Она ужасна, она тупа, она утопила котенка, маленького котенка, и она так тупа, что каждый смеется над ней за спиной. Знаете, как это действует на меня? Я становлюсь меньше и глупее. Я начинаю чувствовать себя несчастным котенком, которого по ошибке принесли в дом, и он ползает в пластиковой коробке, полной карандашей Би-Боп.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Пиг Пэн завладел вниманием аудитории, но не думаю, чтобы он это заметил. Он выглядел абсолютно потерянным и опустошенным. За окном коп поставил машину на лужайке параллельно школьным окнам. Несколько его приятелей с пистолетами в руках забежали за нее, очевидно, затевая какую-то секретную операцию.
– Я думаю, такого она еще не нюхала. – Пиг Пэн улыбнулся своей странной, пугающей улыбкой. – Если бы у меня был пистолет, Чарли, я убил бы ее не задумываясь.
– Ты безумен, – печально произнес Тед. – Боже, мы все скоро свихнемся.
– Не будь такой сволочью, Тед.
Эти слова произнесла Кэрол Гренджер. Довольно странно, что она выступила против Теда. Раньше эти два типичных представителя истэблишмента всегда поддерживали друг друга. Однако, именно Кэрол смогла открыто противостоять Теду. Для одноклассников Тед был чем-то вроде Эйзенхауэра для либералов пятидесятых, хотя эта аналогия очень приблизительна. Вы вынуждены восхищаться этим человеком, его стилем, улыбкой, блестящими манерами, успехом, но что-то в нем раздражает Вас. И Вы не можете выразить это словами, но ощущаете как что-то скользкое в нем. Вы скажете, я слишком много внимания уделяю Теду. Почему бы нет? Меня не покидает странное чувство, что все происходившее сегодня утром – не более, чем плод чьей-либо фантазии. Или дурной сон. И почему-то мне кажется, что вовсе не я, а Тед находится в центре всех событий. И именно он заставляет окружающих проявлять те качества, которые им не свойственны… Или которые были в них до поры до времени скрыты. Одно можно сказать точно: Кэрол сейчас смотрела на Теда вызывающе, она вовсе не собиралась играть по его правилам.
– Если они его схватят, то не найдут ничего интересного. Пустышка, – произнес Тед.
Пэн уставился на обломки своего дешевого карандаша, будто это была единственная оставшаяся на свете вещь. У него была грязная шея, но на это уже никто не обращал внимания. Кому было какое дело до его шеи.
– Они подавят тебя, – прошептал Пэн. Он оглянулся по сторонам, затем посмотрел на меня. Выражение его лица с застывшей полуулыбкой было неприятно мне. Оно почему-то вызывало тревогу.
– Они справятся и с тобой, Чарли. Вот увидишь, так все и будет.
В комнате было тихо. Я крепко сжимал пистолет. Стараясь ни о чем не думать, я взял коробку с патронами и заправил несколько штук в магазин. Руки мои вспотели. Неожиданно до меня дошло, что я держу пистолет за ствол, направив его на себя. Никто не шевелился. Тед замер, склонившись над партой. И он не двигался, разве что шевелил извилинами. Я неожиданно подумал, что коснуться его мне было бы также неприятно, как притронуться к крокодилу. Интересно, Кэрол когда-нибудь обнимала его? Скорее всего, да. Эта мысль вызвала у меня отвращение.
Сюзанн Брукс неожиданно разрыдалась. Никто не обратил на нее внимания. Я глядел на них, они на меня. Я держал пистолет за ствол. Они это знали. Я сделал пару шагов, и нога моя коснулась тела миссис Андервуд. Я взглянул на учительницу. На ней было ее обычное пальто из шотландской шерсти поверх коричневого кашемирового свитера. Она уже окоченела, и кожа ее на ощупь наверняка напоминала крокодиловую. Я оставил след на ее свитере. Мне вспомнилась картина, которую я однажды видел: Эрнст Хемингуэй одной ногой опирается на мертвого льва и сжимает в руках винтовку, а на земле сидит полдюжины черных туземцев. Неожиданно мне захотелось кричать. Я лишил эту женщину жизни, я убил ее, продырявил ей голову, и тем покончил с алгеброй. Сюзанн Брукс опустила голову на парту, как в детском саду во время тихого часа. Ее волосы были повязаны нежно-голубой косынкой, это смотрелось довольно мило. У меня заболел желудок.
