4. Первое Великое видение Максима.
Из-за дальней островерхой горной гряды, тающей в сиреневой дымке, показалось величественное ослепительно-оранжевое светило. Оно было огромным, раза в три больше солнца. Его первые лучи достигли великой долины, в мгновение преобразив все вокруг. Крохотными яркими звездочками вспыхнули росинки на высоких травах, крупные прекрасные цветы повернули к светилу головы, птицы встретили его приход многоголосым пением.
У Максима радостно и гулко забилось сердце от этой красоты и от предчувствия приблежения той минуты, ради которой он и был рожден. Он это знал. Знал наверняка. И это светило, и эту прекрасную долину он уже не раз видел в пророческих снах своих. И знал, что сделает в следующую секунду. Он пошел по Великой долине навстречу дальним горам. Холодная роса обжигала его босые ноги, молодой упругий ветер бил в лицо, развивал белые одежды, горячее светило обжигало кожу. Шел под неумолочный высокий звон сонмища цикад - этого гимна торжества жизни, а встречавшиеся на пути благородные львы и грациозные антилопы, мощные, страшные на вид носороги и ни менее мощные бизоны, волки и зайцы, медведи и лисицы, кони, коровы, олени и другое малое и большое зверье ели сочную духмяную траву и провожали его добрыми и кроткими взглядами.
Так шел он день и ночь, и ещё день и ночь. В кровь сбились его ноги, запылились и обветшали белые одежды. А он все шел, шел, шел. И не испытывал ни боли, ни усталости, ни голода и жажды. Приближение великой минуты наполняло все его естество могучей энергией, удесятеряло силы.
Лишь к полудню третьего дня достиг он подножия гор. И открылась перед ним широкая беломраморная лестница, тающая в белых курчавых облаках. С благоговейным трепетом ступил Максим окровавленной ногой на холодную её ступень. До самого вечера шел он вверх по ней, пока не достиг ослепительно-сияющей вершины её. И тогда прозвучал волшебный, чарующий голос:
- Здравствуй, сын мой! Я ждал твоего прихода.
Не смея поднять глаза, Максим опустился на колени, проговорил робко и радостно:
- Здравствуй, Создатель!
- Ты готов к подвигу?
- Да, Создатель!
- Укрепил ли волю свою?
- Да, Создатель!
- Закалил ли сердце свое?
- Да, Создатель!
- Встань с колен, подойди ближе.
Максим повиновался. Он уже ощущал теплые волны исходящей от Создателя энергии.
- А ты уверен, что способен это сделать?
- Да, Создатель!
- Что ж, ты сам выбрал свой путь. Знаешь ли ты насколько он будет тяжек?
- Да, Создатель!
- И это тебя не страшит?
- Нет, Создатель!
- Тогда благословляю тебя, сын мой, на подвиг! Подними голову, посмотри на меня.
Максим взглянул и, не удержавшись, невольно вскрикнул от нахлынувшего на него восторга и упоения. От ослепительно-белого животворящего света ему стало вдруг необыкновенно легко и радостно. И ещё более укрепился разум его решимостью, а сердце воспылало великим огнем жертвенности.
Он невольно закрыл глаза. А когда их открыл, то уже стоял на Земле перед страшным, смрадным городом, источавшем злобу и ненависть.
5. Жуткая ночь.
Агапкин-старший вручил Орлову огромный сейфовский ключ и, вжав голову в плечи и выкатывая глаза, испуганно сказал:
- Ваш номер тринадцатый на втором этаже.
- А вы не проводите меня?
Он ещё более испугался, пролепетал:
- Нет, вы уж сами, гражданин шпион. У меня столько дел, столько дел.
Предвидя, что ожидает его впереди, Григорий решил запастись "противоядием" от всяческой нечистой силы.
- У вас ещё бутылки коньяка не найдется? - спросил он Агапкина.
Тот замешкался, не знал, что же ему предпринять. Видно никаких указаний на этот счет ему не поступило.
- Одну минуту, - наконец пробурчал хозяин и полез под прилавок. Долго шелестел там бумагой. - Вот, пожалуйста, господин шпион, - проговорил он, протягивая Григорию бумажный пакет.
- А отчего такая таинственность?! - удивился Орлов.
- Это из-за хлюндявых, - кивнул он в сторону зала, который был уже битком набит рабочими. Они также молчаливо и хмуро поедали серую и липкую массу.
