Но теперь, как и я, избавлялся от этого
комплекса. Однажды я столкнулся и с Такаси - он сидел на трибуне
теннисного стадиона и отчаянно болел за соотечественницу, сражавшуюся,
правда, без особого успеха, с американкой, известной в недавнем прошлом
"звездой". Он не заметил меня или сделал вид, что не заметил, и я не
подошел к нему, рассудив, что вряд ли наша встреча добавит что-то новое к
тому, о чем мы оба хорошо осведомлены.
Зато Серж Казанкини чуть не ежедневно вылавливал меня в пресс-центре
и, привязавшись, как собачонка, послушно тянулся вслед за мной - на
гимнастику так на гимнастику, на легкую атлетику так на легкую атлетику,
куда угодно, хоть к черту на кулички, как признался он однажды.
Ему было отчаянно скучно на Универсиаде, потому что передавать он, за
исключением одной информации о пресс-конференции сеульской делегации,
ничего не передавал. "Франс Пресс" Универсиада не интересовала.
- Если б не ты, Олег, загнуться бы мне с тоски, - признался Серж,
когда я однажды попытался отшить его, ссылаясь на невообразимо большой
объем роботы. - Ты работай, а я возле тебя тихонько посижу, ну, не гони
меня...
Что тут скажешь? Я не мог обидеть его, хотя этот постоянный хвост мог
изрядно надоесть и человеку куда более сдержанному. Но я терпел Сержа и
даже по его просьбе составлял ему компанию в пресс-баре, где подавали
японское виски "Саппоро" - о качестве его мог судить лишь со слов
Казанкини, а тот был не слишком вежлив по отношению к подношениям фирмы,
бесплатно угощавшей журналистов ежедневно с 18:00 до 20:00 по местному
времени. Я не стал посвящать Сержа в перипетии истории с Виктором
Добротвором, хотя однажды обмолвился, что Виктор - чист, как стеклышко, я
докопался до истины и теперь жду не дождусь, когда возвращусь в Киев,
изложу все это на бумаге и добьюсь, чтоб статью опубликовала та самая
газета, что так поиздевалась над ним после возвращения из Монреаля. Серж
не стал доискиваться до деталей, ибо, судя по всему, та давняя история для
него давно стала действительно историей, но тем не менее резонно заметил:
- Ты тоже не слишком-то кати бочку на коллег. Они пользовались
официальной информацией, и тут они чисты перед собственной совестью,
согласись. Если мы станем дожидаться, когда вскроются какие-то детали, - и
вскроются ли они вообще? - товар безнадежно устареет...
- Наверное, ты прав. Хотя по мне лучше десять раз отмерить, чем один
раз отрезать... по живому. Верить нужно человеку, его прошлому, его
послужному списку, что ли, ну, конечно, не в канцелярском значении этого
слова... жизненному послужному списку... Никогда не взрастет чертополох из
ничего. А у Виктора ведь была такая незапятнанная биография!
- Никто не знает, что делается в душе. Снаружи - ангел, а внутри
давно сидит дьявол...
- Молиться нужно чаще!
- Да вы ведь русские - безбожники?
- Молиться нужно правде. Всю жизнь!
- О ля-ля! - ехидно рассмеялся Серж. - О ля-ля, мой друг, так
нетрудно и лоб расколотить!
- Лучше лоб разбить, чем совесть.
- Нет, твой максимализм не знает предела, и я выхожу из спора. Пароль
к жизненной истине есть терпимость и еще раз терпимость - к себе, к
другим, к врагам и друзьям.
- Нет, Серж, пароль к истине - правда. И только правда, какой бы
тяжелой порой она не оказывалась для человека...
Серж было дернулся, намереваясь заспорить, но мгновенно передумал.
Уткнул нос в бокал с "Саппоро" и смаковал напиток, столь поносимый им,
когда кончалось объявленное фирмой бесплатное время.
Я подумал, что как ни трудно было Виктору все это время, но теперь
уже близок час истины и его доброе имя вновь будет чистым и незапятнанным.
