И даже ослепительный солнечный свет Джералдтона мог развеять сопутствующий тайне Питеркина страх не больше, чем приветствия экипажа атомной подводной лодки способны смягчить представление об ее ужасающей разрушительной силе. Алекс и Джо верили, что появление подлодки вблизи Аброльоса только случайность. Прежде Алекс казалось, что в истории с ее отцом замешаны русские. Теперь предположение сменилось уверенностью, но ей даже не приходила в голову мысль, что кто-то из-за Питеркина пошлет атомную лодку за тысячи километров.
Мне такая мысль не давала покоя; Смерть Питеркина могла положить конец всей этой истории, в которой я и Алекс увязли по горло. Если бы о тайне знал только он. Но Питеркин оставил свои записи в третьих руках. Значит, его секрет знали уже пять человек. Был и шестой. Ведь Питеркин предполагал, что Юрий Анастасович Гусенко, его напарник в давние сталинские времена, ничего не забыл. Мало того, Гусенко, смолоду жестокий и суровый, с годами превратился в страшного человека.
* * *
Необходимо было продолжать поиски. Конец всему мог наступить только тогда, когда больше нечего будет скрывать.
Мы не могли так просто отойти. Питеркин всю жизнь считал, что находится в опасности. Если вспомнить его фатальное падение и неожиданную смерть, он, может быть, страшным образом доказал, что был прав. Теперь в опасности была Алекс.
— Нам нужно ехать в Англию, — сказал я наконец. — Найти то, что спрятал Питеркин.
Алекс покачала головой:
— Я не поеду. Поехать должны вы.
— Почему я?
Она посмотрела на меня очень серьезно.
— Я об этом много думала. Здесь я могу прятаться так же как и мой отец. Я теперь понимаю, мне необходимо скрыться. Посмотрите на меня: как может затеряться в Англии молодая японка с австралийским акцентом?
— У меня такой же акцент.
— Вовсе нет. Вы — наполовину англичанин. Послушайте себя когда-нибудь. Вам можно ехать. Там таких, как вы, шестьдесят миллионов. Потому, наверное, мой отец так распорядился деньгами. Не забывайте, он прислал их именно вам, не мне. И наверняка, чтобы вы могли съездить в Англию.
— О'кей, — сказал я спокойно. Англия мне нравилась. И там жила Джейн.
* * *
Меня ничто больше не задерживало в Австралии. У Алекс в Джералдтоне был Джо Хэг и другие ловцы лангустов, которые могли защитить ее и спасти. Она написала письмо, в котором назначила меня своим адвокатом и представителем во всех важных для нее вопросах.
Я даже не зашел домой за костюмами, галстуками и прочим. В Гонконге сделаю остановку и куплю. Но сначала надо сесть на самолет до Перта.
Мы все трое сошли с «Леди Аброльос» и зашагали рядышком по джералдтонскому молу. Прошли совсем немного, как вдруг из тени на солнцепек вышел человек, одетый в темный пиджак и черную шляпу. Он стоял, прислонившись к стене, наблюдая, как мы приближаемся.
Джо Хэг пробормотал, что он может хоть сейчас съездить этому типу по шее, если мы на это посмотрим положительно.
Я сказал:
— Только если он попытается нас остановить, Джо.
А Алекс сказала:
— А если у него есть оружие, то не надо...
Мы направились в его сторону, а он стоял и смотрел на нас через очки с голубыми стеклами. Ростом около метра восьмидесяти сантиметров, плотного телосложения, мускулистый. Просто стоял и смотрел, как мы проходили мимо.
Я попрощался, сел в «рейнджровер» и отправился в маленький аэропорт Джералдтона. Припарковался и с трудом устроился на рейс до Перта, который осуществлял маленький двухмоторный самолет. Лететь на таком я боялся до смерти. При взлете и посадке его качает и бросает, а этот к тому же бразильского производства, что не повышало к нему доверия.