"Что же я не расспросил о них у Тимки?" - запаздало подумал Григорий.
Сунув пакет под мышку, он поднялся на второй этаж. Осложнения, о которых его предупреждал Тимка, начались прямо с коридора. Навстречу Орлову шла совершенно голая девица. Молочные железы у неё были фантастических размеров. Григорий немало повидал на своем веку, но таких отродясь не видывал. Прямо-таки арбузы, а не груди. Девица бесшумно подплыла к нему, ощерила в зловещей улыбке гнилые и сломанные зубы, надсадно просипела:
- Мущина, огонька не найдется?
Сип это походил скорее на электровозный гудок, чем на человеческий голос. На Орлова пахнуло смрадом могилы. Если бы ни Тимка, он бы уже наверняка умер от страха. Спасибо коту, дай Бог ему здоровья!
Между средним и указательным пальцами у девицы была зажата огромная сигара. Орлов достал зажигалку, высек из неё прометеевский огонь, протянул. Девица долго пыхала сигарой, прикуривая. Вновь натужено засвистела:
- Не желаете ли развлечься?! - От натуги её курносый нос провалился. Вместо него зияла безобразная дыра. Н-да. Зрелище не для слабонервных. Раздался "кокетливый", напоминающий уханье филина, смех. Она с интересом рассмартривала его своими огромными "коровьими" глазами и показывала здоровущий ярко-малинового цвета язык. Дурачась, ухватила рукой левый "арбуз", нажала. В лицо Григорию ударила мощная теплая струя парного молока.
- А ну, пошла вон, сифилитичка! - гневно закричал Орлов.
- Ой! - громко икнула девица. Она хотела напугать его, а сама до смерти напугалась его напора, стала грязно-зеленой, как болотная квакша, могучие груди "сдулись" и обвисли жалкими сморщенными мешочками. Затем она стала стремительно уменьшаться в размерах.
- Мяу! - раздался наконец душераздираяющий кошачий крик и черная кошка молнией полетела к выходу, подняв трубой хвост.
Орлову даже стало её жалко. Может быть это Тимкина Роза выполняла задание тайной полиции? Вполне возможно. Зря он так с ней обошелся. Ведь не по собственной же воли она все это делала.
В номере на столе горела настольная лампа, а за столом сидел черт. Всамделешный, натуральный, классический, описанный ещё Николаем Васильевичем Гоголем. В шерсти, при копытах, хвосте, с бородкой и крохотными тупыми, как у козленочка, рожками. Сидел и смотрел на вошедшего маленькими, круглыми веселыми глазками.
- Здравствуйте, господин черт! - бодро сказал Орлов, проходя в комнату и садясь с чертом за один стол. - Выпить не желаете?
Хитроватые, веселые глазки черта выразили недоумение.
- А ты почему меня не боишься?! - удивленно спросил он.
Сказать, что Григорий стал настолько крутым парнем, что вся эта чертовщина была ему безразлична, было бы неправдой. Он конечно же трусил. И здорово трусил. Внутри поселилаось что-то темное, мохнатое, тревожное. Но была ещё и какая-то веселая бесшабашность. Такое состояние, когда в огонь, так в огонь, в воду, так в воду. Главное, вдохнул побольше воздуха и была-ни была. По-о-ошел! Жутко! Страшно! Но весело! Сладко замирает сердце и стучит, и стучит, гулко и тревожно: тук-тук, тук-тук!
- А что мне вас бояться? Что я чертей не видел что ли. Порой домой в таком состоянии приходишь, что они тебя на пороге целой толпой встречают.
Черт был совсем сбит с толку поведением Орлова. От его слов у него разболелась голова. Это было видно невооруженным глазом. Козлинное лицо его сморщилось болезненной гримасой, глаза стали тусклыми и несчастными. Григорий вспомнил, что в кармане у него лежит пачка анальгина. Достал, протянул черту.
- Вот, возьмите, пожалуйста.
- Что это? - насторожился тот.
- Не бойтесь, не отрава. Это от головной боли.
- А откуда ты узнал, что у меня болит голова?
- Что ж, у меня глаз нет что ли?
Черт раскрыл пачку, высыпал на ладонь пять таблеток, отправил в рот. Сморщился.
- Фу, какая гадость!... Слушай, ты вроде бы говорил, что у тебя что-то есть?
