Морин восхитилась его выносливостью, но поняла, что долго он не продержится. Если плечо причиняет ему такую боль, странно, что он до сих пор не потерял сознание.
Казалось, Роско тоже удивился, что у его врага хватило сил встать. Но тут же лицо его перекосилось от дикой ненависти, так долго копившейся внутри.
Она увидела, как он ухватился рукой за одну из трубок, по которым в камеру из баллонов поступал азот. Морин поняла, что он собирается сделать, и вмиг кровь в ее жилах, похоже, приобрела температуру того жидкого азота. А безумный доктор уже отдирал трубку от баллона.
Джордан поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся на него.
Если Роско успеет вырвать трубку, Джордана окатит поток жидкости, имеющей температуру двести градусов ниже нуля, что равносильно раскаленной лаве.
У Морин была доля секунды, чтобы принять решение.
И она его приняла.
Вначале она снова легла на пол ногами по направлению к Роско. Затем покрепче сжала пистолет и, целясь, подумала, что если попадет из такого положения, то в этот миг использует все везение, отпущенное ей на будущее. А если промахнется и попадет в один из баллонов за спиной профессора, то никакого будущего у нее нет. Стальной контейнер взорвется, и весь полуподвал превратится в небольшой кратер, усеянный лохмотьями их тел.
– Ложись, Джордан! – крикнула она и нажала курок за мгновение до того, как профессор вырвал из паза трубку.
Грохот выстрела раскатился по дому звоном погребального колокола.
Роско круто обернулся к ней, как будто вместо выстрела она выкрикнула его имя. Постоял немного, глядя на нее так, словно давно знает, но не может вспомнить имя.
Потом слегка пошатнулся, наклонил голову и уставился на отверстие в груди, из которого текла кровь, заливая эмблему на футболке от Ральфа Лорена.
Рука, сжимавшая трубку, бессильно опустилась, и ледяная жидкость хлынула ему на ступни. Но Роско, казалось, не почувствовал ожога. Он сперва упал на колени, а затем, спустя мгновение, растянувшееся на целую вечность, закрыл глаза и соскользнул на пол, прикрыв своим телом трубку и часть азотного ручья.
Не сводя глаз с профессора Уильяма Роско, Морин поднялась на ноги. В ушах ее сквозь гулкое эхо выстрела прорвалась его угроза.
Если Джулиус Вонг выйдет на свободу, ты вновь лишишься зрения.
Потом она обвела взглядом пространство, ища Джордана и боясь, что он тоже угодил в разлившуюся по полу смертельную лужу.
Тем временем Джордан, услышав ее крик, повернул к ней голову и вмиг понял, что сейчас будет. Без промедления он рухнул на пол, надеясь, что от нового удара в плечо не лишится чувств.
Чувств он не лишился, зато увидел небо в алмазах, которым уже имел случай полюбоваться в саду.
Он почувствовал, как быстро падает температура в помещении, и откуда-то издалека до него донесся голос Морин:
– Баллон! Джордан, надо перекрыть баллон!
Джордан собрал остатки сил и поднялся. Морин, увидев его на ногах, испытала такой же мощный прилив облегчения, как волна холода, заполняющая полуподвал.
Но вместо того, чтобы перекрывать клапан баллона, он на предельной скорости обежал стойку и схватил Морин за руку.
– Уходим отсюда! Быстро!
Они буквально перелетели первые три ступеньки, потом, держась друг за друга, поднялись по двум маршам лестницы и вышли на воздух. Ночь была теплая, но их еще долго била дрожь, и жидкий азот был не главной ее причиной.
52
– Как плечо? Болит?
Джордан отхлебнул кофе и помотал головой.
– Нет. Уже почти не чувствуется.
Они сидели друг против друга за столиком кафе «Старбек» на Мэдисон-авеню. Два припорошенных усталостью человека на фоне огромного окна, за которым тянулся утренний поток машин. После бессонной ночи у обоих были круги под глазами. То, что они пережили за эту ночь, оставило еще один шрам в памяти каждого, еще один клин безумия, от которого никто из нас не застрахован.
Они были далеки от победного ликования, как далеки от него измученные ветераны, отупело глядящие друг на друга и удивляющиеся, что остались живы.
