Это вы будете называть меня «леди Маунтджой» и делать реверанс. Это вы станете вдовствующей леди Маунтджой!
Миранда схватила первое, что попалось под руку – красивую подушку из зеленой парчи, – и швырнула в нее. Розалинда, смеясь, перехватила подушку. Хорошо еще, что у леди Маунтджой не было с собой трости!
– Прошу вас, мадам, сесть и попытаться вести беседу как полагается благоразумной особе. Буду, счастлива, отвечать в том же духе. Итак, что вы хотите: уехать или успокоиться?
Хотя глаза леди Маунтджой застилала дымка ярости, она все же уселась напротив Розалинды в кресло. Борозды по обеим сторонам губ стали еще глубже. Какая жалость!
Она сидела так прямо, словно к спине привязали доску. Но теперь вид у нее был какой-то неуверенный.
Розалинда поднялась, подошла к камину, дернула шнур сонетки и попросила мгновенно появившегося Уилликома принести чай с пирожными.
– Мисс Розалинда, мне узнать, свободна ли миссис Софи?
– О нет! Мы с леди Маунтджой прекрасно проводим время. Знаете, Уилликом, это моя будущая свекровь.
Уилликом знал. Еще как знал! Потребовалась вся многолетняя выдержка, чтобы не посоветовать старой ведьме сесть на метлу и убраться отсюда.
Леди Маунтджой нетерпеливо барабанила пальцами по подлокотнику кресла. От нее так и веяло злобой и ненавистью. Розалинда качала ногой и насвистывала веселую мелодию, пока Уилликом не вернулся в гостиную с серебряным подносом, на котором стояли чай и блюдо с пирожными. Розалинде пришлось едва не силой вытолкать дворецкого за дверь.
– Мой дядя Райдер всегда говорит, что, если необходимо излить желчь, следует запереть дверь, – с улыбкой пояснила она, закрывая дверь. – И еще говорит, что нет ничего лучше чашки горячего чаю, чтобы все уладить.
– Мужчины вечно мелют подобные глупости, дьявол их побери!
Глава 22
– Итак, мэм, хотите чаю?
Леди Маунтджой заверила, что не страдает от жажды, потребовала два кусочка сахара, капельку молока и принялась жадно пить.
– Мой дядя Райдер совершенно прав насчет излития желчи, не считаете?
– Он не ваш дядя!
– Знаю, – тихо ответила Розалинда. – Я часто гадаю, имеется ли у меня где-то настоящий дядя. Может, он все еще ищет меня. Но скорее всего, уверен, что я вот уже много лет как мертва.
Леди Маунтджой на секунду растерялась, но тут же фыркнула и прорычала:
– Я бы ни за что не стала вас искать.
Удар был силен. Розалинда едва не выронила из рук чашку.
– Вы так и не сказали, почему отец выгнал из дому пятилетнего сына. Наверное, это случилось после вашей свадьбы, не так ли?
– Когда родился Ричард, мой муж посчитал его законным наследником, достойным получить титул. Его. Не Николаса.
– А каким был Николас, мэм?
– Невозможным ребенком! Хитрым, наглым. Вечно прятался и шпионил за мной. Ненавидел меня, своего отца, утверждал, что тот убил его мать, а я ему помогла. Я знала, что он попытается убить бедного маленького Ричарда, и поэтому муж отослал его к деду, старому безумцу. Но он вернулся. Черт возьми, у него хватило наглости вернуться!
– Насколько мне известно, когда вы поженились, после смерти его матери прошло всего пять месяцев.
– Какая разница? Мы были влюблены и слишком долго ждали. Мамаша Николаса была благочестивой особой. Вечно всех осуждала. Всегда мрачная. Всегда недовольная. Когда она умерла от воспаления легких, ее кончина была огромным облегчением для окружающих, а особенно – для мужа. Хотя она воображала себя святой, все же бесконечно жаловалась на несправедливость: дескать, старый граф никак не ляжет в гроб. В этом она, должна признать, была абсолютно права – старик слишком зажился на этой земле.
Она снова глотнула чаю.
– Мэри Смитсон. Да, именно так все ее называли. А старый граф с годами становился все более чудаковатым. Воображал себя кем-то вроде чародея. Все считали его безумцем. Он воспитал Николаса в ненависти к нам…
– Но почему?
