Опять его шуточки!
— Не сатана. Просто так зовут нашу козу. Из ее молока получается лучший сыр!
— Только вот запах чересчур силен.
— Да, но ваше дыхание останется таким же сладостным, как аромат роз в моем саду. Попробуйте.
К его удивлению, сыр действительно оказался мягким и необычайно вкусным. Он принялся за еду. Мельник станет молоть его зерно, а Вельзевул — давать молоко для сыра. Оставалось истово молиться, чтобы сыр не был отравлен. Все возможно, если сыр из молока козы по имени Вельзевул!
Он посмотрел в сторону Дюма, занятого разговором с одним из старых воинов. Тот был почти лыс, но гордо заткнул за пояс грязную седую бороду. В точности как у лорда Веллана! Хорошо бы Дюма сумел выпытать что-то полезное. В отличие от господина.
— Вы еще не мертвы! — удивилась Меррим.
— Да. И не женат на вас.
— Думаете, я разочарована?
Бишоп долго смотрел на нее и, проглотив очередную порцию чудесного хлеба, объявил:
— Я не знаю, кто вы. Знаю только, что вы не желаете открыть мне очень важные для меня вещи.
Меррим не раскрыла рта.
Бишоп подождал, пока лорд Веллан не бросил очередную порцию костей своим волкодавам и не выпил полный кубок вина, прежде чем громко заявить:
— Милорд, как я уже говорил, мы с вашей женой побеседовали. И она совершенно ошеломила меня, признавшись, что ее мать была бернской ведьмой.
В зале внезапно воцарилась гробовая тишина.
Глава 8
Только лорд Веллан продолжал жевать кусок сыра.
— Она так сказала?
— Да. Что ее мать все знала о проклятии, которое защищает Пенуит.
Старик покачал головой, отчего седые волосы упали на лоб.
— Ах, моя старушка Маделайн! Она каждый день твердит, что желает меня похоронить. Может, так и будет. А ее мать — Меридиен ее звали — действительно была ведьмой. В этом никто не сомневался. Одна из бернских ведьм? А вот этого я не знаю. Никогда не видел, чтобы она раскрашивала кожу в белый, а зубы в красный цвет. Более того, ненавидела рыбу. Но эта женщина была хуже чумы. Каждый раз, когда я имел несчастье не угодить ей, она насылала проклятие на мою голову. Клянусь, Бишоп, что однажды мои подмышки чесались так, что я едва не сошел с ума! И за что? За то, что я слегка задел плечо Маделайн, а она выскользнула из спальни и пожаловалась матери! Но что это по сравнению с нарывами на пятках! Огромные нарывы, из которых сочился гной! Я думал, что умру! Умолял тещу исцелить меня, клялся, что не трону ни единого волоска на головке ее прелестной дочери!
— Хотите сказать, что снова ударили жену? После того как уже вынесли нестерпимый зуд?
— Нет, конечно, нет.
Лорд Веллан щелкнул пальцами, и третий в ряду волкодав выступил вперед и, виляя хвостом, припал к ногам хозяина.
— Просто Маделайн разозлилась на меня и сказала матери, что я ее побил. Господи, не такой уж я болван! И пальцем бы до нее не дотронулся. Что же до Меридиен… слишком часто она проклинала мужа. Он был человеком умным. И знал, что, если она рассердится по-настоящему, ему несдобровать. Поэтому и убил ее во сне. Воткнул нож в живот, а потом вырезал сердце и похоронил в пятидесяти футах от ее трупа. Осторожным человеком был сэр Уильям, ничего не скажешь! — Лорд Веллан задумчиво прожевал кусочек сыра. — Теперь Маделайн бродит по замку, льет известь в сортиры, спит на стенах замка в теплую погоду, шьет рубашечки для Вельзевула, чтобы ее сыр оставался сладким, и каждое утро молится древним духам, прося наслать дождь. Сказала, что ты обязательно вызовешь дождь и что она это чувствует.
Бишоп был человеком прямым и терпеть не мог хитрости и уловок. Он любил наблюдать за людьми и их деяниями. Любил также наблюдать за различными явлениями: обожал яростные бури не меньше, чем радуги, и пытался понять все увиденное. Слушая другого человека, будь то хоть сам король, он вникал в суть сказанного, точно зная, что думать и что делать. Но здесь? В Пенуите?
