Но что-то случилось... не знаю, как и объяснить.
Взгляд его стал озадаченным и устремился внутрь, будто Лэнгстон пытался объяснить прошлое самому себе:
— Мне казалось, что между нами рухнула какая-то преграда, словно лопнула невидимая мембрана. Бывали минуты, когда наши индивидуальности как бы смешивались, соединяясь в единое целое. Если пользоваться специальной терминологией, я действительно начинал чувствовать его чувствами и мыслить его мыслями, болезненно переживая эту ужасную эмпатию, то есть полное вживание в личность другого человека. — Он перевел дыхание. — Происходило ли что-либо подобное с вами?
— Нет. Если только вы не имеете в виду женщин в весьма определенных ситуациях.
— Женщин? — рассеянно переспросил он меня все в той же озадаченной манере. — Кейт так же непостижима для меня, как горные вершины на Луне. Это не значит, что я не люблю ее. Я ее обожаю.
— Прекрасно. Но вы хотели поведать мне историю Дэви.
— Никакой истории у него, собственно, и не было, вот в чем беда. Я думал, что могу помочь ему, если выясню ее. Но оказалось, что для его психики это слишком тяжкий груз. Да и для моей — тоже. В этой ситуации неправильно повел себя именно я, потому что был наставником, воспитателем, а он — всего-навсего неуравновешенным шестнадцатилетним юношей.
Лэнгстон тоже вышел из равновесия. Казалось, его рассудок с трудом преодолевает магические поля памяти, которые налагали особый отпечаток на все, что он сейчас говорил. Я опять подсказал ему:
— Это правда, что его отец был убит?
Он пронзил меня взглядом, словно кинжалом.
— Что вам известно о смерти его отца?
— Только то, что его нет в живых. Как это произошло?
— Точно мне так и не удалось выяснить. Очевидно, он попал под поезд недалеко от Родео-сити. Колесом отрезало голову. — Лэнгстон поднес пальцы себе к горлу. — Он был молод, моложе, чем я сейчас.
— Как его звали?
— Похоже, что этого никто не знает. Никаких документов при нем не обнаружили. Согласно версии помощника шерифа, который вел расследование...
— Джек Флейшер?
— Да. Вы его знаете?
— Очень хочу узнать. Так какая версия?
— Что погибший якобы был бродячим поденным рабочим, ездил на платформах попутных товарняков и случайно выпал на рельсы. Но в этой версии есть одно очень уязвимое звено. Рядом с погибшим находился трехлетний мальчик, и если мужчина действительно бы выпал из вагона на ходу сам, то и Дэви тоже должен был бы выпасть вместе с ним. Но ребенок совершенно не пострадал, по крайней мере, физически.
Психически же, — продолжал Лэнгстон, — Дэви пострадал, причем весьма серьезно. Он провел у рельсов всю ночь рядом с обезглавленным трупом, — голос у него сел настолько, что стал чуть слышен.
— Откуда вам это известно?
— Около трупа его обнаружил помощник шерифа Флейшер. Дэви сам это подтвердил. Я помог ему воскресить все это в памяти. Думал, пойдет ему на пользу. Но, к сожалению, не пошло. Теперь-то я понимаю, что переоценивал себя, занимаясь практической психиатрией, не имея на то официального разрешения, — в голосе его послышалось раскаяние. — Он совершенно рассвирепел и бросился на меня, как зверь. Мы находились у меня в кабинете, в школе, и скрыть это, оставив все в тайне, я никак не мог. По правде говоря, избил он меня сильно. Из школы его исключили, несмотря на мои настойчивые возражения. Это все, что я смог сделать, чтобы его не направили в исправительную школу.
— А почему вы не хотели этого?
— Разумеется, потому, что чувствовал за собой вину. Я играл с черной магией, с темными силами — эти подавленные воспоминания столь же грозная стихия, как и любая магия, — и все это взорвалось, ранив нас обоих. Он постоянно ощущал свою ущербность.
— Такое творилось с ним задолго до того случая. Вы по-прежнему себя переоцениваете, — сказал я.
— Я осознаю степень своей ответственности. Я способствовал тому, что из сферы бессознательного это страшное воспоминание перешло у него в сферу сознания. С тех пор он зациклился на этом.
— Откуда вы можете знать?
— Увы, знаю. В этом-то, черт возьми, все дело. Сегодня он приехал ко мне и настаивал на том, чтобы я показал ему точное место, где был найден труп его отца. Эта идея-фикс по-прежнему доминирует в его сознании.
— И вы сказали ему?
— Да, это был единственный способ избавиться от него.
— Вы можете отвезти меня на это место прямо сейчас?