Леди Маунтджой окинула ее презрительным взглядом:
– Не ваше дело! Позвольте сказать, мисси, что вы неумны. Умеете нанизывать слова, так чтобы они имели некий смысл, но, увы, все видят, что вы дурочка. Старик научил Николаса странным вещам: песнопениям потустороннего мира и таинственным ритуалам, безумным церемониям, на которые приглашал призраков и духов, а также изготовлению смертельных ядов. Все знали, что в Уайверли-Чейз занимаются черной магией.
Вопросы колючим комом застряли в горле Розалинды.
– Вы действительно считаете деда Николаса сумасшедшим? Или в душе уверены, что он был чародеем? – наконец спросила она.
– Не будьте идиоткой! Чародеев на свете не бывает! Говорю вам: старик спятил, абсолютно, и учил Николаса всяким пакостям. Вполне возможно, Николас унаследовал безумие от деда и сейчас тоже не в себе. А значит, любой ребенок мужского пола, которого вы ему родите, будет нести в себе семена безумия.
– Очень грустно, мэм, что вы так считаете, ибо это означает, что вы запрещаете сыновьям жениться и подарить вам внуков, опасаясь, что они рано или поздно закончат дни свои в сумасшедшем доме.
– У вас мозги устрицы. Хорошо известно, что безумие передается только старшим детям.
– Никогда ни о чем подобном не слышала.
– Потому что вы невежественны. Поскольку у старика был Николас, он не обращал внимания на моих сыновей. Даже не поздравлял их с днем рождения. Но они и без его денег выросли высокими, сильными и достойными называться сыновьями графа.
– Насколько мне известно, титул графа должен был получить старший брат вашего мужа.
– Никогда его не видела, но знаю, что Эдвард был узколобым слизняком. Жалким мечтателем, не способным ответить связно ни на один вопрос. Муж утверждал, что брат беседовал с розовыми кустами и гладил лепестки цветов. Потом он умер, и титул перешел к истинному сыну, Джервасу, который стал виконтом Ашборо.
Но Розалинда больше не слушала ее.
– Как звали старого графа? – спросила она.
– Галарди. Дурацкое чужеземное имя.
– Сколько лет было вашему мужу, когда умер его старший брат Эдвард?
– Всего двадцать. Только что закончил Оксфорд. Погодите… вы что, обвиняете моего мужа в убийстве? Воображаете, будто он убил старшего брата и собственную жену, Мэри Смитсон? Глупая, злобная, ничтожная дрянь!
– А, значит, и вас тревожат подобные мысли? Розалинда подняла руку.
– Если Николас не женится на мне, значит, женится на другой. Возможно, далеко не такой милой и доброй, как я. Той, которая откажется слушать ваши бредни и прикажет дворецкому на порог вас не пускать. Я бы сказала, мэм, что вам повезло иметь такую невестку, как я. Разве мы не пьем чай вместе? Разве я не придвинула сахарницу поближе к вам? Мало того, даже не упрекаю вас за проступки ваших сыновей.
– Меня не за что упрекать! Розалинда покачала головой:
– Только представьте, что было бы, попади в руки Ричарда и Ланселота я, а не бедняжка Лорелея Килборн! И заодно представьте, что они намеревались не только предупредить меня о последствиях свадьбы с Николасом. Представьте, что они убили бы меня, только чтобы не иметь такую невестку. Не дать мне родить наследника. Вот и представьте все это, леди Маунтджой.
– Николас едва не сломал ребра бедному Ричарду!
– Что, простите?
– Не желаю, чтобы Николас снова набросился на моего бедного Ричарда. Он дерется как портовый громила! Да, этот злобный дикарь ворвался в наш дом и без всякого повода накинулся на моего сына. Ричард такой хрупкий! И здоровье у него слабое. Его могли покалечить…
Хорошо, что Розалинда успела допить чай, иначе наверняка поперхнулась бы.
– Простите. Я думала, мы говорим о Ричарде Вейле, высоком и сильном молодом человеке, очень похожем на Николаса, Говорите, Николас на него набросился? Без всякого повода? Интересно, что скажет на это лорд Рейми, отец Лорелеи? Я проверю костяшки пальцев Николаса. Не ободраны ли? Черт побери, он знал, что Ричард стоит за похищением Лорелеи, и не сказал мне! Он сильно покалечил Ричарда? Действительно так сильно его ударил? Ах, его бедные кулаки!