За час с небольшим я добрался до места. Все старались услужить, пилот по радио запросил для меня место на какой-нибудь ближайший рейс. С этим в Перте проблема, рейсов немного, обычно все билеты бывают забронированы заранее. Ему ответили, что мест нет. Все рейсы уже отправлены. Остался лишь «Квантас» из Сиднея до Гонконга через Перт... Задержался из-за неполадок с двигателем и сейчас находится в международном аэропорту Перта. На этот рейс только что сдали билет в бизнес-класс. Мне придется подождать сутки в Гонконге, но потом есть место на ночной рейс в Лондон.
Мой паспорт остался дома. Я немного подумал. Потом позвонил Бобу Коллису. Он без труда может проникнуть в мою квартиру, схватить паспорт и доставить в аэропорт. Он смог. Так и сделал. Без труда.
* * *
Я чем-то неприятен девушкам, регистрирующим пассажиров в аэропортах. Жаль, не знаю, чем именно. Они только разок взглянут на меня, потом на план расположения мест — и сажают в тех рядах, где обычно сидят матери с пятью малолетними детишками. И если девушки-регистраторши меня не любят, то маленькие дети — наоборот. Они лишь взглянут на меня — и лезут на колени, пачкая мой костюм липкими конфетами. Когда я обращаюсь к стюардессе с просьбой дать мне другое место, мне отвечают: «Неужели вы не рады, что вас так любят дети?»
На этот раз было по-другому. Быть может, на борту и были малые дети, но они находились; очень далеко от меня, в туристическом классе. Показывали кино, еда была неплохая, выпивка хорошая. Семь часов до Гонконга пролетели незаметно.
На следующий день я в новом, сшитом за двадцать четыре часа костюме, ботинках на заказ и рубашке, тоже сшитой на заказ за восемь часов, чувствовал себя щеголем. В моей дорожной сумке лежали еще четыре рубашки, брюки и носки. Я заталкивал эту сумку под сиденье, когда рядом со мной остановился человек, вежливо ожидая, когда я закончу. Я поднял голову, улыбнулся и сказал:
— О'кей, я сейчас. — И увидел, что он кладет в шкафчик знакомую мне шляпу.
Он сел в кресло рядом со мной. На нем был темно-синий костюм, а сам он, широкогрудый и широкоплечий, с мясистыми ногами, еле уместился в кресле, очки с голубыми стеклами не снял.
— Приятно снова встретиться, — приветливо кивнул незнакомец.
— Ловко вы сумели достать это место, — ответил я.
— Как вы, австралийцы, любите говорить: без проблем.
— Мы австралийцы, да. А кто вы?
— Друг, я надеюсь.
— Друг откуда?
— С неожиданной стороны. — Он улыбнулся. — Как только мы оторвемся от земли, я выпью банку пива. А вы?
— Водки.
Он рассмеялся. Я сказал:
— Я прислушивался к вашему акценту, и он похож...
— Свое произношение, — прервал он меня, — я приобрел в Оксфорде, в Королевском колледже. Давайте выпьем за это кларета.
— Давайте не будем. Чего вам на самом деле нужно?
— Поговорить с вами, пока будем в воздухе и нас не смогут подслушать или прервать. Возле вас свободное место. И его кто-нибудь может занять. — Он нахмурился.
— Что за пустые опасения! В самолете все места одинаковы, и никто его не займет.
Во время взлета он сидел молча, но как только мы оторвались от земли, сказал:
— Я объясню. Когда-то давно я приезжал учиться по обмену. Вы с первого раза догадались правильно. Я — русский, так же как и ваш друг Петр Иванович Кинский, в последние годы известный как Питеркин.
— Не друг. Я — адвокат, а он был моим подзащитным. Как вас зовут?
— Сергей.
— Что ж, Сергей. Я ничего интересующего для вас не знаю.
Он спокойно кивнул.
— Это не совсем так. То, что вы уже знаете, имеет определенную ценность. Но вы можете узнать еще больше, гораздо больше, чем, например, я. И когда вы до этого докопаетесь, я надеюсь, займете правильную позицию.
Проявление такой любезности и непринужденности было удивительным, если не поразительным, принимая во внимание, кем, по его собственному признанию, был этот человек. Еще сильнее ошеломлял его облик. Я с тревогой подумал, что сижу рядом с агентом великой, хотя и ослабевающей марксистско-ленинской державы. С самым настоящим русским шпионом! Мне не было страшно. Когда-то я сильнее боялся продавцов машин и, уж конечно, сотрудников автоинспекции.
