Неужели в любую секунду я могу сесть в самолет, улететь в Новосибирск и меня больше никто и никогда не станет пугать отрубленными руками и кровавыми тапочками? Похоже, так оно и есть. Дома будет хорошо! Там театр, друзья. Ленка Журавлева, в отличие от Каюмовой, неспособная на гнусности. Там Пашков…
Через несколько секунд я с удивлением осознала одну вещь: мысль о Пашкове не сопровождалась привычным уже щемящим, болезненным, но все же немного приятным чувством. Только глухое раздражение — и все! Еще немного посидев на полу возле стены, я встала, прошла в комнату, выудила из книжки фотографию моего ненаглядного все в тех же стильных очках с грустной и умной полуулыбкой на устах. И тут же, к моему искреннему ужасу, глухое раздражение сменилось раздражением более чем явным! Мне вдруг захотелось изорвать снимок в клочки, поджечь на блюдечке и спустить в унитаз. Не больше и не меньше!
И из-за этого человека я чувствую себя виноватой! Плохо о нем подумала, ну надо же! Да в моих кошмарных фантазиях, в образе маньяка-убийцы, он, по крайней мере, являлся за мной в Москву, потрясенный моей изменой, измученный моим отсутствием! А в реальной жизни ему, похоже, было абсолютно начхать на то, где я и что со мной. Ну, уехала — и уехала! Жива — не жива, здорова — не здорова? Плевать! Он летал в Москву великое множество раз, он знал, как трудно здесь устроиться. В конце концов, он знал, что я тоскую без него!.. Из-за него и только из-за него я влезла во всю эту историю, а он не только не приехал меня спасти. Он не приехал вообще!
Уронив голову на руки, я заплакала горько и безутешно. Но почему-то от этих слез становилось легче, как будто они смывали с моих легких толстую, грубую коросту, мешавшую нормально дышать…
А в девять утра меня разбудил звонок в дверь. Вообще-то я намеревалась проспать часов до одиннадцати, поэтому открывать пошла не только со смутной тревогой, но и с недовольством. Кто это мог быть? Не очередной ли призрак, символизирующий продолжение игры? Пожалуй, это было бы уже не просто безвкусно, а глупо. Скорее всего, какой-нибудь бодрый коммивояжер: «Добрый день, сегодня фирма „АВС“ проводит презентацию своей продукции…» Однако это оказался не призрак и не коммивояжер, а Леха.
— Привет, — сказал он, правым плечом протискиваясь на территорию моей квартиры, а левой ногой все еще стоя в коридоре. — Ну что, поехали?
— Ты откуда мой адрес узнал? — изумилась я, отказываясь верить собственным глазам. — Каюмова, зараза, сказала, да?
— Н-ну… В общем, да. Так мы едем или ты уже передумала?
В памяти моей мгновенно всплыли все события вчерашнего дня и конечно же финал нашего с Лехой разговора. Ключи от квартиры Бирюкова. Мое яростное «А вот сама все узнаю и вам всем нос утру!». Бородинское, мягко говоря, недоброжелательное: «Не дай Бог кому-нибудь из вас хоть вслух, хоть про себя вспомнить об этой истории». Н-да… К чему ляпнула? И ведь не скажешь теперь, что пьяная была, — вроде в здравом уме и твердой памяти!
— Проходи, — кивнула я обреченно, так и не придумав, что бы такое соврать. — Ты ключи нашел, что ли?
— Более или менее! — радостно сообщил он, вваливаясь в прихожую.
Пока Леха снимал пальто и расшнуровывал ботинки, я сходила в комнату за расческой и кое-как привела в порядок свои взлохмаченные, торчащие во все стороны волосы. У меня, конечно, и в мыслях не было красоваться перед незваным гостем, но воспитание требовало хотя бы выглядеть прилично. "Эх, вот если бы это пришел Пашков! — ностальгически промелькнуло в голове и тут же в другом, «злом», полушарии моего мозга возникло продолжение:
— Следовало бы немедленно спустить его с лестницы!" В принципе «злая» половина моих мозгов была права: драгоценный Сереженька, сначала вдоволь накобелявшийся в Москве, а потом бросивший меня здесь на произвол судьбы, заслуживал того, чтобы перед его носом смачно хлопнули дверью. Но, если быть объективной, ничуть не меньше этого заслуживал Леха. Почему-то судьба имела дурную привычку посылать мне мужчин сомнительных нравственных достоинств.