— Мог бы. Но до побережья не меньше часа езды. — Он посмотрел на часы. — Сейчас уже больше половины первого. Если я повезу вас, то раньше трех домой не вернусь. А в семь сорок пять мне нужно уже быть в школе.
— О школе забудьте. Вы же сами говорили, что надо уметь сосредоточиться на главном. Сейчас главное в том, что речь идет о жизни или смерти человека.
— Какого человека?
Я рассказал Лэнгстону о шумном дыхании в багажнике машины Сэнди.
— Сначала я думал, что его похитили из-за денег. Похитители становятся все моложе. Но мотивы похищения со временем тоже меняются. Все чаще и чаще людей похищают для того, чтобы испытать на них свою безраздельную, неограниченную власть, единственно из желания помыкать другим человеком. Одному богу известно, что сейчас у Дэви на уме. Или у девушки, раз на то пошло. Возможно, они собираются реально воссоздать обстоятельства гибели его отца.
Мне удалось целиком завладеть вниманием Лэнгстона. Не клюнуть на такую психологическую наживку он не мог.
— Возможно, вы и правы. Ему ужасно хотелось как можно быстрее найти то самое место. Полиция в курсе?
— Нет. Семья похищенного просила меня расследовать это дело самостоятельно.
— Кто он?
— Финансист из Лос-Анджелеса. Отец девушки служит в одной из его фирм.
— Да, действительно тут, пожалуй, все сложнее, чем преступление, совершаемое ради денег.
— Так вы поможете мне? — спросил я.
— У меня нет особого выбора. Поедем на вашей машине, хорошо?
— Как скажете, мистер Лэнгстон.
— Пожалуйста, называйте меня просто Хэнк, как все. — Он вышел из своей машины. — Зайдем на минутку в дом. Оставлю жене записку.
Пока он писал ее на рояле, я смотрел на корешки книг. Они охватывали, на удивление, широкий диапазон знаний, включая историю и юриспруденцию. Подбор книг по психологии и социологии говорил о том, что их владелец интересуется новейшими достижениями в этих областях: Эрик Эриксон и Эрих Фромм, Пол Гудмэн и Эдгар Фриденберг.
Он оставил записку на подставке для нот, включив небольшую лампу и направив свет на листок. Выходя из гостиной, я прочел:
"Дорогая! На тот случай, если ты проснешься и будешь думать, где я нахожусь. Уехали на небольшую прогулку с мистером Арчером. Если кто-то будет стучать, не открывай. Пожалуйста, не волнуйся. Люблю тебя всей душой, если ты еще сомневалась в этом. Скоро вернусь.
С любовью — X. (0 ч. 30 мин.)".
Глава 14
Я сел за руль, предложив Лэнгстону поспать. Он ответил, что спать не хочет, однако вскоре после того, как мы выехали на скоростное шоссе, он погасил сигарету и задремал.
На какое-то время шоссе сворачивало в сторону от океана и шло по горному перевалу, после чего опять выходило на побережье. Железная дорога была проложена между океаном и горной цепью, и время от времени в глаза мне бил отблеск рельсов.
Движения на шоссе почти не было. Здесь, на севере округа, местность была в основном открытой. По ту сторону шоссе, которая шла ближе к океану, темноту разрывали освещенные нефтяные вышки и газовые факелы. По другую сторону поля под уклоном сбегали к каменистым подножиям гор, лишенных вершин. В полях паслись коровы, такие же безмолвные, как огромные валуны.
— Не-ет! — вдруг воскликнул Лэнгстон во сне.
Он ошеломленно открыл глаза.
— Ужасный сон. Мы в постели втроем... — он оборвал фразу, глядя, как за окнами проносится темнота.
— Кто втроем?
— Моя жена, я и Дэви. Гадкий сон.
Немного поколебавшись, я спросил его:
— Ты опасаешься, что Дэви может ворваться к тебе в дом?
— Эта мысль приходила мне в голову, — признался он. — Но Дэви не причинит ничего плохого тому, кого я люблю.
Он говорил в темноту. Я подумал, что, может быть, мне следовало оставить его дома, но сейчас было уже слишком поздно. После того, как мы отъехали от их дома, спидометр накрутил уже больше пятидесяти миль.
— Далеко еще, Хэнк?
— Точно не скажу. Я узнаю это место, когда увижу его. Нужно будет свернуть влево на гравиевую дорогу. Она пересекает пути. — Он пристально вглядывался вперед через ветровое стекло.
— Как давно ты был на этом месте?
— Года три назад. Меня отвез туда помощник шерифа Флейшер.
— И для чего тебе понадобилось встревать во все эти неприятности?
