— Мне пришлось бежать вниз по склону через лес, а потом вверх.
— По ступенькам... Немудрено, что вы свалились без сознания, — усмехнулся Павел.
— Эти люди, наверное, где-то недалеко.
— Наверное, — ответил он без тени тревоги в голосе.
— У них оружие.
— У меня тоже. — И он указал рукой туда, где в углу, рядом с древним дубовым буфетом, стояла старая армейская винтовка. — Трехдюймовая, марки «Ли Энфилд». Я тоже метко стреляю.
Он подошел к окну, чуть отодвинул бархатную штору и посмотрел в щелку.
— Горизонт чист, — сказал он бодрым голосом. — Так что вы привезли Павлу?
* * *
Я не привез ничего, кроме собственной персоны.
— А что мне нужно было привезти, мистер Бланк?
— Зовите меня Павел, а не мистер Бланк. Никогда. Он говорил, что вы должны что-то захватить.
— Вам звонил отец Франклин?
Он покачал головой. Так кто же тогда таинственный «он»?
— Сергей? — предположил я.
— Кто такой Сергей? — отрывисто спросил Павел.
— Один русский.
По его лицу было видно, что он недолюбливал русских.
— Зачем вы разговариваете с русскими?
Я мягко заметил:
— Это он разговаривал со мной. Хотел узнать о Питеркине, о Петре.
— А что, Сергей знает Петра?
— Не думаю. Во всяком случае, до его гибели не знал.
— Где сейчас этот Сергей?
— В Англии.
Он присвистнул сквозь зубы.
— Сергей гнался за вами?
— Думаю, те двое были американцы, — ответил я.
Эльф нахмурился.
— Сначала русские, потом американцы.
Павел зашагал по комнате на своих коротеньких, кривоватых, как у футболиста, ножках.
— Петр хранил тайну. Много лет. — Он повернулся и пристально посмотрел на меня. — Теперь это уже не тайна.
— Что вы, это тайна. Все в порядке, — сказал я.
— И вы ее знаете! — В его тоне послышался упрек.
Я покачал головой:
— Нет. Только чуть-чуть. И его дочь знает не больше. Возможно, знаете вы.
Он коротко рассмеялся.
— Зачем мне тайна! Мой друг Бодински — вот кто знал. Не прошло и пяти минут после того, как он узнал, а потом — пиф-паф.
Эльф прищелкнул пальцами, показывая, как быстро не стало отца Бодински.
— Петр знал, что он умер, — продолжал Павел. — Может быть, убийство, но вам и это неизвестно.
— Он ведет меня туда, — сказал я.
— Кто?
— Питеркин, Петр.
— Дух-поводырь, ха! — громко воскликнул Павел.
— Он оставил бумаги. Кое-что еще. Все спрятано в разных местах.
Я стал подниматься на ноги, в голове застучало от боли, видимо, я сильно ударился о его дверь, когда потерял сознание. И, вспомнив, как, падая, что-то заметил, я сказал:
— Лист.
Он прикинулся, будто не понимает.
— Пусть будет лист. Все, что угодно вашей милости.
— Павел, у меня есть другой, точно такой же.
— Что у вас есть?
— Лист, — повторил я. — Петр дал указания, и я нашел его там, где он его спрятал.
— Он у вас с собой? Идите, принесите.
— Нет, Павел, он в Австралии, у его дочери Алекс.
— Сергей знает вас. Алекс он тоже знает?
— Да.
— Тогда он все узнал от нее.
— Она прячется, — возразил я. — Она это умеет. Научилась у отца, а уж он-то был мастером по этой части.
Он склонил голову набок, размышляя. Я не стал ему мешать. Наконец он сказал:
— А почему вы не привезли лист?
— В этом не было необходимости. А лист действительно у меня.
— Но сам лист... я его не видел.
— Он похож на тот, которым украшена ваша дверь. Керамический. Покрытый глазурью.
— Это одни слова, — не сдавался Павел. — Откуда я знаю, что это правда?
— Мы должны доверять друг другу.
— Доверять? Да вы с ума сошли!
Я не мог не улыбнуться, хотя у меня ужасно болела голова и ныла рана.
— Некоторые считают, что это возможно, — возразил я.
— Много же им от этого перепадает счастья! Я поляк и среди поляков доверия не ищу. Его давно украли воры.
— Когда вы спросили, что я с собой привез, вы имели в виду лист?
