— В голосе подполковника прозвучало сомнение, — Тогда, mon cher Filippe, не переживайте — вряд ли Дарья Николаевна сумела усвоить материал. Ницше — автор хоть и спорный, но все же требует некоего умственного напряжения, а главное — времени на осмысление.
— Ха-ха-ха! — Даша состроила рожу. — Я уже давным-давно все осмыслила. Еще в университете. Просто захотелось рассмотреть некоторые его воззрения под иным углом. В свете новых общественных изменений.
— И подумать только, на что ты тратила свою молодость! — Подполковник присел в кресло и закинул ногу на ногу. — Стоит ли удивляться, что ты есть то, что есть.
Даша надулась:
— Дурак!
В ответ подполковник добродушно рассмеялся:
— Разве Заратустра не говорил тебе, что сквернословить некрасиво?
— Отстань. — Не обращая внимания на мужчин, Даша встала и завернулась в толстый стеганный халат — подарок заботливого дядюшки. — Смотрю, ты в хорошем настроении. Надо понимать, что все три дня прошли с пользой?
— Безусловно. — Полетаев с достоинством кивнул. — Я работал. На работе.
— То есть?
— То есть выполнял свои прямые обязанности. И никто мне не мешал этим заниматься. Блаженство!
Даша помрачнела:
— Значит, ты ничего нового так и не узнал? Подполковник пожал плечами:
— Узнал, не узнал… Какое это имеет значение? К моим рекомендациям ты все равно не прислушиваешься.
— «Рекомендациям»! — фыркнула молодая женщина. — Можно подумать, ты специалист по правильному питанию…
Ей страшно не нравилось легкомысленное настроение эфэсбэшника. Это могло означать все что угодно: от обнаружения последним новых фактов до полного бездействия в течение трех суток.
— Так я и не навязываюсь. — Полетаев делал вид, что не замечает ее нервозности. — Чем сегодня займемся? Может сходим в Большой? — И тут же расстроенно всплеснул руками: — Ах нет, боюсь Большой театр нам не подойдет.
— Но почему? — вежливо, с легким оттенком обеспокоенности, поинтересовался Филипп.
— Насколько мне известно, Вагнера там пока не дают.
— А при чем здесь Вагнер?
— Как — при чем? Вы только представьте: после трех дней общения с Заратустрой — массированный артобстрел «Валькирий». — Полетаев взмахнул воображаемой дирижерской палочкой: — Пам-пара-ра, пам-пара-ра! Бум!
— Очень впечатляет. — Кервель украдкой посмотрел на Дашу. — Но я, откровенно говоря, в музыке предпочитаю менее монументальные композиции.
— Филипп, дорогой, — Даша заставила себя улыбнуться, — не принимайте сказанное близко к сердцу. Дайте нашему бравому подполковнику поупражняться в остроумии и заодно продемонстрировать широту своего кругозора. Скажите, разве сможет какой-нибудь господин из ЦРУ вот так вот, мимоходом, напеть Вагнера? Или, к примеру, найти шесть различий между Заратустрой и «Коза нострой»? Да ни в жизнь! А вот наш боец невидимого фронта — запросто!
И она указала на подполковника тем широким жестом, каким обычно памятники Ленину указывали на здания горсовета.
— Нет, просто удивительно — как с такими талантами — и только подполковник…
— Удивительно, как я с такими знакомыми еще не рядовой, — с недоброй полуулыбкой парировал Полетаев.
Он еще был вежлив, но темно-синие глаза уже напоминали грозовое небо.
— Остается молить Бога и надеяться, что долготерпение моего начальства окажется вечным.
— Я тоже на это очень надеюсь, — с готовностью подхватила Даша. — Иначе очень тяжело будет понять: за что же получает зарплату человек, не могущий сыскать даже собственного носа между глаз.
Последняя реплика почему-то особенно сильно задела Полетаева.
— Дарья Николаевна, мне кажется, что вы не правильно расцениваете мое отношение. Я вовсе не нанимался к вам в подручные, — в голосе «все еще подполковника» появилась легкая вибрация, — и плясать под вашу дудку не собираюсь.
— Разве вы, Сергей Павлович, не давали присягу защищать свой народ? — Даша ехидно прищурилась. — Между прочим, я — его часть.