– Нет, идиотка с поросячьими мозгами! Он почти не пускал в ход кулаки. Ногой, ногой ударил несчастного Ричарда в живот! При мысли о том, что этот варвар стал графом Маунтджоем, мне становится плохо.
– Хмм… интересно, согласится ли он научить меня этому?
– Молчать! Не желаю, чтобы он убил моего сына, ясно вам?
Миранда вскочила и погрозила Розадинде кулаком.
– Не убьет, мэм, если ваши сыновья не попытаются причинить мне зло. Вот и скажите им об этом.
Леди Маунтджой замолчала.
Розалинда надеялась, что та уже излила весь яд. Ничего не скажешь, на это ушло довольно много времени.
Раздался тихий стук.
Розалинда бросилась к двери, повернула ключ и, к своему величайшему облегчению, увидела Грейсона. Слава Богу, Николас еще не пришел, иначе в гостиной могло бы разыграться настоящее сражение.
Грейсон коротко кивнул леди Маунтджой.
– Вы мать тех молодых людей, которых, к прискорбию, очень мало пороли в детстве. Ричард – просто хам. Он любит запугивать тех, кто послабее. Но бьюсь об заклад, ангелочек Ланселот куда более коварен и зол, чем старший брат. Правда, нужно отдать должное, у них хватило мозгов вернуть невредимой молодую леди. Правда, перепугали ее до смерти, но она жива и здорова. Кстати, мэм, я Грейсон Шербрук.
– Я леди Маунтджой.
Грейсон небрежно поклонился. Какое счастье, что родителей здесь нет! Судя по тому, что он слышал в коридоре, мать с отцом ворвались бы в комнату и разорвали эту особу на мелкие клочья.
– Все это ложь! Мой бедный славный Ланселот – коварный и злобный? Вздор! Мои дети никогда бы не похитили молодую леди, даже по ошибке!
– Несмотря на вашу веру в их невинность, предлагаю объяснить сыновьям, что, если со мной что-то случится, они умрут! – бросила Розалинда.
Леди Маунтджой снова вскочила и швырнула пустую чашку на ковер.
– Лгунья! Потаскуха! Мои чудесные сыновья пальцем бы к вам не притронулись! И взглядом бы не удостоили. Разве что по принуждению! Мерзкая тварь!
Окинув яростным взглядом Розалинду и Грейсона, она величественно удалилась. Уилликом поспешно бросился открывать ей входную дверь.
Грейсон ошеломленно покачал головой:
– Она назвала тебе лгуньей. И это чистая, правда. Лгунья ты редкостная. Но мерзкая тварь и потаскуха? Это уже слишком.
– Думаю, бедняжка выкрикивала первое, что приходило в голову. Собственно говоря, она тут оскорбляла всех подряд. У меня сложилось впечатление, что она не слишком жаловала своего мужа. И у нее имеется дорогой друг, Альфред Лемминг. Она все знает о моем происхождении, Грейсон. Я сделала вид, что мне до этого нет дела.
– Несчастная, она выбрала неуязвимую мишень! Хм, если хорошенько подумать, ты всегда умела хорошо справляться со сложными ситуациями.
– Да… наверное, потому, что, впервые появившись в Брендон-Хаусе, я боялась, что, если поссорюсь с кем-то, твой отец меня вышвырнет. Нет-нет, теперь я знаю, что ошибалась, но тогда была очень маленькой и напуганной. Представляешь, что это такое – не знать, кто ты, и ничего не помнить!
Она пожала плечами.
– Полагаю, манера вести и держать себя закладывается в раннем детстве и потом остается на всю жизнь.
– Я этого не знал, – медленно выговорил Грейсон. – Помню, когда отец впервые привез тебя домой, его трясло от ярости. Готов был убить того, кто так жестоко издевался над ребенком. А как он боялся, что ты не выживешь! Помню, доктор Помфри и мои родители часами сидели у твоей постели, когда ты металась в жару. Отец то сыпал проклятиями, то молился. Он буквально слетел вниз по лестнице сообщить, что опасность миновала. И никто не мог разыскать твоих родственников. Зато мои были рядом и любили тебя как свою дочь. Никогда в этом не сомневайся. Никогда этого не забывай.