Когда я вышла из комнаты в на все пуговицы застегнутом халате, с волосами, забранными в пресный ученический хвост, мой гость уже вовсю хозяйничал на кухне. Нарезанный ломтями белый батон лежал на тарелке, в которой обычно размораживается мясо, стаканы то ли по-походному, то ли по-тюремному были до половины наполнены сухой гранулированной заваркой. А Леха, сопя от усердия, пытался соскрести варенье со стенок баночки, которую я уже два раза ополаскивала для морса. Заметив мое присутствие, он оставил банку в покое и светски поинтересовался:
— Завтракать будешь? — Видимо, вариант отказа не исключался, и в этом случае Леха собирался в одиночестве сожрать мой батон, не дожидаясь, пока чайку предложит хозяйка.
— Буду! — из чувства противоречия сказала я, хотя есть совсем не хотела.
Гость повел себя с достоинством: если и огорчился, то совсем незаметно, кипяток налил в оба стакана и даже выудил откуда-то из-под джемпера шоколадку.
— Вот, умственную активность повышает!
— Издеваешься, да? — В голосе моем прорезались вчерашние истерические нотки.
— Да нет. Просто раз мы с тобой собрались на такое ответственное дело…
Вот уже и «мы с тобой»! Насколько я помнила, вчера об этом разговора не было. Я и одна-то никуда всерьез не собиралась, а уж тем более с Лехой. Нет, было бы, конечно, здорово вычислить убийцу и утереть Бородину нос, но… И Леха, к сожалению, не производит впечатления суперинтеллектуала со склонностью к дедуктивному мышлению, а обо мне уж и говорить нечего: о том, к чему приводят мои попытки мыслить логически, долго и с удовольствием вещал вчера Олег Иванович Бородин.
Выловив из чашки с десяток распрямившихся чайных листиков и с отвращением размазав их по краю тарелки, я сухо заметила:
— Ни на какое дело лично я не иду. А вчера все это говорила только для того, чтобы ты отстал…
— Да? — Он улыбнулся так радостно, что сразу стало ясно — не поверил.
— Да! И нечего тут ухмыляться… Я так от всего этого устала — словами не передать! На Бородина и на то, что он там себе думает, мне откровенно начхать, а Бирюков — не сват, не брат и не кум, чтобы как-то особенно горевать из-за его смерти и лезть в очередную историю. Так что спасибо за ключи; можешь вернуть их туда, где взял, с моим низким поклоном. Допивай свой чай и давай попрощаемся окончательно.
Договорила и ощутила что-то вроде легкой досады: не по поводу, конечно, окончательного прощания с Лехой — нет! Просто в очередной раз с горечью осознала, как бесславно закончился мой так лихо начинавшийся бизнес.
Напуганная, жалкая, осмеянная, выставленная круглой дурой, бегу из Москвы, как фашист из-под Сталинграда. Мне дается последний шанс, но я добровольно и обеими руками от него отказываюсь, чтобы не опозориться уж совсем по полной программе.
А могущественный и мнящий себя не просто новым русским, а новым русским интеллектуалом Бородин только усмехается жестко и холодно: глупая «шлюшка» получила то, чего заслуживала, и пусть теперь катится ко всем чертям!
Леха, наверное, прочитал мои мысли, потому что чай отхлебнул с явным удовольствием и действовать начал по методу змея-искусителя. Не думаю, что его волновало восстановление моего душевного равновесия — скорее то, что чай в чашке вот-вот закончится и прощаться придется, не доев халявный батон.
— Жень, а может, все-таки съездим на Устиньевскую, а? Ты сама подумай: никто об этом не узнает, ничего опасного в этом нет. Походим — посмотрим, вдруг и правда что-нибудь интересное найдем?
— Нет, — повторила я уже без прежней уверенности.
— А не найдем — так и ладно! В конце концов, уехать ты всегда успеешь.
