Мы с Сергеем все еще стояли с поднятыми руками. Гусенко повернулся и спросил:
— Как ее открыть?
Я не имел об этом ни малейшего представления. Мы открыли дверь снаружи, со стороны лестницы, когда вошли сюда.
— Как Кинский открыл ее? Он должен был сказать вам об этом.
— Нет, он ничего не говорил, — ответил я. — Даже Сталин, когда выходил отсюда, оставлял дверь открытой. Но я подозреваю, что вы можете войти другим путем.
Гусенко согласился:
— Да, я могу. И майор Гундерссон. А вас мы уничтожим...
— Только в случае, если не будет другого выхода, — предположил Сергей.
Гусенко улыбнулся не особенно приятной улыбкой и пожал плечами.
Я решил предложить свои услуги.
— Можно посмотреть? — И поскольку они не возражали, пересек комнату и начал рассматривать книги.
Я почти сразу заметил черную книгу с вдавленным на корешке золотым листом. Без сомнения, это был ключ к двери, но нельзя упоминать об этом, иначе нас обманут, оставят здесь.
— Хорошо замаскировано, — сказал я, — сделано немецкими инженерами, об этом упоминал Питеркин. — Я повернулся к Гусенко: — Что будет потом?
— Вы отправитесь в тюрьму, — сказал он. — В лагерь.
Я удивился:
— Я думал, все лагеря закрыты.
Он снова улыбнулся и покачал головой:
— Некоторые закрыты. А некоторые остались. Для вас есть один на Камчатке.
Я почувствовал, как по телу пробежала дрожь. До этого момента все было как будто бы в спектакле — нереальным, придуманным, сказочным. Казалось невозможным, что Джонни Клоуз из Перта взаправду находился в Кремле и близок к тому, чтобы попасть в Гулаг! Человек, который стоял передо мной, действительно был одним из палачей красного террора. Тут было от чего задрожать!
И Джейн. Где Джейн? О Боже, неужели с ней что-нибудь случилось?
Я зло спросил:
— Куда вы дели Джейн Страт?
Они переглянулись, и по выражению их лиц стало совершенно ясно, что в ходе событий они о ней совершенно забыли.
— Где она? — спросил Гусенко.
— По другую сторону двери, — сказал я. — Там, где вы ее не можете достать.
Элин с жалостью посмотрела на меня.
— Нет такого места, которого Юрий Анастасович не мог бы найти. Даже нынешняя Россия нуждается в КГБ.
Гусенко, пока она говорила, опять повернулся к книжным полкам и по очереди двигал каждую книгу, приподнимая и поворачивая ее.
— Всесильная личность! — с сарказмом сказал я. — Не может открыть даже эту проклятую дверь.
Он в ярости обернулся.
— Я посажу вас за дверь, которая никогда на откроется, — с расстановкой проговорил он.
Я подумал о Джейн, ожидавшей нас внизу. Интересно, что она делает? Но представить это было трудно. Прежняя Джейн уже просто стояла бы за дверью, вооруженная и готовая действовать. Но прежней Джейн не было, теперь она совсем другая — апатичная и унылая. Возможно, все еще стоит, прислонившись к стене в кабинете двумя этажами ниже, уставившись в никуда?
Гусенко все еще передвигал книги, тщательно осматривая каждую полку. Внезапно раздался щелчок, и дверь открылась. Он указал рукой на лестницу и сказал:
— Вниз.
Сергей пошел первым, за ним Элин с оружием наготове, следом я, а за мной Гусенко. Между верхней и нижней комнатами Сталина около пятидесяти ступенек, и на полпути есть небольшая площадка, с нее дверь ведет к Троицкой башне.
Джейн нигде не было. Ее не было ни на ступеньках, ни на площадке, ни в комнате Сталина.
Гусенко, который теперь говорил по-английски специально для нас, приказал Элин:
— Держи их здесь. Если что — стреляй!
Она кивнула, и Гусенко один вошел в комнату, где находились документы.
Он оставил дверь открытой, и мы слышали, как он там ходил, осматривая комнату, поворачивал ключи, выдвигал ящики шкафов, шарил на столе.
Наконец его голова показалась в проеме двери, на этот раз он обратился к Элин по-русски. Сергей перевел мне:
— Он узнал тело. Это Власик.
— Кто он? — спросил я.
