..
Казна секты хлыстунов
Алексей, готовясь к встречи с Игорем Владимировичем Благасовым, попытался расспросить о нем Ольгу. Странно, но она о Благасове почти ничего не знала. Отец "присмотрел" его несколько лет назад на какой-то деловой встрече, когда тот был владельцем небольшого магазинчика-склада строительных материалов. Тихон Никандрович давно подумывал о том, что "Харону" требуются собственные мастерские по изготовлению гробов, а соответственно и склады строительных материалов. Он предложил Благасову переориентировать свой магазин-склад на нужды "Харона". Ставров и Брагин под конкретные обязательства дали деньги, и в конце концов "Харон" поглотил мастерские Благасова, а тот стал полноправным компаньоном. "Старикам" он понравился молодостью, деловитостью и какой-то "влюбленностью" в похоронное дело. Он, например, предлагал издавать газету "Ритуал", в которой сообщать о кончине именитых граждан и не только о кончине - о любых памятных событиях. Конечно, за серьезную плату. Благасов предлагал создать небольшую фирму, которая взяла бы на себя уход за могилами родственников тех граждан, которые уехали или намерены отправиться на постоянное жительство за рубеж. "Представляете, - восклицал он, - насколько спокойнее они бы себя чувствовали и какие бы деньги они за это отваливали?".
Он предлагал устроить специально обустроенные места захоронений домашних кошечек, собачек и других любимых богатенькими зверей и зверушек.
Но самым амбициозным и перспективным был проект коммерческого кладбища с полным комплексом самых современных ритуальных услуг. И этот проект уже был близок к завершению.
Ставров и Брагин, по словам Ольги, были в восторге от молодого компаньона, полностью ему доверяли, хотя и не всегда одобряли его "почерк" в бизнесе, некоторые его сделки.
- Ты мне скажи, - _спрашивал её Алексей. - Что он за человек?
- Не знаю, - растерянно отвечала Ольга. - Никогда об этом не задумывалась. Может потому, что он пытался ухаживать за мной, не нахальничал, дарил цветы. Я знаю, что его жена Виолетта бегает налево, и жалела его... И все-таки я считаю его странным, может быть, даже сдвинувшимся.
- Почему?
- Не знаю...
- Подумай, девочка...
- Понимаешь, он не чувствует жалости ни к тем, кого хоронит, ни к их родственникам и близким. Он любит похороны, для него кладбища - часть жизни, он ходит на них, как другие ходят в театр, в кино. Папа считал похоронное дело своей печальной обязанностью перед живыми и мертвыми, а Игорь Владимирович наслаждался похоронами, любил о них говорить. Однажды он мне цитировал Бунина. У него есть в "Мертвых аллеях" новелла "Чистый понедельник", в которой описываются похороны на старообрядческом Рогожском кладбище. - Она сняла с книжных полок нужный томик Бунина, прочитала: "Хоронили архиепископа. И вот представьте себе - гроб - дубовая колода как в древности, золотая парча будто кованая, лик усопшего закрыт белым "воздухом", шитым крупной черной вязью - красота и ужас. А у гроба диаконы с рапидами и трикириями". И ещё восторгало его, что могила внутри была выложена блестящими еловыми ветвями... Он, Благасов, прочитал это и воскликнул: "Какая поэзия смерти!" У него есть целая библиотека из книг о похоронах и обрядах, которые он читает и перечитывает.
- Я знаю, - проговорился Алексей.
- Откуда?
- Слышал от кого-то. Но все твои слова мало что объясняют. Может, человек просто увлечен своим делом.
- Отец говорил, что этим нельзя увлекаться безнаказанно. Если кто-то начинает зацикливаться на смерти - это знак, что он скоро встретится с нею...