— Защищать я готов и часть, и целое, но при этом не собираюсь становиться инструментом для незаконного обогащения некоторых граждан. Которых, по совести, и гражданами-то назвать затруднительно…
— Я не пойму, ты на что намекаешь? — ощетинилась молодая женщина.
— Я не намекаю. Я прямо говорю: тебе надо, ты и ищи.
— А я и ищу!
— Вот и ищи. И не впутывай меня в свои махинации. Побледнев в тон подаренному халату, Даша прошипела:
— Какие это махинации ты имеешь в виду?
— Эти смерти выгодны твоему отцу не меньше, чем…
— Не смей говорить о моем отце подобные гадости! Даша почувствовала, как температура опять поползла вверх. Спина моментально взмокла, ей не хватало дыхания и слов.
— Если эти люди действительно были убиты, то сделать это мог только один человек: пропавший Алексей Скуратов.
— Ты найди его сначала. — Полетаев сверкнул синими глазами и скрестил руки на груди.
— Найду, не переживай! — рыкнула Даша.
— Как бы эта встреча не стала для тебя последней.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказал.
Филипп растерянно переводил взгляд с одного на другого. Создавалось впечатление, что он впервые в своей жизни принимает участие в скандале.
— Может быть перейдем в гостиную и выпьем чаю?
Бедный, он действительно не понимал, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, и потому не знал, чью сторону принять. Как мог, он попытался восстановить пошатнувшийся мир.
— Вы знаете, я вчера пробовал местные пирожные — они прелестны. А давайте закажем их прямо сейчас?
Полетаев и Даша угрюмо молчали.
Так и не ответив на предложение француза, Даша встала и пошла переодеваться.
2
Следующие полчаса говорил только Кервель. Он шутил, рассказывал истории из своей жизни и даже попытался спеть «Катюшу».
Полетаев невпопад улыбался, нервно постукивал мыском ноги по ножке стола, думая о чем-то своем. Даша равнодушными глазами рассматривала пирожные, за каждое из которых при других обстоятельствах отдала бы душу. Ее мучил страх. Только сейчас она поняла, в каком положении оказалась. Если Скуратов убийца, то смерть, без сомнения, грозит и ее отцу, если же вдруг окажется, что во всем виновато родовое проклятье и роковое стечение обстоятельств, то мысль, пришедшая в голову Полетаеву, вполне возможно осенит и французское правосудие и тогда вместо наследства отец получит сто лет одиночества. Как ни крути, а оба зла оказывались большими.
Даша грызла ложку, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход.
Как жалко, что все уже умерли. Вот если бы оказался еще один наследник! Хорошо разрекламированный наследник. На которого, как на живца, можно было бы поймать убийцу. Или, на худой конец, отвести подозрения от отца.
Она тяжело вздохнула.
Еще один наследник. Да где же его взять?
— Вам чай или кофе, Серж? — Филипп нежно улыбнулся мрачному подполковнику.
Полетаев едва кивнул:
— Да, спасибо. Кофе, пожалуйста.
— А вам, Ди-ди?
— Чай, если можно, — пробормотала Даша. Пришедшая в голову мысль не отпускала.
— «Они сошлись, вода и камень, стихи и проза, лед и пламень», — с улыбкой процитировал Кервель. — Друзья мои, стоит ли вам ссориться? Дайте друг другу руки и помиритесь.
— Я ему руки не подам. — Даша потянулась за лимоном. — Он моего отца в убийцы записал.
— Никого никуда я не записывал! Просто ты и твои родственники мне уже поперек горла встали. Простите, Филипп, вас, разумеется, это не касается…
Филипп развел руками:
— Прошу вас, не начинайте все сызнова. — Он придвинул тарелочку с пирожным чуть ближе к подполковнику. — Прошу вас, mon ami, сладкое успокаивает нервы.
— Нет, пусть он объяснит, что имеет в виду, — не отступала Даша.
— Не буду я ничего объяснять! — Полетаев схватил рукой первое попавшееся пирожное с такой силой, что раздавил его пополам. — Черт! — Он поискал глазами салфетку. — Да я проклинаю тот день, когда согласился ей помочь, тот день, когда принес эти справки.
