Почему, Павел?
— Почему спрашиваете?
— Потому что уже существовал план, как сохранить тайну Питеркина. Его разработал лично Бодински. Бумаги должны быть спрятаны в монастыре. Очень надежное место.
— Монастырь закрыт, — поспешно ответил Павел. — Найти Петра было очень трудно, но Бодински нашел. Мы ждали. Петру нужны деньги, чтобы приехать. Мы нашли деньги. Приехал Петр. Взял бумаги из тайника и спрятал в другом месте.
— Где?
— Здесь, — произнес Павел. — У меня в руках.
Движением фокусника он вытащил из-за спины руку, сжимавшую конверт, очень похожий на тот коричневый пакет, который я получил от Питеркина.
— Читайте и изучайте, — сказал Павел.
— Вы знаете, что там?
— Нет, я не хочу знать ничего.
— Я могу прочитать их прямо здесь?
— Конечно.
— Павел, скажите, есть что-либо существенное в той книге, о которой вы вчера специально упомянули? О богах и прочем? — спросил я.
— Вы сами должны догадаться. А меня с этой минуты здесь больше нет.
— Ну почему же вас здесь нет? Вы здесь.
Эльф покачал головой.
— Я сделал все, что должен был сделать. Теперь у меня каникулы. Уеду навещу друзей, «Ариэль-сквер-четыре» не догонят. Вернусь, когда все закончится. Только тогда.
Он встал и исчез, и вскоре я услышал, как где-то вдалеке с ревом оживает его мотоцикл. Секунда — и он умчится, а я оглянулся вокруг в поисках ножа, чтобы вскрыть конверт...
Глава 12
Я разорвал конверт. В нем лежали исписанные рукой Питеркина страницы.
"Я еще раз приехал в Соединенное Королевство, потому что знал, монастырь закрылся. Бумаги необходимо отправить в другое место. Свою тайну я должен сохранить и передать другим.
Но сначала подумал, ведь прошло очень много лет. Может, моя тайна уже потеряла свою значимость? Возможно, ее уже не стоит так оберегать. Все это следует узнать. Но нужны деньги, а у меня их нет. Я вспомнил о человеке из тюрьмы Фримантл. Он как-то рассказывал мне, как извлекать деньги из американцев. Американец, говорил он, очень умен у себя дома, но глуп во время отпуска. Я всю свою жизнь был честным человеком. Если находил монетку на земле, оглядывался, нет ли поблизости человека, который уронил ее. Выплачивал налоги с заработной платы, платил владельцу дома, занимал и отдавал. Всегда был в стороне от неприятностей. Когда дураки старались ограбить меня, я боролся с ними и постепенно научился обманывать, применяя их хитрости.
Я много думал обо всем, что происходит там, на моей родине. Теперь генеральным секретарем стал Никита Сергеевич Хрущев. Может, все стало по-другому и я могу не прятаться, я свободен, могу открыто жить с женой и дочерью, ничего и никого не опасаясь.
Когда Кеннеди начал войну с Кубой, я прикинул, не открыть ли свою тайну США. Я не мог на это решиться. Пусть никаких секретов не существовало уже, я буду хранить в тайне все, что со мной произошло много лет назад.
Чтобы достать много денег, я купил золото. Использовал свои сбережения, сделал самородок, как меня научили, разыскал американцев. Их было полно во Фримантле, некоторые очень богатые на яхтах. Это было хорошее время, счастливое, легкое. Я продал много самородков, а потом меня разоблачила американка. Я не рассказывал раньше об этом трюке с самородком. Но теперь расскажу.
Сначала вы ищете американца. Если он богат, то сам быстро сообщит об этом; если не богат, я найду другого. Американец любит рассказывать, как он добыл свои деньги. Он говорит о недвижимости, о рынке ценных бумаг, о производстве обуви. Я сообщаю ему, что нашел деньги. Вот и все.
Он спрашивает, какие деньги? Я ношу на шее на кожаном шнурке маленький самородок в одну унцию, не больше. Достаю, показываю ему. Даю подержать в руке, почувствовать. Ему нравится.
