— Вы лучше скажите, что у вас не получается… — на полуслове оборвал он монаха.
— Плохо слушаются. Ну и бегут, — развел руками Херонимо. — Особенно молодежь, когда у них брачный период начинается.
— Значит, с побегов и начнем.
Бруно много ходил по редукции и видел: в отличие от евреев, уже прошедших огонь и воду, а потому почти не поддающихся перековке, здесь материал был пластичный — одно удовольствие.
— И как мы начнем? — заинтересовался Херонимо.
— Не надо их удерживать, — прямо посоветовал Бруно. — И перестаньте отгонять мамелюков от редукции.
Монах опешил.
— Это как двойной паз, — пояснил Бруно. — Даже если шестеренка попытается выскочить, деться ей некуда — только назад.
Увидел, что его не понимают, и добавил:
— Сделайте мамелюков еще одним частоколом. Никто не выскочит. Наоборот, побеги прекратятся.
Брат Херонимо пожевал губами и потрясенно покачал головой:
— Смело…
Когда Амир нашел-таки Мусу в харчевне, тот смотрел вслед уходящему монаху.
— Ты не поверишь, брат, — криво улыбнулся марокканец, — этот каплун сказал, что они убирают охрану с внешней стороны частокола редукций.
— Ну и что? — не сразу понял Амир.
— Все, кто отправится в лес погулять, наши. Ты понял?
Амир кивнул. Он подобное уже видел, когда король предложил морискам перебираться в Марокко.
— Здесь какой-то подвох. А главное, зачем тебе мелочиться? Что, если всю редукцию взять? Там ведь тысячи три-четыре…
— А зачем я буду рисковать? — резонно возразил Муса. — Да у меня и людей столько нет, чтоб охрану перебить.
— А у кого они есть?
Марокканец с подозрением оглядел Амира.
— А ты, брат, бунтарь…
— А ты — марокканец, — парировал Амир. — И по-настоящему, что такое Орден, не знаешь. Эту заразу лучше сразу выжечь, под корень.
Как только дозорные сообщили, что мамелюки уже здесь, Бруно переговорил с братом Херонимо и лично открыл ворота.
— Скажите им, что желающие могут уходить.
Покрасневший от волнения монах быстро затараторил на индейском языке и несколько раз решительно ткнул рукой в сторону распахнутых ворот. Индейцы загомонили, начали переглядываться, и постепенно из толпы начали выходить самые смелые.
— Подбодрите их, брат Херонимо, — попросил Бруно.
Монах выкрикнул несколько слов, и смельчаки, ухмыляясь, тронулись в сторону ворот.
— Дети, — покачал головой Херонимо, — чистые дети.
Бруно так не считал. Да, материал в целом был податливый, мягкий, но те, кто вышли из толпы, определенно прошли какую-то закалку — в неправильной форме, а потому их всех можно было смело пускать в переплавку.
Толпа замерла. Все смотрели вслед выходящим за ворота соплеменникам и ждали одного: действительно ли их отпустят.
— Может, закрыть за ними? — осторожно начал Херонимо.
— Ни в коем случае, — отрезал Бруно.
И в следующий миг раздался этот вой:
— А-ла-ла-ла-ла!
Индейцы охнули, и почти сразу с той стороны начали кричать.
— Они просят о помощи, — забеспокоился Херонимо.
— Пусть просят.
Толпа волновалась, как озеро в непогоду. А потом крики стихли, и Бруно снова повернулся к индейцам.
— Переведите им, что отныне никто их в редукции силой держать не будет. Напротив, за нарушение порядка их начнут нещадно изгонять за частокол.
— Гениально… — выдохнул брат Херонимо.
Амир переговорил с половиной Сан-Паулу, и все, в общем, держались одной линии. Да, взять новых рабов у каплунов было бы неплохо, но вот начинать войну… присоединиться можно, но не начинать. Все помнили, что прошлое восстание комунерос кончилось поражением. И тогда он забрал своих рабов у Иосифа и двинулся от поселка к поселку.
— А все честно будет? — не отрываясь от разделывания индейской ноги и прикорма собак, интересовался какой-нибудь небогатый землевладелец. — Мне мою долю краснокожих без фокусов отдадут?
