Если Лори и вспомнит его, и расскажет, что он с ней делал, то
прокурор просто принесет те газеты на заседание суда и заявит, что она их
прочла и решила воспользоваться этим материалом.
- Мы даже не знаем, имел ли он вообще отношение к Лори, - поспешно
возразил Моуди. - Но даже, если и имел, то, что бы там Лори не вспомнила,
в это никто не поверит.
Никто из них не высказал вслух мысли, вертевшиеся у обоих в голове.
Судя по тому, как все складывалось, не исключено, что они вынуждены будут
просить прокурора пойти на согласованное признание вины Лори. И если это
окажется неизбежным, то к концу лета Лори будет в тюрьме.
69
Бик и Опал ехали с Бетси Лайенс к дому Кеньонов. Оба были одеты
специально для этого случая. Бик надел серый в тонкую полоску костюм с
белой рубашкой и голубовато-серый галстук. Его пальто и лайковые перчатки
были темно-серыми.
Опал только что осветила волосы и сделала прическу в салоне Элизабет
Арденс. Ее серое шерстяное платье было украшено бархатным воротником и
манжетами. Поверх она надела черное платье с узким собольим воротником.
Туфли и сумка из черной змеиной кожи были от Гуччи.
Бик сидел рядом с Лайенс на переднем сиденье ее машины. Без умолку
болтая, показывая им разные достопримечательности городка, Лайенс все
время поглядывала на Бика. Она была поражена, когда одна из ее коллег
спросила:
- Бетси, тебе известно, кто это такой?
Она знала, что он связан с телевидением, но понятия не имела, что у
него была своя передача. Лайенс пришла к мнению, что преподобный Хоккинс
был чрезвычайно привлекательным и обоятельным мужчиной. Он рассказывал о
своем желании переехать в окрестности Нью-Йорка.
- Когда меня пригласили проповедовать в "Церкви в эфире", я понял,
что нам нужно купить дом где-нибудь поблизости. Я не люблю жить в городе.
Карле пришлось проделать малоприятную работу, подыскивая этот дом. Но она
неизменно возвращалась к этому местечку и к этому дому.
"Слава Богу", - подумала Бетси Лайенс.
- Единственное, что вызывало у меня опасения, - говорил проповедник
своим приятным мягким голосом, - что в итоге Карлу ждет разочарование. Я,
откровенно говоря, думал, что этот дом вообще снимут с продажи.
"Я тоже этого боялась", - подумала Бетси Лайенс, содрогнувшись от
такой перспективы.
- Девочкам будет удобнее в квартире поменьше, - доверительно сказала
она. - А вот и эта улица. Едете по Линкольн-авеню, проезжаете эти красивые
домики, затем поворот, и вот мы на Твин Оукс-роуд.
Свернув на Твин Оукс-роуд, она начала перечислять имена их будущих
соседей.
- Это владелец банка Уильямс. В тюдоровском доме живут Кимболлы. А
там живет актриса, Куртни Майер.
Сидевшая на заднем сиденье Опал нервно теребила перчатки. Каждый раз,
когда они приезжали в Риджвуд, ей казалось, что они ступали на тонкий лед
и, словно испытывая его на прочность, неотвратимо приближались к тому
моменту, когда он треснет у них под ногами.
Сара ждала их. "Интересная, - отметила про себя Опал, впервые увидев
ее вблизи. - Она из тех, кто с возрастом становится привлекательнее. Бик
не обратил бы на нее внимания, когда она была маленькой". Как бы Опал
хотелось, чтобы у Ли не было золотистых волос длиной до талии. Как бы ей
хотелось, чтобы Ли не стояла тогда возле дороги.
"Молодящаяся старушка", - подумала Сара, протягивая руку Опал. Она
удивилась, почему вдруг ей пришло в голову именно это выражение, частенько
употреблявшееся ее бабушкой. Миссис Хоккинс была хорошо одетой и модно
причесанной женщиной сорока с небольшим лет. Маленькие губы и подбородок
придавали ей безвольное, почти забитое выражение. А может, так только
казалось на фоне покоряющей внешности преподобного Бобби Хоккинса. Он
словно заполнил собой всю комнату и казался каким-то всепоглощающим. Он
сразу же заговорил о Лори.