Можно в квартиру и не заходить, просто пробежаться по соседям и поспрашивать, кто что видел.
— Во-первых, ребята Бородина там наверняка уже и без нас пробежались, а во-вторых, мне перед соседями лишний раз светиться тоже ни к чему. Не забывай, что они могли не только убийцу видеть, но и то, как мы с Наташкой «труп» грузили.
— О! Совсем другое дело! — гнусно обрадовался ?,Леха. — Когда начинаются «во-первых» и «во-вторых», это мне уже нравится. Ладно, отвечаю! Во-первых, не суди об умственных способностях бородинских орлов по тому, что рассказывала о них Ольга: все это говорилось исключительно для нагнетания жути, а так бандюки и бандюки — ничего особенного! Во-вторых, даже если тебя кто и узнает — ты ничем не рискуешь: трупа-то нет, значит, и убийства нет. Не знаю, как насчет думать, но кровищу убирать эти товарищи умеют… Ну и в-третьих, ты же актриса: шапку там какую-нибудь надень, балахон…
При упоминании «шапки» и «балахона» сердце мое тоскливо сжалось.
Вспомнился грим «а-ля мастер РЭУ» и последующее позорное перемещение из мужского туалета в отделение милиции. Немного притупившаяся обида вспыхнула с новой силой и красными пятнами проступила на щеках. Леха же невозмутимо ухватил последний кусок батона с тарелки:
— Так что, едем?
— Едем, — согласилась я. — Только это еще не значит, что мы и дальше будем с тобой общаться… Просто посмотрим — и все!
Примерно через час мы вышли из дому. Я была в своем светлом пальто и маленькой коричневой шляпке, с волосами, заботливо подкрученными плойкой, и даже «в макияже»! За последние пару недель слово «косметика» почти исчезло из моего лексикона, и теперь я снова с приятным томлением ощущала, что значит выглядеть если и не на все сто, то хотя бы на девяносто восемь. Леха шел чуть позади и болтал без умолку обо всякой ерунде: о каких-то ночных клубах, о том, что Люберцы якобы собираются присоединять к Москве, и о том, что в одном из здешних озер выловили ручного крокодидьчика. Слава Богу, сегодня его треп не сопровождался гайморитным подхрюкиванием, поэтому почти не раздражал. Я же думала о своем. Неплохо бы найти в квартире покойного Вадима Петровича улику, указывающую на убийцу. Мне страшно не нравилось чувствовать себя идиоткой, но кто-то явно выпутался из скверной истории за мой счет! Ведь весь этот спектакль был организован, с целью унизить и макнуть лицом в грязь меня, а кто-то хитрый и жестокий воспользовался случаем, убил Бирюкова и ушел абсолютно безнаказанным, возможно даже не ведая о том, что труп убрали, и не осознавая до конца, как же ему повезло!
И еще этот человек… Тот, кто пытался оказать Вадиму Петровичу первую помощь. Как получилось, что он пришел практически следом за убийцей? Появись он много позже, и спасать уже просто было бы некого: ножевые ранения в область печени — не шутка. Попробовал остановить кровь, понял, что поздно, испугался…
С этим более или менее ясно. Но вот это странное пересечение во времени убийцы и незнакомца!.. Возможно, Бирюков договорился со своим приятелем о встрече заранее, а убийца каким-то образом об этом узнал и… Случайность или попытка подставить другого человека? Это очень напоминало первый акт пьесы, разыгранной в назидание мне, и выглядело довольно логично. Действительно, в разгар устроенного Бородиным спектакля Вадим Петрович вряд ли стал бы открывать дверь кому попало, ибо за ней вполне могла оказаться я. Вот была бы картина маслом:
«труп» стоит на пороге, вежливо улыбается и предлагает выпить чайку. Значит, сейчас важнее всего вычислить незнакомца и хотя бы примерно очертить круг их общих с Бирюковым друзей и врагов…
— Чего такая серьезная? — бесцеремонно прервал цепь моих рассуждений Леха. — А-а! Знаю! .Наверное, уже прикидываешь, как лучше расставить убийце ловушку?
Я не удостоила его ответом. И вопрос был глупый, и в очередной раз попадать впросак не хотелось…
Примерно в половине двенадцатого мы подошли к дому Вадима Петровича.