- Конечно. - Орлов распаковал бутылку, открыл, придвинул, стоявшие на столе стаканы. - Налить?
На лице черта какое-то время отражалось борение чувств. Победило наиболее сильное - халявное.
- А-а! Наливай! - махнул он рукой. - Чувствую, влетит мне опять от Хозяина.
- Что, строгий? - сочувственно спросил Григорий.
- Не то слово. Зверь!
- За что же вам может влететь?
- За срыв задания.
- Какого?
- Я должен был тебя до смерти напугать.
- Зачем?
- А это уже не моего ума дело.
- Не расстраивайтесь. Будем считать, что вы меня напугали. - Орлов налил по полстакана. - Как вас звать?
- Хозяин придурком называет, - усмехнулся черт.
- Это не имя, о обидное прозвище.
- А вообще-то меня Мануилом зовут.
- А отчество?
- Нам, чертям, не положено отчество иметь.
- А меня Григорием. За знакомство, Мануил! - сказал Орлов, поднимая стакан.
Выпили. Коньяк черту понравился.
- Крутой ты парень, Григорий. Смелый. Уважаю таких, - одобрительно проговорил черт. Неожиданно в его руках оказалась колода карт. - Может быть перекинемся в преферанс?
Но Орлов категорически отказался.
- В карты я кроме как в "подкидного дурака", ни во что больше не умею.
- Давай в подкидного.
- На интерес?
- Конечно. Какая же игра без интереса?
- Но у меня ничего нет.
- А давай так договоримся: проиграю я, - освобождаю тебя из этого города, проиграешь ты, - отдаешь мне свою душу. Идет?
- На зачем вам моя душа? Насколько я знаю, черти душами не интересуются.
- Я её Хозяину на день рождения подарю. Прогнусь маленько. Может быть при себе оставит. Надоело мататься по командировкам. Факт.
- Сколько ему лет?
- Кто его знает. Он у нас все молодится. Говорит, что две тысячи. Но подозреваю - много больше. Ну так как, сыграем? У тебя это единственный шанс выбраться отсюда.
Предложение было заманчивым. Но Орлов прекрасно сознавал, что играть с чертом, что плевать против ветра. Это в сказках тертые мужички-хитрованы запросто, как бы шутя, объегоривают глупых чертей. В жизни же занятие это не только бесперспективное, но и опасное. И пусть Григорий не был уверен, что у него есть та самая вещь, которая требуется черту. Во всяком случае, он её до сегодняшнего дня как-то не ощущал. А вдруг все же есть и уже завтра может понадобиться? Что тогда он будет делать? То-то и оно. И он наотрез отказался. Мануил разом погрустнел, заскучал. И лицо стало жалким-жалким, не лицо а материализованная мировая скорбь. Орлов невольно посочувствовал. Наверное ему тоже несладко хлеб свой зарабатывать?
- Вот вы мне, Мануил, скажите, отчего ваш Хозяин такой лютый, почему до сих пор не устал подлости человечеству строить?
- Должность у него такая собачья, - тяжело вздохнул черт. - А так-то он мужик ничего, с понятием.
- Вам попадет за то, что не выполнили задание?
- Если дознаются, то конечно влетит. Могут отправить на задворки Вселенной, где собачий холод и никакой цивилизации. Как подумаешь об этом, тоска берет, жить не хочется.
- А могут дознаться?
- Все зависит кому буду докладывать. Если Самому, то гиблое дело, сходу расколет. Он нас, чертей, насквозь видит. Если старшему черту, то может пронести. Он у нас дурак дураком.
- А давайте инсценируем мой испуг?
- Что это даст? - вяло махнул рукой черт.
- Ну не скажите. Будут свидетели. Можете, в крайнем случае, на них сослаться. Думаю, что может получиться вполне правдоподобно.
В глазах Мануила появились проблески надежды.
- Попробуй. Чем черт не шутит, - усмехнулся он.
И Григорий выдал такой концерт, что наверняка поставил на ноги всех постояльцев и хозяев этого дома. Он топал ногами, кричал, визжал, колотил в окна и стены, открывал дверь и орал благим матом:
- Караул!! Спасите!!
Под конец повеселевший Мануил не выдержал, захлопал в ладоши и закричал:"Браво!"
- Хороший ты мужик, Григорий, - сказал на прощание черт. - Даже жалко с тобой расставаться.
- Может выпьем, Мануил, на посошок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48