- Не знаю, известно ли вам, что мы во время своей часовой телеслужбы
молили Господа о том, чтобы Он помог мисс Томазине Перкинс вспомнить имя
похитителя вашей сестры.
- Я смотрела эту передачу, - ответила Сара.
- Вы пробовали что-либо выяснить о человеке по имени Джим, возможно,
здесь есть какая-то связь? Пути Господни неисповедимы. Порой Он указывает
нам путь, а порой лишь подсказывает направление.
- Мы выясняем все, что может помочь нам в защите сестры, - в ее
голосе недвусмысленно прозвучало нежелание продолжать разговор на эту
тему.
Он понял намек.
- Какая прекрасная комната, - сказал Хоккинс, оглядывая библиотеку. -
Жена все время повторяла мне, как мне было бы удобно здесь работать -
много стеллажей и большие окна. Я люблю, чтобы всегда было светло. А
теперь, я не хочу больше отнимать у вас время. Если вы не возражаете, мы в
последний раз обойдем весь дои вместе с миссис Лайенс, а затем мой адвокат
свяжется с вашим по поводу оформления документов...
Бетси Лайенс повела супругов наверх, а Сара вернулась к работе,
разбирая записи, сделанные ею в библиотеке суда. Неожиданно она вспомнила,
что пора собираться в Нью-Йорк.
Перед уходом Хоккинсы и Бетси Лайенс заглянули к ней попрощаться.
Преподобный Хоккинс сказал, что он хотел бы как можно быстрее привести
своего архитектора, но только чтобы тот не мешал Саре работать в
библиотеке. Когда это будет ей удобно?
- Завтра или послезавтра с девяти до двенадцати или ближе к вечеру, -
ответила ему Сара.
- В таком случае, завтра утром.
Когда на следующий день, вернувшись из клиники, Сара прошла в
библиотеку, ей и в голову не могло прийти, что с этого дня от каждого
произнесенного ею в этой комнате слова включалась сложная аппаратура, и
все разговоры записывались на магнитофон, спрятанный в стенном шкафу
гостиной.
70
В середине марта Карен Грант ехала в Клинтон, как она надеялась в
последний раз. В течение нескольких недель после смерти Элана она каждую
субботу проводила в доме, разбирая нажитое за шесть лет их совместной
жизни, отбирая ту мебель, которую она хотела бы перевезти в нью-йоркскую
квартиру, договариваясь с агентом по продаже подержанной мебели, насчет
оставшейся. Она продала машину Элана и передала дом в ведение агента по
продаже недвижимости. Сегодня должна состояться поминальная служба по
Элану в церкви студенческого городка.
Завтра она уезжает на четыре дня в Сент-Томас. "Как хорошо
куда-нибудь уехать", - думала она, мчась по Нью-Джерси Тернпайк. Работа в
бюро путешествий имела просто неоценимые преимущества. Ее пригласили на
Френчменс Риф, в одно из ее любимых мест.
И Эдвин тоже поедет. Ее сердце учащенно забилось, и она невольно
улыбнулась. К осени им уже не надо будет скрывать свои отношения.
Поминальная служба была похожа на похороны. Невозможно было остаться
равнодушным к тому, как превозносили Элана. Карен громко разрыдалась.
Сидевшая рядом Луиза Ларкин обняла ее.
- Если бы только он послушал меня, - сказала Луизе Карен. - Я
предупреждала его, чтобы он остерегался этой девчонки.
После службы в доме Ларкинов был небольшой прием. Карен всегда
восхищалась их домом. Ему было более ста лет, и он был великолепно
отреставрирован. Он напоминал ей дома в Куперстауне, где жили большинство
ее университетских друзей. Она же выросла на стоянке жилых автоприцепов и
до сих пор помнила, как кто-то из ее одноклассников насмешливо спросил, не
хотят ли ее родители нарисовать на рождественской открытке свой домик на
колесах.