Розалинда, ощутив, как слезы жгут глаза, сглотнула колючий комок.
– Не забуду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Миранда схватила первое, что попалось под руку – красивую подушку из зеленой парчи, – и швырнула в нее. Розалинда, смеясь, перехватила подушку. Хорошо еще, что у леди Маунтджой не было с собой трости!
– Прошу вас, мадам, сесть и попытаться вести беседу как полагается благоразумной особе. Буду, счастлива, отвечать в том же духе. Итак, что вы хотите: уехать или успокоиться?
Хотя глаза леди Маунтджой застилала дымка ярости, она все же уселась напротив Розалинды в кресло. Борозды по обеим сторонам губ стали еще глубже. Какая жалость!
Она сидела так прямо, словно к спине привязали доску. Но теперь вид у нее был какой-то неуверенный.
Розалинда поднялась, подошла к камину, дернула шнур сонетки и попросила мгновенно появившегося Уилликома принести чай с пирожными.
– Мисс Розалинда, мне узнать, свободна ли миссис Софи?
– О нет! Мы с леди Маунтджой прекрасно проводим время. Знаете, Уилликом, это моя будущая свекровь.
Уилликом знал. Еще как знал! Потребовалась вся многолетняя выдержка, чтобы не посоветовать старой ведьме сесть на метлу и убраться отсюда.
Леди Маунтджой нетерпеливо барабанила пальцами по подлокотнику кресла. От нее так и веяло злобой и ненавистью. Розалинда качала ногой и насвистывала веселую мелодию, пока Уилликом не вернулся в гостиную с серебряным подносом, на котором стояли чай и блюдо с пирожными. Розалинде пришлось едва не силой вытолкать дворецкого за дверь.
– Мой дядя Райдер всегда говорит, что, если необходимо излить желчь, следует запереть дверь, – с улыбкой пояснила она, закрывая дверь. – И еще говорит, что нет ничего лучше чашки горячего чаю, чтобы все уладить.
– Мужчины вечно мелют подобные глупости, дьявол их побери!
Глава 22
– Итак, мэм, хотите чаю?
Леди Маунтджой заверила, что не страдает от жажды, потребовала два кусочка сахара, капельку молока и принялась жадно пить.
– Мой дядя Райдер совершенно прав насчет излития желчи, не считаете?
– Он не ваш дядя!
– Знаю, – тихо ответила Розалинда. – Я часто гадаю, имеется ли у меня где-то настоящий дядя. Может, он все еще ищет меня. Но скорее всего, уверен, что я вот уже много лет как мертва.
Леди Маунтджой на секунду растерялась, но тут же фыркнула и прорычала:
– Я бы ни за что не стала вас искать.
Удар был силен. Розалинда едва не выронила из рук чашку.
– Вы так и не сказали, почему отец выгнал из дому пятилетнего сына. Наверное, это случилось после вашей свадьбы, не так ли?
– Когда родился Ричард, мой муж посчитал его законным наследником, достойным получить титул. Его. Не Николаса.
– А каким был Николас, мэм?
– Невозможным ребенком! Хитрым, наглым. Вечно прятался и шпионил за мной. Ненавидел меня, своего отца, утверждал, что тот убил его мать, а я ему помогла. Я знала, что он попытается убить бедного маленького Ричарда, и поэтому муж отослал его к деду, старому безумцу. Но он вернулся. Черт возьми, у него хватило наглости вернуться!
– Насколько мне известно, когда вы поженились, после смерти его матери прошло всего пять месяцев.
– Какая разница? Мы были влюблены и слишком долго ждали. Мамаша Николаса была благочестивой особой. Вечно всех осуждала. Всегда мрачная. Всегда недовольная. Когда она умерла от воспаления легких, ее кончина была огромным облегчением для окружающих, а особенно – для мужа. Хотя она воображала себя святой, все же бесконечно жаловалась на несправедливость: дескать, старый граф никак не ляжет в гроб. В этом она, должна признать, была абсолютно права – старик слишком зажился на этой земле.
Она снова глотнула чаю.
– Мэри Смитсон. Да, именно так все ее называли. А старый граф с годами становился все более чудаковатым. Воображал себя кем-то вроде чародея. Все считали его безумцем. Он воспитал Николаса в ненависти к нам…
– Но почему?
