег свою носоглотку кокаином, подгнивает изнутри от СПИДа, трахает все что движется — от дешевых путан до волосатых мужиков и резиновых кукол, блюет после пьянок и не может произнести связную фразу во время интервью? Кумирам дозволено все.
Когда кумир, кольнувшись для взвода, конвульсивно дергается на сцене в фальшивой имитации сексуального экстаза и заливистым тенорком поет нечто крутое, улетное и интеллектуально недосягаемое вроде:
Дворник, милый дворник,
Жопа с метлой… —
гормоны у зрителей выпрыгивают из ушей, а переполнившие зал подростки ревут в экстазе и мечтают быть такими же мужественными, отвязанными, прикинутыми и крутыми, как этот, вырвавшийся на вершину жизни секс-символ-однодневка.
Новость, что кумир нацепил еще пару колечек на соски и пупок волнует значительно больше, чем попытка государственного переворота или кризис на Ближнем Востоке. Какой, к чертовой матери, Ближний Восток, если прошел слух, что у кумира (тут голос обычно таинственно понижается, а сердце начинает биться быстрее) аж три золотых колечка на члене и по одному на яичках. Информация — из самых достоверных источников.
Жизнь обретает высший смысл по крайней мере на ближайшую пару недель. Необходимо срочно выяснить, какие именно колечки украшают мужские достоинства кумира, раздобыть денег и вставить себе в точности такие же. То, что при этом приходится выдержать схватку с тупыми и отсталыми предками, делает заветный акт членовредительства еще более сладким. В жизни появляется цель.
Борьба за свои идеалы, отстаивание своей яркой и уникальной индивидуальности в серой безликой толпе посредственностей придает существованию восхитительную осмысленность и мучительно-сладостную остроту почти религиозного экстаза. Как прекрасно иметь убеждения, за которые ты готов умереть!
С такими же восторженно-религиозными чувствами рабочие Петрограда когда-то шли за картавым лысым сифилитиком на штурм Зимнего Дворца. Им еще повезло, что Ленин не носил колечек в носу и в пупке.
С такими же восторженно-религиозными чувствами крестоносцы во имя освобождения гроба Господня рубили мечами сарацинов среди раскаленных солнцем песков Палестины.
С такими же восторженно-религиозными чувствами Психоз рвался на Олимп криминальной власти. Он хотел стать русским «крестным отцом». Сначала «крестным отцом», а потом «капо ди тутти капи».
В отличие он подавляющего большинства российских быков, братков, «спортсменов» и отморозков, в душе Психоз был романтиком. Деньги для него были чем-то второстепенным, скорее средством, чем целью. Проблема заключалась в том, что Психоз до конца еще так и не понял, к чему на самом деле он стремился. Конечно, его целью было стать «капо ди тутти каппи». С этим все было ясно. Но для чего? Допустим, станет он самым крутым мафиозным боссом. И что тогда? Времени на глубокое исследование этого вопроса у Психоза попросту не оставалось, так что он отложил его на потом.
Нескончаемая погоня за неопределенно-абстрактным миражом универсальной власти отчасти была связана с тем, что, обладая сильной личностью с выраженными задатками лидера, Психоз был просто не способен с бараньей покорностью следовать за каким-либо реально существующим кумиром. Ему требовалось нечто большее. Книги Марио Пьюзо зажгли в душе Синяевского авторитета фанатический огонь религиозного подвижника. Этот огонь когда-то питал и согревал изнутри щуплого плохо одетого подростка. Этот огонь превратил его в сильного и опасного мужчину. Огонь горел ровно и сильно. Он не собирался угасать…
Следование четко не определенному абстрактному идеалу имеет несомненное преимущество перед поклонением кумирам-однодневкам. Обкуренный певец рано или поздно загнется от передозировки, и его место займет новый торчок с татуировками вместо колечек в ноздрях. Абстрактные идеалы не умирают никогда. Их невозможно развенчать или опровергнуть — для этого они слишком неопределенны и бестелесны. Развенчивать их — все равно что разгонять вилкой густой английский туман. Иногда они видоизменяются, обретая новые формы, а иногда уходят глубоко в подсознание, трансформируясь в некую «внутреннюю силу», помимо воли направляющую человека по его извилистому и скользкому пути.
«О, как же порочен этот мир, ввергающий человечество во грех» — цитировал про себя Психоз.