Ларкины пригласили не только руководство и преподавателей, но и с
десяток студентов. Кто-то из них выражал искренние соболезнования, кто-то
подходил к ней со своими воспоминаниями об Элане. Со слезами на глазах
Карен сказала собравшимся, что с каждым днем она все сильнее чувствует
утрату.
В противоположном конце комнаты Вера Уэст, недавно появившаяся на
факультете, сидела с бокалом белого вина. Ей было сорок лет. Ее круглое
приятное лицо обрамляли короткие, вьющиеся от природы каштановые волосы,
карих глаз Веры было не видно за темными очками. У нее было вполне
нормальное зрение, но она опасалась, что глаза могли выдать ее чувства.
Она пила вино, стараясь не вспоминать, что всего несколько месяцев назад
на одном из факультетских вечеров в противоположном конце комнаты сидел
Элан, а не его жена. Вера надеялась, что за время болезни у нее будет
достаточно времени справиться со своими эмоциями, о которых никто не
должен догадываться. Откинув назад прядь волос, постоянно падавшую ей на
лоб, она вспомнила строчку из стихотворения, написанного поэтом
девятнадцатого века: "Невысказанное горе - тяжелое бремя".
К ней подсела Луиза Ларкин.
- Как хорошо, что вы вернулись, Вера. Нам не хватало вас. Как вы себя
чувствуете? - Ларкин смотрела на нее понимающим взглядом.
- Спасибо, гораздо лучше.
- Мононуклеоз так изматывает.
- Да, да.
После похорон Элана Вера поспешила уехать на свою летнюю дачу на Кейп
Код. И, позвонив декану, она сослалась на мононуклеоз.
- Карен великолепно выглядит для человека, который понес такую
утрату, как вы думаете, Вера?
Поднеся бокал к губам, Вера сделала глоток, затем спокойно ответила:
- Карен красивая женщина.
- Я заметила, что вы так похудели, у вас осунулось лицо. Клянусь,
если бы я увидела здесь всех впервые и меня спросили, кто вдова, я бы
показала на вас. - Сочувственно улыбнувшись, Луиза Ларкин сжала Вере руку.
71
Проснувшись Лори услышала приглушенные голоса в коридоре. Этот звук
успокаивал ее, она слышала его уже три месяца. Февраль, март, апрель.
Сейчас было начало мая. За стенами клиники, до того, как она пришла сюда,
где бы она не находилась - на улице, в колледже, даже дома, - у нее
появлялось ощущение, словно она летит куда-то и не в силах предотвратить
падение. Здесь, в клинике, время будто остановилось для нее. Ее падение
замедлилось. Она была благодарна за эту отсрочку, хотя понимала, что в
конечном итоге никто не сможет спасти ее.
Она не спеша села в кровати и обхватила колени руками. Это был один
из самых приятных моментов дня, когда, проснувшись, она сознавала, что
кошмарный сон про нож не мучил ее ночью и что все преследовавшие ее страхи
были где-то вдалеке.
Именно об этом ее и просили писать в дневнике. Она потянулась к
тумбочке за блокнотом и ручкой. Перед тем как одеться и идти на завтрак, у
нее было еще время записать несколько мыслей. Подложив под спину подушку,
она села повыше и открыла блокнот.
Страницы оказались исписанными, хотя накануне вечером они были
чистыми. На нескольких строчках детским почерком было выведено: "Я хочу к
маме. Я хочу домой".
В то же утро несколько позже они с Сарой сидели напротив доктора
Донелли у него в кабинете. Пока он читал ее дневник, Лори изучающе
смотрела на него. "Какой он рослый, - думала она, - с широкими плечами, с
мужественными чертами лица, с такими густыми темными волосами". Ей
нравились его глаза. Они были темно-голубыми. Она вообще не любила усов,
но ему они очень шли, особенно в сочетании с ровными белыми зубами. Ей еще
нравились его руки, большие, загорелые, с длинными пальцами, и совсем не
волосатые. Интересно, что усы доктора Донелли казались ей великолепными,
однако она ненавидела, когда у мужчин были волосатые руки. Она вдруг
произнесла это вслух.
Донелли поднял глаза.
