Кемпинг, я находился в кемпинге с отцом и его друзьями. Мне не хотелось выходить.
– Да, но как ты собираешься это осуществить, Эл? Вот что мне хотелось бы знать.
Это был Скотти Норвис, еще один дружок отца. Он говорил очень невнятно, глотая слова. Меня снова охватил страх. Они были пьяны вдребезги.
– Я только выключил свет и представил себе, что я с женой Деккера, – сказал Эл.
Последовал еще один взрыв смеха, который заставил меня задрожать от страха и съежиться в спальном мешке. О, Боже, мне ужасно хотелось в туалет, хотелось выплеснуть лимонад, как хотите, так и называйте это. Но я не мог выйти из палатки, так как они были пьяны.
Я повернулся к стене палатки и обнаружил, что могу наблюдать за ними. Они сидели между тентом и костром, а их тени, высокие и странные, проектировались на брезент. Казалось, что я присутствую на спектакле театра теней. Я видел тень-бутылку, переходящую от одной тени руки к следующей.
– Знаешь ли ты, что я сделаю, если поймаю тебя с моей женой? – спросил мой отец Эла.
– Наверное, спросишь, не нужна ли мне какая-нибудь помощь, – хихикнул Эл.
Последовал взрыв хохота. Удлиненные тени-головы метались по «экрану» туда-сюда, словно ликующие насекомые. Они совсем не были похожи на людей. Они выглядели как стадо молящихся богомолов, и я испугался.
– Нет, серьезно, – сказал мой отец. – Серьезно. Знаешь ли ты, что я сделаю, если застану тебя с моей женой?
– Что, Карл?
Это был Ренди Эрл.
– Видите это?
Новая тень на брезенте. Охотничий нож отца, рукоятку которого он вырезал из дерева. Я недавно видел, как он этим ножом потрошил оленя, вонзив его по рукоятку в брюхо. Внутренности, от которых шел пар, вывалились на ковер из иголок и мха. Огонь и угол, под которым отец держал нож, превратили его в копье.
– Видишь это, сукин сын? Если я поймаю кого-нибудь с моей женой, я повалю его на спину и отрежу ему член.
– Он будет ссать сидя до конца своих дней, правда, Карл?
Это был Хьюги Левескай, проводник. Я притянул колени к груди и крепко обнял их. Мне никогда не хотелось в туалет так сильно, как сейчас. Ни до того, ни после.
– Ты чертовски прав, – сказал Карл Деккер, мой дерьмовый отец.
– О, а как быть с женщиной в этом случае, Карл? – спросил Эл Латроп. Он был ужасно пьян. Я даже мог сказать, какая тень принадлежала ему.
Он раскачивался взад-вперед, как будто он сидел в лодке, а не на бревне возле огня.
– Интересно, а что ты сделаешь с женщиной, которая впустит кого-нибудь через черный вход, а?
Охотничий нож, превратившийся в копье, медленно двигался взад-вперед.
– Ирокезы использовали ножи для разрезания носов. Идея состояла в том, чтобы изобразить на лице половые органы. Таким образом, каждый человек в племени мог видеть, какая часть тела приносит им больше всего бед, – сказал мой отец.
Я убрал руки с колен и сжал ими промежность. Я сгреб мои причиндалы в кулак и наблюдал за тем, как тень от ножа медленно двигалась вперед и назад. У меня началась страшная боль в желудке. Я могу напустить в спальный мешок, если не потороплюсь.
– Разрезать им носы, а? – сказал Ренди. – Чертовски хорошо сказано. Если все будут так поступать, то половина женщин в Пласервилле будет иметь дыры в двух местах.
– Но не моя жена, – спокойно произнес отец. Его голос был внятен и резок. На лице Ренди улыбка превратилась в гримасу.
– Нет, конечно нет, Карл, – беспокойно заерзал Ренди. – Эй, дерьмо. Наливай.
Тень моего отца снова подняла бутылку.
– Я не буду разрезать ей нос, – сообщил Эл Латроп. – Я просто размажу ее проклятую голову.
– Ну-с, приступим, – сказал Хьюги. – Я наливаю.
Я не мог больше терпеть. Я выскочил из спального мешка, и морозный холодный октябрьский воздух начал щипать мое тело, которое было полностью обнаженным, не считая шорт. Казалось, что мой петушок хотел вжаться в тело. Одна мысль все вращалась и вращалась в моем мозгу – я догадываюсь, что еще не проснулся полностью – и вся беседа казалась мне сном, возможно, продолжением сна про скрипящего монстра из аллеи. Когда я был маленьким, я забирался в мамину постель после того, как отец надевал униформу и уезжал на работу. Я использовал эту возможность, чтобы поспать возле нее часок или полтора до завтрака.