«Когда принес эти справки…», — неожиданным эхом вдруг отозвалось в рыжей голове. «А после рождения сына она слегла… Слегла… Умерла, бедная… Умерла…»
— Что это у вас, Ди-ди? — Филипп удивленно смотрел на ее нижнюю губу.
Даша автоматически прижала салфетку ко рту. На белоснежном полотне растеклось красное пятно.
— Ну надо же, губу прокусила… Подождите, если после рождения сына она умерла, то…
— Что? — Полетаев качнулся вперед. — Что ты сейчас сказала?
Продолжая смотреть в одну точку, Даша бормотала:
— Как же тогда… Может потом оказалось, что она жива?
Широко распахнутыми глазами Филипп смотрел на свою племянницу.
— С кем вы сейчас разговаривали, Ди-ди?
— Нет, нет… — Закрыв глаза, Даша помотала головой. — Этого не может быть. Просто кто-то где-то ошибся. Палыч!
Невозмутимый подполковник принял из рук окаменевшего Филиппа чашку.
— Только не вздумай начать просить о помощи. Единственный вопрос, на который теперь я тебе отвечу, это — «который час».
Даша медленно покачала головой.
— Не о помощи сейчас речь. Когда ты принес информацию о первом браке, еще тогда меня что-то смутило… Но я не придала этому значения.
Полетаев демонстративно посмотрел на часы.
— Сейчас половина первого…
— Что именно вас смутило? — переспросил Филипп.
— Подождите, Фи-фи, мне нужно сосредоточиться. — Даша сжала виски и зажмурила глаза. — Николай Андреевич женился на медсестре, которая его выходила… Та родила ребенка, но сама умерла… Все правильно. Умерла.
И тут Даша выпрямилась. Губы ее стали белее салфеток на столе.
— Господи, как же я сразу не догадалась! Она же в самом деле умерла!
У Полетаева ложечка замерла на полпути ко рту. Бедный Филипп едва не выронил кофейник.
— Простите?
— Она, — Даша сделала паузу и по слогам повторила: — У-мер-ла.
— Вы уже пятый или шестой раз произносите это слово, раздраженно бросил подполковник. — И хотя меня это совсем не касается, я все же спрошу: о ком вы говорите?
— Разумеется, о первой жене Николая Андреевича, как ее… Екатерина, кажется…
— Елизавета. Да, я помню. И что?
— Как — что! — вскричала молодая женщина, но тут же снизила голос до шепота: — Фи-фи, вы помните, что было написано в том документе, который показывал мне ваш адвокат?
— В каком документе? Простите, но я не понимаю…
— Да о браке Николая Вельбаха и моей бабушки! Филипп растерянно пожал плечами.
— Бумага как бумага. Что в ней было особенного?
— Ничего. — Даша забарабанила пальцами по столу. — Ничего, кроме того, что в ней черным по белому написано: Николай Вельбах вступал в брак с моей бабушкой будучи разведенным!
— Ну и что?
— Раз-ве-ден-ным! — Даша потрясла рукой в воздухе. — Хотя на самом деле он должен был быть вдовцом.
Теперь уже и месье Кервель стал несколько другого оттенка.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что был еще один брак! Брак, о котором мы ничего не знаем.
Послышался смех. Сдерживаемый и оттого еще более обидный.
Даша резко развернулась:
— Что смешного я сказала?
— Что смешного? Да все смешно. — Полетаев отодвинул тарелочку. Жалобно звякнула ложка. — Раз у нас закончилась одна партия наследников, так почему бы нам не придумать новых? Еще один брак, еще человек пять-шесть подозреваемых. Прочь тоска-печаль! Конечно, обыкновенному киллеру понадобится не меньше месяца, чтобы справиться со всеми, но вам, Дарья Николаевна, уверен, хватит и пары дней.
— Что ты несешь! — Дашу даже затрясло от возмущения. — Думаешь, я специально все выдумываю? — Она вскочила со стула, нашла свою сумку и, покопавшись в многочисленных кармашках, извлекла небольшую пожелтевшую бумагу. — Вот!
— Что это? — Полетаев взял бумагу.
— Копия свидетельства о браке. Читай, — она ткнула в одну из строчек.
Подполковник хмыкнул.
— Действительно, разведен. И что?
— Только то, что я уже сказала: был еще один брак.