- Ты что-то сказала, Лори?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
прокурор просто принесет те газеты на заседание суда и заявит, что она их
прочла и решила воспользоваться этим материалом.
- Мы даже не знаем, имел ли он вообще отношение к Лори, - поспешно
возразил Моуди. - Но даже, если и имел, то, что бы там Лори не вспомнила,
в это никто не поверит.
Никто из них не высказал вслух мысли, вертевшиеся у обоих в голове.
Судя по тому, как все складывалось, не исключено, что они вынуждены будут
просить прокурора пойти на согласованное признание вины Лори. И если это
окажется неизбежным, то к концу лета Лори будет в тюрьме.
69
Бик и Опал ехали с Бетси Лайенс к дому Кеньонов. Оба были одеты
специально для этого случая. Бик надел серый в тонкую полоску костюм с
белой рубашкой и голубовато-серый галстук. Его пальто и лайковые перчатки
были темно-серыми.
Опал только что осветила волосы и сделала прическу в салоне Элизабет
Арденс. Ее серое шерстяное платье было украшено бархатным воротником и
манжетами. Поверх она надела черное платье с узким собольим воротником.
Туфли и сумка из черной змеиной кожи были от Гуччи.
Бик сидел рядом с Лайенс на переднем сиденье ее машины. Без умолку
болтая, показывая им разные достопримечательности городка, Лайенс все
время поглядывала на Бика. Она была поражена, когда одна из ее коллег
спросила:
- Бетси, тебе известно, кто это такой?
Она знала, что он связан с телевидением, но понятия не имела, что у
него была своя передача. Лайенс пришла к мнению, что преподобный Хоккинс
был чрезвычайно привлекательным и обоятельным мужчиной. Он рассказывал о
своем желании переехать в окрестности Нью-Йорка.
- Когда меня пригласили проповедовать в "Церкви в эфире", я понял,
что нам нужно купить дом где-нибудь поблизости. Я не люблю жить в городе.
Карле пришлось проделать малоприятную работу, подыскивая этот дом. Но она
неизменно возвращалась к этому местечку и к этому дому.
"Слава Богу", - подумала Бетси Лайенс.
- Единственное, что вызывало у меня опасения, - говорил проповедник
своим приятным мягким голосом, - что в итоге Карлу ждет разочарование. Я,
откровенно говоря, думал, что этот дом вообще снимут с продажи.
"Я тоже этого боялась", - подумала Бетси Лайенс, содрогнувшись от
такой перспективы.
- Девочкам будет удобнее в квартире поменьше, - доверительно сказала
она. - А вот и эта улица. Едете по Линкольн-авеню, проезжаете эти красивые
домики, затем поворот, и вот мы на Твин Оукс-роуд.
Свернув на Твин Оукс-роуд, она начала перечислять имена их будущих
соседей.
- Это владелец банка Уильямс. В тюдоровском доме живут Кимболлы. А
там живет актриса, Куртни Майер.
Сидевшая на заднем сиденье Опал нервно теребила перчатки. Каждый раз,
когда они приезжали в Риджвуд, ей казалось, что они ступали на тонкий лед
и, словно испытывая его на прочность, неотвратимо приближались к тому
моменту, когда он треснет у них под ногами.
Сара ждала их. "Интересная, - отметила про себя Опал, впервые увидев
ее вблизи. - Она из тех, кто с возрастом становится привлекательнее. Бик
не обратил бы на нее внимания, когда она была маленькой". Как бы Опал
хотелось, чтобы у Ли не было золотистых волос длиной до талии. Как бы ей
хотелось, чтобы Ли не стояла тогда возле дороги.
"Молодящаяся старушка", - подумала Сара, протягивая руку Опал. Она
удивилась, почему вдруг ей пришло в голову именно это выражение, частенько
употреблявшееся ее бабушкой. Миссис Хоккинс была хорошо одетой и модно
причесанной женщиной сорока с небольшим лет. Маленькие губы и подбородок
придавали ей безвольное, почти забитое выражение. А может, так только
казалось на фоне покоряющей внешности преподобного Бобби Хоккинса. Он
словно заполнил собой всю комнату и казался каким-то всепоглощающим. Он
сразу же заговорил о Лори.