Я предвкушал, как зайду в кабинет к Савченко, сяду в кресло, попрошу
Валюшу - его секретаршу - никого не впускать и не переключать телефон,
выну под недоуменные взгляды Павла магнитофон и на полную мощь включу
запись рассказа Тэда и тут же стану переводить. Нет, сделаю по-другому: я
перепишу запись и на фон голоса Макинроя наложу свой перевод, чтоб
Савченко сразу понял, о чем речь.
А потом уже попрошу вызвать в комитет на определенное время Храпченко
и еще кое-кого, кому по делам службы нужно знать о таком, и вновь прокручу
запись...
За два дня до отлета в Токио - мне предстояло пожить еще там трое
суток - ни свет ни заря позвонил Серж.
- Хелло, сэр! - заорал он в трубку так, что задребезжала мембрана. -
Ты уже поднялся?
- Не только поднялся, но и даже успел сделать зарядку. Да не ори ты
так, телефон сломаешь!
- О ля-ля, извините, сэр! - У Сержа было игривое настроение, и я
заподозрил, что он только что возвратился после какого-нибудь приема и
решил вообще не ложиться спать - это было в духе Казанкини, хотя второго
такого лежебоку в жизни своей не встречал.
- Что там у тебя, Серж? У меня вода льется в душе.
- Давай встретимся.
- Давай. Я буду в пресс-центре в десять - начале одиннадцатого.
- О'кей. Только обязательно! Есть для тебя сюрпризик.
Честно говоря, я менее всего жаждал сюрпризов - и без того дел
хватало. Я мысленно перебрал все достойные и необидные причины, чтоб
каким-то образам избежать сюрприза, но Серж как в воду глядел:
- Скажу заранее, ты будешь доволен. Вот тогда ты поймешь, кто такой
Серж Казанкини и на что он способен!
Против таких авансов у меня не нашлось веских доводов, и я
согласился, решив, что, к сожалению, давно обещанную Яше поездку в
национальный парк Рокко снова придется отложить. Нет, и впрямь Серж стал
здесь в Кобе моим злым гением - ну, просто проходу не дает.
Вот с такими не слишком-то лояльными мыслями я направился в
пресс-центр.
Ефим Рубцов вынырнул откуда-то из спешащей к началу состязаний во
Дворце спорта толпы и чуть не наткнулся на меня. Он резко изменил
направление, развернулся и исчез среди людей, точно его и не было еще
секунду назад.
"А этого-то что сюда принесло - Универсиада уже почти закончилась? -
с неприятным ощущением, точно напоролся на змею, подумал я. - Он же
никогда и нигде не появляется просто так, без определенной цели. К нашим
он вряд ли сунется... Тогда зачем?"
Так и не решив эту проблему, ухудшившую и без того не слишком-то
хорошее настроение, вызванное в немалой степени и обидой, высказанной мне
Сузуки, когда я сообщил ему новость ("Олег, я ведь здесь не турист, и мне
тоже нелегко было выкроить эти несколько часов, чтобы побывать в Рокко...
Даже не уверен, сумею ли сделать это в будущем", - холодно, как никогда
прежде, отрезал Яша), вошел в пресс-центр.
Сержа увидел сразу, издали: он восседал на своем любимом месте
напротив бармена - высокого, статного и по-настоящему красивого японца лет
30 в черном строгом смокинге, чья грудь была похожа на средневековый
панцирь - она была впритык увешана бесчисленными значками, подаренными ему
иностранными журналистами. Были там и два моих: Спартакиада Украины - по
весу и размеру, наверное, самый большой значок, и динамовский футбольный
мяч.
- Ну вот, ты спешишь, отменяешь дела, а он прохлаждается в баре!
Может, в этом и был твой сюрприз? - набросился я на Казанкини.
Серж растерялся, он никак не ожидал такого начала, открыл рот и
ошалело уставился на меня.
- Что ты смотришь, как баран на новые ворота?
- Не знаю, почему ты нервничаешь, но если б я знал, что ты так
отнесешься к моему предложению, никогда не занимался бы этой встречей, -
наконец вымолвил Серж с глубочайшей обидой в голосе.
"Ну вот, что это сегодня со мной? Второго человека обидел ни за что
ни про что!" - запоздало охладил я свой пыл.
- Извини, Серж... Просто увидел тебя здесь...