Словно подслушав мои мысли, он сказал:
— Конечно, вы правы. Ситуация несколько изменилась. Бояться совсем нечего.
— Вы имеете в виду, что не ходите больше со смертоносным оружием и отравленными зонтиками?
Сергей ответил не сразу. Он посмотрел на свои ухоженные ногти и признался:
— Если я и вправду агент, то я агент страны, где так или иначе происходят большие перемены.
— Вы имеете в виду «перестройку» или «гласность»?
— Секундочку, — перебил он, — все по порядку.
Подошла девушка:
— Пиво?
— Спасибо.
А когда она подала ему банку, он посмотрел на надпись мелким шрифтом и отдал ее обратно.
— Сделано в Сиднее, а мы из Перта. Не подойдет.
— Что же вам тогда дать?
— Водку, — сказал он с довольным видом. — И лед. То же для моего друга.
— И апельсиновый сок, — попросил я.
Когда она отошла, он продолжил:
— Перестройка означает реконструкцию. Практически всего, что есть в государстве.
— Вам лучше знать.
Он был таким вежливым, непринужденным и невозмутимым, что я очень скоро и думать забыл о том, кем он был.
— Сюда относится, например, КГБ?
— Да. Все управление Комитета. — Потом он широко улыбнулся и уточнил: — Ну, скажем, почти все. Включая ГРУ — военную разведку. Все подлежит реформированию. Вы, наверное, заметили, что у нас новые президенты. Очень энергичные очень решительные. А вы, не сомневаюсь, знаете второй закон термодинамики.
— Я учил его в школе.
— Не могли бы вы повторить его сейчас?
Я заученно сказал:
— Всякое действие рождает равное противодействие. Принцип работы реактивного двигателя. Значит, кое-кому изменения не нравятся.
— Трудность в том, что некоторые из недовольных людей имеют доступ к ракетам, ядерным снарядам, военным кораблям, танковым войскам и реактивным двигателям, о которых вы упомянули. Среди них есть Маршалы Советского Союза, некоторые в морском, некоторые в воздушном флоте, а также в Верховном Совете, хотя их и меньше, чем было раньше.
— А вы кто?
Он засмеялся:
— Простой чиновник, и все, Джон. Я ведь могу, по австралийскому обычаю, называть вас Джоном?
— Конечно, Сергей, можете.
Он неожиданно одним глотком выпил водку.
— Так что вы понимаете мою проблему?
Я с минуту раздумывал над его словами.
— Это что же, проблемы многих разрешились, если бы кому-то одному пустить пулю в лоб? — спросил я.
— Можно и так. Видите ли, этих людей нельзя обвинять по-настоящему. Любой, кому теперь около семидесяти, всю жизнь воспринимал только одну модель мира, в которой существовал. Возможно, это был не самый удобный мир, может, в нем не хватало свеклы для борща. Но правила были ясны, а людям нравится, когда правила ясны. И вдруг появляются молодцы, одержимые желанием реформировать, и уже крестьяне в колхозах не вольны бездельничать около сломанного трактора и вкалывать по вечерам на своих приусадебных участках. Теперь хотят, чтобы они работали! Я скажу тебе, что человек с подковой в руке недоволен по меньшей мере так же, как тот, у кого в руке жезл.
— Выходит, вы на стороне Гор...
Он перебил меня:
— Не так скоро. Вопрос не в том, чью сторону принять. Все не просто.
— Но вы только что осветили мне эти стороны!
— Враждующих сторон пока нет. В этом все дело. А теперь давайте посмотрим: есть две группы, настроенные одна к другой в десять раз непримиримее, чем либералы и лейбористы в Австралии, где нет прецедентов политической агрессии. Это России такая традиция свойственна. Во главе одной стороны — генерал А, во главе другой — мистер Б. Вовсе не легко одному избавиться от другого, выбрав какую-либо форму убийства. Каждый их них окружен всевозможными мерами безопасности.
— Юлия Цезаря это не спасло, — напомнил я.