– ДЕККЕР!
Я вскрикнул и повернул пистолет к окнам. Там был какой-то военный с громкоговорителем. Выше по склону холма располагались журналисты с камерой. Пиг Пэн, скорее всего, был прав.
– ДЕККЕР, ВЫХОДИ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!
– Сейчас иду, – ответил я.
У меня начали дрожать руки. Желудок болел все сильнее. У меня всегда были проблемы с желудком. Временами по утрам, когда я собирался в школу, со мной случались колики. Был также неприятный инцидент, когда я первый раз проводил время с девушкой. Однажды мы с Джо подцепили пару девчонок в парке Гаррисона. Стояли теплые июльские дни, и небо было бездонно-синее. Мою девушку звали Эннмари. Она произносила это имя одним словом. Девушка была хорошенькой, она носила темно-зеленые вельветовые шорты и шелковую блузку. У нее была пляжная сумка. Мы двигались по дороге по направлению к пляжу, из радио доносились звуки рок-н-ролла. Брайан Вилсон, помню как сейчас. Брайан Вилсон и «Бич Бойз». Джо вел старый голубой «Меркури» и улыбался своей фирменной улыбочкой. Я вдруг почувствовал бурю в желудке. Ощущение не из приятных. Джо разговаривал со своей девушкой, кажется, о серфинге, что хорошо сочеталось со звучавшей музыкой. Девушку звали Розалин, она была сестрой Эннмари, и тоже весьма привлекательной. Я открыл рот, чтобы сказать, что мне дурно, но вместо этого блеванул на пол. Я испачкал ногу Эннмари, и вы даже не можете себе представить выражение ее лица. Все постарались отнестись к происшедшему проще, будто все так и должно быть. Купаться в тот день я не мог, желудок выворачивало наизнанку. Эннмари загорала на скамейке рядом со мной. Девушки сделали бутерброды и пригласили нас перекусить. Но хотя я выпил соды, съесть так ничего и не смог. Все это время я думал о запахе, который будет стоять в салоне голубого «Меркури», весь день гревшегося на солнце. Реальность превзошла все мои ожидания. Мы делали вид, что ничего не ощущаем. Но вонь от этого никуда не девалась.
– ВЫХОДИ, ДЕККЕР! ТЫ ОКРУЖЕН.
– Прекратите. Заткнитесь.
Но они меня, конечно, не слышали, да и не хотели слышать. Они вели свою игру.
– Не очень приятно, когда тебя игнорируют, не правда ли? – промолвил Тед. – Не получается навязывать свои правила.
– Оставь меня в покое.
Голос мой звучал неубедительно. Я пробовал думать о белке и о зеленой незагаженной лужайке, но не мог. Все смешалось в моем сознании. Пляж в тот день был залит ярким солнцем. У каждого был транзистор, и со всех сторон лилась музыка. Джо и Розалин плескались в зеленых волнах.
– У ТЕБЯ ЕСТЬ ПЯТЬ МИНУТ, ДЕККЕР!
– Тебе стоит выйти, – настоятельно произнес Тед. – Тебе предоставляют шанс.
– Что ты о себе думаешь? – набросилась на него Сильвия. – Считаешь себя героем? Да? Дерьмо, вот ты кто, Тед Джонс. И я скажу им…
– Ну зачем ты говоришь мне…
– …И они подавят тебя, Чарли…
– ДЕККЕР!
– Стоит выйти, Чарли.
– …отстань, не трогай его…
– ДЕККЕР!
– …и эти проклятые ужины, и эти проклятые…
– …если ты только позволишь ему ДЕККЕР! подавят тебя ты один ну он не может Чарли ты не должен НЕ ВЫНУЖДАЙТЕ НАС ОТКРЫВАТЬ ОГОНЬ ты готов Тед если бы ты знал да заткнитесь все ради бога для твоего же блага ВЫХОДИ!..
Я направил пистолет на окна и, крепко сжимая его обеими руками, четыре раза нажал на курок. Звуки выстрелов гулко раскатились по комнате, как бильярдные шары. Стекла разлетелись вдребезги. Военные исчезли из поля зрения. Зрители поспешно разбегались во всех направлениях. Осколки стекла блестели на зеленой траве внизу ярче, наверное, чем бриллианты в магазине мистера Франкла.
Ответного огня не последовало. Они блефовали. А на что они были еще способны?