- ...и решил, что Серж просто веселый трепач. Правда же, решил? Ну!
- Сознаюсь, был такой грех.
- Ты же знаешь - в пресс-центр ни под каким соусом посторонних не
пускают. Мой сюрприз ждет нас в баре напротив, в здании велотрека. Пошли.
Сюрпризом оказался высокий худощавый человек с прямыми широкими
плечами, выдававшими в нем в прошлом спортсмена. Незнакомцу было лет 45,
никак не меньше, но выглядел он моложаво, и если б не седые виски, вряд ли
дал бы ему больше сорока... Он был в шортах, в белой тайгеровской майке и
резиновых японских гета на босу ногу. Перед ним на столике стояли чашечка
с кофе, рюмка с коньяком и стакан воды с кусочками белого льда.
Он поднялся, когда мы направились к нему, широкая улыбка высветила
ровные, как у голливудской кинозвезды, белые зубы, глаза смотрели прямо,
приветливо. Я подумал, что он похож на типичного американца, и не ошибся.
- Майкл Дивер, - представился он.
- Олег Романько.
Он с силой пожал мне руку.
- Наверное, я видел вас в Мехико-сити, на Играх, - сказал он. - Я не
пропустил ни одного финала по плаванию. Был там в составе американской
делегации, помощником олимпийского атташе. К тому же сам - бывший пловец,
правда, до Олимпийских игр мне добраться не посчастливилось. - Я понял,
что Серж успел дать мне исчерпывающую характеристику и таким образом
упростил ритуал знакомства. - Что будете пить? Виски, коньяк?
- Спасибо. Сержу, насколько я в курсе дел, коньяк надоел еще во
Франции, потому ему - виски. Мне - баночку пива.
- О'кей. И кофе!
- Мистер Казанкини много рассказал мне о вас, - сказал Майкл Дивер и
сделал легкий наклон головы в сторону Сержа. - У нас с вами, мистер
Романько, есть общая тема - Олимпийские игры, олимпизм и все, что связано
с "олимпийской семьей". Поэтому я согласился с предложением...
- ...просьбой, - перебил его Казанкини.
- ...просьбой мистера Казанкини, - поправился американец, -
рассказать вам о некоторых аспектах современного олимпийского движения, я
так думаю, вам малоизвестных. Нет-нет, я никоим образом не хочу умалить
ваш опыт, но, поверьте мне, об этих делах пока знают или догадываются
немногие...
- Я весь внимание, Майкл. Вы разрешите называть вас так запросто?
- Буду вам признателен. Итак, речь идет о существующем заговоре
против олимпизма. Олимпизма в том изначальном смысле, коий был вложен в
него древними греками и возрожден Пьером де Кубертеном. Я в Мехико
представлял не НОК США, хотя и работал под его крышей, а Центральное
разведывательное управление, и задачи передо мной были поставлены в
несколько иной плоскости, чем ставят тренеры задачи перед спортсменами.
Хотя было и кое-что общее: они хотели выиграть золотые медали, я же хотел
кое-что выиграть в политической игре. Преуспел ли я там, не мне судить. Но
мое начальство достаточно высоко оценило мои труды... Увы, я подвел их
ожидания и сошел с их корабля.
- Как это следует понимать, Майкл?
- В прямом смысле. Сразу после Игр в Мехико-сити я отправился не в
Вашингтон, а сел на корабль в порту Веракрус и... с тех пор путешествую по
миру. Я собираю свидетельства и свидетелей, чтобы подтвердить мое
заявление о существующем заговоре против Игр. Я неоднократно выступал с
разоблачениями усилий, предпринимаемыми в этом направлении некоторыми
странами, слишком близко к сердцу принимающими поражения своих спортсменов
от русских, восточных немцев и других. В первую очередь это исходит от
влиятельных кругов моей страны...
- Я читал некоторые ваши статьи, Майкл, и рад познакомиться с вами
лично. Я могу записать интервью с вами?