Какая-то часть его сознания зацепилась за слово «порочен». Психоз любил импровизировать и пробовать себя в новых сферах деятельности. Он занимался практически всеми видами преступного бизнеса. Пожалуй, единственной областью, которую он пока не охватил, был Интернет.
В последнее время передовые ребята из русской мафии, образования которых уже хватало на то, чтобы не путать Интернет с отказом интердевочки вступить в интимную связь, начали заколачивать крутые бабки на «гасилках» — порнухе, включающей акты убийства, в том числе детей и даже младенцев. С помощью Интернета видеокассеты за бешенные деньги продавались за границей шизанутым богачам-импотентам и прочим любителям «черной клубнички». Все было обставлено так хитро, что выйти на продавцов не было никакой возможности.
Психозу не нравилось, когда конкуренты хоть в чем-то его опережали. Это было неправильно. Если мир нуждается в крутой порнухе, он, Психоз, эту порнуху миру обеспечит, причем по сходной цене, более низкой, чем у конкурентов.
Сам Психоз относился к порнухе спокойно. Ему, как и любому нормальному мужчине, нравилось смотреть на гладких, грудастых телок, прикидывающихся перед камерой, что им нравится то, что они делают. Проглядев десяток-другой кассет, Психоз к порнофильмам охладел. Действительно, чего ради пускать слюну, глядя, как девки фальшиво корячатся на экране, если он может устроить такое же порно у себя на дому с живыми и горячими элитными путанками.
Порнуху с участием детей, как, впрочем, насильников и растлителей малолетних, Психоз не переносил. К «гасилкам» душа у него тоже как-то не лежала — он их в жизни достаточно насмотрелся. Но терять инициативу нельзя. Если братва из других группировок полезла в Интернет, Синяевцам просто необходимо заявить о себе. Нужно только придумать что-то новенькое. «Гасилки» и секс с малолетками он снимать принципиально не будет — не псих же он в конце концов. Обычной порнухой уже никого не удивишь. Садизм и мазохизм давно всем надоели, не говоря уже о копрофилии. Что, в таком случае, остается?
Через открытое окно донесся исполненный глубокой тоски проникновенный собачий вой. Психоз встрепенулся, встал с антикварного кресла и, опершись о подоконник, выглянул наружу. Сложив губы трубочкой, он задрал голову к темному безлунному небу и тоже завыл. Незнакомый пес вдалеке ответил ему. Психоз понизил тембр голоса, стараясь выть с собакой в унисон. Это ему удалось. К их дуэту присоединился пес с соседнего участка. Там, в слегка покосившемся двухэтажном деревянном домике доживал свой век хозяин пса — бездарный, но в свое время обласканный советской властью поэт Лизоженов.
В безмятежные застойные времена коллеги по Союзу писателей называли Фридриха Лизоженова не иначе, как Лизожоповым. Поэт злился и строчил на обидчиков длинные нудные анонимки. Но все это было давно, задолго до перестройки, а сейчас никому не нужный и всеми позабытый Лизоженов напивался с утра пораньше, садился в саду в плетеное кресло-качалку, укрывал ноги траченным молью клетчатым пледом и, плача то ли от пьяного умиления, то ли от жалости к самому себе, читал свои стихи растущим на участке грушам, яблонькам и березкам.
В стихах говорилась о бодро колосящихся посевах на целине, о бравых ребятах-стахановцах и о выполнении пятилетнего плана в три года.
Березки чахли и засыхали, яблони переставали плодоносить, а грушевые деревья принципиально отказывались даже цвести.
Лизоженов объяснял это общим ухудшением экологической ситуации в регионе, но у соседей-садоводов на этот счет было другое мнение. Их плодовые деревья, не приобщенные к высокой Лизожоповской поэзии, продолжали радовать хозяев сочными спелыми плодами, точно так же, как десять и двадцать лет назад.
Сын Лизоженова Максим подвизался в шоу-бизнесе, попутно приторговывая героином и кокаином, как оптом, так и в розницу. Максим ходил под Психозом.
Вдохновенно воющее трио разбередило душу остальных Перелыгинских псов, томящихся в заключении за заборами старых деревянных дач и роскошных особняков. Некоторые тоже завыли, остальные, не разобравшись в ситуации, истерически залаяли.
— Ну вот, теперь воет, — тяжело вздохнул Крот.
Начальник охраны недовольно покосился на него. Отставной подполковник КГБ, он был помешан на субординации, порядке и дисциплине. Обсуждать пристрастия VIPа телохранителям не подобало.