— Заткнись! — Это уже приказ Элин.
— Сталинский холуй, — продолжал Сергей, будто ничего не слышал. — Злое животное. Должно быть, не угодил хозяину.
— Еще слово — и я буду стрелять, — пригрозила Элин Гундерссон, готовая в любую минуту выполнить свое обещание. Она действительно была потрясающе красива и в то же время потрясающе холодна. Так мы стояли втроем, прислушиваясь к звукам, которые издавал Гусенко за дверью. А я беспокоился о Джейн. У меня было только два предположения: она либо в ванной комнате Сталина, либо ушла, проскользнув через Кремлевскую стену обратно в Александровский сад.
* * *
Мы, должно быть, стояли так минут десять или даже больше, когда вдруг раздался какой-то странный звук, а за ним последовал металлический стук. Гусенко что-то крикнул Элин, и она нахмурилась.
— Он поднял засовы камеры, — пробормотал Сергей с недоумением, как только Элин отвернулась. — Какие еще засовы?
— Проходите, — приказала она.
Мы отодвинулись, давая ей возможность пройти в комнату. Она подошла к двери, наблюдая за тем, что Гусенко делает, потом что-то крикнула ему.
— Она сказала: «Осторожно, папа!» — тихо перевел Сергей.
Я переспросил:
— Так он возится с решеткой?
— Похоже, что да.
Элин бросала на нас короткие предостерегающие взгляды, но было достаточно ясно, что все ее внимание сосредоточено на Гусенко, а не на нас. Я прикидывал, увенчается ли короткий бросок успехом, сумею ли разоружить ее. Но Сергей словно угадал мои мысли.
— Не будь дураком, — предупредил он.
А затем раздался металлический лязг, громкий удар, похожий на тот, который мы слышали раньше, пронзительный вопль.
— Нет! Нет! — закричала Элин и, не обращая внимания на нас, ринулась в длинную узкую комнату, где находился ее отец.
— Держу пари, старый ублюдок что-то после себя оставил, — сказал Сергей. — Это был скверный шум.
— Пойдем, посмотрим, — предложил я.
— Что, без оружия?
— Но вы не безоружны, — раздался за нашими спинами женский голос. Голос Джейн!
— Вот. — Она протянула Сергею пистолет.
Я спросил:
— Где ты была все время?
Джейн ответила:
— Пока вы были наверху, я здесь все вокруг осмотрела.
— С тобой все в порядке?
Она улыбнулась:
— Абсолютно, спасибо.
Гусенко все еще вопил, его крики становились громче, и в них слышался ужас.
Сергей первым достиг двери и вошел в комнату. Я последовал за ним. Вопли сменились душераздирающим, отчаянным стоном.
Глава 24
Я преодолел оставшиеся ступени и заглянул в комнату.
За прутьями камеры находились уже двое: к давно умершему Власику присоединился Юрий Анастасович Гусенко, и это он издавал страшные стоны.
Схватившись за прутья, он пытался приподнять стальную решетку. Элин Гундерссон помогала ему снаружи. Оба напрягали все силы, но и совместными действиями не могли сдвинуть ее ни на миллиметр.
Элин повернула голову.
— Эй, вы! Попытайтесь приподнять решетку! — приказала она. — Мы должны освободить его.
— Как это случилось? — спросил я.
— Решетка ушла вверх, в потолок, — простонал Гусенко. — Я отодвинул икону в сторону. Решетка поднялась, я вошел сюда и приподнял одну из плит, ту, что в основании. — Гусенко замотал головой из стороны в сторону. — Там — золото, много золота. Когда я хотел взять его, решетка обрушилась вниз.
— Там, видимо, какой-то механизм, — сказал Сергей. Он повернулся ко мне: — Иди передвинь икону.
— Ну, нет, — возразил я. — Там еще одна решетка. Сделай это сам.
— И не я, — покачал головой Сергей.
— Вы — трусы! — с возмущением завопила Элин. — Он может умереть!
Она бросилась в соседнюю комнату. Чуть поколебавшись, протянула руку к золоченой раме иконы. Ничего не произошло.
Гусенко крикнул:
— Толкни вправо!