— Я хотел точно знать, что именно произошло. Воспитатели в приюте сказали мне, что, когда Дэви поступил к ним, он был фактически аутистичен. Все время молчал и почти не шел ни на какие контакты. Я хотел докопаться, почему. Флейшер много им не рассказывал, если вообще что-либо сказал.
— А с тобой он был откровенен?
— Полицейские никогда не бывают особенно откровенными, правда? И я вполне могу понять полицейского, который считает это дело в известной степени своим собственным. К тому времени, когда он привез меня туда, он уже работал над ним в течение двенадцати лет.
— Это он так сказал?
— Да.
— Значит, он считает, что это был не просто несчастный случай.
— Не знаю, что он там считает. — Лэнгстон вытянул голову, напряженно всматриваясь вперед. — Сбавь скорость. Подъезжаем к этому месту.
Впереди в нескольких сотнях метров в свете фар мчащегося навстречу грузовика я различил покрытую гравием дорогу, уходящую влево. На повороте мы увидели одинокую голосующую фигурку. Это была девушка, стоящая к нам спиной и лихорадочно машущая водителю грузовика. На полной скорости грузовик пронесся мимо нее, а затем мимо нас.
Свернув влево на проселочную дорогу, я затормозил и вышел из машины. На девушке были темные очки, словно естественная темнота сумерек была для нее недостаточна. Она резко дернулась всем телом. Мне показалось, что она бросится бежать. Но ноги у нее будто накрепко завязли в гравии.
— Сэнди?
Она ничего не ответила, только промычала что-то нечленораздельное в знак того, что узнала меня. Внезапно я увидел самого себя, словно сверху, глазами пролетающей совы — мужчину, надвигающегося на перепуганную девчонку в ночи на пустынном перекрестке дорог. Так или иначе, но мои намерения на этой картине можно было истолковать по-всякому.
— Что с остальными, Сэнди?
— Не знаю. Я убежала и спряталась за деревьями. — Она показала на сосновую рощу вдали, у самой железной дороги. До меня донесся исходящий от нее запах сосновой хвои. — Он положил мистера Хэккета поперек рельсов, и я по-настоящему испугалась. До того момента я думала, что он только притворялся, будто действительно решится на это. Думала, что на самом деле он не хотел его убивать.
— Хэккет без сознания?
— Нет, но он весь обмотан лейкопластырем — и руки, и ноги, и рот. Выглядел таким беспомощным, когда лежал на рельсах. И понимал, где находится, если судить по звукам, которые он издавал. Я не могла этого вынести, потому и убежала. Когда вернулась, их уже не было.
Зашуршал гравий — это подошел Лэнгстон. Девушка метнулась в сторону.
— Не бойся, — сказал он.
— Кто вы? Я вас не знаю?
— Я Генри Лэнгстон. Дэви хотел, чтобы я позаботился о вас. Вот в конечном счете так оно и получается.
— Не хочу, чтобы обо мне заботились. Со мной все в порядке. Меня подвезут. — Она говорила с какой-то механической убежденностью, которая никак не увязывалась с ее внутренним состоянием в эту минуту.
— Пошли, — сказал он. — Не стой тут, как столб.
— Сигарета у вас найдется?
— Даже целая пачка.
— Я пойду с вами, если дадите мне сигарету.
Лэнгстон достал пачку и протянул ей. Дрожащими руками она вытянула одну сигарету.
— Дайте прикурить.
Он протянул ей спички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Взгляд его стал озадаченным и устремился внутрь, будто Лэнгстон пытался объяснить прошлое самому себе:
— Мне казалось, что между нами рухнула какая-то преграда, словно лопнула невидимая мембрана. Бывали минуты, когда наши индивидуальности как бы смешивались, соединяясь в единое целое. Если пользоваться специальной терминологией, я действительно начинал чувствовать его чувствами и мыслить его мыслями, болезненно переживая эту ужасную эмпатию, то есть полное вживание в личность другого человека. — Он перевел дыхание. — Происходило ли что-либо подобное с вами?
— Нет. Если только вы не имеете в виду женщин в весьма определенных ситуациях.
— Женщин? — рассеянно переспросил он меня все в той же озадаченной манере. — Кейт так же непостижима для меня, как горные вершины на Луне. Это не значит, что я не люблю ее. Я ее обожаю.
— Прекрасно. Но вы хотели поведать мне историю Дэви.
— Никакой истории у него, собственно, и не было, вот в чем беда. Я думал, что могу помочь ему, если выясню ее. Но оказалось, что для его психики это слишком тяжкий груз. Да и для моей — тоже. В этой ситуации неправильно повел себя именно я, потому что был наставником, воспитателем, а он — всего-навсего неуравновешенным шестнадцатилетним юношей.
