Хотел бы я побольше узнать о нем.
– Если он охотник за приданым, значит, узнав, что Розалинда не богатая наследница, не станет больше ее преследовать.
– А ты считаешь, что ему нужна богатая наследница?
– Я слышала, что отец не оставил ему ничего, кроме титула и пришедшего в упадок поместья, и сделал это с определенной целью, но какой именно? Может, молодой человек залез в долги? Не знаю. Зато вижу, что в его характере неразрывно смешались гордость и надменность, не считаешь?
– Ты права, – рассмеялся Райдер. – Интересно, понял ли он, что в Лондоне только о нем и говорят?
– О да, конечно, полагаю, это его забавляет.
Никто не заметил, как пристально смотрит Розалинда вслед Николасу, который, не глядя по сторонам, исчез в дверях бального зала.
Он уже успел взять трость и шляпу у ливрейного лакея и дал шиллинг за труды, когда услышал чей-то смутно знакомый голос:
– Так-так, неужели это новый граф Маунтджой собственной персоной? Шестой, полагаю? Здравствуй, братец.
Кажется, он помнил этот голос еще с детства… но не сразу сообразил, что перед ним стоит его единокровный брат, Ричард Вейл, старший из троих. При виде молодого человека Николасу пришло в голову, что уж очень противно носить одно с ним имя.
Блестящие глаза Ричарда, такие же черные, как у него самого, сверкали… чем? Гневом? Нет, не просто гневом. Бессильной яростью. Ричард Вейл явно несчастлив.
Тем не менее Николас улыбнулся ему.
– Жаль, что память подвела тебя, да еще в столь молодые годы! Я седьмой граф Маунтджой и шестой виконт Ашборо.
– Черт бы тебя побрал! Ты не должен был стать ни тем, ни другим!
– А тебе, Ричард, давно пора повзрослеть.
Ричард задохнулся и судорожно сжал кулаки. Кинжал в живот? Вполне возможно.
Ричард был красив, почти так же хорошо, сложен, как Николас, и достаточно высок, чтобы смотреть на окружающих сверху вниз.
– Я уже мужчина. Мужчина, которым тебе никогда не стать. Меня принимают во всех благородных домах Лондона. В отличие от тебя. Тебе здесь не место. Возвращайся к своим дикарям. Я слышал, что ты прибыл из Китая. Ты ведь там жил, верно?
Николас только улыбнулся в ответ и обратил взор на молодого человека, появившегося рядом с Ричардом.
– Я узнал тебя. Ты Ланселот, верно? Светловолосый невысокий и бледный, с красивыми узкими ладонями и длинными пальцами – типичный образ хрупкого поэта. Что думал их отец о смазливом сыне, точной копии своей матери Миранды?
Маленький, четко очерченный рот капризно искривился.
– Все знают, что меня зовут Ланс.
– Значит, не рыцарь? – насмешливо протянул Николас.
– Не стоит так глупо шутить, сэр. Мне неприятно. Николас поднял темную бровь:
– Я? Ну что ты! Я и не решился бы на такую дерзость. В конце концов, мы родственники.
– Только в силу случайных и неприятных обстоятельств, – отрезал Ричард. – Мы не желаем видеть тебя здесь. Никто не желает видеть тебя здесь.
– Как странно, – беспечно заметил Николас. – Отныне я глава семейства Вейл. Я ваш старший брат. Вам следовало бы приветствовать меня. Наслаждаться моим обществом. Обращаться за советом и помощью.
Ланселот презрительно фыркнул:
– Ты никчемный авантюрист, которому, возможно, место в Ньюгейте.
– Авантюрист? Хм… Неплохо звучит, не находите?
Николас приветливо улыбнулся. Вероятно, это чувство внушили им родители. Когда-то Ричард и Ланселот были невинными детьми: он помнил их по последнему посещению Уайверли-Чейз, как раз перед смертью деда. Тогда он был взрослым мужчиной двенадцати лет.
– Насколько я помню, вас трое, – спокойно продолжал он. – Где… как там его?
– Обри, – сухо обронил Ричард. – Он учится в Оксфорде.
Оксфорд? Звучит чуждо.
– Передайте Обри мои наилучшие пожелания, – сказал он, кивнув братьям.
– Я слышал, ты остановился в «Грильоне», – крикнул вслед Ричард. – Какая жалость, что отец не оставил тебе городской дом!