Леди Маунтджой окинула ее презрительным взглядом:
– Не ваше дело! Позвольте сказать, мисси, что вы неумны. Умеете нанизывать слова, так чтобы они имели некий смысл, но, увы, все видят, что вы дурочка. Старик научил Николаса странным вещам: песнопениям потустороннего мира и таинственным ритуалам, безумным церемониям, на которые приглашал призраков и духов, а также изготовлению смертельных ядов. Все знали, что в Уайверли-Чейз занимаются черной магией.
Вопросы колючим комом застряли в горле Розалинды.
– Вы действительно считаете деда Николаса сумасшедшим? Или в душе уверены, что он был чародеем? – наконец спросила она.
– Не будьте идиоткой! Чародеев на свете не бывает! Говорю вам: старик спятил, абсолютно, и учил Николаса всяким пакостям. Вполне возможно, Николас унаследовал безумие от деда и сейчас тоже не в себе. А значит, любой ребенок мужского пола, которого вы ему родите, будет нести в себе семена безумия.
– Очень грустно, мэм, что вы так считаете, ибо это означает, что вы запрещаете сыновьям жениться и подарить вам внуков, опасаясь, что они рано или поздно закончат дни свои в сумасшедшем доме.
– У вас мозги устрицы. Хорошо известно, что безумие передается только старшим детям.
– Никогда ни о чем подобном не слышала.
– Потому что вы невежественны. Поскольку у старика был Николас, он не обращал внимания на моих сыновей. Даже не поздравлял их с днем рождения. Но они и без его денег выросли высокими, сильными и достойными называться сыновьями графа.
– Насколько мне известно, титул графа должен был получить старший брат вашего мужа.
– Никогда его не видела, но знаю, что Эдвард был узколобым слизняком. Жалким мечтателем, не способным ответить связно ни на один вопрос. Муж утверждал, что брат беседовал с розовыми кустами и гладил лепестки цветов. Потом он умер, и титул перешел к истинному сыну, Джервасу, который стал виконтом Ашборо.
Но Розалинда больше не слушала ее.
– Как звали старого графа? – спросила она.
– Галарди. Дурацкое чужеземное имя.
– Сколько лет было вашему мужу, когда умер его старший брат Эдвард?
– Всего двадцать. Только что закончил Оксфорд. Погодите… вы что, обвиняете моего мужа в убийстве? Воображаете, будто он убил старшего брата и собственную жену, Мэри Смитсон? Глупая, злобная, ничтожная дрянь!
– А, значит, и вас тревожат подобные мысли? Розалинда подняла руку.
– Если Николас не женится на мне, значит, женится на другой. Возможно, далеко не такой милой и доброй, как я. Той, которая откажется слушать ваши бредни и прикажет дворецкому на порог вас не пускать. Я бы сказала, мэм, что вам повезло иметь такую невестку, как я. Разве мы не пьем чай вместе? Разве я не придвинула сахарницу поближе к вам? Мало того, даже не упрекаю вас за проступки ваших сыновей.
– Меня не за что упрекать! Розалинда покачала головой:
– Только представьте, что было бы, попади в руки Ричарда и Ланселота я, а не бедняжка Лорелея Килборн! И заодно представьте, что они намеревались не только предупредить меня о последствиях свадьбы с Николасом. Представьте, что они убили бы меня, только чтобы не иметь такую невестку. Не дать мне родить наследника. Вот и представьте все это, леди Маунтджой.
– Николас едва не сломал ребра бедному Ричарду!
– Что, простите?
– Не желаю, чтобы Николас снова набросился на моего бедного Ричарда. Он дерется как портовый громила! Да, этот злобный дикарь ворвался в наш дом и без всякого повода накинулся на моего сына. Ричард такой хрупкий! И здоровье у него слабое. Его могли покалечить…
Хорошо, что Розалинда успела допить чай, иначе наверняка поперхнулась бы.
– Простите. Я думала, мы говорим о Ричарде Вейле, высоком и сильном молодом человеке, очень похожем на Николаса, Говорите, Николас на него набросился? Без всякого повода? Интересно, что скажет на это лорд Рейми, отец Лорелеи? Я проверю костяшки пальцев Николаса. Не ободраны ли? Черт побери, он знал, что Ричард стоит за похищением Лорелеи, и не сказал мне! Он сильно покалечил Ричарда? Действительно так сильно его ударил? Ах, его бедные кулаки!