Он пожал плечами.
— Значит, дальше мы не продвинемся, — сказал я.
Он снова пожал плечами. И стал рассказывать:
— С Петром я встречался один раз в жизни, в его первый приезд в Англию. Отец Бодински, мой друг, был его наставником. — Павел перекрестился и продолжал: — Когда он ушел, отец сказал мне: «Это самый опасный человек из всех ныне живущих».
Павел медленно повторил эти слова:
— Это самый опасный человек из всех живущих. Вы понимаете?
— Могу только догадываться. А вы?
На мгновение Павел зажмурил глаза.
— Не знаю. Не хочу знать. Надеюсь, никогда не узнаю!
— Я постараюсь, — ответил я, — чтобы вы никогда не узнали.
— Да еще этот Сергей, — добавил он с раздражением в голосе, — все эти русские, все эти американцы!
— Но Питеркин, или Петр, если вам так больше нравится, пытается указать на что-то именно мне. Может быть, это и есть его большая тайна, та сама", из-за которой его считали самым опасным человеком в мире. Не знаю, я просто физически чувствую, как он подталкивает меня в спину!
Он искоса взглянул на меня, и лицо эльфа помрачнело.
— Павел, ну зачем мне врать! — воскликнул я.
— А зачем, Джон Клоуз, юрист из Перта, врут люди? А юристы самые большие вруны на свете. Врут, постоянно врут.
— Как этот лист попал к вам, Павел?
Он прищурился.
— Это к вопросу о вранье... Вы ведь тоже врете, — сказал я.
— Почему я вру?
— Я не знаю почему, — распалился я. — Но знаю, что вы врете, наверняка. Примерно три года назад Питеркин смотался к своим друзьям и семье. В Черногорию, как он говорил. В то время все думали, что он из Югославии. Я тоже. Но он не из Югославии, не из Черногории, разве не так? Он такой же русский, как Ленин. И когда он якобы улетел в Европу, он пожаловал сюда, скорее всего в этот дом — к вам.
Павел снова прищурился, из-под полуприкрытых век ярко поблескивали глаза.
— Он притащил вам этот лист, не правда ли? И попросил держать его у себя, пока к вам не явится человек, у которого будет такой же. Поэтому лист покоится рядом с вашей дверью. Ведь тут ничего особенного нет. Он ни для кого, включая Сергея, ничего не значит. Но он кое-что значит для меня, потому что именно я нашел точно такой же на дне моря, на метровой глубине под водой, в районе островов Аброльос, за двадцать тысяч километров отсюда. Он когда-нибудь упоминал Аброльос?
Его крохотная головка дернулась, но ответа не последовало. Я подождал немного и сказал:
— Речь идет о доверии, Павел. Если мы оба решимся говорить друг другу правду...
— Подождите, — остановил меня Павел и встал. — Подождите здесь!
Он скрылся, плотно закрыв за собой двери. Я слышал, как где-то открывались и закрывались другие двери, и наконец Павел вернулся и объявил:
— Завтра снова поговорим.
— Хорошо.
— Так лучше, — сказал он. — Вы отдохнете, я подумаю. Отправляйтесь спать.
Откровенно говоря, я был не против. Перелет, затянувшаяся гонка и пуля в спине доконали меня, и мой запас прочности иссяк.
— Где вы остановились? — спросил Павел.
— В отеле «Виктория».
Он стоял возле буфета, держа небольшую стопку книг.
— Я подброшу, — решил он. — Потом мне надо в библиотеку.
— Я доберусь сам. Могу по телефону вызвать такси.
Он настаивал. Не расставаясь со своими книгами, вывел меня через заднюю дверь дома. Перед нами был маленький садик, в конце которого виднелся деревянный гараж. Где-то невдалеке раздавался стук теннисных мячей. Павел прислушался.
— Все время теннис. Счастливое место.
— Вы любите теннис?
Он покачал головой.
— Для Павла — только футбол. Но Павлу нравится, когда люди счастливы. А часто он видит совсем другое.
Я лениво соображал, где тут могла уместиться машина, потому что места для нее было явно маловато. Павел открыл дверь маленького гаража из кедровых досок, и мой взгляд упал на громоздкий старый мотоцикл, на котором мог кататься кто угодно, только не эльф. Павел гордо воззрился на меня.
— "Ариэль-сквер-четыре". Первый мотоцикл у Павла. Единственный мотоцикл у Павла.