- Увы, я не готов для серьезной беседы. Я здесь проездом, а рукопись
своей новой книги, как и документы, добытые мной в последнее время,
особенно после Игр в Лос-Анджелесе, храню, как всякий уважающий себя
американец, в банке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
комплекса. Однажды я столкнулся и с Такаси - он сидел на трибуне
теннисного стадиона и отчаянно болел за соотечественницу, сражавшуюся,
правда, без особого успеха, с американкой, известной в недавнем прошлом
"звездой". Он не заметил меня или сделал вид, что не заметил, и я не
подошел к нему, рассудив, что вряд ли наша встреча добавит что-то новое к
тому, о чем мы оба хорошо осведомлены.
Зато Серж Казанкини чуть не ежедневно вылавливал меня в пресс-центре
и, привязавшись, как собачонка, послушно тянулся вслед за мной - на
гимнастику так на гимнастику, на легкую атлетику так на легкую атлетику,
куда угодно, хоть к черту на кулички, как признался он однажды.
Ему было отчаянно скучно на Универсиаде, потому что передавать он, за
исключением одной информации о пресс-конференции сеульской делегации,
ничего не передавал. "Франс Пресс" Универсиада не интересовала.
- Если б не ты, Олег, загнуться бы мне с тоски, - признался Серж,
когда я однажды попытался отшить его, ссылаясь на невообразимо большой
объем роботы. - Ты работай, а я возле тебя тихонько посижу, ну, не гони
меня...
Что тут скажешь? Я не мог обидеть его, хотя этот постоянный хвост мог
изрядно надоесть и человеку куда более сдержанному. Но я терпел Сержа и
даже по его просьбе составлял ему компанию в пресс-баре, где подавали
японское виски "Саппоро" - о качестве его мог судить лишь со слов
Казанкини, а тот был не слишком вежлив по отношению к подношениям фирмы,
бесплатно угощавшей журналистов ежедневно с 18:00 до 20:00 по местному
времени. Я не стал посвящать Сержа в перипетии истории с Виктором
Добротвором, хотя однажды обмолвился, что Виктор - чист, как стеклышко, я
докопался до истины и теперь жду не дождусь, когда возвращусь в Киев,
изложу все это на бумаге и добьюсь, чтоб статью опубликовала та самая
газета, что так поиздевалась над ним после возвращения из Монреаля. Серж
не стал доискиваться до деталей, ибо, судя по всему, та давняя история для
него давно стала действительно историей, но тем не менее резонно заметил:
- Ты тоже не слишком-то кати бочку на коллег. Они пользовались
официальной информацией, и тут они чисты перед собственной совестью,
согласись. Если мы станем дожидаться, когда вскроются какие-то детали, - и
вскроются ли они вообще? - товар безнадежно устареет...
- Наверное, ты прав. Хотя по мне лучше десять раз отмерить, чем один
раз отрезать... по живому. Верить нужно человеку, его прошлому, его
послужному списку, что ли, ну, конечно, не в канцелярском значении этого
слова... жизненному послужному списку... Никогда не взрастет чертополох из
ничего. А у Виктора ведь была такая незапятнанная биография!
- Никто не знает, что делается в душе. Снаружи - ангел, а внутри
давно сидит дьявол...
- Молиться нужно чаще!
- Да вы ведь русские - безбожники?
- Молиться нужно правде. Всю жизнь!
- О ля-ля! - ехидно рассмеялся Серж. - О ля-ля, мой друг, так
нетрудно и лоб расколотить!
- Лучше лоб разбить, чем совесть.
- Нет, твой максимализм не знает предела, и я выхожу из спора. Пароль
к жизненной истине есть терпимость и еще раз терпимость - к себе, к
другим, к врагам и друзьям.
- Нет, Серж, пароль к истине - правда. И только правда, какой бы
тяжелой порой она не оказывалась для человека...
Серж было дернулся, намереваясь заспорить, но мгновенно передумал.
Уткнул нос в бокал с "Саппоро" и смаковал напиток, столь поносимый им,
когда кончалось объявленное фирмой бесплатное время.
Я подумал, что как ни трудно было Виктору все это время, но теперь
уже близок час истины и его доброе имя вновь будет чистым и незапятнанным.
