Итак, Олег Иванович Бородин, сорок восемь лет. Внушительная лысина и авторитетный животик. Любитель классической музыки, русской живописи и породистых лошадей. Несмотря на любовь к кобылкам, вряд ли ему нравятся длиннолицые, кривоногие тетки с шумно раздувающимися ноздрями. Да и дешевые шлюшки — тоже вряд ли. Скорее всего, он уже подустал от тощих девочек-моделечек и находит их слишком банальными для своего изысканного вкуса. Что тогда?
Тургеневские девушки? Да! Но при этом утонченные не настолько, чтобы их нельзя было затащить в постель!
Я принялась за дело. Слегка припудрила лицо, положила на скулы и у висков немного персиковых румян. Тоненькой серой кисточкой подводки удлинила глаза, расчесала брови. С тенями я упражнялась, наверное, целый час. Еще столько же времени-с пятью тюбиками светлой губной помады. То нижняя губа выходила слишком капризной, то верхняя — глуповато-вздернутой. Если бы я красилась перед обычным выходом из дому, то давно бы уже наплевала на все эти нюансы. Но сейчас ошибиться было никак нельзя.
В одиннадцать часов утра, трепеща от сознания собственной неземной красоты и бережно подбирая полы светлого итальянского плаща, я взгромоздилась в маршрутку. А в двенадцать уже стояла перед главным офисом компании «Мега-Росс».
Но видимо, с легкой наивностью на лице все-таки переборщила, потому что охранник принял ее за откровенную дремучесть.
— Эй, Маруся, — он даже заулыбался, отчего щеки его сделались складчатыми, как у бульдога, — чего встала? Заблудилась, что ли? Тебе куда надо? В метро?
— К Олегу Ивановичу, — отозвалась я скромно, но церемонно.
— А он назначал?
— Нет. Но думаю, он меня примет.
Охранник недоуменно выпятил нижнюю губу, однако по сотовому все же позвонил. Не отнимая трубки от уха, попросил назвать себя и цель визита.
— Вологдина Алена, — прощебетала я, втайне надеясь, что мой псевдоним вызовет в искусстволюбивой душе Олега Ивановича ассоциации с Васнецовской «Аленушкой», и ужасно досадуя на то, что нельзя представиться совершенно конкретной «Царевной-лебедью», например. — Киноконцерн «Луч надежды». Хотела бы побеседовать о возможном совместном проекте.
Меня, к моему великому удивлению, пропустили, но проводили не к Бородину, а к одному из его многочисленных заместителей.
— Н-ну… — затянул заместитель, — понимаете ли, девушка, к нам очень многие обращаются за спонсорской помощью, очень многие просят, а всем помочь мы, естественно, не в силах. К тому же российское кино — это не та отрасль, в которую выгодно вкладывать деньги. На данном этапе мы не можем позволить себе…
— Мне к Олегу Ивановичу, — с нудностью имбецила повторила я. — Это очень выгодный проект, и вы лично будете иметь большие неприятности, если не сообщите обо мне господину Бородину.
Он почему-то сдался. То ли моя чрезвычайная наглость подействовала, то ли женские чары. Приятнее было, конечно, верить в последнее. Но скорее всего, Бородина в данный момент просто не одолевали сверхсрочные дела.
«Объект» сидел за массивным столом и поигрывал ручкой с золотым пером.
Физиономия у него была препротивная, как, впрочем, и улыбочка.
— А что это за «Луч надежды»? — подозрительно осведомился он, когда я уселась в мягкое кресло, поставив ноги под выигрышным углом. — Что-то я про такое объединение не слышал.
— А это новое, молодое объединение в составе киноконцерна «Мосфильм». Мы не так давно организовались, и от успеха этого фильма во многом зависит наш статус.
На слове «статус» я скромно подалась вперед, чтобы Бородин смог заинтересоваться грудью, показавшейся в декольте платья.
— Статус, говорите? — Олег Иванович действительно с некоторым интересом повел кустистой бровью. — Ну а ваша роль в этом проекте какова? Вы лично — кто?
— Вообще-то я — актриса, а теперь, по совместительству, еще и сопродюсер. Жить как-то надо.