Лэнгстон тоже вышел из равновесия. Казалось, его рассудок с трудом преодолевает магические поля памяти, которые налагали особый отпечаток на все, что он сейчас говорил. Я опять подсказал ему:
— Это правда, что его отец был убит?
Он пронзил меня взглядом, словно кинжалом.
— Что вам известно о смерти его отца?
— Только то, что его нет в живых. Как это произошло?
— Точно мне так и не удалось выяснить. Очевидно, он попал под поезд недалеко от Родео-сити. Колесом отрезало голову. — Лэнгстон поднес пальцы себе к горлу. — Он был молод, моложе, чем я сейчас.
— Как его звали?
— Похоже, что этого никто не знает. Никаких документов при нем не обнаружили. Согласно версии помощника шерифа, который вел расследование...
— Джек Флейшер?
— Да. Вы его знаете?
— Очень хочу узнать. Так какая версия?
— Что погибший якобы был бродячим поденным рабочим, ездил на платформах попутных товарняков и случайно выпал на рельсы. Но в этой версии есть одно очень уязвимое звено. Рядом с погибшим находился трехлетний мальчик, и если мужчина действительно бы выпал из вагона на ходу сам, то и Дэви тоже должен был бы выпасть вместе с ним. Но ребенок совершенно не пострадал, по крайней мере, физически.
Психически же, — продолжал Лэнгстон, — Дэви пострадал, причем весьма серьезно. Он провел у рельсов всю ночь рядом с обезглавленным трупом, — голос у него сел настолько, что стал чуть слышен.
— Откуда вам это известно?
— Около трупа его обнаружил помощник шерифа Флейшер. Дэви сам это подтвердил. Я помог ему воскресить все это в памяти. Думал, пойдет ему на пользу. Но, к сожалению, не пошло. Теперь-то я понимаю, что переоценивал себя, занимаясь практической психиатрией, не имея на то официального разрешения, — в голосе его послышалось раскаяние. — Он совершенно рассвирепел и бросился на меня, как зверь. Мы находились у меня в кабинете, в школе, и скрыть это, оставив все в тайне, я никак не мог. По правде говоря, избил он меня сильно. Из школы его исключили, несмотря на мои настойчивые возражения. Это все, что я смог сделать, чтобы его не направили в исправительную школу.
— А почему вы не хотели этого?
— Разумеется, потому, что чувствовал за собой вину. Я играл с черной магией, с темными силами — эти подавленные воспоминания столь же грозная стихия, как и любая магия, — и все это взорвалось, ранив нас обоих. Он постоянно ощущал свою ущербность.
— Такое творилось с ним задолго до того случая. Вы по-прежнему себя переоцениваете, — сказал я.
— Я осознаю степень своей ответственности. Я способствовал тому, что из сферы бессознательного это страшное воспоминание перешло у него в сферу сознания. С тех пор он зациклился на этом.
— Откуда вы можете знать?
— Увы, знаю. В этом-то, черт возьми, все дело. Сегодня он приехал ко мне и настаивал на том, чтобы я показал ему точное место, где был найден труп его отца. Эта идея-фикс по-прежнему доминирует в его сознании.
— И вы сказали ему?
— Да, это был единственный способ избавиться от него.
— Вы можете отвезти меня на это место прямо сейчас?
— Мог бы. Но до побережья не меньше часа езды. — Он посмотрел на часы. — Сейчас уже больше половины первого. Если я повезу вас, то раньше трех домой не вернусь. А в семь сорок пять мне нужно уже быть в школе.
— О школе забудьте. Вы же сами говорили, что надо уметь сосредоточиться на главном. Сейчас главное в том, что речь идет о жизни или смерти человека.
— Какого человека?
Я рассказал Лэнгстону о шумном дыхании в багажнике машины Сэнди.
— Сначала я думал, что его похитили из-за денег. Похитители становятся все моложе. Но мотивы похищения со временем тоже меняются. Все чаще и чаще людей похищают для того, чтобы испытать на них свою безраздельную, неограниченную власть, единственно из желания помыкать другим человеком. Одному богу известно, что сейчас у Дэви на уме. Или у девушки, раз на то пошло. Возможно, они собираются реально воссоздать обстоятельства гибели его отца.
Мне удалось целиком завладеть вниманием Лэнгстона. Не клюнуть на такую психологическую наживку он не мог.
— Возможно, вы и правы. Ему ужасно хотелось как можно быстрее найти то самое место. Полиция в курсе?
