- Извини, Олег, но я никак не мог раньше, - виновато повторил Яша.
- Ерунда, - великодушно простил я Сузуки. - Нашел?
- Да. Но для этого мне понадобилось съездить в Токио - здесь, в Кобе,
у меня нет ни друзей, ни знакомых. Таких школ оказалось полдюжины, они
разбросаны в разных концах города. Увы, не всегда удавалось добраться до
искомого по телефону. Я еще не разобрался и сам, по-видимому, некоторые из
этих заведений далеко не столь безобидны, как может показаться, потому что
не слишком-то спешат обнародовать свое существование. Пришлось
поколесить...
- Нашел его?
- Это оказалось труднее всего.
- Он снова сменил имя?
- Его имени вообще нигде не называли. "Такого не знаем", - был ответ.
- Где Горт?
- Мы завтра утром поедем туда. Если... если он не сбежит, как ты
опасаешься. И не вини меня за это: он чем-то очень напуган, хотя мой друг
чуть-чуть знаком с хозяином спортзала и мог разговаривать без лишних
рекомендаций. Он представился клиентом, готовым заплатить хорошие деньги
за ускоренный - три недели - курс бокса. Его познакомили с Гортом, но тот
почему-то насторожился, и я не уверен, что моему другу удалось полностью
рассеять сомнения парня. Как бы там ни было, встреча назначена на завтра,
на восемь утра. Я заеду за тобой в семь пятнадцать...
- Спасибо, Яша... - Я не знал, что еще сказать, чтобы выразить мою
благодарность этому похожему на европейца сыну Страны восходящего солнца -
немногословному и обязательному. А ведь еще несколько минут назад я готов
был заподозрить его в элементарной трусости и бегстве.
- Я старался, Олег... Что здесь произошло интересного за это время?
- Ничего. Вот разве открытие Универсиады. Может, пойдем досмотрим?
- Если ты не возражаешь...
Мы возвратились на трибуну, и теперь действо, разворачивавшееся на
салатной свежести поле стадиона, показалось мне таким прекрасным, что я
готов был признать, что ничего совершеннейшего и захватывающего не видел.
- Это не уступает открытию Олимпийских игр, - только и сказал я.
- Ты думаешь действительно так? - искренне обрадовался Яша.
- Без преувеличений!
- Позволишь привести твои слова в моем репортаже?
- Можешь еще сказать множество слов, лишь бы они хвалили
организаторов. - Я был добр и расточителен.
- Спасибо, Олег...
В "Мизуками", куда я возвратился за полночь, меня ждал еще один
приятный сюрприз: портье протянул записку, где сообщался номер телефона
Сержа Казанкини и содержалась просьба непременно позвонить в любое время.
Я поднялся к себе, принял прохладный душ, облачился в свежее,
выглаженное кимоно, ежедневно сменяемое, как и постельное белье, вытащил
из широкого раструба кондишна, служившего мне холодильником, банки с
консервированным пивом, сервировал низенький столик у окна - вилка, нож,
два ломтя черного бородинского хлеба, горка кружочков сухой копченой
колбасы, помидор, плавленый сырок и два краснобоких яблока - и подтянул на
кровать телефон.
С удовольствием и чувством выполненного долга - репортаж об открытии
передал из пресс-центра стадиона, завтра свободный день - воскресенье -
щелкнул крышечкой серебристой баночки, украшенной краснокрылым журавлем,
стоящим на верхней ступеньке пьедестала почета - "Саппоро-бир" была
официальным спонсором Универсиады-85. И лишь после этого набрал номер
телефона.
- Кого это черти... - начал было не слишком приветливо Серж, но вдруг
сообразил и заорал: - Олег, о ля-ля!
- Я, мистер Казанкини, собственной персоной, добрый вечер, а вернее -
ночь.
- Здравствуй, Олег, какая радость! - Он был искренен, мой веселый
француз итальянского происхождения.
- Не знаю, как ты, а я действительно радуюсь: во-первых, только
возвратился со стадиона и решил устроить себе поздний ужин, а во-вторых,
потому что ты объявился. На Универсиаду прилетел?
- А то куда еще? - обидчиво вспыхнул Серж. - Я теперь снова
исключительно спортивный журналист. Слушай, может, поужинаем вместе? Где
находится твоя обитель?