Он едва не содрогнулся. Выпил немного доброго эля и во всеуслышание объявил:
— Я не могу наслать дождь. Не обладаю таким даром. Я просто его предсказываю.
— Как это у вас получается? — полюбопытствовала Меррим.
Бишоп нахмурился и покачал головой:
— Сам не знаю. Это что-то во мне. Какой-то внутренний голос. Полагаю, это часть меня самого.
— Одно и то же, — вздохнул лорд Веллан. — Великая тайна для человека. Называй это как хочешь.
— Видно, моя бабушка испугала вас до полусмерти, — предположила Меррим.
— Скорее смутила, — поправил он, зная, что кривит душой. — Ее речи для меня были лишены смысла.
— Вы просто не умеете слушать. Она говорит, что ее разум закален в долголетнем общении с этой землей. Закаленный разум, по ее словам, способен понять даже значение лежащего на камне листка.
Бишоп закатил глаза.
— Я устал от всего этого! — воскликнул он и, обернувшись к лорду Веллану, спросил: — Милорд, я хочу знать, что вы думаете о проклятии Пёнуита. Если такового нет, может, вы скажете, что это был яд, что вы спасали Пенуит и внучку, травя людей, которые силой врывались сюда. Третьего не дано. Вам пора сказать правду.
В парадном зале снова стало тихо. Множество старых, морщинистых лиц повернулось к ним. Глаза всех были устремлены на господина.
Лорд Веллан откашлялся, выпил эля и объявил звучным, разнесшимся по залу голосом:
— Я никого в жизни не отравил. Никогда не держал в руках яда. И хотя однажды в жизни ударил жену, сторицей за это поплатился. В остальном я не виноват.
— Я все скажу, сэр Бишоп! — пообещала леди де Гай, подплывая к ним с другого конца зала. — Все, что знаю о проклятии. Его произнес древний друидский жрец. Звали его Б'Элл. Он распух от крови бесчисленных жертв. Держал в руках десятки истекающих кровью сердец. Ласкал их, сжимал, так что по пальцам струились багряные потоки. Б'Элл сказал, что, стоя на этой земле, глядя на скалы, холмы и море, понял, что его долг — объявить это место священным. Похоронил здесь множество обескровленных сердец в знак того, что отныне охраняет Пенуит. Вот так все и случилось.
— Кто знает? — пожал плечами лорд Веллан.
— Слишком сложное и непонятное оно, это проклятие, — ехидно ухмыльнулась Меррим. — Простому смертному его не понять.
Повествование леди Маделайн предназначалось для того, чтобы парализовать человека страхом. С него довольно! Это уж слишком.
Бишоп понял, что они попросту играют с ним. Никто не мог быть настолько безумен, настолько извращен, как эти люди. Все это притворство. Уловка. Они стараются запугать его, чтобы заставить как можно скорее убраться из Пенуита.
Бишоп медленно поднялся. Перевел взгляд со старухи, одетой в нарядное платье по моде прошлого века, на ее мужа, седобородого, седовласого воина, и внучку, прелестное создание с красивыми ножками и изящными маленькими ушками. Вытер с ножа сыр из молока Вельзевула, сунул в ножны, прикрепленные к предплечью в рукаве туники.
Снова оглядел лорда Веллана и леди де Гай и медленно произнес:
— Моя утроба переполнена всеми вашими бессмысленными речами, предназначенными для того, чтобы человек ужаснулся. Но меня они не пугают. Приводят в бешенство. Я по горло сыт.
Никто ничего не ответил. Никто не отвел взгляда, если не считать двух волкодавов, которые принялись храпеть.
— Слушайте все. Я уже сказал вам, что стал волшебником. И что здесь пойдет дождь, а засуха прекратится. На вопрос леди де Гай я ответил, что она родила пятерых детей.
Объяснил вам, что знаю духов из иного мира и их повадки, что способен слышать и понимать древние голоса. И не потерплю эти сумасшедшие головоломки, плохо скрытые угрозы, облаченные в мантию мистики. Леди Меррим, я не потерплю ваших тайн и этой лжи, — Он помедлил и заговорил громче, чтобы услышали все в парадном зале: — Теперь я произнесу собственное проклятие.
Оба храпящих волкодава пошевелились и уставились на мускулистого гиганта. Он поднял руки над головой, протянув ладони к потолку, и закрыл глаза. Голос гремел колоколом, как у пророка, призывающего неминуемые беды и несчастья на головы людей.