Это был настоящий монстр, с четырехцилиндровым двигателем. Павел подобно экскурсоводу в картинной галерее рассказал обо всех достоинствах своей машины. Мотоциклу уже стукнуло лет тридцать, но он сверкал, как новенький, будто его собрали лишь на прошлой неделе. Павел уложил библиотечные книги в одну их больших черных корзин, находящихся на багажнике, и добавил:
— Ездит быстро.
— Не сомневаюсь. Павел, а что такое «CH.AD.11»?
Он не ответил, его мысли были заняты мотоциклом.
— Быстро довезет. А это читали? — Он протянул мне одну из книг.
Я взглянул на заголовок.
— Нет.
— Археология. — Ему ничего не стоило произнести это слово, как, впрочем, и любое другое, но связать их вместе было выше его сил. — Интересная очень. Может быть, завтра поговорим обо всем.
Он положил эту книгу вместе с остальными, потом передал мне шлем и легко взобрался на сиденье. У этой допотопной громадины и в помине не было такой ерунды, как стартер. Мотоцикл можно было стронуть с места только при помощи какого-то допотопного устройства. Павел нажал на педаль — ни с места. Он подмигнул мне и сказал:
— Сейчас.
Нажал еще раз. Машина взревела, возвещая о том, что жива и готова тронуться в путь.
* * *
Мы с ревом выехали на дорогу, повернули вправо и понеслись по такому крутому спуску, каких я и не припомню. Еще свежи были воспоминания о забеге, когда я, петляя, летел вниз с горы по щебню. Конечно, надо было проявить настойчивость и заказать такси, но теперь было поздно. Одно могу сказать: Павел умел водить машину.
Не отрицаю, пока мы ехали, мне было не по себе: ноги Павла едва касались земли, а его мотоцикл всей своей громадой нависал над небольшими автомобильчиками, которые ускользали в сторону прямо у меня из-под колен.
— За нами никого нет, — прокричал он мне через плечо, когда, проехав около километра, мы мягко остановились у светофора. — Кто может угнаться за нами?
Он радостно рассмеялся и нажал на педаль, как только загорелся желтый, а потом зеленый свет. За несколько минут мы одолели не один километр, плавно обгоняя множество машин. Я сошел у своего отеля в довольно приподнятом настроении, хотя меня и пошатывало.
— До завтра! — прокричал Павел на прощанье. — В десять часов у меня.
— Хорошо, — ответил я.
— И никакой выпивки сегодня. Вам нехорошо. — Он поднял руку в мотоциклетной перчатке и с ревом унесся.
Я поднялся по лестнице, прошел через турникет, а в ушах все еще звучали слова, брошенные им напоследок. В фойе мой взгляд упал на вывеску «Американский бар». Взяв ключ от своей комнаты, я подумал, что выпивка сейчас как нельзя кстати. Я вошел, заказал сухого мартини, выпил его в три глотка и уж потом вызвал лифт.
Отель «Виктория» был одним из тех старых отелей, в которых ванны встроены позже, за счет жилой комнаты. Новая стена закрывала часть номера, так что вы, стоя у входной двери, изголовья кровати увидеть не могли. Я вошел в комнату, включил свет, а они уже сидели именно там, где их нельзя было сразу увидеть, — у изголовья. Она держала в руках пистолет. Мужчина произнес:
— Скажи-ка мне, Мак, ты человек или горный козел?
Глава 10
Я предложил им убраться и не возвращаться больше сюда. Мужчина хохотнул, а женщина молчала. Он был ниже среднего роста, с широкой грудью, с морщинистым лбом, в очках. Ни дать ни взять Киссинджер, только без проблеска интеллекта в глазах и без привычного скрипучего голоса.
— Хорошо, тогда уйду я, — сказал я и повернулся к двери.
— На таком расстоянии мы не промахнемся, — заметила женщина. — А вот эта трубка называется глушитель.
Это меня как-то не слишком испугало. Наверное, после езды на мотоцикле Павла мне уже ничего не было страшно. И я сказал:
— Какую цену предлагают американцы? Похоже, вы будете первыми покупателями на аукционе. Разве не так?
— Не умничай, сынок, — отрезала она.
Они сидели и глазели на меня. А я стоял и глазел на них. Потом предложил:
— Вы не считаете, что вам лучше бы все мне рассказать?
— О чем рассказать?
— О том, о чем вы молчите.