— Да-а. Надо… — Он задумчиво закивал, погружаясь в собственные мысли.
Этого я ни в коем случае допустить не могла, поэтому немедленно принялась поправлять волосы, демонстрируя нежный изгиб шеи. На большинство мужчин этот примитивный жест почему-то действует так же безотказно, как на бездомного Бобика кусочек сахару. Бородин, не оказавшийся исключением, оживился:
— А что, артистам сейчас тяжело живется? Сниматься-то, наверное, негде?
— Абсолютно негде, — вздохнула я, не прекращая Целомудренно и стеснительно наматывать на палец Плакированный локон.
— Вот козлячья страна! — Олег Иванович гневно долбанул кулаком по столу.
— Прекраснейший типаж красивой русской девушки — и не востребован! Чем живем?
Что смотрим? Чем завтра собираемся жить?
Гневный пафос волновал меня не особо. Гораздо важнее было то, что мой типаж оказался «прекраснейшим».
Еще пару минут под разными углами подемонстрировав свои ноги, я приступила к изложению сути проекта. Это было вольное переложение «Царевны-лягушки» с несколько передернутыми акцентами. Вместо Ивана-царевича появлялся некий поэт — непризнанный гений, вместо лягушонки — девушка, прекрасная во всех отношениях. А вот вместо Кощея Бессмертного — сильный, умный и немолодой бизнесмен. Бабой Ягой была его бывшая жена, подло подсказывающая Ивану, как добраться до бизнесмена. Иван, естественно, добирался, возвращал себе девицу, которая к тому времени уже любила Кощея. А Кощей, как человек благородный, отпускал девушку, думая, что с молодым человеком она будет более счастлива. Кощей даже инсценировал собственную смерть от руки поэта, давая любимой шанс увидеть в Иване мужчину сильного и отважного…
История вышла такой душещипательной, что я сама чуть не прослезилась. А Олег Иванович погрузился в тяжкое раздумье.
— Ну что ж, — молвил он, когда я уже готова была проклясть свой дар рассказчика, — я дам вам денег. Но с одним условием: главную роль сыграете вы!
Именно такой мне представляется наша будущая героиня.
— То есть как — дадите? — слабо вякнула я.
— А вот так — дам. Столько, сколько нужно. На искусстве нельзя экономить!
Ситуация вырисовывалась странная. С деньгами и не самой в общем-то дурацкой идеей я легко могла найти режиссера, жаждущего снимать. Главная роль автоматически доставалась мне. А там — приличный гонорар, знакомства, связи…
Зачем тогда, спрашивается, нужен мой маленький бизнес, кормящийся женской мстительностью и коварством? Почти неимоверным усилием воли заставив себя вспомнить о будущем ребенке этого мецената, я снова сконцентрировалась на воплощении в жизнь нашего плана и примерно через час, не позволив прикоснуться к себе и пальцем, уже заручилась обещанием Олега Ивановича отпраздновать день его рождения вдвоем. На моей загородной даче.
Дача, правда, была не моя. Аренду помещения оплачивала супруга Бородина.
Она же обязалась обеспечить дальнейшее безбедное существование Даши и ее неприкосновенность по окончании операции. О безопасности во время операции предстояло позаботиться мне. Ах, Даша! Милое, безобидное существо! Она и не знала, какому риску подвергалась!
В назначенный день мы с ней приехали на дачу заранее, чтобы успеть подготовиться к романтическому свиданию. Правда, готовилась я одна. Даша мирно спала в кладовке. Но это было и к лучшему. В 17.00 начался отсчет времени. С последним ударом часов на пороге возник Бородин. В 17.15 мы выпили по бокалу шампанского, в 17.20 он попытался стянуть с меня юбку. Я томно отстранилась и, загадочно сверкнув глазами, пообещала ему такой секс, какого он еще в жизни не видывал. При условии, что он сейчас немедленно отправится в душ и выйдет оттуда чистенький и свеженький, как младенчик.
Дальше важно было не ошибиться, но мы с его женой просчитали все точно.