Это ерунда, говорю я. У меня есть самородок больше этого. Слишком большой и тяжелый, его трудно носить на шее. Убеждаю, что американец не сможет его купить. Мы много разговариваем, много пьем, — я только пиво, чтобы голова была ясной. Американец спрашивает, где то место, где я нашел золото? Скажи, просит он, мы станем партнерами, с помощью техники добудем много золота. Я отвечаю — нет, место, где нашел самородок, только мое. Это золото из Западной Австралии. Когда-нибудь я найду такой же, еще один большой самородок.
Американец упрашивает меня, он хочет увидеть большой самородок, который я нашел. Я отвечаю, что через два дня, может, через три покажу, но продавать не буду, только разрешу посмотреть.
Дело сделано. Американец уже видит себя в Америке с самородком, показывает его друзьям. Друзья завидуют.
Американец платит высокую цену, а я исчезаю.
* * *
В Австралии я человек из Черногории, но у меня паспорт переселенца из Новой Зеландии. Легко достаю новый паспорт. Самолетом греческой авиакомпании лечу до Афин, а потом в Лондон.
Как-то прогуливаясь по Пикадилли, я остановился в изумлении. Здесь расположено агентство «Аэрофлота». Плакаты на окнах приглашали посетить Советский Союз. Как красивы Москва и Ленинград, как солнечно в Сочи! Агентство не предлагало посетить Воркуту, не упоминало о колючей проволоке, не описывало, как чудесна Лубянка.
Я с изумлением подумал: неужели это возможно, неужели можно поехать на родину. Если поеду, смогу выяснить все, касающееся моей тайны. Но лететь в СССР — большой риск. Я пошел дальше. На Риджент-стрит британская авиакомпания. Здесь тоже висят плакаты с предложением посетить СССР. Удивительно, что нет никаких проблем. Платите триста фунтов стерлингов — и вы можете ехать вместе с туристической группой. Визу получить нетрудно, это займет всего несколько дней. Девушка, приветливо улыбаясь мне, сказала, что поездка доставит мне удовольствие.
Конечно, я не думаю, что мне она принесет радость. Иду в парк, сижу и смотрю на свой паспорт. В нем сказано: Питер Кински, гражданин Новой Зеландии, родился в Скопье, Черногория.
Я знаю, у советских самая большая картотека в мире, наверное, называется Главный справочник. Я значусь там как охранник Кремля, а также как скрывающийся преступник. Там есть отпечатки моих пальцев, рост, вес, цвет глаз, шрамы от ран, размер ноги, цвет волос. Охрана на советской границе в аэропорту сверится со справочником, там числится Петр Кинский. Это будет просто, все данные в компьютере.
Конечно, в справочнике много Кинских, с тем же весом, ростом, с такими же шрамами, такого же возраста. Если проверяют серьезно, посмотрят на отпечатки пальцев, и меня сразу же отправят на Лубянку. В моей памяти возник образ Гусенко Юрия Анастасовича. Теперь он уже старый, жестокий. Мой старый приятель был бы рад лично допросить меня.
Я нашел представительство Новой Зеландии в Лондоне, ходил в консульство, разговаривал с молодой леди. Она очень мила, все время улыбается, оптимистка. Говорит, много людей с паспортами Новой Зеландии ездили в Москву, все возвращались, нет причин для беспокойства. Никогда не было неприятностей. Советские не враги Новой Зеландии. Она не знает, советские — враги Петра Кинского!
Три дня я думал, нервничал. Хотел достать фальшивый паспорт, но не смог.
Я должен на что-то решиться. Сделать выбор должна монетка. Подброшу монетку. Орел — еду, решка — не еду. Когда посмотрел, увидел — орел!
* * *
Я еду в Советский Союз. Мне страшно, но держусь спокойно. Стараюсь вспомнить уроки по безопасности. В нашей группе много женщин. Я осторожно всех изучаю. Две пожилые дамы из Шотландии, говорят с сильным акцентом. Для чужестранца все акценты похожи один на другой. Стараюсь разговаривать с дамами в аэропорту, в самолете, в очереди на проверку документов. Мы все волнуемся, потому что это СССР. Слышатся нервные смешки. Я смеюсь сам, миновав пограничный контроль.
