- Миром правит Смерть... От неё ещё никому не удавалось уйти, рано или поздно она настигает каждого. Ее ещё древние изображали уродливой старухой с косой, иногда - на костлявой кобыле-скелете... А мне кажется, что Смерть - это юная, приветливая особа, которая, если позовет, приманит к себе, приворожит - никто не устоит. Умирают старые и молодые, от болезней и голода, от пули и ножа, у себя в постели и вдали от дома. Смерть, как заботливый санитар, пропалывает ряды человечества, чтобы людей не было чрезмерно много, они не толкались локтями, не мешали друг другу...
Благасов замолчал надолго, и Марина не решалась нарушить это глухое молчание.
- ...А когда Смерть считает, что обычным порядком ей не справиться, она устраивает катастрофы, взрывы, землетрясения. Или для нас - Чечню... Ты подумай, какую богатую кровавую жатву собрала она в горах Чечни! И, наверное, радовалась, что оборвала жизнь молодых, здоровых мужчин. А вообще каждые четыре месяца и только в России из жизни уходит свыше семьсот пятидесяти тысяч человек. Подумать только! Семьсот пятьдесят тысяч!
Благасов налил себе и Марине, и девушка схватила дрожащей рукой рюмку. Ей стало мерещиться, что тени покойников плотно окружили ротонду и с интересом прислушиваются к монологу Игоря Владимировича, своего повелителя.
- Успокойся, - проговорил он. - Это свет луны пробивается сквозь листву, которую колышет ветер.
И Убежденно добавил:
- Бояться следует не мертвых, а живых.
Он быстро пьянел, хотя речь его оставалась логичной, связной:
- Люди перестали уважать Смерть. Сердце кровью обливается, когда видишь по телевизору кадры: покойнИкам связывают ноги "колючкой" и волокут тела по ухабам и рытвинам, по размочаленной дождями земле. Или с грузовиков вынимают тела: солдаты даже шапки не снимут, окурки не выплюнут. И "черные тюльпаны" доставляют "груз 200", то есть убитых, в города России ночью, под покровом темноты, словно это презренные разбойники. Что происходит с людьми? - сокрушенно покачал головой Благасов. - И никому не удается остановить этот поток святотатства...
Благасов встал из-за столика:
- Марина, здесь есть могила красавицы Татьяны Федосеевны Шмелевой. Ей было всего двадцать пять, когда внезапно скончалась, родители её мне говорили, что врожденный порок сердца, а денег на операцию у них не было. Не дожила свое, не долюбила, милая красавица Таня. Пойдем проведаем ее...
Благасов отлично видел в темноте, он уверенно, хотя и пошатываясь, вел Марину среди могил, обнесенных низкими оградками. На могиле Татьяны Шмелевой не было памятника - стояла вертикально скромная стела с фамилией, годами рождения и смерти. И укрыта была могила мраморной плитой.
Игорь Владимирович открыл калиточку в ограде и движением руки позвал Марину. Он ласково погладил мрамор и сказал неожиданное.
- А своей Виолетте Петровне, тоже красавице, я уже подобрал уютное местечко.
- Что вы такое говорите! - ужаснулась Марина.
- ...Под кленом... Клен ты мой опавший, клен заледенелый... Кажется так? Шлюха она, но похороню я её достойно.
Он накрыл могильную плиту плащом.
- Ложись, Марина, дорогая моя... Татьяне Федосеевне, красавице, будет приятно слышать, как ты постанываешь...
День поминовения
Месяц катился за месяцем, и вот снова наступила весна. По требованию господина Шварцмана Алексей ушел в глухую защиту. Генрих Иосифович объяснял, что есть установленные законом сроки и имеются многочисленные формальности, через которые не перешагнуть, если хочешь, чтобы в будущем никто не посягнул на то, что досталось тебе по наследству. Наконец, господин Шварцман вручил Алексею все документы, делавшие его собственником просторной квартиры и дачи со всем, что в них имелось, и двух автомашин щеголеватой "ауди" Ольги и респектабельного, немного устаревшего "мерса" Тихона Никандровича.
- И этого мы ждали? - с раздражением спросил Алексей. - И теряли время?