— Елизавета Пилау умерла в восемнадцатом, а на твоей бабуле он женился в сороковом…
— Двадцать два года!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Ха-ха-ха! — Даша состроила рожу. — Я уже давным-давно все осмыслила. Еще в университете. Просто захотелось рассмотреть некоторые его воззрения под иным углом. В свете новых общественных изменений.
— И подумать только, на что ты тратила свою молодость! — Подполковник присел в кресло и закинул ногу на ногу. — Стоит ли удивляться, что ты есть то, что есть.
Даша надулась:
— Дурак!
В ответ подполковник добродушно рассмеялся:
— Разве Заратустра не говорил тебе, что сквернословить некрасиво?
— Отстань. — Не обращая внимания на мужчин, Даша встала и завернулась в толстый стеганный халат — подарок заботливого дядюшки. — Смотрю, ты в хорошем настроении. Надо понимать, что все три дня прошли с пользой?
— Безусловно. — Полетаев с достоинством кивнул. — Я работал. На работе.
— То есть?
— То есть выполнял свои прямые обязанности. И никто мне не мешал этим заниматься. Блаженство!
Даша помрачнела:
— Значит, ты ничего нового так и не узнал? Подполковник пожал плечами:
— Узнал, не узнал… Какое это имеет значение? К моим рекомендациям ты все равно не прислушиваешься.
— «Рекомендациям»! — фыркнула молодая женщина. — Можно подумать, ты специалист по правильному питанию…
Ей страшно не нравилось легкомысленное настроение эфэсбэшника. Это могло означать все что угодно: от обнаружения последним новых фактов до полного бездействия в течение трех суток.
— Так я и не навязываюсь. — Полетаев делал вид, что не замечает ее нервозности. — Чем сегодня займемся? Может сходим в Большой? — И тут же расстроенно всплеснул руками: — Ах нет, боюсь Большой театр нам не подойдет.
— Но почему? — вежливо, с легким оттенком обеспокоенности, поинтересовался Филипп.
— Насколько мне известно, Вагнера там пока не дают.
— А при чем здесь Вагнер?
— Как — при чем? Вы только представьте: после трех дней общения с Заратустрой — массированный артобстрел «Валькирий». — Полетаев взмахнул воображаемой дирижерской палочкой: — Пам-пара-ра, пам-пара-ра! Бум!
— Очень впечатляет. — Кервель украдкой посмотрел на Дашу. — Но я, откровенно говоря, в музыке предпочитаю менее монументальные композиции.
— Филипп, дорогой, — Даша заставила себя улыбнуться, — не принимайте сказанное близко к сердцу. Дайте нашему бравому подполковнику поупражняться в остроумии и заодно продемонстрировать широту своего кругозора. Скажите, разве сможет какой-нибудь господин из ЦРУ вот так вот, мимоходом, напеть Вагнера? Или, к примеру, найти шесть различий между Заратустрой и «Коза нострой»? Да ни в жизнь! А вот наш боец невидимого фронта — запросто!
И она указала на подполковника тем широким жестом, каким обычно памятники Ленину указывали на здания горсовета.
— Нет, просто удивительно — как с такими талантами — и только подполковник…
— Удивительно, как я с такими знакомыми еще не рядовой, — с недоброй полуулыбкой парировал Полетаев.
Он еще был вежлив, но темно-синие глаза уже напоминали грозовое небо.
— Остается молить Бога и надеяться, что долготерпение моего начальства окажется вечным.
— Я тоже на это очень надеюсь, — с готовностью подхватила Даша. — Иначе очень тяжело будет понять: за что же получает зарплату человек, не могущий сыскать даже собственного носа между глаз.
Последняя реплика почему-то особенно сильно задела Полетаева.
— Дарья Николаевна, мне кажется, что вы не правильно расцениваете мое отношение. Я вовсе не нанимался к вам в подручные, — в голосе «все еще подполковника» появилась легкая вибрация, — и плясать под вашу дудку не собираюсь.
— Разве вы, Сергей Павлович, не давали присягу защищать свой народ? — Даша ехидно прищурилась. — Между прочим, я — его часть.