Современная Москва не похожа на ту, которую когда-то я покинул. Тогда рядом с городом стояли немецкие танки, но в городе не было немцев. Сейчас много немцев, но нет немецких танков на окраине города. Я хожу в театры, в цирк, в парки, иду на балет в Большой, конечно, на «Лебединое озеро». Много раз гуляю по Красной площади, по Кремлю, как и все туристы, прохожу мимо могил у Кремлевской стены. Но я все время настороже, наблюдаю за всем и за всеми. Никто не наблюдает за мной. Никто не следует за нами, не шпионит. Я не ослеп. Просто здесь новый режим, не следят, не шпионят, значит, нет и секретной полиции. Это выглядит как-то нелепо: в России всегда была слежка.
Я вторую ночь в Москве. Небо затянуло тучами, луна едва видна. Я был в театре, проводил шотландских дам в гостиницу, сказал, что хочу прогуляться перед сном. Пошел на Красную площадь, она хорошо освещена. Мавзолей Ленина закрыт, но все равно много людей, медленно прохаживаются, смотрят по сторонам. Я тоже медленно иду среди туристов вдоль могил у Кремлевской стены. Вот Ворошилов. Я видел его много раз, как и его друга с большими усами, Буденного. Читаю имена, которые большей частью уже забыл, не хотел помнить. Я посмотрел на то, свое место, снова я здесь. Я вижу метку. Я все помню. Я останавливаюсь, нагибаюсь, трогаю..."
Здесь Питеркин прервался, как сочинитель детективов, который хочет заинтриговать читателей. Допускаю, что тому была другая причина. Он оставил на листе пустое место, приблизительно строки на три, затем продолжал:
"В гостинице было отделение «Интуриста». Я сказал девушке, что интересуюсь искусством. Она посоветовала мне пойти в какой-нибудь музей или картинную галерею. Я покачал головой, мне хотелось увидеть работу современных скульпторов, познакомиться с одним из них.
Девушка подсказала, где я могу найти то, что меня интересует. Нашел молодого человека, показал ему мои листья, объяснил, чего хочу. Он сказал, до завтра не успеет сделать, обжечь, покрыть глазурью. Я настаивал, предупредил его: если он предаст меня, то я его убью. Он не испугался, скорее удивился, но согласился выполнить мой заказ завтра. Предупредил, что получится не очень хорошо.
В аэропорту я гордо сказал таможеннику, что листья плакучей березы сделаны на память. Он улыбнулся, похвалил работу скульптора, сказал, что мне повезло, и спросил, сколько я заплатил. Пока мы разговаривали, прибыли шотландские дамы, очень довольные, они купили матрешек и балалайки. Мы все, довольные, смеялись. До свидания, Москва. Добрый вечер, Лондон".
Странно сидеть в этом подозрительном баре и читать о неблаговидном поведении Питеркина в Москве.
Я начал думать об этом и понял, что, как и Питеркин, когда он с облегчением улетал из Москвы, нуждаюсь в том, чтобы сказать: «Добрый день, Лондон!»
Я вызвал такси, затем положил бумаги и мой новый лист в карман и отправился в гостиницу укладывать вещи. Я чувствовал себя по-настоящему легко, и на то было три причины. Первая: я не знал секрета Питеркина, еще не знал. Вторая, и очень важная: я мог доказать всем, кто интересовался, что его не знаю. Например, Сергею, или той очаровательной чете, или шикарному англичанину, Руперту. Любой из этой веселенькой компании, столкнувшись с пробелом в московской легенде Питеркина, понадеется, что получит эти сведения от меня, но, прочитав все, должен будет признать, что хоть я и знаю много, но с полной картиной не знаком. Я не имел ни малейшего понятия о листьях, которые продолжали попадаться на моем пути. Тем не менее в них должен был быть какой-то смысл. Питеркин всегда все очень хорошо обосновывал. И третья причина — я позвонил Джейн и потому чувствовал себя более уверенно, когда сидел в номере гостиницы Хитроу.
В некоторые моменты своей жизни мне приятно думать, что мы почти помолвлены. Я адвокат и опекун ее наследства, которое ей оставила двоюродная бабушка на севере Западной Австралии. Джейн Страт — инженер по образованию, офицер по профессии и грозная женщина по натуре. У меня всегда возникает чувство, что, живи я рядом, мы были бы значительно ближе к алтарю; но ухаживать на расстоянии, когда мы все время в разлуке, — дело трудное, не приносящее желаемых результатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Почему спрашиваете?
