— И конфискованные долговые расписки описывал и отправлял в Сан-Дени ты…
— Да, святой отец.
— Значит, тебе и оставшиеся архивы в Сан-Дени везти, — удовлетворенно чмокнул губами Главный инквизитор. — Кстати, это ведь именно они тебя к нам направили…
Бруно напрягся. В Сан-Дени, главный монастырь Ордена и крайне опасное для чужака место, можно было попасть или случайно — как он сам когда-то, — или по их собственному запросу.
«Неужели по мне был запрос?»
Ему было очень не по себе. Но отказаться было немыслимо.
— Как прикажете, святой отец.
Томазо лично просмотрел свезенные изо всех провинций Арагона архивы ссудных лавок и обменных контор и лично отложил в сторону первоочередные. А потом он выехал в Каталонию и в качестве пробы попросил о личной встрече одного из провинциальных грандов — сеньора Франсиско Сиснероса.
Как ему чуть позже рассказали агенты, Сиснерос долго колебался, надо ли ему принимать приглашение столь низкого происхождением человека, но Томазо понимал, на какие клавиши следует нажимать, чтобы заинтриговать человека. И не ошибся: услышав, что сеньор Хирон прибыл с поручением от Короны и Ордена, гранд не утерпел и довольно быстро нашел его в маленьком гостином доме маленького каталонского городка.
— Вы, как я понимаю, сеньор Томазо Хирон? — спросил высокородный гранд, как только вошел.
— Совершенно верно, — изящно поклонился Томазо.
— И что у вас за дело?
Томазо жестом пригласил гранда присаживаться и присел сам.
— Речь идет о ваших долгах.
— Моих долгах? — опешил гранд и тут же начал наливаться гневом: — Ну-ка, объяснитесь… и вообще… вам-то какое дело до моих долгов!
— Вы должны королю, — пожал плечами Томазо, — и, разумеется, Ордену.
— К-королю? — выпучил глаза гранд и огромным кулаком застучал себя в широкую грудь. — Я? Должен?! Королю?!! Да еще и Ордену! Да как ты смеешь?!
Томазо пожал плечами, сунул руку в тубу хорошей кожи и вытащил свиток. Протянул Сиснеросу и, не дождавшись встречного движения руки, положил свиток на стол.
— Здесь нотариальные копии ваших долговых расписок.
Гранд — все еще не в силах успокоиться — гневно пыхнул и небрежно взял свиток со стола. Развернул, вчитался и в совершенном изумлении поднял брови:
— Откуда это у вас?
Томазо усмехнулся — теперь он мог себе это позволить.
— Это ведь ваши долговые расписки?
Он совершенно намеренно не ответил на вопрос — просто чтобы гранд понял, что их позиции, по меньшей мере, равны. Но и гранд не собирался уступать.
— Я спросил, откуда это у вас, — уже с угрозой повторил он.
— Вы и сами прекрасно знаете, откуда, — решил немного сдать назад Томазо. — Из архива Исаака Ха-Кохена. И это — ваш заем. Ведь так?
— Да, это мой заем, — мрачно признал гранд и швырнул свиток обратно, почти в лицо. — Но ни короля, ни Орден, ни тем более тебя это дело не касается.
— Ошибаетесь, — покачал головой Томазо. — Дело в том, что Исаак Ха-Кохен был крещен, а около полутора месяцев назад его арестовал Трибунал…
Сеньор Франсиско мрачно жевал ус и явно не собирался это никак комментировать.
— А три недели назад Исаак Ха-Кохен был признан виновным в жидовской ереси и приговорен к конфискации всего имущества и последующей релаксации .
Гранд непроизвольно напрягся, и Томазо понимал почему. Из переданного братом Агостино секретного реестра следовало, что Ха-Кохены неоднократно помогали гранду, и старый меняла оправданно ожидал того же.
«Но ты не помог…» — промелькнула у Томазо ненужная в общем-то мысль, и прошлое снова заявило о себе — тянущей болью в сердце.
Там, в монастыре, много лет назад, они с Гаспаром кидались на помощь каждому, — едва отбрасывали противника назад, а потом им самим стало туго, и вот здесь и стало ясно, кто есть кто. Да, из тех, кто струсил, в орденскую школу не прошел никто, но почему-то легче на сердце от этого не становилось — ни тогда, ни сейчас.