Позади была знакомая свистопляска сирен, желтых лент ограждения, суеты экспертов и патологоанатомов. Они ушли, не дожидаясь неизбежного нашествия журналистов. Уж те бы, как пить дать, поставили комедию плаща и шпаги, вытащив на сцену двух аутсайдеров, два голоса вне общего хора.
Они видели, как из готического дома на Генри-стрит выносят останки рафинированного профессора Уильяма Роско, для которого теперь единственно доступная элегантность – черный пластиковый мешок на молнии.
Когда они садились в патрульную машину, к ним подошел Буррони.
– Хотел бы я знать, как вам это удалось, но у меня такое чувство, что всей правды я никогда не узнаю. Так или иначе, примите мои поздравления.
Они покивали ему, и он вернулся к своим обязанностям. Его черная шляпа, как пиратский флаг, колыхалась в толпе полицейской братии. Их отвезли в травмпункт больницы Сент-Чарльз в Бруклине, где ортопед вправил Джордану плечо, туго перетянув его эластичным бинтом. Разглядывая рентгеновский снимок, он сокрушенно поцокал языком и заявил, что еще один рецидив – и придется оперировать растянутые связки для восстановления нормальной подвижности плечевого сустава.
Морин обработали небольшой ожог на ноге, причиненный парами азота.
И вот они сидят, наслаждаясь кофе и передышкой, необходимой для того, чтобы поставить точку в конце истории.
– Как ты догадалась, что это он?
– Помнишь, я говорила, что никак не могу вспомнить какую-то важную деталь? А вчера без всяких видений я вспомнила.
– Что?
– Когда Роско снял с меня бинты, я открыла глаза и увидела перед собой его лицо и руки. Но они тут же исчезли, и опять наступила темнота. Как ты понимаешь, я чуть не умерла в тот момент. Решила, что операция была напрасной и я навсегда останусь слепой. Но свет вернулся, и я опять увидела его лицо на переднем плане. От радости и облегчения я и упустила ту важную деталь. Между первым образом и вторым была существенная разница, но мне это не сразу пришло в голову.
– Какая?
– В первый раз на Роско не было белого халата, а когда я увидела его снова, то уже был. Понимаешь, что это значит?
Джордан почувствовал внезапный озноб и не сумел вымолвить ни слова.
– Когда он снял бинты, его лицо было не первым, что увидела я, а последним, что увидел Джеральд. Лицо своего убийцы.
Джордан откинулся на спинку стула. Иначе и быть не могло. Абсурдный финал абсурдной истории. Беда в том, что после нее им обоим придется жить в мире нормальных людей.
Он залпом допил свой кофе и выбросил картонный стаканчик в урну.
– И что теперь?
Морин пожала плечами, но в этом жесте не было отчаяния, а была новая сила, которую он чувствовал, как ее ауру.
– Что теперь?… Вернусь в Италию, буду жить дальше. Как говорится, пока Бог даст.
Оба помнили об угрозе Роско. Он поставил Морин перед выбором, и она выбрала без колебаний. Джордан спасся, Роско ушел, унеся в могилу ее уверенность в будущем.
– Может, еще у кого-то проконсультироваться?
– Чтобы стать ходячим феноменом, чтобы на меня все пальцами показывали?
Морин улыбнулась и положила руку ему на плечо.
– Пусть это останется нашей маленькой тайной. Нашей с тобой. Один человек на свете знает, что я не сумасшедшая, и мне этого довольно.
Джордан выглянул в окно. По улице в потоке машин двигалось маленькое недоразумение. Странный фургончик, расписанный яркими красками. Нелепая нарисованная горилла во всю пасть улыбалась прохожим, размахивая водевильной соломенной шляпкой. Это была бродячая труппа из тех, что устраивают представления в парках вроде Вашингтон-сквер для детишек, бросающих им монетки.
Джордан невесело улыбнулся оконному стеклу.
Балаган продолжается, так уж повелось. И не в насмешку над людьми, а чтобы дать им надежду, что в далеком будущем мир станет пригоден для обитания. Как сказала Морин, раз нет уверенности, пусть останется хотя бы надежда.