- Нет, - ответил господин Шварцман. - Время мы не теряли. Вы теперь законом признанный наследник. Всего, что оставила на этой земле Ольга Тихоновна. То есть и её запутанных отношений с господином Благасовым. Но важно и то, что вы вышли из-под прямого удара тех, кто убирал Ставрова, Брагина и Ольгу. Они увидели: время идет, а вы не проявляете никакой активности, значит, не представляете для них опасности и убирать вас нет необходимости.
Генрих Иосифович пытливо посмотрел на Алексея:
- Ваши намерения не изменились?
- Нет. Я тоже ждал, успокаивался, чтобы сгоряча не наделать глупостей. Но эти пять-шесть месяцев выжидания стали для меня пыткой.
Первая, самая острая боль от утраты Ольги уже прошла, точнее, Алексей смирился с тем, что Ольги, его юной супруги, больше нет, она ушла и никогда не возвратится. Он понял трагичный смысл простоватых слов из разных песен про тех, кто "укрыт сырой землей". На могиле Ольги он поставил памятник её бюст из белого мрамора - светлого и солнечного. На соседней могилке Тихона Никандровича Ольга успела установить невысокую стелу из гранита фотография отца, фамилия, имя, отчество, даты рождения и смерти. Когда Алексей увидел впервые эту стелу, он с изумлением прочитал: "От любящих дочери, зятя Алексея и внуков". Ольга обещала отцу выйти замуж за Алексей и нарожать кучу детей. И не собиралась так быстро умереть. Когда пришло время весенних посадок, он в магазине "Цветы" возле входа в кладбище познакомился с понимающей толк в кладбищенских цветах пожилой женщиной и договорился, что она посадит на лежащих рядом холмиках - молодой красивой женщины и её отца - нужные цветы и будет ухаживать за ними.
- Но и вы приходите, - сказала Марья Ивановна. - Потому как без вас, любимого покойными человека, цветы не примутся или завянут. И ничего я не поделаю.
Алексей смотрел на неё с недоумением, и женщина объяснила:
- Это проверено. Для цветов на кладбище требуется особый климат любви и печали.
Он хорошо ей заплатил, и Марья Ивановна отнеслась к его поручению очень серьезно. Когда Алексей снова пришел на кладбище, могилки были укрыты плотным зеленым ковром из стелющейся травки, в нем ярко выделялись незабудки, камнеломки, маргаритки...
Наконец, господин Шварцман так, словно намеревался броситься в огненное пекло, сообщил:
- Мы можем подавать иск на треть "Харона".
- На две трети, - поправил его Алексей.
И поскольку Иосиф Генрихович выжидающе молчал, он протянул ему доверенность Алевтины Артемьевны Брагиной, уполномочивающую Алексея Георгиевича Кострова представлять её интересы.
- Да-да, я помню... - пробормотал господин Шварцман. - Буду очень удивлен, если вы после подачи исков в суд, останетесь живы.
- Позаботьтесь о своей безопасности, - угрюмо пробормотал Алексей. Может, вам нанять телохранителей? Этих шкафов-комодов? Оплачивать их буду я...
- Не надо. По "понятиям", или как это у них называется, в адвокатов не стреляют - они нужны всем. Криминальные боссы не дураки, они понимают, что не адвокат им опасен, а его клиент. Нет клиента, нет и дела... Что же, начнем воевать. Я буду с вами - так велит мне профессиональный долг и уважение к памяти Тихона Никандровича и его дочери Ольги...
Разговор этот произошел в офисе юридической фирмы. Условились о гонораре, Алексей сказал, что будет платить за себя, что естественно, и за Алевтину Брагину, которая находилась где-то под тропическими небесами и дала о себе знать лишь однажды - телефонным звонком. Свои координаты Алевтина отказалась сообщить, пообещав вскоре позвонить снова. "Я не хочу повторить судьбу Оленьки", - печально сказала она.
Алексей возвратился домой, в квартиру Ольги, которая отныне была его на законных основаниях. Он достал из ящика письменного стола "макарку", которого через Свердлина презентовал ему Юрась, тщательно смазал, проверил обоймы - в рукояти и запасную. Вид оружия не успокоил его, на душе были сумерки, и он позвонил Никите Астрахану, попросил приехать, объяснил:
- Я мог бы напиться и в одиночку, но лучше, если мы это сделаем вдвоем...