Однако Тед Джонс не блефовал. Он был на полпути ко мне, когда я направил на него ствол пистолета. Он застыл, уверенный в том, что я сейчас выстрелю. Он смотрел в пустоту мимо меня.
– Сядь, – сказал я ему.
Тед не двигался. Он выглядел парализованным.
– Сядь на место, – повторил я.
Он начал дрожать. Кажется, дрожь началась в ногах и затем поднималась вверх, захватив руки, подбородок, губы… Его правая щека начала дергаться. Лишь взгляд оставался застывшим. Ну что ж, я предоставил ему возможность испытать что-то новое. «Насколько измельчала нынешняя молодежь! Некоторые еще пытаются начать революцию, взрывая сортиры в государственных учреждениях, но никто уже не кидает бутылки с зажигательной смесью в Пентагон». Так говорил мой папочка, и здесь я с ним полностью согласен. Тед смотрел в пустоту.
– Сядь, – в очередной раз повторил я. Тед наконец смог выполнить мое пожелание. Никто из присутствующих не издал ни звука. Некоторые зажимали уши ладонями, чтобы не слышать выстрелов, и теперь осторожно опускали руки, прислушиваясь к наступившей тишине. Мой желудок не бунтовал. Я снова был в норме.
Человек с громкоговорителем снова закричал, но теперь он обращался не ко мне. Он призывал зевак покинуть опасную зону, что они и сделали. Многие из них побежали прочь пригнувшись, как Ричард Видмарк во время мировой войны.
Легкий ветерок проник в комнату сквозь разбитые окна. Он сбросил со стола Джексона бумаги и закружил их по полу. Джексон встал и поднял их.
– Скажи еще что-нибудь, Чарли, – произнесла Сандра Кросс.
Я улыбнулся. Мне хотелось напеть одну старинную народную песенку, там было что-то о прекрасных голубых глазах, но слов я не помнил, да и голос у меня для пения не самый подходящий. Я просто смотрев на нее и улыбался. Сандра слегка покраснела, смутившись, но не отвела взгляд. Я подумал, что когда-нибудь она выйдет замуж за какого-нибудь кретина с пятью костюмами в шкафу и превосходной туалетной бумагой в сортире. Эта мысль наполнила меня ощущением безысходности. К сожалению, все девушки когда-нибудь перестают бегать на танцы, резвиться на лужайках и целовать мальчиков в кустах. И становятся солиднее. Вчерашняя кукла Барби превращается в почтенную мать семейства. Никуда не денешься, с грустью думал я, постигнет и Сандру эта участь. А потом меня неожиданно заинтересовал вопрос: какие трусы на ней сегодня? А вдруг белые?
Было десять часов пятнадцать минут.
Я начал рассказывать.
Глава 22
Когда мне было двенадцать лет, мама купила мне вельветовый костюм. К этому времени отец уже оставил все попытки заниматься моим воспитанием, и я полностью поступил в распоряжение мамочки. Купленный ею костюм я с большой неохотой одевал в церковь по воскресеньям и на еженедельные чтения Библии по четвергам, дополняя свой вид одним из трех галстуков-бабочек. Ну кто же мог предположить, что мама заставит меня одеть костюм на день рождения Кэрол! Я перепробовал все. Я убеждал ее, приводил все мыслимые доводы, заявлял, что вовсе никуда не пойду. Даже прибегнул ко лжи: сказал, что вечеринка отменяется, потому что Кэрол заболела ветрянкой. Но один звонок родителям Кэрол расставил все на свои места. Ничто не помогало. Мама предоставляла мне достаточно свободы и не слишком вмешивалась в мою жизнь, но уж если какая-нибудь идея приходила ей в голову, возражать было бесполезно. Оставалось смириться. До сих пор вспоминаю один эпизод, очень ярко характеризующий ее упорство. Однажды на рождество брат отца подарил ей мозаику. Мамочка иногда занималась составлением мозаичных картинок, ее это развлекало, а отец и дядя Том находили это занятие самой идиотской на свете тратой времени. Поэтому, я думаю, дядя не случайно прислал в подарок мозаику из пятисот кусочков, которую в принципе невозможно было собрать. Папа хохотал весь вечер: «Посмотрим, мать, как это у тебя получится». Он всегда называл ее «мать», когда стремился как-нибудь подколоть, и это никогда не переставало раздражать ее. Мама тут же ушла в свою спальню (к этому времени спальни у них были раздельные), два дня мы ее не видели и вынуждены были ужинать чем попало, а на третий нам представилась возможность лицезреть полностью собранную картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
В комнате воцарилась гробовая тишина. Пиг Пэн завладел вниманием аудитории, но не думаю, чтобы он это заметил. Он выглядел абсолютно потерянным и опустошенным. За окном коп поставил машину на лужайке параллельно школьным окнам. Несколько его приятелей с пистолетами в руках забежали за нее, очевидно, затевая какую-то секретную операцию.