— Потому что уже существовал план, как сохранить тайну Питеркина. Его разработал лично Бодински. Бумаги должны быть спрятаны в монастыре. Очень надежное место.
— Монастырь закрыт, — поспешно ответил Павел. — Найти Петра было очень трудно, но Бодински нашел. Мы ждали. Петру нужны деньги, чтобы приехать. Мы нашли деньги. Приехал Петр. Взял бумаги из тайника и спрятал в другом месте.
— Где?
— Здесь, — произнес Павел. — У меня в руках.
Движением фокусника он вытащил из-за спины руку, сжимавшую конверт, очень похожий на тот коричневый пакет, который я получил от Питеркина.
— Читайте и изучайте, — сказал Павел.
— Вы знаете, что там?
— Нет, я не хочу знать ничего.
— Я могу прочитать их прямо здесь?
— Конечно.
— Павел, скажите, есть что-либо существенное в той книге, о которой вы вчера специально упомянули? О богах и прочем? — спросил я.
— Вы сами должны догадаться. А меня с этой минуты здесь больше нет.
— Ну почему же вас здесь нет? Вы здесь.
Эльф покачал головой.
— Я сделал все, что должен был сделать. Теперь у меня каникулы. Уеду навещу друзей, «Ариэль-сквер-четыре» не догонят. Вернусь, когда все закончится. Только тогда.
Он встал и исчез, и вскоре я услышал, как где-то вдалеке с ревом оживает его мотоцикл. Секунда — и он умчится, а я оглянулся вокруг в поисках ножа, чтобы вскрыть конверт...
Глава 12
Я разорвал конверт. В нем лежали исписанные рукой Питеркина страницы.
"Я еще раз приехал в Соединенное Королевство, потому что знал, монастырь закрылся. Бумаги необходимо отправить в другое место. Свою тайну я должен сохранить и передать другим.
Но сначала подумал, ведь прошло очень много лет. Может, моя тайна уже потеряла свою значимость? Возможно, ее уже не стоит так оберегать. Все это следует узнать. Но нужны деньги, а у меня их нет. Я вспомнил о человеке из тюрьмы Фримантл. Он как-то рассказывал мне, как извлекать деньги из американцев. Американец, говорил он, очень умен у себя дома, но глуп во время отпуска. Я всю свою жизнь был честным человеком. Если находил монетку на земле, оглядывался, нет ли поблизости человека, который уронил ее. Выплачивал налоги с заработной платы, платил владельцу дома, занимал и отдавал. Всегда был в стороне от неприятностей. Когда дураки старались ограбить меня, я боролся с ними и постепенно научился обманывать, применяя их хитрости.
Я много думал обо всем, что происходит там, на моей родине. Теперь генеральным секретарем стал Никита Сергеевич Хрущев. Может, все стало по-другому и я могу не прятаться, я свободен, могу открыто жить с женой и дочерью, ничего и никого не опасаясь.
Когда Кеннеди начал войну с Кубой, я прикинул, не открыть ли свою тайну США. Я не мог на это решиться. Пусть никаких секретов не существовало уже, я буду хранить в тайне все, что со мной произошло много лет назад.
Чтобы достать много денег, я купил золото. Использовал свои сбережения, сделал самородок, как меня научили, разыскал американцев. Их было полно во Фримантле, некоторые очень богатые на яхтах. Это было хорошее время, счастливое, легкое. Я продал много самородков, а потом меня разоблачила американка. Я не рассказывал раньше об этом трюке с самородком. Но теперь расскажу.
Сначала вы ищете американца. Если он богат, то сам быстро сообщит об этом; если не богат, я найду другого. Американец любит рассказывать, как он добыл свои деньги. Он говорит о недвижимости, о рынке ценных бумаг, о производстве обуви. Я сообщаю ему, что нашел деньги. Вот и все.
Он спрашивает, какие деньги? Я ношу на шее на кожаном шнурке маленький самородок в одну унцию, не больше. Достаю, показываю ему. Даю подержать в руке, почувствовать. Ему нравится.