— Перестань строить из себя умника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— По ступенькам... Немудрено, что вы свалились без сознания, — усмехнулся Павел.
— Эти люди, наверное, где-то недалеко.
— Наверное, — ответил он без тени тревоги в голосе.
— У них оружие.
— У меня тоже. — И он указал рукой туда, где в углу, рядом с древним дубовым буфетом, стояла старая армейская винтовка. — Трехдюймовая, марки «Ли Энфилд». Я тоже метко стреляю.
Он подошел к окну, чуть отодвинул бархатную штору и посмотрел в щелку.
— Горизонт чист, — сказал он бодрым голосом. — Так что вы привезли Павлу?
* * *
Я не привез ничего, кроме собственной персоны.
— А что мне нужно было привезти, мистер Бланк?
— Зовите меня Павел, а не мистер Бланк. Никогда. Он говорил, что вы должны что-то захватить.
— Вам звонил отец Франклин?
Он покачал головой. Так кто же тогда таинственный «он»?
— Сергей? — предположил я.
— Кто такой Сергей? — отрывисто спросил Павел.
— Один русский.
По его лицу было видно, что он недолюбливал русских.
— Зачем вы разговариваете с русскими?
Я мягко заметил:
— Это он разговаривал со мной. Хотел узнать о Питеркине, о Петре.
— А что, Сергей знает Петра?
— Не думаю. Во всяком случае, до его гибели не знал.
— Где сейчас этот Сергей?
— В Англии.
Он присвистнул сквозь зубы.
— Сергей гнался за вами?
— Думаю, те двое были американцы, — ответил я.
Эльф нахмурился.
— Сначала русские, потом американцы.
Павел зашагал по комнате на своих коротеньких, кривоватых, как у футболиста, ножках.
— Петр хранил тайну. Много лет. — Он повернулся и пристально посмотрел на меня. — Теперь это уже не тайна.
— Что вы, это тайна. Все в порядке, — сказал я.
— И вы ее знаете! — В его тоне послышался упрек.
Я покачал головой:
— Нет. Только чуть-чуть. И его дочь знает не больше. Возможно, знаете вы.
Он коротко рассмеялся.
— Зачем мне тайна! Мой друг Бодински — вот кто знал. Не прошло и пяти минут после того, как он узнал, а потом — пиф-паф.
Эльф прищелкнул пальцами, показывая, как быстро не стало отца Бодински.
— Петр знал, что он умер, — продолжал Павел. — Может быть, убийство, но вам и это неизвестно.
— Он ведет меня туда, — сказал я.
— Кто?
— Питеркин, Петр.
— Дух-поводырь, ха! — громко воскликнул Павел.
— Он оставил бумаги. Кое-что еще. Все спрятано в разных местах.
Я стал подниматься на ноги, в голове застучало от боли, видимо, я сильно ударился о его дверь, когда потерял сознание. И, вспомнив, как, падая, что-то заметил, я сказал:
— Лист.
Он прикинулся, будто не понимает.
— Пусть будет лист. Все, что угодно вашей милости.
— Павел, у меня есть другой, точно такой же.
— Что у вас есть?
— Лист, — повторил я. — Петр дал указания, и я нашел его там, где он его спрятал.
— Он у вас с собой? Идите, принесите.
— Нет, Павел, он в Австралии, у его дочери Алекс.
— Сергей знает вас. Алекс он тоже знает?
— Да.
— Тогда он все узнал от нее.
— Она прячется, — возразил я. — Она это умеет. Научилась у отца, а уж он-то был мастером по этой части.
Он склонил голову набок, размышляя. Я не стал ему мешать. Наконец он сказал:
— А почему вы не привезли лист?
— В этом не было необходимости. А лист действительно у меня.
— Но сам лист... я его не видел.
— Он похож на тот, которым украшена ваша дверь. Керамический. Покрытый глазурью.
— Это одни слова, — не сдавался Павел. — Откуда я знаю, что это правда?
— Мы должны доверять друг другу.
— Доверять? Да вы с ума сошли!
Я не мог не улыбнуться, хотя у меня ужасно болела голова и ныла рана.
— Некоторые считают, что это возможно, — возразил я.
— Много же им от этого перепадает счастья! Я поляк и среди поляков доверия не ищу. Его давно украли воры.
— Когда вы спросили, что я с собой привез, вы имели в виду лист?
Он пожал плечами.