- Не знаю, известно ли вам, что мы во время своей часовой телеслужбы
молили Господа о том, чтобы Он помог мисс Томазине Перкинс вспомнить имя
похитителя вашей сестры.
- Я смотрела эту передачу, - ответила Сара.
- Вы пробовали что-либо выяснить о человеке по имени Джим, возможно,
здесь есть какая-то связь? Пути Господни неисповедимы. Порой Он указывает
нам путь, а порой лишь подсказывает направление.
- Мы выясняем все, что может помочь нам в защите сестры, - в ее
голосе недвусмысленно прозвучало нежелание продолжать разговор на эту
тему.
Он понял намек.
- Какая прекрасная комната, - сказал Хоккинс, оглядывая библиотеку. -
Жена все время повторяла мне, как мне было бы удобно здесь работать -
много стеллажей и большие окна. Я люблю, чтобы всегда было светло. А
теперь, я не хочу больше отнимать у вас время. Если вы не возражаете, мы в
последний раз обойдем весь дои вместе с миссис Лайенс, а затем мой адвокат
свяжется с вашим по поводу оформления документов...
Бетси Лайенс повела супругов наверх, а Сара вернулась к работе,
разбирая записи, сделанные ею в библиотеке суда. Неожиданно она вспомнила,
что пора собираться в Нью-Йорк.
Перед уходом Хоккинсы и Бетси Лайенс заглянули к ней попрощаться.
Преподобный Хоккинс сказал, что он хотел бы как можно быстрее привести
своего архитектора, но только чтобы тот не мешал Саре работать в
библиотеке. Когда это будет ей удобно?
- Завтра или послезавтра с девяти до двенадцати или ближе к вечеру, -
ответила ему Сара.
- В таком случае, завтра утром.
Когда на следующий день, вернувшись из клиники, Сара прошла в
библиотеку, ей и в голову не могло прийти, что с этого дня от каждого
произнесенного ею в этой комнате слова включалась сложная аппаратура, и
все разговоры записывались на магнитофон, спрятанный в стенном шкафу
гостиной.
70
В середине марта Карен Грант ехала в Клинтон, как она надеялась в
последний раз. В течение нескольких недель после смерти Элана она каждую
субботу проводила в доме, разбирая нажитое за шесть лет их совместной
жизни, отбирая ту мебель, которую она хотела бы перевезти в нью-йоркскую
квартиру, договариваясь с агентом по продаже подержанной мебели, насчет
оставшейся. Она продала машину Элана и передала дом в ведение агента по
продаже недвижимости. Сегодня должна состояться поминальная служба по
Элану в церкви студенческого городка.
Завтра она уезжает на четыре дня в Сент-Томас. "Как хорошо
куда-нибудь уехать", - думала она, мчась по Нью-Джерси Тернпайк. Работа в
бюро путешествий имела просто неоценимые преимущества. Ее пригласили на
Френчменс Риф, в одно из ее любимых мест.
И Эдвин тоже поедет. Ее сердце учащенно забилось, и она невольно
улыбнулась. К осени им уже не надо будет скрывать свои отношения.
Поминальная служба была похожа на похороны. Невозможно было остаться
равнодушным к тому, как превозносили Элана. Карен громко разрыдалась.
Сидевшая рядом Луиза Ларкин обняла ее.
- Если бы только он послушал меня, - сказала Луизе Карен. - Я
предупреждала его, чтобы он остерегался этой девчонки.
После службы в доме Ларкинов был небольшой прием. Карен всегда
восхищалась их домом. Ему было более ста лет, и он был великолепно
отреставрирован. Он напоминал ей дома в Куперстауне, где жили большинство
ее университетских друзей. Она же выросла на стоянке жилых автоприцепов и
до сих пор помнила, как кто-то из ее одноклассников насмешливо спросил, не
хотят ли ее родители нарисовать на рождественской открытке свой домик на
колесах.