– Я думаю, такого она еще не нюхала. – Пиг Пэн улыбнулся своей странной, пугающей улыбкой. – Если бы у меня был пистолет, Чарли, я убил бы ее не задумываясь.
– Ты безумен, – печально произнес Тед. – Боже, мы все скоро свихнемся.
– Не будь такой сволочью, Тед.
Эти слова произнесла Кэрол Гренджер. Довольно странно, что она выступила против Теда. Раньше эти два типичных представителя истэблишмента всегда поддерживали друг друга. Однако, именно Кэрол смогла открыто противостоять Теду. Для одноклассников Тед был чем-то вроде Эйзенхауэра для либералов пятидесятых, хотя эта аналогия очень приблизительна. Вы вынуждены восхищаться этим человеком, его стилем, улыбкой, блестящими манерами, успехом, но что-то в нем раздражает Вас. И Вы не можете выразить это словами, но ощущаете как что-то скользкое в нем. Вы скажете, я слишком много внимания уделяю Теду. Почему бы нет? Меня не покидает странное чувство, что все происходившее сегодня утром – не более, чем плод чьей-либо фантазии. Или дурной сон. И почему-то мне кажется, что вовсе не я, а Тед находится в центре всех событий. И именно он заставляет окружающих проявлять те качества, которые им не свойственны… Или которые были в них до поры до времени скрыты. Одно можно сказать точно: Кэрол сейчас смотрела на Теда вызывающе, она вовсе не собиралась играть по его правилам.
– Если они его схватят, то не найдут ничего интересного. Пустышка, – произнес Тед.
Пэн уставился на обломки своего дешевого карандаша, будто это была единственная оставшаяся на свете вещь. У него была грязная шея, но на это уже никто не обращал внимания. Кому было какое дело до его шеи.
– Они подавят тебя, – прошептал Пэн. Он оглянулся по сторонам, затем посмотрел на меня. Выражение его лица с застывшей полуулыбкой было неприятно мне. Оно почему-то вызывало тревогу.
– Они справятся и с тобой, Чарли. Вот увидишь, так все и будет.
В комнате было тихо. Я крепко сжимал пистолет. Стараясь ни о чем не думать, я взял коробку с патронами и заправил несколько штук в магазин. Руки мои вспотели. Неожиданно до меня дошло, что я держу пистолет за ствол, направив его на себя. Никто не шевелился. Тед замер, склонившись над партой. И он не двигался, разве что шевелил извилинами. Я неожиданно подумал, что коснуться его мне было бы также неприятно, как притронуться к крокодилу. Интересно, Кэрол когда-нибудь обнимала его? Скорее всего, да. Эта мысль вызвала у меня отвращение.
Сюзанн Брукс неожиданно разрыдалась. Никто не обратил на нее внимания. Я глядел на них, они на меня. Я держал пистолет за ствол. Они это знали. Я сделал пару шагов, и нога моя коснулась тела миссис Андервуд. Я взглянул на учительницу. На ней было ее обычное пальто из шотландской шерсти поверх коричневого кашемирового свитера. Она уже окоченела, и кожа ее на ощупь наверняка напоминала крокодиловую. Я оставил след на ее свитере. Мне вспомнилась картина, которую я однажды видел: Эрнст Хемингуэй одной ногой опирается на мертвого льва и сжимает в руках винтовку, а на земле сидит полдюжины черных туземцев. Неожиданно мне захотелось кричать. Я лишил эту женщину жизни, я убил ее, продырявил ей голову, и тем покончил с алгеброй. Сюзанн Брукс опустила голову на парту, как в детском саду во время тихого часа. Ее волосы были повязаны нежно-голубой косынкой, это смотрелось довольно мило. У меня заболел желудок.
– ДЕККЕР!
Я вскрикнул и повернул пистолет к окнам. Там был какой-то военный с громкоговорителем. Выше по склону холма располагались журналисты с камерой. Пиг Пэн, скорее всего, был прав.