Черные, страшные огненные тени, похожие на молящихся богомолов. Я не хотел находиться здесь, в этих лесах, в семидесяти милях от ближайшего города, с этими пьяными мужиками. Я хотел к маме. Я вылез из палатки. Отец повернулся мне навстречу. Он все еще держал в руке охотничий нож. Он посмотрел на меня, я посмотрел на него. Я никогда не забуду этого зрелища. Мой отец с красноватой небритой щетиной на лице, в охотничьей шапке, и охотничий нож в его руке. Беседа сразу же прекратилась. Они, наверное, поняли, как много я услышал. Возможно, они даже устыдились.
– Какого черта тебе нужно? – спросил отец, вытаскивая нож из футляра.
– Дай ему выпить, Карл, – мерзко хихикнул Ренди, и снова раздался хохот. Ренди был пьян в дым.
– Я хочу писать, – взмолился я.
– Давай быстрей, ради Христа, – рявкнул отец.
Я побежал в рощу и судорожно попытался облегчиться. Очень долго у меня ничего не получалось. Казалось, внизу живота застыл горячий мягкий свинцовый шар. Я ничего не мог поделать со своим пенисом – от холода он совсем скукожился. Наконец, шар превратился в жидкость, и когда она вылилась из меня, я вернулся в палатку и залез в спальный мешок. Никто не смотрел на меня. Они разговаривали о войне. Они все в ней участвовали.
Мой отец убил оленя три дня спустя, в последний день охоты. Я был с ним. Он убил его идеально, попав в мышцу между шеей и плечом. Олень упал, превратившись в груду мяса, и тотчас же потерял всю свою грацию.
Мы подошли к нему. Мой отец счастливо улыбался. Он расчехлил свой нож. Я знал, что сейчас произойдет, знал, что меня стошнит. Но я не мог ничего сделать. Отец твердо поставил сапог на тушу, дернул оленя за ногу и воткнул в нее нож. Затем вспорол брюхо, и кишки животного вывалились на траву. Я отвернулся и извергнул свой завтрак на землю.
Когда я повернулся к отцу, он смотрел на меня. Он не сказал ни слова, но я прочел в его глазах презрение и разочарование. С тех пор я видел это выражение достаточно часто. Я тоже ничего не сказал. Но если бы я смог, то произнес бы: «Это не то, что ты думаешь».
Это был первый и последний раз, когда я ездил с отцом на охоту.
Глава 6
Эл Латроп все еще листал учебники и притворялся слишком занятым, чтобы поддерживать со мной беседу. На столе мисс Марбл зазвонил телефон, и она улыбнулась мне так, словно нас связывала некая интимная тайна.
– Вы можете войти, Чарли, – сказала она. Я поднялся со стула.
– Желаю удачно продать учебники, Эл!
– Я в этом не сомневаюсь, Чарли, – хмыкнул он в ответ, одарив меня нервной и лицемерной улыбкой.
Я прошел через приемную, оставив справа встроенный в стену сейф, а слева – заваленный бумагами стол мисс Марбл. Прямо передо мной была матовая стеклянная дверь. На стекле красовалась надпись: «Томас Денвер – директор колледжа». Я вошел в нее.
Мистер Денвер был высоким мертвенно-бледным мужчиной, чем-то похожим на Джона Каррадина. Он был лыс и тощ – кожа да кости. У него были длинные руки с выпирающими суставами. На шее болтался галстук, верхняя пуговица на рубашке была расстегнута. Кожа на шее имела сероватый оттенок, на ней виднелись следы раздражения от бритья.
– Садитесь, Чарли.
Я сел и сложил руки так, как это умею делать только я. Эту привычку я унаследовал от отца. В окно позади мистера Денвера я мог видеть лужайку, но не дорогу к зданию.
– Трудновато увидеть дорогу отсюда, не правда ли? – хрюкнул он.
Мистер Денвер хрюкал неподражаемо. Если бы существовал Конкурс на Лучшего Хрюкальщика, я бы поставил на него все свои деньги. Я откинул волосы с глаз.