Погода выдалась на удивление хорошая, на площадке резвилось великое множество детей под бдительным присмотром мам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Через несколько секунд я с удивлением осознала одну вещь: мысль о Пашкове не сопровождалась привычным уже щемящим, болезненным, но все же немного приятным чувством. Только глухое раздражение — и все! Еще немного посидев на полу возле стены, я встала, прошла в комнату, выудила из книжки фотографию моего ненаглядного все в тех же стильных очках с грустной и умной полуулыбкой на устах. И тут же, к моему искреннему ужасу, глухое раздражение сменилось раздражением более чем явным! Мне вдруг захотелось изорвать снимок в клочки, поджечь на блюдечке и спустить в унитаз. Не больше и не меньше!
И из-за этого человека я чувствую себя виноватой! Плохо о нем подумала, ну надо же! Да в моих кошмарных фантазиях, в образе маньяка-убийцы, он, по крайней мере, являлся за мной в Москву, потрясенный моей изменой, измученный моим отсутствием! А в реальной жизни ему, похоже, было абсолютно начхать на то, где я и что со мной. Ну, уехала — и уехала! Жива — не жива, здорова — не здорова? Плевать! Он летал в Москву великое множество раз, он знал, как трудно здесь устроиться. В конце концов, он знал, что я тоскую без него!.. Из-за него и только из-за него я влезла во всю эту историю, а он не только не приехал меня спасти. Он не приехал вообще!
Уронив голову на руки, я заплакала горько и безутешно. Но почему-то от этих слез становилось легче, как будто они смывали с моих легких толстую, грубую коросту, мешавшую нормально дышать…
А в девять утра меня разбудил звонок в дверь. Вообще-то я намеревалась проспать часов до одиннадцати, поэтому открывать пошла не только со смутной тревогой, но и с недовольством. Кто это мог быть? Не очередной ли призрак, символизирующий продолжение игры? Пожалуй, это было бы уже не просто безвкусно, а глупо. Скорее всего, какой-нибудь бодрый коммивояжер: «Добрый день, сегодня фирма „АВС“ проводит презентацию своей продукции…» Однако это оказался не призрак и не коммивояжер, а Леха.
— Привет, — сказал он, правым плечом протискиваясь на территорию моей квартиры, а левой ногой все еще стоя в коридоре. — Ну что, поехали?
— Ты откуда мой адрес узнал? — изумилась я, отказываясь верить собственным глазам. — Каюмова, зараза, сказала, да?
— Н-ну… В общем, да. Так мы едем или ты уже передумала?
В памяти моей мгновенно всплыли все события вчерашнего дня и конечно же финал нашего с Лехой разговора. Ключи от квартиры Бирюкова. Мое яростное «А вот сама все узнаю и вам всем нос утру!». Бородинское, мягко говоря, недоброжелательное: «Не дай Бог кому-нибудь из вас хоть вслух, хоть про себя вспомнить об этой истории». Н-да… К чему ляпнула? И ведь не скажешь теперь, что пьяная была, — вроде в здравом уме и твердой памяти!
— Проходи, — кивнула я обреченно, так и не придумав, что бы такое соврать. — Ты ключи нашел, что ли?
— Более или менее! — радостно сообщил он, вваливаясь в прихожую.
Пока Леха снимал пальто и расшнуровывал ботинки, я сходила в комнату за расческой и кое-как привела в порядок свои взлохмаченные, торчащие во все стороны волосы. У меня, конечно, и в мыслях не было красоваться перед незваным гостем, но воспитание требовало хотя бы выглядеть прилично. "Эх, вот если бы это пришел Пашков! — ностальгически промелькнуло в голове и тут же в другом, «злом», полушарии моего мозга возникло продолжение:
— Следовало бы немедленно спустить его с лестницы!" В принципе «злая» половина моих мозгов была права: драгоценный Сереженька, сначала вдоволь накобелявшийся в Москве, а потом бросивший меня здесь на произвол судьбы, заслуживал того, чтобы перед его носом смачно хлопнули дверью. Но, если быть объективной, ничуть не меньше этого заслуживал Леха. Почему-то судьба имела дурную привычку посылать мне мужчин сомнительных нравственных достоинств.