Я предвкушал, как зайду в кабинет к Савченко, сяду в кресло, попрошу
Валюшу - его секретаршу - никого не впускать и не переключать телефон,
выну под недоуменные взгляды Павла магнитофон и на полную мощь включу
запись рассказа Тэда и тут же стану переводить. Нет, сделаю по-другому: я
перепишу запись и на фон голоса Макинроя наложу свой перевод, чтоб
Савченко сразу понял, о чем речь.
А потом уже попрошу вызвать в комитет на определенное время Храпченко
и еще кое-кого, кому по делам службы нужно знать о таком, и вновь прокручу
запись...
За два дня до отлета в Токио - мне предстояло пожить еще там трое
суток - ни свет ни заря позвонил Серж.
- Хелло, сэр! - заорал он в трубку так, что задребезжала мембрана. -
Ты уже поднялся?
- Не только поднялся, но и даже успел сделать зарядку. Да не ори ты
так, телефон сломаешь!
- О ля-ля, извините, сэр! - У Сержа было игривое настроение, и я
заподозрил, что он только что возвратился после какого-нибудь приема и
решил вообще не ложиться спать - это было в духе Казанкини, хотя второго
такого лежебоку в жизни своей не встречал.
- Что там у тебя, Серж? У меня вода льется в душе.
- Давай встретимся.
- Давай. Я буду в пресс-центре в десять - начале одиннадцатого.
- О'кей. Только обязательно! Есть для тебя сюрпризик.
Честно говоря, я менее всего жаждал сюрпризов - и без того дел
хватало. Я мысленно перебрал все достойные и необидные причины, чтоб
каким-то образам избежать сюрприза, но Серж как в воду глядел:
- Скажу заранее, ты будешь доволен. Вот тогда ты поймешь, кто такой
Серж Казанкини и на что он способен!
Против таких авансов у меня не нашлось веских доводов, и я
согласился, решив, что, к сожалению, давно обещанную Яше поездку в
национальный парк Рокко снова придется отложить. Нет, и впрямь Серж стал
здесь в Кобе моим злым гением - ну, просто проходу не дает.
Вот с такими не слишком-то лояльными мыслями я направился в
пресс-центр.
Ефим Рубцов вынырнул откуда-то из спешащей к началу состязаний во
Дворце спорта толпы и чуть не наткнулся на меня. Он резко изменил
направление, развернулся и исчез среди людей, точно его и не было еще
секунду назад.
"А этого-то что сюда принесло - Универсиада уже почти закончилась? -
с неприятным ощущением, точно напоролся на змею, подумал я. - Он же
никогда и нигде не появляется просто так, без определенной цели. К нашим
он вряд ли сунется... Тогда зачем?"
Так и не решив эту проблему, ухудшившую и без того не слишком-то
хорошее настроение, вызванное в немалой степени и обидой, высказанной мне
Сузуки, когда я сообщил ему новость ("Олег, я ведь здесь не турист, и мне
тоже нелегко было выкроить эти несколько часов, чтобы побывать в Рокко...
Даже не уверен, сумею ли сделать это в будущем", - холодно, как никогда
прежде, отрезал Яша), вошел в пресс-центр.
Сержа увидел сразу, издали: он восседал на своем любимом месте
напротив бармена - высокого, статного и по-настоящему красивого японца лет
30 в черном строгом смокинге, чья грудь была похожа на средневековый
панцирь - она была впритык увешана бесчисленными значками, подаренными ему
иностранными журналистами. Были там и два моих: Спартакиада Украины - по
весу и размеру, наверное, самый большой значок, и динамовский футбольный
мяч.
- Ну вот, ты спешишь, отменяешь дела, а он прохлаждается в баре!
Может, в этом и был твой сюрприз? - набросился я на Казанкини.
Серж растерялся, он никак не ожидал такого начала, открыл рот и
ошалело уставился на меня.
- Что ты смотришь, как баран на новые ворота?
- Не знаю, почему ты нервничаешь, но если б я знал, что ты так
отнесешься к моему предложению, никогда не занимался бы этой встречей, -
наконец вымолвил Серж с глубочайшей обидой в голосе.
"Ну вот, что это сегодня со мной? Второго человека обидел ни за что
ни про что!" - запоздало охладил я свой пыл.
- Извини, Серж... Просто увидел тебя здесь...