Ничего этот разговор Кострову не дал. Возможно, Благасов от постоянного общения с кладбищами, моргами, покойниками действительно сдвинулся по фазе. Ну и что? В таких случаях говорят - лечиться надо. А идеи его в связи с кладбищенским бизнесом показались любопытными, хотя и не очень оригинальными. Во многих странах уже есть богатые "кошачьи" и "собачьи" кладбища, издаются всевозможные ритуальные ведомости, созданы эффективные службы по уходу за захоронениями - охраняют их, поддерживают в порядке памятники, ограды, склепы, обновляют цветы, словом, избавляют живых от хлопот с покойниками.
...Чтобы понять Игоря Владимировича Благасова, надо было бы знать его детство и юность, проникнуть в его непростой духовный мир. Он родился в семье адептов фанатичной секты хлыстунов, обосновавшейся в маленьком провинциальном городишке. Отец и мама изредка исчезали по ночам, и маленький Игорь выследил, что ходят они на "радения". "Радения" проводились в стоявшем на отшибе деревянном доме. Игорь однажды незаметно увязался за ними - он никогда не боялся темноты. Сквозь щель в неплотно подогнанных ставнях он со сладким ужасом наблюдал, как хлыстуны вначале пели свои странные песни, постепенно обнажаясь, ходили, раскачиваясь и пританцовывая по кругу, хлестали себя в полумраке слабенькой электрической лампочки веревками и обрывками цепей. Потом свет окончательно вырубили, Игорь больше ничего не видел, но явственно слышал вопли, крики, стоны и женские ахи...
Игорь прибежал домой раньше родителей, притворился, что давно уснул. Они все спали по деревенскому обычаю в одной большой комнате, вторая называлась "зала", там обедали и чаевничали. Игорь слышал, как возвратились отец и мама, в темноте разделись, шептались устало и прерывисто, легли порознь, потом отец хотел перебраться к маме, но она разморенно сказала:
- Мне хватит. Во мне сегодня было трое братьев по вере...
Отец оставил её в покое, лишь пробормотал:
- Все принадлежат всем...
Секта хлыстунов относилась к запрещенным властями, её проклинал священник местного православного храма, за принадлежность к ней карали, высылали в какие-то дальние места, о которых родители Игоря говорили со страхом. Радения проводились нечасто, но у Игоря уже вошло в привычку увязываться за родителями. Он пробирался в темноте, скользил тенью между деревьями и кустами, приникал к ставням, со страхом и жадным любопытством ожидал, когда раздадутся удары бичами, стоны и ахи. Он уже знал, что, истязая себя, члены секты готовятся к смерти и к праведной жизни после смерти:
- Согрешите - покаетесь...
Однажды он и мама уехали погостить к её родителям - старикам в деревню. Там и произошел этот случай. Маме понадобилось зачем-то полезть на чердак, в него можно было забраться из сеней по приставной лестнице. Мама полезла по ступенькам, открыла крышку люка, наполовину исчезла в нем и вдруг с криком ужаса свалилась вниз.
- Там... гроб! - Да, - сказал ей дед. - Это я себе сколотил. Хороший гроб, дубовый, из просушенных досок.
Он объяснил, что готовится к смерти и не хотел бы, когда она его "возьмет", лежать в гробу, наспех сколоченном чьими-то равнодушными руками.
Домик Благасовых стоял неподалеку от кладбища, и Игорь с малых лет видел, как уносят или увозят в последний путь, увязывался за каждой процессией. Увозили коммунистов на грузовиках с отброшенными бортами и в сопровождении траурных маршей духового оркестрика. На телегах везли гробы православных, и шел за ними убогонький священник из бедного храма, не закрытого властями только потому, что он никому не мешал.
Но те, кто лежал в гробах на грузовиках и на телегах, были уже не людьми, а покойниками. И совсем не страшными - неподвижные, беспомощные, с восковыми лицами, на которых остро выпирали скулы и западали глаза и щеки.
Смерть на близком расстоянии оказывалась совсем не ужасной...
Игорь любил гулять по кладбищу в вечерние сумерки, он знал все его аллеи, закоулки, где кто похоронен - и очень давно и в недавнее время. Неясный свет струился с небес сквозь кроны деревьев на покосившиеся кресты, замшелые памятники, старые могильные плиты и новенькие пирамидки. Изредка тренькала всполошенная птаха, из городка доносились голоса живых, урчание моторов, перестук по булыжному шоссе колес телег. А здесь была тишина, спокойствие, отрешенность...