Когда я вышла из комнаты в на все пуговицы застегнутом халате, с волосами, забранными в пресный ученический хвост, мой гость уже вовсю хозяйничал на кухне. Нарезанный ломтями белый батон лежал на тарелке, в которой обычно размораживается мясо, стаканы то ли по-походному, то ли по-тюремному были до половины наполнены сухой гранулированной заваркой. А Леха, сопя от усердия, пытался соскрести варенье со стенок баночки, которую я уже два раза ополаскивала для морса. Заметив мое присутствие, он оставил банку в покое и светски поинтересовался:
— Завтракать будешь? — Видимо, вариант отказа не исключался, и в этом случае Леха собирался в одиночестве сожрать мой батон, не дожидаясь, пока чайку предложит хозяйка.
— Буду! — из чувства противоречия сказала я, хотя есть совсем не хотела.
Гость повел себя с достоинством: если и огорчился, то совсем незаметно, кипяток налил в оба стакана и даже выудил откуда-то из-под джемпера шоколадку.
— Вот, умственную активность повышает!
— Издеваешься, да? — В голосе моем прорезались вчерашние истерические нотки.
— Да нет. Просто раз мы с тобой собрались на такое ответственное дело…
Вот уже и «мы с тобой»! Насколько я помнила, вчера об этом разговора не было. Я и одна-то никуда всерьез не собиралась, а уж тем более с Лехой. Нет, было бы, конечно, здорово вычислить убийцу и утереть Бородину нос, но… И Леха, к сожалению, не производит впечатления суперинтеллектуала со склонностью к дедуктивному мышлению, а обо мне уж и говорить нечего: о том, к чему приводят мои попытки мыслить логически, долго и с удовольствием вещал вчера Олег Иванович Бородин.
Выловив из чашки с десяток распрямившихся чайных листиков и с отвращением размазав их по краю тарелки, я сухо заметила:
— Ни на какое дело лично я не иду. А вчера все это говорила только для того, чтобы ты отстал…
— Да? — Он улыбнулся так радостно, что сразу стало ясно — не поверил.
— Да! И нечего тут ухмыляться… Я так от всего этого устала — словами не передать! На Бородина и на то, что он там себе думает, мне откровенно начхать, а Бирюков — не сват, не брат и не кум, чтобы как-то особенно горевать из-за его смерти и лезть в очередную историю. Так что спасибо за ключи; можешь вернуть их туда, где взял, с моим низким поклоном. Допивай свой чай и давай попрощаемся окончательно.
Договорила и ощутила что-то вроде легкой досады: не по поводу, конечно, окончательного прощания с Лехой — нет! Просто в очередной раз с горечью осознала, как бесславно закончился мой так лихо начинавшийся бизнес.
Напуганная, жалкая, осмеянная, выставленная круглой дурой, бегу из Москвы, как фашист из-под Сталинграда. Мне дается последний шанс, но я добровольно и обеими руками от него отказываюсь, чтобы не опозориться уж совсем по полной программе.
А могущественный и мнящий себя не просто новым русским, а новым русским интеллектуалом Бородин только усмехается жестко и холодно: глупая «шлюшка» получила то, чего заслуживала, и пусть теперь катится ко всем чертям!
Леха, наверное, прочитал мои мысли, потому что чай отхлебнул с явным удовольствием и действовать начал по методу змея-искусителя. Не думаю, что его волновало восстановление моего душевного равновесия — скорее то, что чай в чашке вот-вот закончится и прощаться придется, не доев халявный батон.
— Жень, а может, все-таки съездим на Устиньевскую, а? Ты сама подумай: никто об этом не узнает, ничего опасного в этом нет. Походим — посмотрим, вдруг и правда что-нибудь интересное найдем?
— Нет, — повторила я уже без прежней уверенности.
— А не найдем — так и ладно! В конце концов, уехать ты всегда успеешь.
Можно в квартиру и не заходить, просто пробежаться по соседям и поспрашивать, кто что видел.