— Защищать я готов и часть, и целое, но при этом не собираюсь становиться инструментом для незаконного обогащения некоторых граждан. Которых, по совести, и гражданами-то назвать затруднительно…
— Я не пойму, ты на что намекаешь? — ощетинилась молодая женщина.
— Я не намекаю. Я прямо говорю: тебе надо, ты и ищи.
— А я и ищу!
— Вот и ищи. И не впутывай меня в свои махинации. Побледнев в тон подаренному халату, Даша прошипела:
— Какие это махинации ты имеешь в виду?
— Эти смерти выгодны твоему отцу не меньше, чем…
— Не смей говорить о моем отце подобные гадости! Даша почувствовала, как температура опять поползла вверх. Спина моментально взмокла, ей не хватало дыхания и слов.
— Если эти люди действительно были убиты, то сделать это мог только один человек: пропавший Алексей Скуратов.
— Ты найди его сначала. — Полетаев сверкнул синими глазами и скрестил руки на груди.
— Найду, не переживай! — рыкнула Даша.
— Как бы эта встреча не стала для тебя последней.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказал.
Филипп растерянно переводил взгляд с одного на другого. Создавалось впечатление, что он впервые в своей жизни принимает участие в скандале.
— Может быть перейдем в гостиную и выпьем чаю?
Бедный, он действительно не понимал, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, и потому не знал, чью сторону принять. Как мог, он попытался восстановить пошатнувшийся мир.
— Вы знаете, я вчера пробовал местные пирожные — они прелестны. А давайте закажем их прямо сейчас?
Полетаев и Даша угрюмо молчали.
Так и не ответив на предложение француза, Даша встала и пошла переодеваться.
2
Следующие полчаса говорил только Кервель. Он шутил, рассказывал истории из своей жизни и даже попытался спеть «Катюшу».
Полетаев невпопад улыбался, нервно постукивал мыском ноги по ножке стола, думая о чем-то своем. Даша равнодушными глазами рассматривала пирожные, за каждое из которых при других обстоятельствах отдала бы душу. Ее мучил страх. Только сейчас она поняла, в каком положении оказалась. Если Скуратов убийца, то смерть, без сомнения, грозит и ее отцу, если же вдруг окажется, что во всем виновато родовое проклятье и роковое стечение обстоятельств, то мысль, пришедшая в голову Полетаеву, вполне возможно осенит и французское правосудие и тогда вместо наследства отец получит сто лет одиночества. Как ни крути, а оба зла оказывались большими.
Даша грызла ложку, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход.
Как жалко, что все уже умерли. Вот если бы оказался еще один наследник! Хорошо разрекламированный наследник. На которого, как на живца, можно было бы поймать убийцу. Или, на худой конец, отвести подозрения от отца.
Она тяжело вздохнула.
Еще один наследник. Да где же его взять?
— Вам чай или кофе, Серж? — Филипп нежно улыбнулся мрачному подполковнику.
Полетаев едва кивнул:
— Да, спасибо. Кофе, пожалуйста.
— А вам, Ди-ди?
— Чай, если можно, — пробормотала Даша. Пришедшая в голову мысль не отпускала.
— «Они сошлись, вода и камень, стихи и проза, лед и пламень», — с улыбкой процитировал Кервель. — Друзья мои, стоит ли вам ссориться? Дайте друг другу руки и помиритесь.
— Я ему руки не подам. — Даша потянулась за лимоном. — Он моего отца в убийцы записал.
— Никого никуда я не записывал! Просто ты и твои родственники мне уже поперек горла встали. Простите, Филипп, вас, разумеется, это не касается…
Филипп развел руками:
— Прошу вас, не начинайте все сызнова. — Он придвинул тарелочку с пирожным чуть ближе к подполковнику. — Прошу вас, mon ami, сладкое успокаивает нервы.
— Нет, пусть он объяснит, что имеет в виду, — не отступала Даша.
— Не буду я ничего объяснять! — Полетаев схватил рукой первое попавшееся пирожное с такой силой, что раздавил его пополам. — Черт! — Он поискал глазами салфетку. — Да я проклинаю тот день, когда согласился ей помочь, тот день, когда принес эти справки.
«Когда принес эти справки…», — неожиданным эхом вдруг отозвалось в рыжей голове. «А после рождения сына она слегла… Слегла… Умерла, бедная… Умерла…»
— Что это у вас, Ди-ди? — Филипп удивленно смотрел на ее нижнюю губу.