– ДЕККЕР, ВЫХОДИ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!
– Сейчас иду, – ответил я.
У меня начали дрожать руки. Желудок болел все сильнее. У меня всегда были проблемы с желудком. Временами по утрам, когда я собирался в школу, со мной случались колики. Был также неприятный инцидент, когда я первый раз проводил время с девушкой. Однажды мы с Джо подцепили пару девчонок в парке Гаррисона. Стояли теплые июльские дни, и небо было бездонно-синее. Мою девушку звали Эннмари. Она произносила это имя одним словом. Девушка была хорошенькой, она носила темно-зеленые вельветовые шорты и шелковую блузку. У нее была пляжная сумка. Мы двигались по дороге по направлению к пляжу, из радио доносились звуки рок-н-ролла. Брайан Вилсон, помню как сейчас. Брайан Вилсон и «Бич Бойз». Джо вел старый голубой «Меркури» и улыбался своей фирменной улыбочкой. Я вдруг почувствовал бурю в желудке. Ощущение не из приятных. Джо разговаривал со своей девушкой, кажется, о серфинге, что хорошо сочеталось со звучавшей музыкой. Девушку звали Розалин, она была сестрой Эннмари, и тоже весьма привлекательной. Я открыл рот, чтобы сказать, что мне дурно, но вместо этого блеванул на пол. Я испачкал ногу Эннмари, и вы даже не можете себе представить выражение ее лица. Все постарались отнестись к происшедшему проще, будто все так и должно быть. Купаться в тот день я не мог, желудок выворачивало наизнанку. Эннмари загорала на скамейке рядом со мной. Девушки сделали бутерброды и пригласили нас перекусить. Но хотя я выпил соды, съесть так ничего и не смог. Все это время я думал о запахе, который будет стоять в салоне голубого «Меркури», весь день гревшегося на солнце. Реальность превзошла все мои ожидания. Мы делали вид, что ничего не ощущаем. Но вонь от этого никуда не девалась.
– ВЫХОДИ, ДЕККЕР! ТЫ ОКРУЖЕН.
– Прекратите. Заткнитесь.
Но они меня, конечно, не слышали, да и не хотели слышать. Они вели свою игру.
– Не очень приятно, когда тебя игнорируют, не правда ли? – промолвил Тед. – Не получается навязывать свои правила.
– Оставь меня в покое.
Голос мой звучал неубедительно. Я пробовал думать о белке и о зеленой незагаженной лужайке, но не мог. Все смешалось в моем сознании. Пляж в тот день был залит ярким солнцем. У каждого был транзистор, и со всех сторон лилась музыка. Джо и Розалин плескались в зеленых волнах.
– У ТЕБЯ ЕСТЬ ПЯТЬ МИНУТ, ДЕККЕР!
– Тебе стоит выйти, – настоятельно произнес Тед. – Тебе предоставляют шанс.
– Что ты о себе думаешь? – набросилась на него Сильвия. – Считаешь себя героем? Да? Дерьмо, вот ты кто, Тед Джонс. И я скажу им…
– Ну зачем ты говоришь мне…
– …И они подавят тебя, Чарли…
– ДЕККЕР!
– Стоит выйти, Чарли.
– …отстань, не трогай его…
– ДЕККЕР!
– …и эти проклятые ужины, и эти проклятые…
– …если ты только позволишь ему ДЕККЕР! подавят тебя ты один ну он не может Чарли ты не должен НЕ ВЫНУЖДАЙТЕ НАС ОТКРЫВАТЬ ОГОНЬ ты готов Тед если бы ты знал да заткнитесь все ради бога для твоего же блага ВЫХОДИ!..
Я направил пистолет на окна и, крепко сжимая его обеими руками, четыре раза нажал на курок. Звуки выстрелов гулко раскатились по комнате, как бильярдные шары. Стекла разлетелись вдребезги. Военные исчезли из поля зрения. Зрители поспешно разбегались во всех направлениях. Осколки стекла блестели на зеленой траве внизу ярче, наверное, чем бриллианты в магазине мистера Франкла.
Ответного огня не последовало. Они блефовали. А на что они были еще способны?
Однако Тед Джонс не блефовал. Он был на полпути ко мне, когда я направил на него ствол пистолета. Он застыл, уверенный в том, что я сейчас выстрелю. Он смотрел в пустоту мимо меня.