— Это личное дело Исаака Ха-Кохена, — насупился гранд, — я к его жидовской ереси никакого отношения, слава Всевышнему, не имею.
— Верно, — легко согласился Томазо, — но по закону, кстати, утвержденному кортесом, конфискованное имущество еретика переходит Церкви и Короне. В число этого имущества входят и ваши долговые обязательства — все до единого.
Сеньор Сиснерос побледнел, а на его висках выступили крупные капли пота.
— Таким образом, — завершил Томазо, — вы теперь должны не терпеливому Исааку Ха-Кохену, а Его Высочеству и Церкви.
Гранд шумно глотнул. Он явно был в растерянности и не мог решить, как на это реагировать.
— И сколько?..
Томазо развернул так и валяющийся на столе перед ним свиток, разгладил и, прижав ладонью, ткнул в цифры пальцем.
— Здесь указано, что вы обязались вернуть заем той же монетой, какой брали, — напомнил он, — и по нынешнему курсу это означает, что вашего родового поместья уже не хватает.
— Да я тебя!.. — рванулся через стол сеньор Сиснерос, пытаясь ухватить Томазо за грудки.
Томазо отскочил.
— Мерзавец! — перекатился через хрустнувший стол гранд и выхватил шпагу. — Иди сюда!
Томазо тоже вытащил шпагу, легко пропустил кинувшегося гранда мимо себя и уже на излете ткнул его острием под колено. Гранд взревел, попытался развернуться и, не понимая, что с ним происходит, рухнул на пол. А Томазо подошел к столу, взял нотариальную копию и уже с полным правом швырнул ее поверженному гранду в лицо.
— Если вы не признаете долга, я поставлю об этом в известность всех рыцарей королевства, — внятно произнес он. — Вы понимаете, что это будет означать для вас.
Лицо силящегося встать гранда приобрело густой свекольный цвет. Он понимал.
— А если признаете, король… может быть… пожалует вам ваше поместье обратно.
В считанные недели в аналогичном положении оказались практически все мятежные гранды Кастилии, Каталонии, Валенсии, Арагона и Наварры. Каждый из них десятки раз закладывал земли и поместья, чтобы построить океанский корабль или выступить на войну. Почти никто из них не собирался защищать евреев, полагая, что с гибелью заимодавца исчезнет и сам заем. И никто и представить не мог, что наследниками их долгов по закону станут Церковь и Корона — те, с кем они и сцепились.
Но главное — все они были заложниками своей фамильной чести. Не отдать долг было для грандов так же естественно, как плюнуть, но вот допустить огласку… это было так же немыслимо, как при множестве свидетелей бежать с поля боя.
Бруно в числе множества других присланных в Сан-Дени приемщиков завели в огромный, до потолка набитый связками документов зал, а затем дверь скрипнула, и на пороге появились два здоровенных монаха — с третьим на руках.
— Вон туда, — распорядился едущий на своих собратьях монах, — за стол.
Монахи пронесли его за стол, усадили, пододвинули стул, бережно поправили под столом безжизненные ноги, разложили на столе бумаги и, почтительно поклонившись, вышли. Бруно пригляделся, и внутри него похолодело — за столом сидел тот самый монах — с вилкой в пояснице.
— Ну что, детки, — наклонился над столом монах, — будем знакомиться. Меня зовут Гаспар.
Бруно опустил глаза вниз и тут же заставил себя поднять подбородок повыше. Даже отец признал его не сразу, а уж этот…
— Работа у вас будет нудная — смерть, — с усмешкой предупредил Гаспар. — Но вернуться назад до того, как она будет закончена, даже не надейтесь.
— А что мы будем делать? — подал голос кто-то.
Гаспар улыбнулся и обвел руками вокруг себя.
— Сортировать еврейские архивы — все, до последней бумажки.
Монахи охнули.
— Я не могу задерживаться надолго, брат Гаспар, — вышел вперед один из них, — у меня работы в Уэске — невпроворот.
— Имя, — коротко распорядился Гаспар.
— Кристобаль, — сделал еще один шаг вперед монах, — брат Кристобаль де ла Крус.