— Пусть лучше воет, чем играет на скрипке, — задумчиво продолжал охранник. — Душевнее как-то получается.
— Еще одно слово — и ты уволен, — скрипнул зубами отставной комитетчик, прекрасно зная, что уволить Крота он не сможет. Высокий и сильный, но малость придурковатый Крот когда-то учился с Психозом в одном классе.
— Ладно, молчу, молчу, — вздохнул охранник. — А может, и мы с ним повоем? Делать-то все равно нечего.
Рука экс-кагэбэшника обхватила рукоятку «макарова».
— Сейчас я тебе повою.
— Да ладно, не кипятись. Я ведь только предложил, — пожал плечами Крот.
Прислушиваясь к постепенно затихающему где-то на окраине Перелыгино собачьему лаю, Психоз с довольным видом щелкнул пальцами. Теперь он знал, что делать. Синяевская группировка займет достойное место в сфере преступлений, совершаемых с помощью Интернета. Криминальный авторитет подошел к телефону, снял трубку и набрал номер Максима Лизоженова.
Четырехуровневый особняк с мезонином, бассейном, кегельбаном, тренажерным залом и сауной в подвальном этаже жители поселка Рузаевка, уровень дохода которых безнадежно и, похоже, навсегда, завяз в промежутке между прожиточным минимумом и минимальной зарплатой, с ласковой завистью называли «Генеральским Красномырдником».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
«Кей было видно, как Майкл принимал от них почести. Ей вспомнились при взгляде на него статуи, изваянные в Риме, — античные статуи римских императоров, наделенных священным правом распоряжаться жизнью и смертью своих сограждан. Подбоченясь одной рукой, выставив ногу вперед, он стоял в небрежной и надменной позе; лицо его, повернутое в профиль, выражало холодную и властную силу. Caporegimes почтительно стояли перед ним», — теперь синяевский авторитет мысленно цитировал свой любимый абзац из «Крестного отца».
Психоз уже давно не был простодушно-хулиганистым подростком, очарованным сильными и притягательными образами, созданными итало-американским писателем. Он прекрасно понимал, что жизнь не похожа на роман. Литературные мафиози Марио Пьюзо отличались от реальных итальянских бандитов, как мраморное изваяние непорочно-беременной девы Марии от непонятно от кого залетевшей смазливой еврейской Машки. Психоз не обманывал себя на этот счет, но для него это уже не имело значения.
«Не сотвори себе кумира» — учила Библия.
«Разве жизнь без кумиров имеет смысл?» — думали люди, и на протяжении веков и тысячелетий вырезали идолов из дерева и камня, лепили их из глины, отливали из бронзы, рисовали на обструганных деревянных досках. Двадцатый век принес своих кумиров — актеров, спортсменов, бандитов, политиков, эстрадных звезд.
Разве имеет значение, что девятнадцатилетний певец напрочь сжег свою носоглотку кокаином, подгнивает изнутри от СПИДа, трахает все что движется — от дешевых путан до волосатых мужиков и резиновых кукол, блюет после пьянок и не может произнести связную фразу во время интервью? Кумирам дозволено все.
Когда кумир, кольнувшись для взвода, конвульсивно дергается на сцене в фальшивой имитации сексуального экстаза и заливистым тенорком поет нечто крутое, улетное и интеллектуально недосягаемое вроде:
Дворник, милый дворник,
Жопа с метлой… —
гормоны у зрителей выпрыгивают из ушей, а переполнившие зал подростки ревут в экстазе и мечтают быть такими же мужественными, отвязанными, прикинутыми и крутыми, как этот, вырвавшийся на вершину жизни секс-символ-однодневка.
Новость, что кумир нацепил еще пару колечек на соски и пупок волнует значительно больше, чем попытка государственного переворота или кризис на Ближнем Востоке. Какой, к чертовой матери, Ближний Восток, если прошел слух, что у кумира (тут голос обычно таинственно понижается, а сердце начинает биться быстрее) аж три золотых колечка на члене и по одному на яичках. Информация — из самых достоверных источников.
Жизнь обретает высший смысл по крайней мере на ближайшую пару недель. Необходимо срочно выяснить, какие именно колечки украшают мужские достоинства кумира, раздобыть денег и вставить себе в точности такие же. То, что при этом приходится выдержать схватку с тупыми и отсталыми предками, делает заветный акт членовредительства еще более сладким. В жизни появляется цель.