— Вы и будете устанавливать правила, — обещал Амир. — Это — единственная гарантия.
Землевладелец хмыкал и соглашался.
Помогало производить впечатление и то, что, с точки зрения местных, Амир был безумно богат. Свита из восемнадцати жмущихся к хозяину рабов позволяла предположить, что на плантациях у него в десятки раз больше, а значит, человек он сильный и уважаемый. И даже его походная одежда, как и то, что он едет впереди вереницы рабов на выпрошенном у Иосифа дешевом муле, а не на безумно дорогом жеребце, лишь говорило в его пользу: скуп, значит, головой думает.
Конечно же, Амир видел, сколь жуткое будущее ожидает крещеных индейцев, но он по опыту знал: если Орден не остановить, нечто подобное ожидает здесь всех.
Брат Херонимо сильно сомневался, следует ли сразу после такой сильной меры делать что-либо еще, но Бруно знал: железо нужно греть беспрерывно, пока оно не начнет поддаваться ковке.
— Первым делом ставим общие столы, — распорядился он.
— Но семейные у нас едят отдельно, — начал было Херонимо.
— Так написано в одобренной Папой книге, — отрезал Бруно и постучал пальцем по томику Кампанеллы.
И в считанные часы, уже к ужину, длинные — на всю общину — столы были сколочены.
— Женщины садятся с одной стороны, мужчины — с другой. И никаких разговоров за едой.
Херонимо перевел сказанное изумленным старейшинам.
— Кто возразит, сразу за частокол! — жестко предупредил Бруно.
Херонимо перевел и это. И через две недели непрерывного введения все новых и новых ограничений, когда целых четырнадцать непосед отправилось в руки мамелюков, а все остальные поняли, что с ними не шутят, Бруно приступил к основному.
— Ваша главная беда — личная привязанность мужчин и женщин друг к другу, — почти процитировал он слова книги брату Херонимо.
Тот растерянно моргнул, и Бруно уточнил:
— Брак по привязанности — это как заклинившие шестеренки, что с ними ни делай, они будут держаться вместе. Так?
Монах растерянно кивнул.
— Но нам-то нужно, чтобы они вращались! Так?
Брат Херонимо криво улыбнулся:
— Ну… в общем, да.
— Смотрите, что он пишет, — раскрыл Бруно одобренную Папой книгу Кампанеллы. — Женщин полных следует сочетать с худыми мужами, а худых — с полными, дабы они хорошо и с пользою уравновешивали друг друга.
Брат Херонимо молчал.
— Хорошо и с пользою! — яростно повторил Бруно. — Вы меня понимаете?!
— Они не согласятся… — выдохнул монах.
— Значит, пойдут за частокол, — отрезал Бруно. На следующее утро всех индейцев выстроили в две шеренги одна напротив другой: мужчины справа, женщины слева.
— Пусть разденутся по обычаю древних спартанцев, — процитировал Бруно одобренную Папой книгу.
И понимающий, что с руководством Ордена, кто бы за «гостем» ни стоял, не поспоришь, Херонимо грозно и протяжно принялся кричать на индейском.
— …а если кто не хочет подчиняться, — за частокол!
Индейцы замерли, и стало так тихо, что было слышно, как шумят гигантские кроны далеких, там, за частоколом, деревьев.
— Ну?! — рявкнул Херонимо. — Кто смеет возразить воле наместника Христа на земле?! Кто хочет к мамелюкам — на корм псам?! Я никого насильно не держу!
И тогда индейцы стали раздеваться — один за другим.
Амир двигался от поселка к поселку и везде встречал понимание. Земледельцы понимали, что если Орден изгнать, то земли редукций с уже готовыми рабами можно будет переделить. Конезаводчики и скотоводы мечтали об устранении самого опасного конкурента. Купцы яро ненавидели Орден за право плавать под чужими флагами и провозить товар безо всяких пошлин. И все они слишком хорошо помнили и кровавую расправу после провала восстания комунерос, и то, что вытворяли над ними люди Церкви в Европе. А потом Амир встретился с голландцами и англичанами и понял, что можно начинать.
— И сколько общин уже готово выступить против Ордена? — осторожно поинтересовались они на первой же встрече.
— Все, — рубанул рукой воздух Амир.