На столе мистера Денвера, загроможденном всевозможными предметами еще более, чем стол мисс Марбл, лежала фотография его семьи. Семья выглядела хорошо упитанной и ладно скроенной. Жена толстовата, но дети миловидны как пуговички и ни капельки не похожи на Джона Каррадина. Две маленькие девочки, обе – блондинки.
– Дон Грейс закончил свой доклад, он находится у меня с прошлого четверга. Я тщательно ознакомился с его выводами и рекомендациями. Дело очень серьезное. Я имею в виду случай с Джоном Карлсоном.
– Как он? – спросил я.
– Неплохо. Я думаю, что он вернется через месяц.
– Это радует.
– Да? – моргнув глазами как ящерица, спросил он.
– Я не убил его. Это радует.
– Да, – мистер Денвер смотрел на меня пристально. – Вы сожалеете об этом?
– Нет.
Он наклонился вперед, пододвинул свой стул к письменному столу, покачал головой и начал:
– Я пребываю в замешательстве, когда я вынужден разговаривать таким образом как с Вами, Чарли. Я озадачен и опечален. Я работаю в школе с 1947 года, и до сих пор не могу понять многих вещей. В 1959 году у нас был странный мальчик, который избил школьницу из младшего класса бейсбольной битой. Недавно нам пришлось отправить его в Южный Портлендский Исправительный Институт. И все из-за того, что она не захотела пойти с ним погулять. Это единственное, что он смог сказать в свое оправдание. Затем он громко рассмеялся.
Мистер Денвер покачал головой.
– Не пытайтесь.
– Что?
– Не пытайтесь понять того парня. Не стоит тратить на это время.
– Но почему, Чарли? Почему ты сделал это? Боже мой, мистер Карлсон находился на операционном столе почти четыре часа.
– «Почему?» – вопрос мистера Грейса. Он – школьный сыщик. А Вы спрашиваете об этом, просто чтобы украсить свою проповедь. Я не собираюсь отвечать на Ваши вопросы. Мистер Карлсон мог умереть или выжить. Он жив. Я рад этому факту. Вы делаете то, что должны делать. То, что Вы намерены делать. Но не пытайтесь понять меня.
– Чарли, понимание – часть моей работы.
– А на мне не лежит обязанность Вам в этом помогать, – отпарировал я. – Но я помогу, если Вы намерены общаться в открытую, о'кей?
– О'кей.
Я положил руки на колени. Они дрожали.
– Меня тошнит от Вас, мистера Грейса и вам подобных. Вы привыкли держать меня в страхе и все еще продолжаете меня запугивать. Это утомляет, и я не намерен мириться с таким положением вещей. Плевать я хотел на Ваше мнение. Вы не имеете на меня никаких прав. Поэтому отойдите в сторону. Я предупреждаю: отступитесь. Не вмешивайтесь.
Мой голос повысился до звенящего крика.
Мистер Денвер вздохнул.
– Это Вы так думаете, Чарли. Но законы штата говорят о другом. После ознакомления с отчетом мистера Грейса мне стало ясно, что Вы не понимаете своих поступков и последствий того, что Вы натворили. Вы неуправляемы, Чарли.
Вы неуправляемы, Чарли.
У ирокезов есть обычай – разрезать женщинам носы… Чтобы каждый в племени мог видеть, какая часть тела ввергает его в беду.
Эти слова отдавались эхом в моей голове, как камни, брошенные в колодец. Слова-акулы, слова-челюсти, намеревающиеся меня сожрать. Слова с зубами и глазами.
Так все и началось. Я знал это, поскольку нечто подобное случилось со мной во время разборки с мистером Карлсоном. Мои руки перестали дрожать. Боль в желудке утихла. Внутри все будто заледенело. Я чувствовал себя независимым не только от мистера Денвера и его бритой шеи, но и от самого себя. Мое тело было почти невесомым.
Мистер Денвер что-то говорил о подходящем адвокате и психиатрической помощи, но я прервал его.
– Идите к черту!
Он запнулся и уставился на меня, оторвав взгляд от бумаг. Наверняка это было что-то из моего личного дела. Великое Американское Досье.
– Что? – спросил он.
– К черту! Не судите, да не судимы будете. А как насчет ненормальных в Вашей семье?
– Мы обсудим это, Чарли, – сказал он, чеканя каждое слово. – Я никогда не участвовал…
– …в аморальных сексуальных оргиях, – закончил я вместо него. – Ну, здесь больше никого нет. Только Вы и я, о'кей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22