— Значит, дальше мы не продвинемся, — сказал я.
Он снова пожал плечами. И стал рассказывать:
— С Петром я встречался один раз в жизни, в его первый приезд в Англию. Отец Бодински, мой друг, был его наставником. — Павел перекрестился и продолжал: — Когда он ушел, отец сказал мне: «Это самый опасный человек из всех ныне живущих».
Павел медленно повторил эти слова:
— Это самый опасный человек из всех живущих. Вы понимаете?
— Могу только догадываться. А вы?
На мгновение Павел зажмурил глаза.
— Не знаю. Не хочу знать. Надеюсь, никогда не узнаю!
— Я постараюсь, — ответил я, — чтобы вы никогда не узнали.
— Да еще этот Сергей, — добавил он с раздражением в голосе, — все эти русские, все эти американцы!
— Но Питеркин, или Петр, если вам так больше нравится, пытается указать на что-то именно мне. Может быть, это и есть его большая тайна, та сама", из-за которой его считали самым опасным человеком в мире. Не знаю, я просто физически чувствую, как он подталкивает меня в спину!
Он искоса взглянул на меня, и лицо эльфа помрачнело.
— Павел, ну зачем мне врать! — воскликнул я.
— А зачем, Джон Клоуз, юрист из Перта, врут люди? А юристы самые большие вруны на свете. Врут, постоянно врут.
— Как этот лист попал к вам, Павел?
Он прищурился.
— Это к вопросу о вранье... Вы ведь тоже врете, — сказал я.
— Почему я вру?
— Я не знаю почему, — распалился я. — Но знаю, что вы врете, наверняка. Примерно три года назад Питеркин смотался к своим друзьям и семье. В Черногорию, как он говорил. В то время все думали, что он из Югославии. Я тоже. Но он не из Югославии, не из Черногории, разве не так? Он такой же русский, как Ленин. И когда он якобы улетел в Европу, он пожаловал сюда, скорее всего в этот дом — к вам.
Павел снова прищурился, из-под полуприкрытых век ярко поблескивали глаза.
— Он притащил вам этот лист, не правда ли? И попросил держать его у себя, пока к вам не явится человек, у которого будет такой же. Поэтому лист покоится рядом с вашей дверью. Ведь тут ничего особенного нет. Он ни для кого, включая Сергея, ничего не значит. Но он кое-что значит для меня, потому что именно я нашел точно такой же на дне моря, на метровой глубине под водой, в районе островов Аброльос, за двадцать тысяч километров отсюда. Он когда-нибудь упоминал Аброльос?
Его крохотная головка дернулась, но ответа не последовало. Я подождал немного и сказал:
— Речь идет о доверии, Павел. Если мы оба решимся говорить друг другу правду...
— Подождите, — остановил меня Павел и встал. — Подождите здесь!
Он скрылся, плотно закрыв за собой двери. Я слышал, как где-то открывались и закрывались другие двери, и наконец Павел вернулся и объявил:
— Завтра снова поговорим.
— Хорошо.
— Так лучше, — сказал он. — Вы отдохнете, я подумаю. Отправляйтесь спать.
Откровенно говоря, я был не против. Перелет, затянувшаяся гонка и пуля в спине доконали меня, и мой запас прочности иссяк.
— Где вы остановились? — спросил Павел.
— В отеле «Виктория».
Он стоял возле буфета, держа небольшую стопку книг.
— Я подброшу, — решил он. — Потом мне надо в библиотеку.
— Я доберусь сам. Могу по телефону вызвать такси.
Он настаивал. Не расставаясь со своими книгами, вывел меня через заднюю дверь дома. Перед нами был маленький садик, в конце которого виднелся деревянный гараж. Где-то невдалеке раздавался стук теннисных мячей. Павел прислушался.
— Все время теннис. Счастливое место.
— Вы любите теннис?
Он покачал головой.
— Для Павла — только футбол. Но Павлу нравится, когда люди счастливы. А часто он видит совсем другое.
Я лениво соображал, где тут могла уместиться машина, потому что места для нее было явно маловато. Павел открыл дверь маленького гаража из кедровых досок, и мой взгляд упал на громоздкий старый мотоцикл, на котором мог кататься кто угодно, только не эльф. Павел гордо воззрился на меня.
— "Ариэль-сквер-четыре". Первый мотоцикл у Павла. Единственный мотоцикл у Павла.