– Нет, идиотка с поросячьими мозгами! Он почти не пускал в ход кулаки. Ногой, ногой ударил несчастного Ричарда в живот! При мысли о том, что этот варвар стал графом Маунтджоем, мне становится плохо.
– Хмм… интересно, согласится ли он научить меня этому?
– Молчать! Не желаю, чтобы он убил моего сына, ясно вам?
Миранда вскочила и погрозила Розадинде кулаком.
– Не убьет, мэм, если ваши сыновья не попытаются причинить мне зло. Вот и скажите им об этом.
Леди Маунтджой замолчала.
Розалинда надеялась, что та уже излила весь яд. Ничего не скажешь, на это ушло довольно много времени.
Раздался тихий стук.
Розалинда бросилась к двери, повернула ключ и, к своему величайшему облегчению, увидела Грейсона. Слава Богу, Николас еще не пришел, иначе в гостиной могло бы разыграться настоящее сражение.
Грейсон коротко кивнул леди Маунтджой.
– Вы мать тех молодых людей, которых, к прискорбию, очень мало пороли в детстве. Ричард – просто хам. Он любит запугивать тех, кто послабее. Но бьюсь об заклад, ангелочек Ланселот куда более коварен и зол, чем старший брат. Правда, нужно отдать должное, у них хватило мозгов вернуть невредимой молодую леди. Правда, перепугали ее до смерти, но она жива и здорова. Кстати, мэм, я Грейсон Шербрук.
– Я леди Маунтджой.
Грейсон небрежно поклонился. Какое счастье, что родителей здесь нет! Судя по тому, что он слышал в коридоре, мать с отцом ворвались бы в комнату и разорвали эту особу на мелкие клочья.
– Все это ложь! Мой бедный славный Ланселот – коварный и злобный? Вздор! Мои дети никогда бы не похитили молодую леди, даже по ошибке!
– Несмотря на вашу веру в их невинность, предлагаю объяснить сыновьям, что, если со мной что-то случится, они умрут! – бросила Розалинда.
Леди Маунтджой снова вскочила и швырнула пустую чашку на ковер.
– Лгунья! Потаскуха! Мои чудесные сыновья пальцем бы к вам не притронулись! И взглядом бы не удостоили. Разве что по принуждению! Мерзкая тварь!
Окинув яростным взглядом Розалинду и Грейсона, она величественно удалилась. Уилликом поспешно бросился открывать ей входную дверь.
Грейсон ошеломленно покачал головой:
– Она назвала тебе лгуньей. И это чистая, правда. Лгунья ты редкостная. Но мерзкая тварь и потаскуха? Это уже слишком.
– Думаю, бедняжка выкрикивала первое, что приходило в голову. Собственно говоря, она тут оскорбляла всех подряд. У меня сложилось впечатление, что она не слишком жаловала своего мужа. И у нее имеется дорогой друг, Альфред Лемминг. Она все знает о моем происхождении, Грейсон. Я сделала вид, что мне до этого нет дела.
– Несчастная, она выбрала неуязвимую мишень! Хм, если хорошенько подумать, ты всегда умела хорошо справляться со сложными ситуациями.
– Да… наверное, потому, что, впервые появившись в Брендон-Хаусе, я боялась, что, если поссорюсь с кем-то, твой отец меня вышвырнет. Нет-нет, теперь я знаю, что ошибалась, но тогда была очень маленькой и напуганной. Представляешь, что это такое – не знать, кто ты, и ничего не помнить!
Она пожала плечами.
– Полагаю, манера вести и держать себя закладывается в раннем детстве и потом остается на всю жизнь.
– Я этого не знал, – медленно выговорил Грейсон. – Помню, когда отец впервые привез тебя домой, его трясло от ярости. Готов был убить того, кто так жестоко издевался над ребенком. А как он боялся, что ты не выживешь! Помню, доктор Помфри и мои родители часами сидели у твоей постели, когда ты металась в жару. Отец то сыпал проклятиями, то молился. Он буквально слетел вниз по лестнице сообщить, что опасность миновала. И никто не мог разыскать твоих родственников. Зато мои были рядом и любили тебя как свою дочь. Никогда в этом не сомневайся. Никогда этого не забывай.
Розалинда, ощутив, как слезы жгут глаза, сглотнула колючий комок.
– Не забуду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44