Это ерунда, говорю я. У меня есть самородок больше этого. Слишком большой и тяжелый, его трудно носить на шее. Убеждаю, что американец не сможет его купить. Мы много разговариваем, много пьем, — я только пиво, чтобы голова была ясной. Американец спрашивает, где то место, где я нашел золото? Скажи, просит он, мы станем партнерами, с помощью техники добудем много золота. Я отвечаю — нет, место, где нашел самородок, только мое. Это золото из Западной Австралии. Когда-нибудь я найду такой же, еще один большой самородок.
Американец упрашивает меня, он хочет увидеть большой самородок, который я нашел. Я отвечаю, что через два дня, может, через три покажу, но продавать не буду, только разрешу посмотреть.
Дело сделано. Американец уже видит себя в Америке с самородком, показывает его друзьям. Друзья завидуют.
Американец платит высокую цену, а я исчезаю.
* * *
В Австралии я человек из Черногории, но у меня паспорт переселенца из Новой Зеландии. Легко достаю новый паспорт. Самолетом греческой авиакомпании лечу до Афин, а потом в Лондон.
Как-то прогуливаясь по Пикадилли, я остановился в изумлении. Здесь расположено агентство «Аэрофлота». Плакаты на окнах приглашали посетить Советский Союз. Как красивы Москва и Ленинград, как солнечно в Сочи! Агентство не предлагало посетить Воркуту, не упоминало о колючей проволоке, не описывало, как чудесна Лубянка.
Я с изумлением подумал: неужели это возможно, неужели можно поехать на родину. Если поеду, смогу выяснить все, касающееся моей тайны. Но лететь в СССР — большой риск. Я пошел дальше. На Риджент-стрит британская авиакомпания. Здесь тоже висят плакаты с предложением посетить СССР. Удивительно, что нет никаких проблем. Платите триста фунтов стерлингов — и вы можете ехать вместе с туристической группой. Визу получить нетрудно, это займет всего несколько дней. Девушка, приветливо улыбаясь мне, сказала, что поездка доставит мне удовольствие.
Конечно, я не думаю, что мне она принесет радость. Иду в парк, сижу и смотрю на свой паспорт. В нем сказано: Питер Кински, гражданин Новой Зеландии, родился в Скопье, Черногория.
Я знаю, у советских самая большая картотека в мире, наверное, называется Главный справочник. Я значусь там как охранник Кремля, а также как скрывающийся преступник. Там есть отпечатки моих пальцев, рост, вес, цвет глаз, шрамы от ран, размер ноги, цвет волос. Охрана на советской границе в аэропорту сверится со справочником, там числится Петр Кинский. Это будет просто, все данные в компьютере.
Конечно, в справочнике много Кинских, с тем же весом, ростом, с такими же шрамами, такого же возраста. Если проверяют серьезно, посмотрят на отпечатки пальцев, и меня сразу же отправят на Лубянку. В моей памяти возник образ Гусенко Юрия Анастасовича. Теперь он уже старый, жестокий. Мой старый приятель был бы рад лично допросить меня.
Я нашел представительство Новой Зеландии в Лондоне, ходил в консульство, разговаривал с молодой леди. Она очень мила, все время улыбается, оптимистка. Говорит, много людей с паспортами Новой Зеландии ездили в Москву, все возвращались, нет причин для беспокойства. Никогда не было неприятностей. Советские не враги Новой Зеландии. Она не знает, советские — враги Петра Кинского!
Три дня я думал, нервничал. Хотел достать фальшивый паспорт, но не смог.
Я должен на что-то решиться. Сделать выбор должна монетка. Подброшу монетку. Орел — еду, решка — не еду. Когда посмотрел, увидел — орел!
* * *
Я еду в Советский Союз. Мне страшно, но держусь спокойно. Стараюсь вспомнить уроки по безопасности. В нашей группе много женщин. Я осторожно всех изучаю. Две пожилые дамы из Шотландии, говорят с сильным акцентом. Для чужестранца все акценты похожи один на другой. Стараюсь разговаривать с дамами в аэропорту, в самолете, в очереди на проверку документов. Мы все волнуемся, потому что это СССР. Слышатся нервные смешки. Я смеюсь сам, миновав пограничный контроль.