Я назвал адрес. Серж надолго замолчал - изучал карту-схему Кобе.
Наконец он снова объявился.
- Да ведь это у черта на куличках! Опять тебя занесло... Туда и до
утра не доберешься... А, ладно, жди! - И положил трубку.
Я слегка расстроился: уже предвкушал спокойный отдых, а Серж умеет
превращать ночь в день. Так что - покой мне только снился...
Серж добрался до меня куда быстрее, чем я мог предположить. Он
ввалился в комнату, подозрительно оглядываясь по сторонам, точно опасаясь,
как бы кто не набросился на него из темного угла.
- Ты чего, Серж? - спросил я, обнаружив, что мой приятель изрядно
возбужден.
- Вечно ты устраиваешься в каких-то закоулках. Вышел из такси,
смотрю, вход ярко освещен, люди толкутся, я и вперся... Едва ноги унес,
там не женщины - фурии, впору подумать, что они раскусили, что я -
француз!
Теперь пришел черед мне проглотить язык. Потом неистовый хохот напал
на меня, я заливался до слез, представив Сержа в объятиях девиц из
соседнего заведения, носившего игривое название "Сад любви" и с
наступлением сумерек утопавшего в водопадах красного, как размытая кровь,
света...
Серж недолго хмурился и вскоре смеялся вместе со мной, подбрасывая в
огонь новые и новые подробности своего случайного приключения.
Наконец он умолк, вытащил свою знаменитую трубку, набил ее "Кланом" и
плотоядно затянулся ароматным дымом. Потом он подозрительно, двумя
пальцами, поднял баночку с пивом и настороженно рассматривал ее, точно
держал взрывоопасный предмет, а затем брезгливо поставил на место, как бы
говоря: и пьют же такую дрянь люди. Серж был ярым противником пива.
Мне оставалось лишь полезть в чемодан за припасенной бутылкой с
Богданом на черной этикетке.
- ...Вот я и говорю: возвратился в редакцию и дал себе слово - больше
ни в какие там заграничные командировки ни ногой. Сам посуди: что я там, в
этих Штатах, не видел? Нью-Йорк с его грязным Бродвеем - боже, как могут
люди так врать, ведь сколько был наслышан - Бродвей, ах Бродвей! Я-то уши
развесил, старый чурбан, ну что-то на манер наших Елисейских полей -
публика, неторопливый шаг и веселый смех, прекрасные женщины, цветы, и
ночью и днем вечный праздник... А тут тебе - вонь, колдобины, толпы
куда-то несущихся людей и оборвыши, валяющиеся просто под ногами... А
квартира на 5-й стрит? Пока замки отопрешь, взопреешь... "Нет, дома, в
Париже, или нигде", - сказал я шефу. - Серж пускал клубы дыма и размышлял
вслух. - Твердо решил. Шеф тоже не полез в бутылку: мол, отдохните,
Казанкини, развейтесь, вспомните, что у вас там в загашнике залежалось,
предложите, нужно же отписаться после такой поездки... Я и возомнил, что
мои дела в ажуре, и укатил в Испанию, под Барселону, купаюсь, нежусь,
когда - телеграмма.
Серж сердито засопел, заурчал, как перегретый самовар, выбил в
пепельницу трубку, напрессовал в нее табак и снова без перерыва задымил. Я
уже и окно раскрыл - кондишн не был готов к таким перегрузкам, - но свежий
воздух Кобе тоже был напитан горечью бензинного перегара, дымом порта и
еще тысячью запахов большого города.
- "Телеграммка... Вам, сэр, из Парижа", - сует мне в руки портье и
смотрит на меня, как кот на сало. Дал я ему на чай, хотя мысль так и
сверлила: не хватай ты эту бумажку, скажи портье, чтоб выбросил ее на
помойку, у тебя законный отдых... О слабости человечьи, о любопытство, что
родилось раньше нас! - запричитал Серж. - Раскрываю... "Вам надлежит быть
в Париже... билет Сеул... утверждены специальным корреспондентом на Играх
XXIV Олимпиады... Агенство выражает надежду, что вы с вашим опытом..." Фу,
еще сегодня становится жарко, как вспомню, что я в тот миг почувствовал...