— Вождь всегда уязвим. Никто не может ничего поделать против вдруг ставшего убийцей друга или коллеги, который говорит: «Доброе утро, Джордж», — и тут же втыкает перочинный нож боссу в живот.
— К чему же это все ведет?
Сергей вздохнул:
— Знаете, мы сейчас импортировали обучающих менеджменту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Мне такая мысль не давала покоя; Смерть Питеркина могла положить конец всей этой истории, в которой я и Алекс увязли по горло. Если бы о тайне знал только он. Но Питеркин оставил свои записи в третьих руках. Значит, его секрет знали уже пять человек. Был и шестой. Ведь Питеркин предполагал, что Юрий Анастасович Гусенко, его напарник в давние сталинские времена, ничего не забыл. Мало того, Гусенко, смолоду жестокий и суровый, с годами превратился в страшного человека.
* * *
Необходимо было продолжать поиски. Конец всему мог наступить только тогда, когда больше нечего будет скрывать.
Мы не могли так просто отойти. Питеркин всю жизнь считал, что находится в опасности. Если вспомнить его фатальное падение и неожиданную смерть, он, может быть, страшным образом доказал, что был прав. Теперь в опасности была Алекс.
— Нам нужно ехать в Англию, — сказал я наконец. — Найти то, что спрятал Питеркин.
Алекс покачала головой:
— Я не поеду. Поехать должны вы.
— Почему я?
Она посмотрела на меня очень серьезно.
— Я об этом много думала. Здесь я могу прятаться так же как и мой отец. Я теперь понимаю, мне необходимо скрыться. Посмотрите на меня: как может затеряться в Англии молодая японка с австралийским акцентом?
— У меня такой же акцент.
— Вовсе нет. Вы — наполовину англичанин. Послушайте себя когда-нибудь. Вам можно ехать. Там таких, как вы, шестьдесят миллионов. Потому, наверное, мой отец так распорядился деньгами. Не забывайте, он прислал их именно вам, не мне. И наверняка, чтобы вы могли съездить в Англию.
— О'кей, — сказал я спокойно. Англия мне нравилась. И там жила Джейн.
* * *
Меня ничто больше не задерживало в Австралии. У Алекс в Джералдтоне был Джо Хэг и другие ловцы лангустов, которые могли защитить ее и спасти. Она написала письмо, в котором назначила меня своим адвокатом и представителем во всех важных для нее вопросах.
Я даже не зашел домой за костюмами, галстуками и прочим. В Гонконге сделаю остановку и куплю. Но сначала надо сесть на самолет до Перта.
Мы все трое сошли с «Леди Аброльос» и зашагали рядышком по джералдтонскому молу. Прошли совсем немного, как вдруг из тени на солнцепек вышел человек, одетый в темный пиджак и черную шляпу. Он стоял, прислонившись к стене, наблюдая, как мы приближаемся.
Джо Хэг пробормотал, что он может хоть сейчас съездить этому типу по шее, если мы на это посмотрим положительно.
Я сказал:
— Только если он попытается нас остановить, Джо.
А Алекс сказала:
— А если у него есть оружие, то не надо...
Мы направились в его сторону, а он стоял и смотрел на нас через очки с голубыми стеклами. Ростом около метра восьмидесяти сантиметров, плотного телосложения, мускулистый. Просто стоял и смотрел, как мы проходили мимо.
Я попрощался, сел в «рейнджровер» и отправился в маленький аэропорт Джералдтона. Припарковался и с трудом устроился на рейс до Перта, который осуществлял маленький двухмоторный самолет. Лететь на таком я боялся до смерти. При взлете и посадке его качает и бросает, а этот к тому же бразильского производства, что не повышало к нему доверия.
За час с небольшим я добрался до места. Все старались услужить, пилот по радио запросил для меня место на какой-нибудь ближайший рейс. С этим в Перте проблема, рейсов немного, обычно все билеты бывают забронированы заранее. Ему ответили, что мест нет. Все рейсы уже отправлены. Остался лишь «Квантас» из Сиднея до Гонконга через Перт... Задержался из-за неполадок с двигателем и сейчас находится в международном аэропорту Перта. На этот рейс только что сдали билет в бизнес-класс. Мне придется подождать сутки в Гонконге, но потом есть место на ночной рейс в Лондон.