Борьба за свои идеалы, отстаивание своей яркой и уникальной индивидуальности в серой безликой толпе посредственностей придает существованию восхитительную осмысленность и мучительно-сладостную остроту почти религиозного экстаза. Как прекрасно иметь убеждения, за которые ты готов умереть!
С такими же восторженно-религиозными чувствами рабочие Петрограда когда-то шли за картавым лысым сифилитиком на штурм Зимнего Дворца. Им еще повезло, что Ленин не носил колечек в носу и в пупке.
С такими же восторженно-религиозными чувствами крестоносцы во имя освобождения гроба Господня рубили мечами сарацинов среди раскаленных солнцем песков Палестины.
С такими же восторженно-религиозными чувствами Психоз рвался на Олимп криминальной власти. Он хотел стать русским «крестным отцом». Сначала «крестным отцом», а потом «капо ди тутти капи».
В отличие он подавляющего большинства российских быков, братков, «спортсменов» и отморозков, в душе Психоз был романтиком. Деньги для него были чем-то второстепенным, скорее средством, чем целью. Проблема заключалась в том, что Психоз до конца еще так и не понял, к чему на самом деле он стремился. Конечно, его целью было стать «капо ди тутти каппи». С этим все было ясно. Но для чего? Допустим, станет он самым крутым мафиозным боссом. И что тогда? Времени на глубокое исследование этого вопроса у Психоза попросту не оставалось, так что он отложил его на потом.
Нескончаемая погоня за неопределенно-абстрактным миражом универсальной власти отчасти была связана с тем, что, обладая сильной личностью с выраженными задатками лидера, Психоз был просто не способен с бараньей покорностью следовать за каким-либо реально существующим кумиром. Ему требовалось нечто большее. Книги Марио Пьюзо зажгли в душе Синяевского авторитета фанатический огонь религиозного подвижника. Этот огонь когда-то питал и согревал изнутри щуплого плохо одетого подростка. Этот огонь превратил его в сильного и опасного мужчину. Огонь горел ровно и сильно. Он не собирался угасать…
Следование четко не определенному абстрактному идеалу имеет несомненное преимущество перед поклонением кумирам-однодневкам. Обкуренный певец рано или поздно загнется от передозировки, и его место займет новый торчок с татуировками вместо колечек в ноздрях. Абстрактные идеалы не умирают никогда. Их невозможно развенчать или опровергнуть — для этого они слишком неопределенны и бестелесны. Развенчивать их — все равно что разгонять вилкой густой английский туман. Иногда они видоизменяются, обретая новые формы, а иногда уходят глубоко в подсознание, трансформируясь в некую «внутреннюю силу», помимо воли направляющую человека по его извилистому и скользкому пути.
«О, как же порочен этот мир, ввергающий человечество во грех» — цитировал про себя Психоз.
Какая-то часть его сознания зацепилась за слово «порочен». Психоз любил импровизировать и пробовать себя в новых сферах деятельности. Он занимался практически всеми видами преступного бизнеса. Пожалуй, единственной областью, которую он пока не охватил, был Интернет.
В последнее время передовые ребята из русской мафии, образования которых уже хватало на то, чтобы не путать Интернет с отказом интердевочки вступить в интимную связь, начали заколачивать крутые бабки на «гасилках» — порнухе, включающей акты убийства, в том числе детей и даже младенцев. С помощью Интернета видеокассеты за бешенные деньги продавались за границей шизанутым богачам-импотентам и прочим любителям «черной клубнички». Все было обставлено так хитро, что выйти на продавцов не было никакой возможности.
Психозу не нравилось, когда конкуренты хоть в чем-то его опережали. Это было неправильно. Если мир нуждается в крутой порнухе, он, Психоз, эту порнуху миру обеспечит, причем по сходной цене, более низкой, чем у конкурентов.
Сам Психоз относился к порнухе спокойно. Ему, как и любому нормальному мужчине, нравилось смотреть на гладких, грудастых телок, прикидывающихся перед камерой, что им нравится то, что они делают. Проглядев десяток-другой кассет, Психоз к порнофильмам охладел. Действительно, чего ради пускать слюну, глядя, как девки фальшиво корячатся на экране, если он может устроить такое же порно у себя на дому с живыми и горячими элитными путанками.