Вот и обретаюсь теперь в Сеуле, и торчать мне там до 2 октября 1988 года и
ни часом дольше!
- Поздравляю, Серж! Ведь это так интересно.
- И ты, Брут... - тяжко вздохнул Серж.
- Мне проще, я приеду в Сеул на три недели, вполне достаточно, -
бодреньким тоном произнес я, в душе завидуя счастливчику-толстяку.
- А может, ты еще до Игр заявишься? - с надеждой полюбопытствовал
Казанкини. - Я для тебя там такое организую! Уже начал обрастать связями и
знакомыми, к Играм буду своим человеком в Сеуле...
- Если Игры вообще состоятся...
- Состоятся. Даже если вы снова не приедете. О ля-ля, они были бы
рады, кабы могли б окончательно отлучить вас от Олимпиад!
- Кто это они? - прикинулся я дурачком.
- Много их, разных. И политики, и мафия. Помнишь, мы с тобой в
Лейк-Плэсиде... постой, постой, а что с тем парнем, вашим боксером, ну,
которого судили в Монреале?
- Дисквалифицировали. Грузчиком работает.
Серж насупился, потемнел лицом - это всегда служило у него признаком
гнева.
- Жалко парня, такой спортсмен... И ты ничем не мог ему пособить?
- Ничем.
- Как же так?
- Он совершил преступление и несет заслуженное наказание, - сказал
кто-то чужой моими устами.
- Я тоже не терял времени даром в Штатах, да и здесь в Сеуле. Кое-что
привез тебе любопытное. Захватил так, на всякий случай, надеялся, авось ты
заявишься на Универсиаду... Завтра встретимся в пресс-центре...
- Хорошо, Серж, - отчужденно сказал я, уносясь в мыслях в предстоящую
через несколько часов встречу с Тэдом. Что-то она мне принесет?
- Я, пожалуй, пойду... Поздно уже...
Я не задерживал Сержа.
Последнее, что я услышал, когда дверь захлопнулась за Сержем, был
грохот опрокинутой металлической пепельницы с песком на высокой ножке,
торчавшей на площадке. Но подниматься не стал, Серж сам разберется.

6
В низкосидящей, с удлиненным, хищным носом, как у гончей, учуявшей
след, темно-вишневой "тойоте", что беззвучно застопорила у моих ног, рядом
с водителем сидел Яшао Сузуки. Он перевесился через сидение и открыл
заднюю дверцу, впуская меня.
В салоне было отменно чисто и прохладно.
Яша тоже был отглажен и важен, как премьер-министр, в черном строгом
костюме и безукоризненно белой рубашке. Черные волосы были тщательно
приглажены и чуть отблескивали сизым оттенком вороньего крыла.
- Привет, Яша! - бодро воскликнул я, стараясь скрыть нервное
возбуждение.
- Хелло, Олег! - Яша пожал мою руку и, не отпуская, потянул ее влево
и буквально вложил в руку водителя. - Знакомься, это Такаси, он знает
хозяина зала.
Водитель повернулся ко мне, и я увидел продолговатое с сухими,
пожалуй, даже впалыми щеками, с небольшим острым носиком лицо, чуть
обозначенные бледные губы и мощный, как таран, подбородок человека,
способного выдержать прямой удар тяжеловеса. Его пожатие, как он ни
старался, буквально склеило мои пальцы, и еще несколько мгновений они
оставались безжизненными. Я непроизвольно взялся разминать их пальцами
левой, и Яша беззаботно и весело, как ребенок, которому удалось подшутить
над приятелем, расхохотался своим мелким, квохчущим смешком.
- Я позабыл тебе сообщить, что у Такаси - восьмой дан и он один из
самых популярных в Японии каратистов, - сквозь хохот объяснил Сузуки.
Владелец восьмого дана между тем остался холоден и беспристрастен,
точно речь шла не о нем.
- В путь! - крикнул Яша, и Такаси включил мотор с автоматической
передачей и, прежде чем тронуться, надел зеркальные очки.
Я заметил, что пока мы выруливали на трассу, водитель неоднократно
задерживал свой взгляд в овальном широком зеркальце, висевшем слева над
его головой.
- Если б мне еще пару дней назад напророчили, что я стану заниматься
подобным делом, я рассмеялся бы говорившему в лицо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41