Ларкины пригласили не только руководство и преподавателей, но и с
десяток студентов. Кто-то из них выражал искренние соболезнования, кто-то
подходил к ней со своими воспоминаниями об Элане. Со слезами на глазах
Карен сказала собравшимся, что с каждым днем она все сильнее чувствует
утрату.
В противоположном конце комнаты Вера Уэст, недавно появившаяся на
факультете, сидела с бокалом белого вина. Ей было сорок лет. Ее круглое
приятное лицо обрамляли короткие, вьющиеся от природы каштановые волосы,
карих глаз Веры было не видно за темными очками. У нее было вполне
нормальное зрение, но она опасалась, что глаза могли выдать ее чувства.
Она пила вино, стараясь не вспоминать, что всего несколько месяцев назад
на одном из факультетских вечеров в противоположном конце комнаты сидел
Элан, а не его жена. Вера надеялась, что за время болезни у нее будет
достаточно времени справиться со своими эмоциями, о которых никто не
должен догадываться. Откинув назад прядь волос, постоянно падавшую ей на
лоб, она вспомнила строчку из стихотворения, написанного поэтом
девятнадцатого века: "Невысказанное горе - тяжелое бремя".
К ней подсела Луиза Ларкин.
- Как хорошо, что вы вернулись, Вера. Нам не хватало вас. Как вы себя
чувствуете? - Ларкин смотрела на нее понимающим взглядом.
- Спасибо, гораздо лучше.
- Мононуклеоз так изматывает.
- Да, да.
После похорон Элана Вера поспешила уехать на свою летнюю дачу на Кейп
Код. И, позвонив декану, она сослалась на мононуклеоз.
- Карен великолепно выглядит для человека, который понес такую
утрату, как вы думаете, Вера?
Поднеся бокал к губам, Вера сделала глоток, затем спокойно ответила:
- Карен красивая женщина.
- Я заметила, что вы так похудели, у вас осунулось лицо. Клянусь,
если бы я увидела здесь всех впервые и меня спросили, кто вдова, я бы
показала на вас. - Сочувственно улыбнувшись, Луиза Ларкин сжала Вере руку.
71
Проснувшись Лори услышала приглушенные голоса в коридоре. Этот звук
успокаивал ее, она слышала его уже три месяца. Февраль, март, апрель.
Сейчас было начало мая. За стенами клиники, до того, как она пришла сюда,
где бы она не находилась - на улице, в колледже, даже дома, - у нее
появлялось ощущение, словно она летит куда-то и не в силах предотвратить
падение. Здесь, в клинике, время будто остановилось для нее. Ее падение
замедлилось. Она была благодарна за эту отсрочку, хотя понимала, что в
конечном итоге никто не сможет спасти ее.
Она не спеша села в кровати и обхватила колени руками. Это был один
из самых приятных моментов дня, когда, проснувшись, она сознавала, что
кошмарный сон про нож не мучил ее ночью и что все преследовавшие ее страхи
были где-то вдалеке.
Именно об этом ее и просили писать в дневнике. Она потянулась к
тумбочке за блокнотом и ручкой. Перед тем как одеться и идти на завтрак, у
нее было еще время записать несколько мыслей. Подложив под спину подушку,
она села повыше и открыла блокнот.
Страницы оказались исписанными, хотя накануне вечером они были
чистыми. На нескольких строчках детским почерком было выведено: "Я хочу к
маме. Я хочу домой".
В то же утро несколько позже они с Сарой сидели напротив доктора
Донелли у него в кабинете. Пока он читал ее дневник, Лори изучающе
смотрела на него. "Какой он рослый, - думала она, - с широкими плечами, с
мужественными чертами лица, с такими густыми темными волосами". Ей
нравились его глаза. Они были темно-голубыми. Она вообще не любила усов,
но ему они очень шли, особенно в сочетании с ровными белыми зубами. Ей еще
нравились его руки, большие, загорелые, с длинными пальцами, и совсем не
волосатые. Интересно, что усы доктора Донелли казались ей великолепными,
однако она ненавидела, когда у мужчин были волосатые руки. Она вдруг
произнесла это вслух.
Донелли поднял глаза.
- Ты что-то сказала, Лори?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42