—Я предрекаю, что это место, на котором я сейчас стою, постигнут бесконечные дожди, которые не прекратятся, пока на все мои вопросы не найдутся ясные и честные ответы.
— Бесконечные дожди — это совсем не так уж плохо, — заметила Меррим, ничуть не тронутая и нисколько не встревоженная. — Не наша вина, что вы слишком слабы разумом, чтобы понять обращенные к вам слова.
— И те слова, которые не были произнесены вслух? Должно быть, я слишком слаб разумом, чтобы понять и их тоже.
Вместо ответа она принялась болтать ногой. Опять ее губы кривятся в чертовой ухмылке!
Он был так зол, что хотел плеваться, орать, швырнуть ее в ров, как только он снова заполнится водой. Но сдержался и оглядел парадный зал. Слуги и солдаты все как один оцепенели. Их лица были искажены страхом. Это ему понравилось. Он взглянул на лорда и леди де Гай. Те спокойно ели хлеб с сыром, словно не слыша его. Но волкодавы, все шестеро, насторожились, не сводя с него глаз, словно готовые броситься в битву воины. Или ждали еще костей?
— Мы ответили вам так искренне, как могли, — объявил лорд Веллан, и Бишопу показалось, что он самую чуточку встревожен. Старый мошенник!
До него только сейчас дошло, что он во всеуслышание провозгласил наводнение и потоп. Произнес проклятие: он, который ничего не знал о проклятиях и их происхождении. Он, не обладавший никакими волшебными силами.
Потоп.
Бишоп не мог поверить собственной глупости.
Но может, проклятие вырвалось из глубины души?! В конце концов, он откуда-то узнал о пятерых детях леди де Гай?
Ах, глупости! Все это совпадение и ничего не значит! Он болван и олух! Оставалось надеяться, что дождь будет идти не меньше чем два дня. Достаточно ли двух дней сильных ливней, чтобы проклятие свершилось?
Надежды на это никакой. Нужно сделать нечто особенное, невероятное, что потрясет их до глубины души.
Бишоп, улыбаясь, повернулся к Меррим, схватил ее за руку и рывком поднял с места.
Девушка уже открыла рот, чтобы завопить на него, но он ударил ладонью по столу так сильно, что из ее горла вырвался только задушенный писк.
— Не сметь!
Он крепче сжал пальцы, зная, что делает ей больно. Но в этот момент ему было всё равно.
Он наклонился, почти вплотную приблизив к ней лицо, и по-прежнему звучно объявил:
— Ты пойдешь со мной, Меррим де Гай. Останешься на иссушенном солнцем холме, пока не пойдет дождь. Почувствуешь, как струи бьют по твоей плоти, наполняют рот, слепят глаза. Я допущу тебя в Пенуит, только когда услышу правду о проклятии.
Она лягнула его в голень.
В крови Бишопа бушевала ярость, смешанная с безумием, грозившая перерасти в жажду насилия. Не выпуская девушку, он подхватил ее и перекинул через плечо. И, заметив, как Криспин поднял меч, предупредил:
— Нет, Криспин, садись. Никто из вас не посмеет вмешаться. Я здесь, чтобы снять проклятие Пенуита, и так тому и быть. Больше никакой лжи. Никаких уловок. Никаких стараний свести меня с ума!
Девушка принялась вырываться, колотя его кулаками по спине. Бишоп, по-прежнему улыбаясь, с размаху ударил ладонью по маленькой попке.
Меррим взвыла, дернулась и попыталась его укусить. Бишоп разжал руки, и она стала с воплем падать головой вперед на каменный пол.
Бишоп проворно подхватил ее, оглянулся и приказал:
— Веди себя тихо и смирно, иначе я уроню тебя, и твоя голова расколется, как спелая дыня.
Меррим замерла.
Значит, угроза подействовала, хотя вряд ли Меррим ей поверила.
Бишоп медленно потянул ее наверх. Ее платье задралось, и его рот оказался в двух дюймах от белоснежного бедра. Он ощутил запах ее плоти и мгновенно отвердел. Проклятие. Он всего-навсего мужчина. Есть вещи, которыми он просто не в силах управлять.
Но сейчас это не важно. У него есть цель: принести в Пенуит мир и покой. Он узнает правду. И все-таки поцелует ее ногу, как только вытащит из парадного зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46