— А сколько людей готовы встать под ружье?
— Было бы это ружье! — рассмеялся Амир.
И вот здесь евангелисты улыбнулись.
— Будет… — закивали они. — Что-что, а уж оружия мы вам привезем, сколько надо. Слава Папе, все его лучшие оружейники давно уже на нас работают.
Иосиф не находил себе места. Алмазы были — вот они, под боком! Он лично отыскал шесть штук не слишком чистых, но на удивление крупных камней. Однако без вложения серьезных средств организовать добычу было нереально. А вкладывать средства без политических гарантий амстердамские евреи не собирались — слишком уж хорошо они помнили, что такое Орден. Так что, когда его свели с голландцами, Иосиф уже прошел и через досаду, и через ярость, и даже через отчаяние.
— Есть дело, — прямо сказали голландцы. — Комунерос хотят оружия, но здесь на побережье слишком уж много агентов Ордена. Не поможешь?
— И сколько вы хотите закинуть?
Голландцы переглянулись.
— Ну, для начала тысяч десять стволов. Оплату обговорим… то, что работа опасная, мы понимаем.
Иосиф прикрыл глаза. Он знал, насколько длинные у Ордена руки, но чувствовал: вся его судьба решается прямо сейчас.
— Идет, — решительно кивнул он. — Я перекину столько, сколько надо.
А тем же вечером, памятуя об агентах Ордена и понимая, что ни одному белому в такой ситуации доверять нельзя, собрал шестерых своих рабов под навесом и сказал все как есть:
— Есть работа. Кто выживет, получит волю. Кто согласен?
И рабы, — что черные, что красные — один за другим делали шаг вперед.
«Сырое железо» населения редукции медленно, но верно разогревалось. Едва индейцы разделись, монахи прошли вдоль шеренг и на глазок определили, кто способен, а кто вял к совокуплению — строго по рекомендациям доминиканца Кампанеллы. Затем обсудили, какие мужчины и женщины по строению своего тела более подходят друг другу, перетасовали в нужном порядке и так же, двумя семенящими шеренгами, погнали к храму.
— Но это не моя подруга! — возмутился кто-то, оказавшись перед аналоем.
— За частокол! — мгновенно отреагировал Бруно.
Он знал, что раскаленное железо нельзя выпускать из поля зрения ни на миг. А ему предстояло еще очень многое: выдержать мужчин и женщин порознь в течение трех суток, проследить, чтобы они тщательно подмылись, покормить, снова выдержать, дабы пища переварилась, а новобрачные успели хорошенько помолиться, и лишь затем загнать каждую пару в свою секцию. К тому времени не участвующие в церемонии подростки уже должны соорудить под навесами перегородки из сухого тростника.
— Может быть, не будем так торопиться? — снова засомневался брат Херонимо. — Дадим им время друг к другу привыкнуть…
Бруно лишь покачал головой и ткнул пальцем в книгу.
— Сейчас Венера и Меркурий находятся на восток от Солнца в благоприятном Доме и в очень хорошем аспекте Юпитера. Когда еще такое удачное сочетание будет?
Брат Херонимо был потрясен. Двойник Томазо Хирона действовал настолько решительно, а главное, со знанием дела, что буквально раздавил всякое сопротивление.
— Главное, выбрать правильный момент, чтобы вынуть железо из горна, — говорил он и давал послабление, когда, казалось, вот-вот полыхнет.
— А теперь — наковальня! — командовал он, и индейцев зажимали так, что никто и пикнуть не смел.
И в конце концов он их подчинил совершенно.
Брат Херонимо не был глуп, а потому мгновенно понял выгоды прямо сейчас нарождающихся новых правил обращения с туземцами. Таких, рассыпанных по планете полудиких земледельческих племен было множество, пожалуй, девять из десяти. И всех предстояло одомашнить.
Нет, многое в Парагвае было наработано и до приезда этого «Хирона». Именно здесь начали использовать общинный уклад дикарей к своей пользе — пусть и ценой отступления от канонов христианства. Дикарей уже не пытались поднять до себя, а сразу методично приручали — такими, как есть.
Но только этот «Хирон» сумел сделать следующий шаг: навязать племени жесткую, почти механическую дисциплину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58