Ланселот ехидно хихикнул. Николас обернулся:
– Буду с тобой откровенным. Мне более чем достаточно Уайверли-Чейз. Я счастлив, что эта безвкусная глыба в георгианском стиле на Эпсон-сквер не относится к майоратным владениям. Один ремонт будет стоить тебе не менее трех ночей непрерывных выигрышей за игорным столом. Если, разумеется, ты когда-нибудь выигрывал.
– Не будь Уайверли-Чейз майоратом, вряд ли он оставил бы тебе даже его, – бросил Ланс. – Жаль, что дом скоро превратится в развалины.
– Он превратился в развалины задолго до моего приезда, – резонно заметил Николас.
– И ты ничего не сможешь с этим поделать, – прошипел Ланселот. – Все знают, что ты беден, как ловец бойцовых петухов.
– Впервые слышу это сравнение.
– Где уж тебе! Ведь ты не настоящий англичанин, – ухмыльнулся Ричард. – Это мальчишки, которые готовят петухов к боям, ничтожные маленькие нищие с уродливыми шрамами от птичьих клювов на руках. Мы слышали, что ты прибыл из далекого Китая и даже завел себе китайских слуг.
Николас ответил снисходительным кивком.
– Хорошо, что вы умеете слушать. Лично я рекомендую быть внимательными, потому что всегда находил это крайне полезным.
Уже повернувшись, чтобы пройти через дверь, услужливо открытую беззастенчиво подслушивавшим лакеем, он добавил:
– Мне всегда казалось, что слушать куда полезнее, чем говорить. Подумайте над этим.
Ланселот тихо, негодующе охнул. Глаза Ричарда еще больше потемнели от ярости. Лицо раскраснелось. Странно, до чего же легко отец заразил их ненавистью к старшему брату! А ведь когда-то Ричард был веселым, счастливым малышом, а Ланс – настоящим херувимом, бело-розовым, улыбающимся, любившим сидеть у ног матери, когда та играла на арфе. Обри в то время был так мал, что обожал бросать мяч и бегать по длинному коридору, вопя во все горло. Николас вдруг вспомнил, как малыш едва не свалился с лестницы, и он едва успел подхватить беднягу. Как же Миранда вопила, обвиняя пасынка в попытке убить ее сыночка! Как понуро стоял между ними плачущий, перепуганный Обри! Отец поверил мачехе и избил Николаса кнутом, осыпая проклятиями и называя маленьким ублюдком. Дед Николаса был уже тогда слишком болен, чтобы вмешаться, но вмешался бы, знай, что сын и родные собрались у его смертного одра. Ад и проклятие, почему подобные воспоминания навеки отпечатываются в мозгу?!
По обеим сторонам улицы уже выстроились экипажи. И кучера, и лошади, казалось, спали. До отеля «Грильон» было довольно далеко, но на пути ему не встретилось ни единого грабителя.
Глава 4
На следующее утро, за завтраком в доме Шербруков, Розалинда, насаживая на вилку кусочек копченой селедки, спросила Райдера:
– Сэр, кто тот джентльмен, который вчера хотел танцевать со мной? Такой молодой, с длинными черными волосами, разряженный словно для праздника Хеллоуин?
Как был глуп Райдер, посчитав, что Николас Вейл не произвел на нее впечатления, хотя она ни словом не обмолвилась о нем по дороге домой!
– Это граф Маунтджой, – спокойно ответил Райдер, – недавно прибывший в Лондон, как говорят, из далекого Китая.
– Китай, – мечтательно протянула Розалинда, словно наслаждаясь каждым звуком. – До чего же романтично это звучит!
Грейсон Шербрук презрительно фыркнул:
– Ох уж эти девушки! Вы, должно быть, даже поездку в телеге на гильотину посчитали бы романтичной!
Розалинда широко улыбнулась и изобразила ладонью рубящее движение.
– У тебя просто нет души, дорогой Грейсон. Грейсон только отмахнулся.
– И учти, все строят самые различные предположения относительно того, зачем и откуда он явился. Я слышал, что граф ищет богатую невесту. По крайней мере, Розалинда, это означает, что ты в полной безопасности.
– Разумеется! Тем более что я сижу в одной норе с церковной мышью.
– И все-таки, – вмешался Райдер, – он спросил, нельзя ли нанести нам визит сегодня утром.
Розалинда подалась вперед, так и не поднеся ко рту булочку с орехами. Глаза ее сверкали.