– Сядь, – сказал я ему.
Тед не двигался. Он выглядел парализованным.
– Сядь на место, – повторил я.
Он начал дрожать. Кажется, дрожь началась в ногах и затем поднималась вверх, захватив руки, подбородок, губы… Его правая щека начала дергаться. Лишь взгляд оставался застывшим. Ну что ж, я предоставил ему возможность испытать что-то новое. «Насколько измельчала нынешняя молодежь! Некоторые еще пытаются начать революцию, взрывая сортиры в государственных учреждениях, но никто уже не кидает бутылки с зажигательной смесью в Пентагон». Так говорил мой папочка, и здесь я с ним полностью согласен. Тед смотрел в пустоту.
– Сядь, – в очередной раз повторил я. Тед наконец смог выполнить мое пожелание. Никто из присутствующих не издал ни звука. Некоторые зажимали уши ладонями, чтобы не слышать выстрелов, и теперь осторожно опускали руки, прислушиваясь к наступившей тишине. Мой желудок не бунтовал. Я снова был в норме.
Человек с громкоговорителем снова закричал, но теперь он обращался не ко мне. Он призывал зевак покинуть опасную зону, что они и сделали. Многие из них побежали прочь пригнувшись, как Ричард Видмарк во время мировой войны.
Легкий ветерок проник в комнату сквозь разбитые окна. Он сбросил со стола Джексона бумаги и закружил их по полу. Джексон встал и поднял их.
– Скажи еще что-нибудь, Чарли, – произнесла Сандра Кросс.
Я улыбнулся. Мне хотелось напеть одну старинную народную песенку, там было что-то о прекрасных голубых глазах, но слов я не помнил, да и голос у меня для пения не самый подходящий. Я просто смотрев на нее и улыбался. Сандра слегка покраснела, смутившись, но не отвела взгляд. Я подумал, что когда-нибудь она выйдет замуж за какого-нибудь кретина с пятью костюмами в шкафу и превосходной туалетной бумагой в сортире. Эта мысль наполнила меня ощущением безысходности. К сожалению, все девушки когда-нибудь перестают бегать на танцы, резвиться на лужайках и целовать мальчиков в кустах. И становятся солиднее. Вчерашняя кукла Барби превращается в почтенную мать семейства. Никуда не денешься, с грустью думал я, постигнет и Сандру эта участь. А потом меня неожиданно заинтересовал вопрос: какие трусы на ней сегодня? А вдруг белые?
Было десять часов пятнадцать минут.
Я начал рассказывать.
Глава 22
Когда мне было двенадцать лет, мама купила мне вельветовый костюм. К этому времени отец уже оставил все попытки заниматься моим воспитанием, и я полностью поступил в распоряжение мамочки. Купленный ею костюм я с большой неохотой одевал в церковь по воскресеньям и на еженедельные чтения Библии по четвергам, дополняя свой вид одним из трех галстуков-бабочек. Ну кто же мог предположить, что мама заставит меня одеть костюм на день рождения Кэрол! Я перепробовал все. Я убеждал ее, приводил все мыслимые доводы, заявлял, что вовсе никуда не пойду. Даже прибегнул ко лжи: сказал, что вечеринка отменяется, потому что Кэрол заболела ветрянкой. Но один звонок родителям Кэрол расставил все на свои места. Ничто не помогало. Мама предоставляла мне достаточно свободы и не слишком вмешивалась в мою жизнь, но уж если какая-нибудь идея приходила ей в голову, возражать было бесполезно. Оставалось смириться. До сих пор вспоминаю один эпизод, очень ярко характеризующий ее упорство. Однажды на рождество брат отца подарил ей мозаику. Мамочка иногда занималась составлением мозаичных картинок, ее это развлекало, а отец и дядя Том находили это занятие самой идиотской на свете тратой времени. Поэтому, я думаю, дядя не случайно прислал в подарок мозаику из пятисот кусочков, которую в принципе невозможно было собрать. Папа хохотал весь вечер: «Посмотрим, мать, как это у тебя получится». Он всегда называл ее «мать», когда стремился как-нибудь подколоть, и это никогда не переставало раздражать ее. Мама тут же ушла в свою спальню (к этому времени спальни у них были раздельные), два дня мы ее не видели и вынуждены были ужинать чем попало, а на третий нам представилась возможность лицезреть полностью собранную картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22