Современная Москва не похожа на ту, которую когда-то я покинул. Тогда рядом с городом стояли немецкие танки, но в городе не было немцев. Сейчас много немцев, но нет немецких танков на окраине города. Я хожу в театры, в цирк, в парки, иду на балет в Большой, конечно, на «Лебединое озеро». Много раз гуляю по Красной площади, по Кремлю, как и все туристы, прохожу мимо могил у Кремлевской стены. Но я все время настороже, наблюдаю за всем и за всеми. Никто не наблюдает за мной. Никто не следует за нами, не шпионит. Я не ослеп. Просто здесь новый режим, не следят, не шпионят, значит, нет и секретной полиции. Это выглядит как-то нелепо: в России всегда была слежка.
Я вторую ночь в Москве. Небо затянуло тучами, луна едва видна. Я был в театре, проводил шотландских дам в гостиницу, сказал, что хочу прогуляться перед сном. Пошел на Красную площадь, она хорошо освещена. Мавзолей Ленина закрыт, но все равно много людей, медленно прохаживаются, смотрят по сторонам. Я тоже медленно иду среди туристов вдоль могил у Кремлевской стены. Вот Ворошилов. Я видел его много раз, как и его друга с большими усами, Буденного. Читаю имена, которые большей частью уже забыл, не хотел помнить. Я посмотрел на то, свое место, снова я здесь. Я вижу метку. Я все помню. Я останавливаюсь, нагибаюсь, трогаю..."
Здесь Питеркин прервался, как сочинитель детективов, который хочет заинтриговать читателей. Допускаю, что тому была другая причина. Он оставил на листе пустое место, приблизительно строки на три, затем продолжал:
"В гостинице было отделение «Интуриста». Я сказал девушке, что интересуюсь искусством. Она посоветовала мне пойти в какой-нибудь музей или картинную галерею. Я покачал головой, мне хотелось увидеть работу современных скульпторов, познакомиться с одним из них.
Девушка подсказала, где я могу найти то, что меня интересует. Нашел молодого человека, показал ему мои листья, объяснил, чего хочу. Он сказал, до завтра не успеет сделать, обжечь, покрыть глазурью. Я настаивал, предупредил его: если он предаст меня, то я его убью. Он не испугался, скорее удивился, но согласился выполнить мой заказ завтра. Предупредил, что получится не очень хорошо.
В аэропорту я гордо сказал таможеннику, что листья плакучей березы сделаны на память. Он улыбнулся, похвалил работу скульптора, сказал, что мне повезло, и спросил, сколько я заплатил. Пока мы разговаривали, прибыли шотландские дамы, очень довольные, они купили матрешек и балалайки. Мы все, довольные, смеялись. До свидания, Москва. Добрый вечер, Лондон".
Странно сидеть в этом подозрительном баре и читать о неблаговидном поведении Питеркина в Москве.
Я начал думать об этом и понял, что, как и Питеркин, когда он с облегчением улетал из Москвы, нуждаюсь в том, чтобы сказать: «Добрый день, Лондон!»
Я вызвал такси, затем положил бумаги и мой новый лист в карман и отправился в гостиницу укладывать вещи. Я чувствовал себя по-настоящему легко, и на то было три причины. Первая: я не знал секрета Питеркина, еще не знал. Вторая, и очень важная: я мог доказать всем, кто интересовался, что его не знаю. Например, Сергею, или той очаровательной чете, или шикарному англичанину, Руперту. Любой из этой веселенькой компании, столкнувшись с пробелом в московской легенде Питеркина, понадеется, что получит эти сведения от меня, но, прочитав все, должен будет признать, что хоть я и знаю много, но с полной картиной не знаком. Я не имел ни малейшего понятия о листьях, которые продолжали попадаться на моем пути. Тем не менее в них должен был быть какой-то смысл. Питеркин всегда все очень хорошо обосновывал. И третья причина — я позвонил Джейн и потому чувствовал себя более уверенно, когда сидел в номере гостиницы Хитроу.
В некоторые моменты своей жизни мне приятно думать, что мы почти помолвлены. Я адвокат и опекун ее наследства, которое ей оставила двоюродная бабушка на севере Западной Австралии. Джейн Страт — инженер по образованию, офицер по профессии и грозная женщина по натуре. У меня всегда возникает чувство, что, живи я рядом, мы были бы значительно ближе к алтарю; но ухаживать на расстоянии, когда мы все время в разлуке, — дело трудное, не приносящее желаемых результатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34