Порнуху с участием детей, как, впрочем, насильников и растлителей малолетних, Психоз не переносил. К «гасилкам» душа у него тоже как-то не лежала — он их в жизни достаточно насмотрелся. Но терять инициативу нельзя. Если братва из других группировок полезла в Интернет, Синяевцам просто необходимо заявить о себе. Нужно только придумать что-то новенькое. «Гасилки» и секс с малолетками он снимать принципиально не будет — не псих же он в конце концов. Обычной порнухой уже никого не удивишь. Садизм и мазохизм давно всем надоели, не говоря уже о копрофилии. Что, в таком случае, остается?
Через открытое окно донесся исполненный глубокой тоски проникновенный собачий вой. Психоз встрепенулся, встал с антикварного кресла и, опершись о подоконник, выглянул наружу. Сложив губы трубочкой, он задрал голову к темному безлунному небу и тоже завыл. Незнакомый пес вдалеке ответил ему. Психоз понизил тембр голоса, стараясь выть с собакой в унисон. Это ему удалось. К их дуэту присоединился пес с соседнего участка. Там, в слегка покосившемся двухэтажном деревянном домике доживал свой век хозяин пса — бездарный, но в свое время обласканный советской властью поэт Лизоженов.
В безмятежные застойные времена коллеги по Союзу писателей называли Фридриха Лизоженова не иначе, как Лизожоповым. Поэт злился и строчил на обидчиков длинные нудные анонимки. Но все это было давно, задолго до перестройки, а сейчас никому не нужный и всеми позабытый Лизоженов напивался с утра пораньше, садился в саду в плетеное кресло-качалку, укрывал ноги траченным молью клетчатым пледом и, плача то ли от пьяного умиления, то ли от жалости к самому себе, читал свои стихи растущим на участке грушам, яблонькам и березкам.
В стихах говорилась о бодро колосящихся посевах на целине, о бравых ребятах-стахановцах и о выполнении пятилетнего плана в три года.
Березки чахли и засыхали, яблони переставали плодоносить, а грушевые деревья принципиально отказывались даже цвести.
Лизоженов объяснял это общим ухудшением экологической ситуации в регионе, но у соседей-садоводов на этот счет было другое мнение. Их плодовые деревья, не приобщенные к высокой Лизожоповской поэзии, продолжали радовать хозяев сочными спелыми плодами, точно так же, как десять и двадцать лет назад.
Сын Лизоженова Максим подвизался в шоу-бизнесе, попутно приторговывая героином и кокаином, как оптом, так и в розницу. Максим ходил под Психозом.
Вдохновенно воющее трио разбередило душу остальных Перелыгинских псов, томящихся в заключении за заборами старых деревянных дач и роскошных особняков. Некоторые тоже завыли, остальные, не разобравшись в ситуации, истерически залаяли.
— Ну вот, теперь воет, — тяжело вздохнул Крот.
Начальник охраны недовольно покосился на него. Отставной подполковник КГБ, он был помешан на субординации, порядке и дисциплине. Обсуждать пристрастия VIPа телохранителям не подобало.
— Пусть лучше воет, чем играет на скрипке, — задумчиво продолжал охранник. — Душевнее как-то получается.
— Еще одно слово — и ты уволен, — скрипнул зубами отставной комитетчик, прекрасно зная, что уволить Крота он не сможет. Высокий и сильный, но малость придурковатый Крот когда-то учился с Психозом в одном классе.
— Ладно, молчу, молчу, — вздохнул охранник. — А может, и мы с ним повоем? Делать-то все равно нечего.
Рука экс-кагэбэшника обхватила рукоятку «макарова».
— Сейчас я тебе повою.
— Да ладно, не кипятись. Я ведь только предложил, — пожал плечами Крот.
Прислушиваясь к постепенно затихающему где-то на окраине Перелыгино собачьему лаю, Психоз с довольным видом щелкнул пальцами. Теперь он знал, что делать. Синяевская группировка займет достойное место в сфере преступлений, совершаемых с помощью Интернета. Криминальный авторитет подошел к телефону, снял трубку и набрал номер Максима Лизоженова.
Четырехуровневый особняк с мезонином, бассейном, кегельбаном, тренажерным залом и сауной в подвальном этаже жители поселка Рузаевка, уровень дохода которых безнадежно и, похоже, навсегда, завяз в промежутке между прожиточным минимумом и минимальной зарплатой, с ласковой завистью называли «Генеральским Красномырдником».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47