Через какое-то время ему по мобильнику позвонил "сталинский орел", охранник со стоянки Александр Тимофеевич:
- К вам поднимается молодой человек... Я его видел с вами.
Александр Тимофеевич после убийства Ольги считал своим святым долгом опекать Алексея. Тот неизменно хорошо платил охраннику за мелкие услуги, "орел" деньги брал, но однажды изложил свои принципы: "Не люблю беспредел... Раньше был порядок... Даже при Горбачеве людей не взрывали, не говоря уж об Юрии Владимировиче Андропове".
- Все в порядке, - ответил охраннику Алексей. - Это мой друг.
Никита оживился при виде выпивки и закуски.
- Неужто сам по магазинам бегаешь?
- Иногда да. Но сговорился с одной женщиной, из Архангельска приехала, за гроши в палатке торговала весь день, горбатилась на этих... людей не русской национальности. Положил ей вдвое больше, она с меня пылинки сдувает, квартиру чистит, продуктами запасается. Что-то вроде домоправительницы.
- Сколько лет заботливой женщине? - деловито поинтересовался Никита.
- Не спрашивал. Наверное, тридцать пять, может больше, может меньше. Дурак, Никита, у неё муж без работы в Архангельске, бывший морской офицер, и двое ребятенков. Одна семью кормит.
- Вот как жизнь с нами круто обходится...
Они выпили, и Никита сообщил, что по делу об убийстве Ставрова и Брагина нет ничего нового.
- Висяк? - спросил Алексей.
- Он, проклятый, - подтвердил Никита. - Убийством Ольги занимаются турецкая полиция и Интерпол. Но не очень они стараются, всем осточертели разборки между русскими мафиози. Говорят: ищите заказчиков у себя в стране, тогда отыщутся и исполнители.
- Они правы.
Никита решил сменить тему разговора:
- Как у тебя в твоем еженедельнике?
- Печатаюсь. Недавно опубликовал полосу о том, как провожают в последний пУть погибших в Чечне. Злой получился материаЛ. Письма читателей нОсили мешками. Редактор доволен. А вообще-то он не шибко на меня нажимает, дает возможность снова войти в форму.
- А коллеги в юбках? Или в джинсах - сейчас по одежке и не различишь, кто есть кто.
- Вижу - жалеют. Иные в гости напрашиваются. Извечные женские уловки помочь убраться в квартире, сготовить по-домашнему.
- Ну и пусть...
- Пока не могу. Ольга не отпускает, стоит перед глазами. Особенно по вечерам.
Алексей чуть оживился и сообщил:
- А старик Харон с веслом больше не приходит. Наверное, решил, что мне ещё не время переплывать через его священную реку Стикс.
- Ты часом не поехал, Алеха? - забеспокоился Никита.
- Вроде бы нет, хотя... Не знаю.
Алексей спросил:
- Ты все ещё на своей драной, латаной "шестерке" мотаешься?
- Откуда у нас, следаков, деньги на новые тачки?
- Моя почти новая. Дарю её тебе - в память об Ольге.
- Нет, все-таки "поехал", - решил Никита.
Алексей разлил в рюмки водку:
- Все в норме, верный друг-приятель. После Ольги мне достались две машины - "ауди" и серьезный "мерс" её отца. Есть и третья - подарок Алевтины "Авелла-Дельта". Зачем мне четыре? А я, когда сажусь в "ауди", вроде бы чувствую на руле тепло Оленькиных рук...
- Что же, спасибо за царский подарок, - растрогался Никита.
- На Руси всегда было принято делиться. Зайдешь к моему юристу, Генриху Иосифовичу Шварцману, он оформит дарственную. - Алексей продиктовал адрес Шварцмана.
Они сидели за столом и как когда-то во время работы Алексея в прокуратуре, в редкие свободные вечера, особенно после трудных "дел", неторопливо опустошали бутылку.
Раздался телефонный звонок, и Алексей снял трубку.
- Добрый вечер, это я, Тася.
- Здравствуй, Таисия.
Таисия, дочь Андрея Ивановича Юрьева - Юрася, после похорон Ольги изредка звонила, интересовалась самочувствием, довольно прозрачно намекала, что хотела бы встретиться.
- Алексей Георгиевич, вы помните, какой завтра день? - спросила Тася.
- Просвети, Тася, - сказал Алексей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55