- ...и решил, что Серж просто веселый трепач. Правда же, решил? Ну!
- Сознаюсь, был такой грех.
- Ты же знаешь - в пресс-центр ни под каким соусом посторонних не
пускают. Мой сюрприз ждет нас в баре напротив, в здании велотрека. Пошли.
Сюрпризом оказался высокий худощавый человек с прямыми широкими
плечами, выдававшими в нем в прошлом спортсмена. Незнакомцу было лет 45,
никак не меньше, но выглядел он моложаво, и если б не седые виски, вряд ли
дал бы ему больше сорока... Он был в шортах, в белой тайгеровской майке и
резиновых японских гета на босу ногу. Перед ним на столике стояли чашечка
с кофе, рюмка с коньяком и стакан воды с кусочками белого льда.
Он поднялся, когда мы направились к нему, широкая улыбка высветила
ровные, как у голливудской кинозвезды, белые зубы, глаза смотрели прямо,
приветливо. Я подумал, что он похож на типичного американца, и не ошибся.
- Майкл Дивер, - представился он.
- Олег Романько.
Он с силой пожал мне руку.
- Наверное, я видел вас в Мехико-сити, на Играх, - сказал он. - Я не
пропустил ни одного финала по плаванию. Был там в составе американской
делегации, помощником олимпийского атташе. К тому же сам - бывший пловец,
правда, до Олимпийских игр мне добраться не посчастливилось. - Я понял,
что Серж успел дать мне исчерпывающую характеристику и таким образом
упростил ритуал знакомства. - Что будете пить? Виски, коньяк?
- Спасибо. Сержу, насколько я в курсе дел, коньяк надоел еще во
Франции, потому ему - виски. Мне - баночку пива.
- О'кей. И кофе!
- Мистер Казанкини много рассказал мне о вас, - сказал Майкл Дивер и
сделал легкий наклон головы в сторону Сержа. - У нас с вами, мистер
Романько, есть общая тема - Олимпийские игры, олимпизм и все, что связано
с "олимпийской семьей". Поэтому я согласился с предложением...
- ...просьбой, - перебил его Казанкини.
- ...просьбой мистера Казанкини, - поправился американец, -
рассказать вам о некоторых аспектах современного олимпийского движения, я
так думаю, вам малоизвестных. Нет-нет, я никоим образом не хочу умалить
ваш опыт, но, поверьте мне, об этих делах пока знают или догадываются
немногие...
- Я весь внимание, Майкл. Вы разрешите называть вас так запросто?
- Буду вам признателен. Итак, речь идет о существующем заговоре
против олимпизма. Олимпизма в том изначальном смысле, коий был вложен в
него древними греками и возрожден Пьером де Кубертеном. Я в Мехико
представлял не НОК США, хотя и работал под его крышей, а Центральное
разведывательное управление, и задачи передо мной были поставлены в
несколько иной плоскости, чем ставят тренеры задачи перед спортсменами.
Хотя было и кое-что общее: они хотели выиграть золотые медали, я же хотел
кое-что выиграть в политической игре. Преуспел ли я там, не мне судить. Но
мое начальство достаточно высоко оценило мои труды... Увы, я подвел их
ожидания и сошел с их корабля.
- Как это следует понимать, Майкл?
- В прямом смысле. Сразу после Игр в Мехико-сити я отправился не в
Вашингтон, а сел на корабль в порту Веракрус и... с тех пор путешествую по
миру. Я собираю свидетельства и свидетелей, чтобы подтвердить мое
заявление о существующем заговоре против Игр. Я неоднократно выступал с
разоблачениями усилий, предпринимаемыми в этом направлении некоторыми
странами, слишком близко к сердцу принимающими поражения своих спортсменов
от русских, восточных немцев и других. В первую очередь это исходит от
влиятельных кругов моей страны...
- Я читал некоторые ваши статьи, Майкл, и рад познакомиться с вами
лично. Я могу записать интервью с вами?
- Увы, я не готов для серьезной беседы. Я здесь проездом, а рукопись
своей новой книги, как и документы, добытые мной в последнее время,
особенно после Игр в Лос-Анджелесе, храню, как всякий уважающий себя
американец, в банке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41