Голос этой необыкновенной девушки вернул его в кафе «Старбек» на Мэдисон-авеню.
– А ты?
– Что – я?
Но Морин не дала ему уйти от ответа.
– Джордан, я вижу тебя насквозь. Не сочти это манией величия, но я теперь знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Нет, – выпалил он, повинуясь порыву.
Но тут же подумал, что именно такой порыв навлек на него немало бед, и, чтобы выбраться из них, прежде всего надо понять. А участие Морин ему отнюдь не помешает.
Пусть это будет еще одной маленькой их тайной.
– То есть да. Я хотел с тобой поговорить об одном человеке…
– По имени Лиза?
Джордан не удивился, а только согласно наклонил голову.
– Да. Ты слышала от Роско, какая роль выпала ей в этой истории.
Джордан пощупал левой рукой бинт на правом плече, как будто усомнившись в добросовестной работе врача. Потом немного помолчал, собираясь с духом, и наконец выложил все Морин.
Ощущая прилив нежности, она слушала его сбивчивый рассказ, отмечала, как он путается в словах и подробностях, хотя на самом деле все было просто и прозрачно, как воздух этим ясным утром. Смотрела ему в глаза и видела, как они снова обретают свою невероятную голубизну, освобождаясь от всех мерзостей, которые видели в последние дни.
Когда он закончил, глаза стали чистыми, словно небо в мае.
Теперь Морин знала всю историю Лизы, и то, что случилось между ней и Джорданом, и то, чего сам Джордан еще не знал.
Не знал, пока она ему не сказала.
– Все так просто, Джордан. Она любит тебя, и у нее хватило смелости в этом признаться. А ты разбиваешь все зеркала перед собой, лишь бы не признаваться себе, что тоже любишь эту женщину.
Джордан поразился. Ведь она даже ни разу не видела Лизу, а с первой же фразы назвала женщиной. Ему для этого потребовалось гораздо больше времени.
А Морин продолжала выдавать ему ориентировку:
– Она ошиблась и заплатила за свою ошибку. И теперь еще расплачивается, в то время как мы с тобой пьем кофе и рассуждаем о ней.
Морин замолчала, чтобы заставить его поднять голову и посмотреть ей в глаза. И только тогда заговорила вновь со всей горячностью, на которую была способна:
– В твоих силах сделать так, чтобы она не расплачивалась за нее всю жизнь.
Джордан попробовал было возразить:
– Но ведь она…
Морин прервала его жестом, таким же твердым, как ее слова:
– Она – твоя любовь, Джордан. Если к тебе приходит любовь, прими ее как дар и не выпускай.
Джордан понял, что вовеки не забудет дрожащие в ее глазах слезы, когда она смотрела на него, а видела совсем другое.
– Любовь так трудно найти и так легко потерять…
И он отвел глаза, чтобы не вторгаться в святая святых этой боли.
Кофе был допит, и все слова сказаны.
Они вышли из бара, заполненного ничего не подозревающими людьми, и очутились на тротуаре в такой же толпе людей, для которых то, что они пережили, станет очередным заголовком на газетной полосе.
Морин подняла руку, и к тротуару тут же подкатило свободное такси, по инерции проехав чуть дальше.
Джордан довел ее до машины, распахнул перед ней дверцу. Прежде чем сесть на заднее сиденье, Морин чмокнула его в щеку.
– Удачи тебе, мой доблестный рыцарь.
А потом, уже сидя, сказала в открытое окошко:
– Лиза еще не знает, какая она счастливая. Я бы на твоем месте поскорей сообщила ей об этом.
Морин назвала шоферу адрес, и такси аккуратно вписалось в поток движения. У Джордана сжалось сердце, когда он, провожая взглядом желтую машину, знававшую лучшие времена, подумал, что в судьбе Морин все эти события ничего не изменили.
Морин Мартини уйдет из его жизни так же, как вошла в нее.
Одна.
53
Близился вечер, когда Джордан со шлемом в руке и сумкой на плече стоял, как изваяние, у дверей Лизиной палаты. Пробегавшая мимо сестра поглядела на него удивленно: вчера вроде не было тут памятника, а сегодня поставили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55