Мой паспорт остался дома. Я немного подумал. Потом позвонил Бобу Коллису. Он без труда может проникнуть в мою квартиру, схватить паспорт и доставить в аэропорт. Он смог. Так и сделал. Без труда.
* * *
Я чем-то неприятен девушкам, регистрирующим пассажиров в аэропортах. Жаль, не знаю, чем именно. Они только разок взглянут на меня, потом на план расположения мест — и сажают в тех рядах, где обычно сидят матери с пятью малолетними детишками. И если девушки-регистраторши меня не любят, то маленькие дети — наоборот. Они лишь взглянут на меня — и лезут на колени, пачкая мой костюм липкими конфетами. Когда я обращаюсь к стюардессе с просьбой дать мне другое место, мне отвечают: «Неужели вы не рады, что вас так любят дети?»
На этот раз было по-другому. Быть может, на борту и были малые дети, но они находились; очень далеко от меня, в туристическом классе. Показывали кино, еда была неплохая, выпивка хорошая. Семь часов до Гонконга пролетели незаметно.
На следующий день я в новом, сшитом за двадцать четыре часа костюме, ботинках на заказ и рубашке, тоже сшитой на заказ за восемь часов, чувствовал себя щеголем. В моей дорожной сумке лежали еще четыре рубашки, брюки и носки. Я заталкивал эту сумку под сиденье, когда рядом со мной остановился человек, вежливо ожидая, когда я закончу. Я поднял голову, улыбнулся и сказал:
— О'кей, я сейчас. — И увидел, что он кладет в шкафчик знакомую мне шляпу.
Он сел в кресло рядом со мной. На нем был темно-синий костюм, а сам он, широкогрудый и широкоплечий, с мясистыми ногами, еле уместился в кресле, очки с голубыми стеклами не снял.
— Приятно снова встретиться, — приветливо кивнул незнакомец.
— Ловко вы сумели достать это место, — ответил я.
— Как вы, австралийцы, любите говорить: без проблем.
— Мы австралийцы, да. А кто вы?
— Друг, я надеюсь.
— Друг откуда?
— С неожиданной стороны. — Он улыбнулся. — Как только мы оторвемся от земли, я выпью банку пива. А вы?
— Водки.
Он рассмеялся. Я сказал:
— Я прислушивался к вашему акценту, и он похож...
— Свое произношение, — прервал он меня, — я приобрел в Оксфорде, в Королевском колледже. Давайте выпьем за это кларета.
— Давайте не будем. Чего вам на самом деле нужно?
— Поговорить с вами, пока будем в воздухе и нас не смогут подслушать или прервать. Возле вас свободное место. И его кто-нибудь может занять. — Он нахмурился.
— Что за пустые опасения! В самолете все места одинаковы, и никто его не займет.
Во время взлета он сидел молча, но как только мы оторвались от земли, сказал:
— Я объясню. Когда-то давно я приезжал учиться по обмену. Вы с первого раза догадались правильно. Я — русский, так же как и ваш друг Петр Иванович Кинский, в последние годы известный как Питеркин.
— Не друг. Я — адвокат, а он был моим подзащитным. Как вас зовут?
— Сергей.
— Что ж, Сергей. Я ничего интересующего для вас не знаю.
Он спокойно кивнул.
— Это не совсем так. То, что вы уже знаете, имеет определенную ценность. Но вы можете узнать еще больше, гораздо больше, чем, например, я. И когда вы до этого докопаетесь, я надеюсь, займете правильную позицию.
Проявление такой любезности и непринужденности было удивительным, если не поразительным, принимая во внимание, кем, по его собственному признанию, был этот человек. Еще сильнее ошеломлял его облик. Я с тревогой подумал, что сижу рядом с агентом великой, хотя и ослабевающей марксистско-ленинской державы. С самым настоящим русским шпионом! Мне не было страшно. Когда-то я сильнее боялся продавцов машин и, уж конечно, сотрудников автоинспекции.
Словно подслушав мои мысли, он сказал:
— Конечно, вы правы. Ситуация несколько изменилась. Бояться совсем нечего.