Даша автоматически прижала салфетку ко рту. На белоснежном полотне растеклось красное пятно.
— Ну надо же, губу прокусила… Подождите, если после рождения сына она умерла, то…
— Что? — Полетаев качнулся вперед. — Что ты сейчас сказала?
Продолжая смотреть в одну точку, Даша бормотала:
— Как же тогда… Может потом оказалось, что она жива?
Широко распахнутыми глазами Филипп смотрел на свою племянницу.
— С кем вы сейчас разговаривали, Ди-ди?
— Нет, нет… — Закрыв глаза, Даша помотала головой. — Этого не может быть. Просто кто-то где-то ошибся. Палыч!
Невозмутимый подполковник принял из рук окаменевшего Филиппа чашку.
— Только не вздумай начать просить о помощи. Единственный вопрос, на который теперь я тебе отвечу, это — «который час».
Даша медленно покачала головой.
— Не о помощи сейчас речь. Когда ты принес информацию о первом браке, еще тогда меня что-то смутило… Но я не придала этому значения.
Полетаев демонстративно посмотрел на часы.
— Сейчас половина первого…
— Что именно вас смутило? — переспросил Филипп.
— Подождите, Фи-фи, мне нужно сосредоточиться. — Даша сжала виски и зажмурила глаза. — Николай Андреевич женился на медсестре, которая его выходила… Та родила ребенка, но сама умерла… Все правильно. Умерла.
И тут Даша выпрямилась. Губы ее стали белее салфеток на столе.
— Господи, как же я сразу не догадалась! Она же в самом деле умерла!
У Полетаева ложечка замерла на полпути ко рту. Бедный Филипп едва не выронил кофейник.
— Простите?
— Она, — Даша сделала паузу и по слогам повторила: — У-мер-ла.
— Вы уже пятый или шестой раз произносите это слово, раздраженно бросил подполковник. — И хотя меня это совсем не касается, я все же спрошу: о ком вы говорите?
— Разумеется, о первой жене Николая Андреевича, как ее… Екатерина, кажется…
— Елизавета. Да, я помню. И что?
— Как — что! — вскричала молодая женщина, но тут же снизила голос до шепота: — Фи-фи, вы помните, что было написано в том документе, который показывал мне ваш адвокат?
— В каком документе? Простите, но я не понимаю…
— Да о браке Николая Вельбаха и моей бабушки! Филипп растерянно пожал плечами.
— Бумага как бумага. Что в ней было особенного?
— Ничего. — Даша забарабанила пальцами по столу. — Ничего, кроме того, что в ней черным по белому написано: Николай Вельбах вступал в брак с моей бабушкой будучи разведенным!
— Ну и что?
— Раз-ве-ден-ным! — Даша потрясла рукой в воздухе. — Хотя на самом деле он должен был быть вдовцом.
Теперь уже и месье Кервель стал несколько другого оттенка.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что был еще один брак! Брак, о котором мы ничего не знаем.
Послышался смех. Сдерживаемый и оттого еще более обидный.
Даша резко развернулась:
— Что смешного я сказала?
— Что смешного? Да все смешно. — Полетаев отодвинул тарелочку. Жалобно звякнула ложка. — Раз у нас закончилась одна партия наследников, так почему бы нам не придумать новых? Еще один брак, еще человек пять-шесть подозреваемых. Прочь тоска-печаль! Конечно, обыкновенному киллеру понадобится не меньше месяца, чтобы справиться со всеми, но вам, Дарья Николаевна, уверен, хватит и пары дней.
— Что ты несешь! — Дашу даже затрясло от возмущения. — Думаешь, я специально все выдумываю? — Она вскочила со стула, нашла свою сумку и, покопавшись в многочисленных кармашках, извлекла небольшую пожелтевшую бумагу. — Вот!
— Что это? — Полетаев взял бумагу.
— Копия свидетельства о браке. Читай, — она ткнула в одну из строчек.
Подполковник хмыкнул.
— Действительно, разведен. И что?
— Только то, что я уже сказала: был еще один брак.
— Елизавета Пилау умерла в восемнадцатом, а на твоей бабуле он женился в сороковом…
— Двадцать два года!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78