Это был настоящий монстр, с четырехцилиндровым двигателем. Павел подобно экскурсоводу в картинной галерее рассказал обо всех достоинствах своей машины. Мотоциклу уже стукнуло лет тридцать, но он сверкал, как новенький, будто его собрали лишь на прошлой неделе. Павел уложил библиотечные книги в одну их больших черных корзин, находящихся на багажнике, и добавил:
— Ездит быстро.
— Не сомневаюсь. Павел, а что такое «CH.AD.11»?
Он не ответил, его мысли были заняты мотоциклом.
— Быстро довезет. А это читали? — Он протянул мне одну из книг.
Я взглянул на заголовок.
— Нет.
— Археология. — Ему ничего не стоило произнести это слово, как, впрочем, и любое другое, но связать их вместе было выше его сил. — Интересная очень. Может быть, завтра поговорим обо всем.
Он положил эту книгу вместе с остальными, потом передал мне шлем и легко взобрался на сиденье. У этой допотопной громадины и в помине не было такой ерунды, как стартер. Мотоцикл можно было стронуть с места только при помощи какого-то допотопного устройства. Павел нажал на педаль — ни с места. Он подмигнул мне и сказал:
— Сейчас.
Нажал еще раз. Машина взревела, возвещая о том, что жива и готова тронуться в путь.
* * *
Мы с ревом выехали на дорогу, повернули вправо и понеслись по такому крутому спуску, каких я и не припомню. Еще свежи были воспоминания о забеге, когда я, петляя, летел вниз с горы по щебню. Конечно, надо было проявить настойчивость и заказать такси, но теперь было поздно. Одно могу сказать: Павел умел водить машину.
Не отрицаю, пока мы ехали, мне было не по себе: ноги Павла едва касались земли, а его мотоцикл всей своей громадой нависал над небольшими автомобильчиками, которые ускользали в сторону прямо у меня из-под колен.
— За нами никого нет, — прокричал он мне через плечо, когда, проехав около километра, мы мягко остановились у светофора. — Кто может угнаться за нами?
Он радостно рассмеялся и нажал на педаль, как только загорелся желтый, а потом зеленый свет. За несколько минут мы одолели не один километр, плавно обгоняя множество машин. Я сошел у своего отеля в довольно приподнятом настроении, хотя меня и пошатывало.
— До завтра! — прокричал Павел на прощанье. — В десять часов у меня.
— Хорошо, — ответил я.
— И никакой выпивки сегодня. Вам нехорошо. — Он поднял руку в мотоциклетной перчатке и с ревом унесся.
Я поднялся по лестнице, прошел через турникет, а в ушах все еще звучали слова, брошенные им напоследок. В фойе мой взгляд упал на вывеску «Американский бар». Взяв ключ от своей комнаты, я подумал, что выпивка сейчас как нельзя кстати. Я вошел, заказал сухого мартини, выпил его в три глотка и уж потом вызвал лифт.
Отель «Виктория» был одним из тех старых отелей, в которых ванны встроены позже, за счет жилой комнаты. Новая стена закрывала часть номера, так что вы, стоя у входной двери, изголовья кровати увидеть не могли. Я вошел в комнату, включил свет, а они уже сидели именно там, где их нельзя было сразу увидеть, — у изголовья. Она держала в руках пистолет. Мужчина произнес:
— Скажи-ка мне, Мак, ты человек или горный козел?
Глава 10
Я предложил им убраться и не возвращаться больше сюда. Мужчина хохотнул, а женщина молчала. Он был ниже среднего роста, с широкой грудью, с морщинистым лбом, в очках. Ни дать ни взять Киссинджер, только без проблеска интеллекта в глазах и без привычного скрипучего голоса.
— Хорошо, тогда уйду я, — сказал я и повернулся к двери.
— На таком расстоянии мы не промахнемся, — заметила женщина. — А вот эта трубка называется глушитель.
Это меня как-то не слишком испугало. Наверное, после езды на мотоцикле Павла мне уже ничего не было страшно. И я сказал:
— Какую цену предлагают американцы? Похоже, вы будете первыми покупателями на аукционе. Разве не так?
— Не умничай, сынок, — отрезала она.
Они сидели и глазели на меня. А я стоял и глазел на них. Потом предложил:
— Вы не считаете, что вам лучше бы все мне рассказать?
— О чем рассказать?
— О том, о чем вы молчите.
— Перестань строить из себя умника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34