– Что? Он хочет нанести мне визит?
– Или тете Софи. Кто знает! – улыбнулся Райдер. – Возможно, его заинтересовал Грейсон. А вдруг он хочет услышать занимательную историю о призраках!
Он вдруг нахмурился.
– Возможно, было ошибкой упоминать о том, что ты моя подопечная.
– Но почему, сэр? О, понимаю! По его мнению, я, как член семейства Шербрук, причем не важно, подопечная или нет, должна иметь чрезвычайно туго набитые карманы.
Розалинда не собиралась говорить дяде Райдеру или Грейсону, что она разочарована этими неприятными новостями куда сильнее, чем представляла себе.
– Твои карманы набиты весьма скромно, – вздохнул Райдер.
– С другой стороны, – возразил Грейсон, – судя по тому, что я слышал о таинственном графе, он никогда ничего не предпринимает, пока не уверится в результате.
– То есть он захочет меня, даже если я не богатая наследница? – уточнила Розалинда. – Чушь! Никому я не нужна! Кроме того, он не может меня получить!
Грейсон постучал ножом о стол:
– Я буду рядом, когда он нанесет визит. Необходимо понять, что графу нужно от тебя. Если он ошибочно предположил, что ты богата, я немедленно развею это заблуждение.
– Он очень представителен, – вздохнула Розалинда.
– Тут ты права, – согласился Райдер. – Я пошлю записку Хорасу Бингли, лондонскому поверенному Шербруков, с просьбой рассказать все, что он знает о графе. Посмотрим, что он поведает о характере молодого человека.
– Превосходная мысль, отец! – оживился Грейсон. – Тем более что никто ничего о нем не знает. Однако все считают, что он разорен и отчаянно стремится поправить дела с помощью выгодного брака.
Райдер кивнул:
– Я тоже слышал, что старый граф оставил наследнику только ту часть, которая подлежала отчуждению. Разорил собственного сына по чистой злобе и ненависти, причины которых никому не ведомы. Я попрошу Хораса все узнать, если, конечно, Николас Вейл понравится Розалинде.
Розалинда подумала, что ее действительно влечет к Вейлу, но вслух ничего не сказала.
– Мы никому ничего не говорили о твоем детстве, Розалинда, – неожиданно произнес Грейсон.
– А что тут сказать? Разве меня можно принимать во внимание? Я ничто.
– Немедленно прекрати, Розалинда! – прикрикнул Райдер. – Ты еще не настолько взрослая, чтобы тебя нельзя было высечь!
– Но это правда, дядюшка Райдер! А ты больше всего на свете ценишь правду.
– Розалинда становится невыносимо дерзкой, Софи, – объявил Райдер вошедшей в комнату жене. – Что, по-твоему, с ней делать?
– Выпори ее, отец, – посоветовал Грейсон.
– Лучше не давайте ей булочек с орехами, – рассмеялась Софи, жадно принюхиваясь к божественному аромату булочек. – Мне больше достанется, а ей будет достойный урок.
– Осталось всего три булочки, – вздохнула Розалинда. – Клянусь, я взяла одну. Это твой сын ужасный обжора!
Грейсон отсалютовал ей чашкой.
Софи села и выбрала булочку попышнее.
– Граф Маунтджой в глазах общества – человек таинственный. Я всегда считала, что такие люди умеют возбудить любопытство в женщинах. Они просто ничего не могут с собой поделать. Это в природе вещей.
– Да, тетя Софи, он действительно человек таинственный, но еще и выделялся из всех остальных джентльменов на балу. Словно знал, что обязан там быть. Но таково ли было его желание?
– Это называется высокомерием, – решила Софи и откусила булочку. – Ах, нирвана совсем близка! – блаженно простонала она.
– Вряд ли, матушка, женщины допускаются в нирвану, – возразил Грейсон.
Софи поспешно доела булочку и снова прикрыла глаза:
– Тут ты ошибаешься, дорогой сыночек. Я вознеслась на небо!
– Николас Вейл похож на дядю Дугласа! – внезапно воскликнул Грейсон – У него манера оглядывать полный зал людей с таким видом, словно их единственное, предназначение – развлекать его.
– Он даже похож на Дугласа в молодости, – задумчиво согласился Райдер.
– Он собирается к нам с визитом, – заметила Розалинда, – а я даже словом с ним не перемолвилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44