Элин толкнула икону вправо и тут же ринулась вон из комнаты, потому что послышался все тот же знакомый звук. Не веря своим глазам, мы наблюдали, как две плиты пола раздвинулись в стороны, почти там, где я стоял, я чуть было не свалился в эту яму. Хотя падать было некуда — все пространство под каменным настилом было заполнено. У меня отвалилась челюсть. Вся яма была забита сокровищами, предметами величайшей ценности, насколько я сразу мог определить. Я лихорадочно пытался осмыслить, что же происходит, но мой мозг отказывался воспринимать и осознавать эту находку. Тем не менее две вещи я узнал: царскую корону и еще одну, о которой прочел совсем недавно. Это был золотой головной убор из сокровищ Трои, тот самый, который Генрих Шлиман надел на голову своей жены и сфотографировал ее в нем.
А за нашими спинами раздавались крики:
— Оставьте все это, бросьте! Поднимите решетку!
— Я посмотрел на Сергея, тот на меня и сказал:
— Как и все они, он готов издеваться над кем угодно, а сам не хочет испытывать это на себе.
Элин приставила пистолет к голове Сергея и заорала, сперва на него, потом на меня. Затем, положив пистолет на пол, сама схватилась за решетку. Решетка оставалась неподвижной.
Гусенко командовал:
— Раз, два, три — поднимай!
Никакого результата.
Потеряв надежду открыть решетку, Элин направилась к двери, и снова раздался вопль ее отца. Наши глаза до этого были прикованы к Элин, теперь мы все повернулись к Гусенко. Он, вытянув руку, пристально разглядывал что-то на ладони. На ней лежало несколько золотистых крупинок. Потом, подняв голову, посмотрел на потолок и что-то испуганно крикнул.
— Песок? — удивился Сергей. — Откуда песок?
Песок тек с потолка маленькой струйкой, такой же, как в песочных часах. И она постепенно утолщалась: была сначала не толще нитки, потом заструился золотой дождь из песка, начавший покрывать пол. Внезапно Гусенко отскочил назад и посмотрел на свои следы. Они заполнялись песком прямо на глазах.
Элин опять бросилась к двери. Вдруг в другом месте камеры появился еще один поток из песка. Мягкий, шепчущий звук падающих песчинок казался очень громким, потому что все застыли в молчании. Поняли, что происходит. Для Гусенко это была смерть, и жестокая: в железной клетке он будет похоронен заживо. Такова месть Сталина из могилы, наказание за посягательство на его собственность даже через сорок лет после смерти.
Мы стояли неподвижно, не могли двинуться с места и смотрели на отверстие в потолке, откуда сыпался песок. Скоро он заструился уже из дюжины щелей. Я взглянул на Юрия Анастасовича и увидел, что песок лег на пол толстым слоем и уже достиг верха мягких кожаных ботинок заместителя председателя КГБ. Несомненно, песок скоро заполонит всю камеру.
Рядом со мной Сергей пробормотал что-то.
— Что ты сказал? — спросил я.
Он не ответил, усмехнулся и кивнул в сторону обреченного Гусенко.
— Вот не думал, что Сталин верил в справедливость. Послушай, нам пора выбираться отсюда.
Он повернулся к яме в полу. Затем начал оглядываться вокруг.
— Сумку, быстро, — сказал он. — Мне нужна сумка!
Но сумки нигде не было. Струйки песка становились все мощнее, песок начал засыпать сокровища в яме. Сергей встал на колени и пытался достать золотые вещи. Выкапывал их, передавал мне, затем рыл снова, пытаясь извлечь еще хоть что-нибудь, прежде чем все это будет похоронено.
Элин не двигалась. Ей, так же как и нам, было совершенно ясно: ее отца ничто не может спасти. Гусенко будет похоронен под песком через несколько минут, и нет никакой надежды на то, что прибудет помощь извне. Сталин избрал старинный, верный способ защиты своих секретов. Так оберегали свои захоронения фараоны: если грабители дотрагивались до тайного рычага, начинал струиться песок, сдвигались, лишенные опоры, каменные глыбы пирамид.
О Господи! Я подумал об этом и тут же посмотрел вверх. Перед моим изумленным взором часть стены медленно, очень медленно сползала внутрь.
— Вон отсюда! — закричал я. — Скорее! Мы будем здесь похоронены! — Я указал на сдвигающийся бетонный блок, такой же смертоносный, как те, которым доверяли фараоны.
— Сюда, возьми вот это! — Сергей протягивал мне что-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34