— В любом случае он будет плескаться не меньше пятнадцати минут! Уж это я гарантирую, — говорила она, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
— Ох, смотрите не подведите! — просила я. И она не подвела. Заявилась в офис Олега Ивановича ровно в 16.00 и доверительно сообщила вице-президенту и компании, что у шефа ужасная депрессия: даже в свой собственный день рождения он в одиночестве заперся на какой-то даче, адрес которой она случайно обнаружила у него в записной книжке. Далее заботливая жена попросила друзей и коллег прямо сейчас вместе с ней поехать на эту дачу, чтобы развеселить Олега Ивановича и поздравить его с днем рождения. Представляю, как смущенно покашливали солидные дяди в дорогих костюмах, как прятали они двусмысленные улыбочки, как придумывали уважительные причины для того, чтобы не ехать! Но супруга шефа была ужас как настойчива. К тому же намеками, угрозами и перспективой близкой истерики она не оставила им другого выхода. И они поехали.
Излишне говорить, что перед воротами «моей» дачи кортеж из трех автомобилей остановился примерно в семнадцать сорок. Моя клиентка попросила нажать на сигнал, как бы для мужа, но на самом деле конечно же для меня. Услышав автомобильный гудок, я вытащила Дашеньку из сумки, устроила ее в кровати, а сама выскользнула из комнаты. Через несколько секунд из душа появился мокрый толстый Бородин. Не представляю что он почувствовал, вместо обнаженной женщины увидев в постели розовую хрюшку. Причем хрюшку, наряженную в два ажурных лифчика и кружевные трусы.
У него оказалась достаточно хорошая реакция для того чтобы понять: свинка сама по себе — не такой криминал, как свинка в женском белье, но недостаточно хорошая для того, чтобы успеть это белье снять. Коллектив друзей, партнеров и подчиненных под предводительством любящей супруги вошел в дверь как раз в тот момент, когда Олег Иванович, изловив Дашу за задние ножки, пытался стащить с нее трусы. Моя бедная Дашенька пронзительно визжала.
— Это не то, что вы думаете! — успел яростно прокричать Бородин. А дальше повисла тяжелая, неловкая тишина, нарушаемая только сердитым похрюкиванием освободившейся поросюшки…
* * *
Вторая ситуация была простой и изящной, как все истинно классическое.
Жена еще одного преуспевающего бизнесмена Марина жаловалась на постоянные домогательства со стороны приятеля мужа. Домогательства были обидными, пошлыми и утомительными. Но, самое ужасное, муж упорно не желал ничего замечать.
— Да перестань ты, ради Бога! — говорил он, прячась за газетой и досадливо отмахиваясь. — Придумываешь всякие страсти-мордасти. Сериалов, что ли, насмотрелась? У Карпенко своих баб — выше крыши. Станет он из-за этого со мной отношения портить…
Выход казался таким очевидным, что мне даже как-то неловко было брать деньги за консультацию.
— «Тартюфа» читали? — скучно поинтересовалась я, досадуя на то, что заказ сорвался. — Если не читали — почитайте. Все велосипеды в мире уже изобретены. Прячете мужа в шкаф или под кровать, позволяете вашему ухажеру пару вольностей — и все! Муж в бешенстве, друг в дерьме, а вы — на белом коне.
— Это все понятно. — Марина стеснительно и мило улыбнулась. — Но хочется сделать ему настоящую, конкретную гадость. Чтобы он, козел, надолго запомнил!
Я немного покумекала, прикинула так и сяк…
На торжественное «обмывание» какого-то там нового российско-германского проекта мы пришли вместе. Закрылись в маленькой комнатушке с двумя креслами и столом и занялись моим макияжем. Марина время от времени подхихикивала — вероятно, на нервной почве, а я творила в обстановке строгой секретности. О моем существовании до поры до времени не должен был знать никто — даже Маринин муж, которого она посвятила в некоторые пункты нашего плана.
Господи, как он упирался, бедный! Как отчаянно не хотел прятаться в каморке уборщицы рядом с холлом! Как кричал, что все это глупо и непорядочно!
А вот пресловутый Карпенко не вопил и не кричал, а, наоборот, с большим энтузиазмом отреагировал на предложение Марины пойти побеседовав наедине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56