— Вы имеете в виду, что не ходите больше со смертоносным оружием и отравленными зонтиками?
Сергей ответил не сразу. Он посмотрел на свои ухоженные ногти и признался:
— Если я и вправду агент, то я агент страны, где так или иначе происходят большие перемены.
— Вы имеете в виду «перестройку» или «гласность»?
— Секундочку, — перебил он, — все по порядку.
Подошла девушка:
— Пиво?
— Спасибо.
А когда она подала ему банку, он посмотрел на надпись мелким шрифтом и отдал ее обратно.
— Сделано в Сиднее, а мы из Перта. Не подойдет.
— Что же вам тогда дать?
— Водку, — сказал он с довольным видом. — И лед. То же для моего друга.
— И апельсиновый сок, — попросил я.
Когда она отошла, он продолжил:
— Перестройка означает реконструкцию. Практически всего, что есть в государстве.
— Вам лучше знать.
Он был таким вежливым, непринужденным и невозмутимым, что я очень скоро и думать забыл о том, кем он был.
— Сюда относится, например, КГБ?
— Да. Все управление Комитета. — Потом он широко улыбнулся и уточнил: — Ну, скажем, почти все. Включая ГРУ — военную разведку. Все подлежит реформированию. Вы, наверное, заметили, что у нас новые президенты. Очень энергичные очень решительные. А вы, не сомневаюсь, знаете второй закон термодинамики.
— Я учил его в школе.
— Не могли бы вы повторить его сейчас?
Я заученно сказал:
— Всякое действие рождает равное противодействие. Принцип работы реактивного двигателя. Значит, кое-кому изменения не нравятся.
— Трудность в том, что некоторые из недовольных людей имеют доступ к ракетам, ядерным снарядам, военным кораблям, танковым войскам и реактивным двигателям, о которых вы упомянули. Среди них есть Маршалы Советского Союза, некоторые в морском, некоторые в воздушном флоте, а также в Верховном Совете, хотя их и меньше, чем было раньше.
— А вы кто?
Он засмеялся:
— Простой чиновник, и все, Джон. Я ведь могу, по австралийскому обычаю, называть вас Джоном?
— Конечно, Сергей, можете.
Он неожиданно одним глотком выпил водку.
— Так что вы понимаете мою проблему?
Я с минуту раздумывал над его словами.
— Это что же, проблемы многих разрешились, если бы кому-то одному пустить пулю в лоб? — спросил я.
— Можно и так. Видите ли, этих людей нельзя обвинять по-настоящему. Любой, кому теперь около семидесяти, всю жизнь воспринимал только одну модель мира, в которой существовал. Возможно, это был не самый удобный мир, может, в нем не хватало свеклы для борща. Но правила были ясны, а людям нравится, когда правила ясны. И вдруг появляются молодцы, одержимые желанием реформировать, и уже крестьяне в колхозах не вольны бездельничать около сломанного трактора и вкалывать по вечерам на своих приусадебных участках. Теперь хотят, чтобы они работали! Я скажу тебе, что человек с подковой в руке недоволен по меньшей мере так же, как тот, у кого в руке жезл.
— Выходит, вы на стороне Гор...
Он перебил меня:
— Не так скоро. Вопрос не в том, чью сторону принять. Все не просто.
— Но вы только что осветили мне эти стороны!
— Враждующих сторон пока нет. В этом все дело. А теперь давайте посмотрим: есть две группы, настроенные одна к другой в десять раз непримиримее, чем либералы и лейбористы в Австралии, где нет прецедентов политической агрессии. Это России такая традиция свойственна. Во главе одной стороны — генерал А, во главе другой — мистер Б. Вовсе не легко одному избавиться от другого, выбрав какую-либо форму убийства. Каждый их них окружен всевозможными мерами безопасности.
— Юлия Цезаря это не спасло, — напомнил я.
— Вождь всегда уязвим. Никто не может ничего поделать против вдруг ставшего убийцей друга или коллеги, который говорит: «Доброе утро, Джордж», — и тут же втыкает перочинный нож боссу в живот.
— К чему же это все ведет?
Сергей вздохнул:
— Знаете, мы сейчас импортировали обучающих менеджменту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34