Гаспар кивнул, достал из стопки лежащих на столе бумаг одну и некоторое время что-то в ней высматривал.
— А… вот, нашел. Кристобаль де ла Крус. Присвоил из имущества Церкви и Короны два публичных дома, три питейных заведения, цирюльню и шестнадцать харчевен… Ого, какой размах!
Монахи замерли. Здесь по запросу Ордена были собраны одни приемщики, и без греха не был никто.
— Я могу тебя вернуть назад, Кристобаль, — с выражением крайней симпатии на лице кивнул Гаспар. — Даже карету дам… вместе с почетным караулом. До самой камеры под руки доведут…
В зале мгновенно воцарилась тишина.
— Но если вдруг передумаешь и захочешь остаться с нами… чтобы работать, как маленький послушный ослик… несколько месяцев подряд… за тарелку похлебки, я тебя пойму и отговаривать не стану.
По залу пронеслась волна вздохов.
— А что потом? — набрался отваги кто-то сзади. Гаспар улыбнулся.
— Поймите, деточки мои, ваше будущее делается здесь, в этом зале. Не в Уэске. Не в Сарагосе. И даже не в Мадриде. Только здесь. Так что мой вам совет: постарайтесь мне понравиться.
Монахи потрясенно молчали.
Гаспар отдал первые распоряжения по сортировке и откинулся на спинку стула. Когда стало ясно, каких размеров достигло в Трибуналах воровство, кое-кто в Риме потребовал чистки — по всем правилам — со следствием, приговором и релаксацией в конце. Чтоб неповадно было…
Лишь с огромным трудом Генерал уговорил Папу этого не делать и оставить все, как есть. К тому времени следователи Ордена уже прижали нотариусов и знали схемы присвоения как свои пять пальцев. Следующим звеном были приемщики.
В силу своего положения приемщики знали больше, чем нотариусы. Многое похищалось, минуя юридическое оформление — прямо из домов еретиков и евреев. Теперь следовало постепенно привести приемщиков к мысли, что сотрудничество с Орденом для них — единственный выход, а значит, нужно рассказать, а затем и собственноручно записать все и обо всех — вплоть до комиссаров и епископских племянников.
Гаспар усмехнулся. В такой ситуации только полный дурак стал бы судить проворовавшихся инквизиторов, ибо страх разоблачения держит человека в повиновении не хуже стального крючка и куда как сильнее, чем само разоблачение. А значит, не пройдет и года, и агентами Ордена будет наполнена вся Святая Инквизиция — сверху донизу. И будут они работать на Орден всю их жалкую жизнь. И чем выше поднимется каждый из них по лестнице славы и заслуг, тем сильнее будет его страх потерять достигнутое и тем больше пользы принесет он делу Ордена.
«Главное — не передавить и дать понять, что обо всем можно договориться, — оглядел Гаспар бывших приемщиков. — А то побегут…»
Бруно поймал на себе взгляд Гаспара уже в конце дня, перед ужином. Обезножевший монах какую-то долю секунды явно силился вспомнить, откуда он знает этого приемщика Трибунала, но затем его отвлекли, и кто такой Руис Баена на самом деле, он так и не вспомнил.
«Руис Баена?!» — охнул Бруно.
Только теперь до него дошло, что как только Гаспар начнет просматривать огромный список прибывших в Сан-Дени приемщиков детально, он сразу поймет, кто перед ним. Ибо документ на имя Руиса Баены, каллиграфа монастыря Блаженного Августина, был взят с его обездвиженного тела — там, на кухне епископа Арагонского.
«Бежать, — понял Бруно, — немедленно!»
Похоже, об этом думала чуть ли не четверть бывших приемщиков. По крайней мере, они уже теперь разбились на группы и жарким шепотом обсуждали услышанное.
— Слышь, брат, — внезапно тронул его за рукав так некстати заявивший о себе Кристобаль де ла Крус, — бежать отсюда надо. Ты не думаешь?
— Не думаю, — мотнул головой Бруно. — Они не станут нас отдавать под суд. Скорее попытаются использовать.
Он знал, что экономный мастер, прежде чем переплавить шестерню, проверит, а не пригодится ли она в другом месте.
— У меня там, в Уэске, не только эти шестнадцать харчевен… — с сомнением покачал головой Кристобаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58