— Во-первых, ребята Бородина там наверняка уже и без нас пробежались, а во-вторых, мне перед соседями лишний раз светиться тоже ни к чему. Не забывай, что они могли не только убийцу видеть, но и то, как мы с Наташкой «труп» грузили.
— О! Совсем другое дело! — гнусно обрадовался ?,Леха. — Когда начинаются «во-первых» и «во-вторых», это мне уже нравится. Ладно, отвечаю! Во-первых, не суди об умственных способностях бородинских орлов по тому, что рассказывала о них Ольга: все это говорилось исключительно для нагнетания жути, а так бандюки и бандюки — ничего особенного! Во-вторых, даже если тебя кто и узнает — ты ничем не рискуешь: трупа-то нет, значит, и убийства нет. Не знаю, как насчет думать, но кровищу убирать эти товарищи умеют… Ну и в-третьих, ты же актриса: шапку там какую-нибудь надень, балахон…
При упоминании «шапки» и «балахона» сердце мое тоскливо сжалось.
Вспомнился грим «а-ля мастер РЭУ» и последующее позорное перемещение из мужского туалета в отделение милиции. Немного притупившаяся обида вспыхнула с новой силой и красными пятнами проступила на щеках. Леха же невозмутимо ухватил последний кусок батона с тарелки:
— Так что, едем?
— Едем, — согласилась я. — Только это еще не значит, что мы и дальше будем с тобой общаться… Просто посмотрим — и все!
Примерно через час мы вышли из дому. Я была в своем светлом пальто и маленькой коричневой шляпке, с волосами, заботливо подкрученными плойкой, и даже «в макияже»! За последние пару недель слово «косметика» почти исчезло из моего лексикона, и теперь я снова с приятным томлением ощущала, что значит выглядеть если и не на все сто, то хотя бы на девяносто восемь. Леха шел чуть позади и болтал без умолку обо всякой ерунде: о каких-то ночных клубах, о том, что Люберцы якобы собираются присоединять к Москве, и о том, что в одном из здешних озер выловили ручного крокодидьчика. Слава Богу, сегодня его треп не сопровождался гайморитным подхрюкиванием, поэтому почти не раздражал. Я же думала о своем. Неплохо бы найти в квартире покойного Вадима Петровича улику, указывающую на убийцу. Мне страшно не нравилось чувствовать себя идиоткой, но кто-то явно выпутался из скверной истории за мой счет! Ведь весь этот спектакль был организован, с целью унизить и макнуть лицом в грязь меня, а кто-то хитрый и жестокий воспользовался случаем, убил Бирюкова и ушел абсолютно безнаказанным, возможно даже не ведая о том, что труп убрали, и не осознавая до конца, как же ему повезло!
И еще этот человек… Тот, кто пытался оказать Вадиму Петровичу первую помощь. Как получилось, что он пришел практически следом за убийцей? Появись он много позже, и спасать уже просто было бы некого: ножевые ранения в область печени — не шутка. Попробовал остановить кровь, понял, что поздно, испугался…
С этим более или менее ясно. Но вот это странное пересечение во времени убийцы и незнакомца!.. Возможно, Бирюков договорился со своим приятелем о встрече заранее, а убийца каким-то образом об этом узнал и… Случайность или попытка подставить другого человека? Это очень напоминало первый акт пьесы, разыгранной в назидание мне, и выглядело довольно логично. Действительно, в разгар устроенного Бородиным спектакля Вадим Петрович вряд ли стал бы открывать дверь кому попало, ибо за ней вполне могла оказаться я. Вот была бы картина маслом:
«труп» стоит на пороге, вежливо улыбается и предлагает выпить чайку. Значит, сейчас важнее всего вычислить незнакомца и хотя бы примерно очертить круг их общих с Бирюковым друзей и врагов…
— Чего такая серьезная? — бесцеремонно прервал цепь моих рассуждений Леха. — А-а! Знаю! .Наверное, уже прикидываешь, как лучше расставить убийце ловушку?
Я не удостоила его ответом. И вопрос был глупый, и в очередной раз попадать впросак не хотелось…
Примерно в половине двенадцатого мы подошли к дому Вадима Петровича.
Погода выдалась на удивление хорошая, на площадке резвилось великое множество детей под бдительным присмотром мам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56