Потом, чуть позже, выныривала луна, и все вокруг совершенно, абсолютно стихало. Полнолуние повергало его в дрожь, в мистический ужас.
Когда Игорь был уже в шестом классе, секта распалась: кого-то из активных сектантов выслали, кто-то уехал. Родители мальчика испугались, обособились, не общались даже с близкими соседями, жили одиноко и угрюмо. Они не верили больше ни во что, не доверяли никому и не мешали сыну жить так, как ему вздумается. Много позже Игорь понял, что странная вера опустошила их души, и когда они утеряли её, пришло равнодушие. Но работали они хорошо, вели себя смирно и никаких претензий ни от кого к ним не было.
Паренек рос замкнутым, углубленным в себя, много читал. Руководил его чтением чудаковатый старик-учитель на пенсии, у которого была очень приличная библиотека книг религиозных историков и философов, писателей-мистиков начала века, когда сельская интеллигенция особенно активно искала смысл бытия и увлекалась оккультизмом. Родители не мешали дружбе сына со стариком, ибо был тот местной достопримечательностью, вел смиренный образ жизни.
Когда Игорь поделился с ним своей мечтой поступить на философский факультет университета, старик проявил неожиданную широту взглядов и помог ему подготовиться к вступительным экзаменам в духе вполне современных требований, ибо считал, что бывают ситуации, когда следует поступаться принципами. Он не разделял официальных взглядов на исторические события, писателей, литераторов, но натаскал Игоря на ответы, которые обеспечивали высокие оценки на вступительных экзаменах.
Весна последнего года жизни Игоря была странной, наполненной ожиданием перемен и значительных событий. Он готовился к выпускным экзаменам, иногда вечерами гулял на кладбище. Игорь был убежден, что в определенные дни в полуночные часы покойники поднимаются из могил, общаются между собой. Просто живые их не видят и не слышат, потому что это иной мир, который люди справедливо называют потусторонним. Свои прогулки он тщательно скрывал от всех, в том числе и от родителей. Исключение составила его одноклассница Ирина, которой после долгих колебаний он назначил свидание у кладбищенского входа. Кладбище не охранялось и не запиралось на ночь - такие места в городках и деревнях почище сторожей берегут освященные веками традиции уважительного отношения к смерти и покойным.
Ирина пришла в романтический восторг и от места свидания и от необычности обстановки. Она была уже несколько месяцев влюблена в Игоря, всячески намекала ему на это, однако парень никак не выделял её среди других одноклассниц и вообще девочек городка. Ни одна из них не могла похвастаться, что влюбила в себя рослого, сдержанного Игоря, постоянно углубленного в себя, не позволявшего по отношению к девочкам этих мальчишеских штучек - щипков, толчков, вроде бы нечаянных прикосновений к разным "выпуклостям".
Он долго гулял с нею по дорожкам кладбища, знакомил:
- Вот здесь лежит купец первой гильдии миллионщик Роман сын Петра Лазорюк...
- А вот под плитой со звездочкой - пять красногвардейцев, расстрелянных, как тогда говорили, "белыми".
- Под крестом этим - юная красавица, мещанская дочь Пелагея, по преданию, её убил ревнивый возлюбленный.
Здесь, на этом кладбище, как и на многих других, которых тысячи в России, были схоронены в землю заключительные строки многих человеческих судеб - коротких и длинных, счастливых и оплаканных горькими слезами.
Ирина от прогулки по сумеречному кладбищу, от пьянящего весеннего запаха тополей, дикой сирени и уже укрывшейся белым цветом черемухи пришла в волнение, робко заглядывала в глаза Игорю. Он её поцеловал, и она задохнулась от волнения, сама положила его руку себе на набухшие под тонкой кофточкой груди.
Игорь бросил на старую могильную плиту курточку, посадил на неё Ирину, целуя, запрокинул её на спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55