— Нет. Семья похищенного просила меня расследовать это дело самостоятельно.
— Кто он?
— Финансист из Лос-Анджелеса. Отец девушки служит в одной из его фирм.
— Да, действительно тут, пожалуй, все сложнее, чем преступление, совершаемое ради денег.
— Так вы поможете мне? — спросил я.
— У меня нет особого выбора. Поедем на вашей машине, хорошо?
— Как скажете, мистер Лэнгстон.
— Пожалуйста, называйте меня просто Хэнк, как все. — Он вышел из своей машины. — Зайдем на минутку в дом. Оставлю жене записку.
Пока он писал ее на рояле, я смотрел на корешки книг. Они охватывали, на удивление, широкий диапазон знаний, включая историю и юриспруденцию. Подбор книг по психологии и социологии говорил о том, что их владелец интересуется новейшими достижениями в этих областях: Эрик Эриксон и Эрих Фромм, Пол Гудмэн и Эдгар Фриденберг.
Он оставил записку на подставке для нот, включив небольшую лампу и направив свет на листок. Выходя из гостиной, я прочел:
"Дорогая! На тот случай, если ты проснешься и будешь думать, где я нахожусь. Уехали на небольшую прогулку с мистером Арчером. Если кто-то будет стучать, не открывай. Пожалуйста, не волнуйся. Люблю тебя всей душой, если ты еще сомневалась в этом. Скоро вернусь.
С любовью — X. (0 ч. 30 мин.)".
Глава 14
Я сел за руль, предложив Лэнгстону поспать. Он ответил, что спать не хочет, однако вскоре после того, как мы выехали на скоростное шоссе, он погасил сигарету и задремал.
На какое-то время шоссе сворачивало в сторону от океана и шло по горному перевалу, после чего опять выходило на побережье. Железная дорога была проложена между океаном и горной цепью, и время от времени в глаза мне бил отблеск рельсов.
Движения на шоссе почти не было. Здесь, на севере округа, местность была в основном открытой. По ту сторону шоссе, которая шла ближе к океану, темноту разрывали освещенные нефтяные вышки и газовые факелы. По другую сторону поля под уклоном сбегали к каменистым подножиям гор, лишенных вершин. В полях паслись коровы, такие же безмолвные, как огромные валуны.
— Не-ет! — вдруг воскликнул Лэнгстон во сне.
Он ошеломленно открыл глаза.
— Ужасный сон. Мы в постели втроем... — он оборвал фразу, глядя, как за окнами проносится темнота.
— Кто втроем?
— Моя жена, я и Дэви. Гадкий сон.
Немного поколебавшись, я спросил его:
— Ты опасаешься, что Дэви может ворваться к тебе в дом?
— Эта мысль приходила мне в голову, — признался он. — Но Дэви не причинит ничего плохого тому, кого я люблю.
Он говорил в темноту. Я подумал, что, может быть, мне следовало оставить его дома, но сейчас было уже слишком поздно. После того, как мы отъехали от их дома, спидометр накрутил уже больше пятидесяти миль.
— Далеко еще, Хэнк?
— Точно не скажу. Я узнаю это место, когда увижу его. Нужно будет свернуть влево на гравиевую дорогу. Она пересекает пути. — Он пристально вглядывался вперед через ветровое стекло.
— Как давно ты был на этом месте?
— Года три назад. Меня отвез туда помощник шерифа Флейшер.
— И для чего тебе понадобилось встревать во все эти неприятности?
— Я хотел точно знать, что именно произошло. Воспитатели в приюте сказали мне, что, когда Дэви поступил к ним, он был фактически аутистичен. Все время молчал и почти не шел ни на какие контакты. Я хотел докопаться, почему. Флейшер много им не рассказывал, если вообще что-либо сказал.
— А с тобой он был откровенен?
— Полицейские никогда не бывают особенно откровенными, правда? И я вполне могу понять полицейского, который считает это дело в известной степени своим собственным. К тому времени, когда он привез меня туда, он уже работал над ним в течение двенадцати лет.
— Это он так сказал?
— Да.
— Значит, он считает, что это был не просто несчастный случай.
— Не знаю, что он там считает. — Лэнгстон вытянул голову, напряженно всматриваясь вперед. — Сбавь скорость. Подъезжаем к этому месту.
Впереди в нескольких сотнях метров в свете фар мчащегося навстречу грузовика я различил покрытую гравием дорогу, уходящую влево. На повороте мы увидели одинокую голосующую фигурку. Это была девушка, стоящая к нам спиной и лихорадочно машущая водителю грузовика. На полной скорости грузовик пронесся мимо нее, а затем мимо нас.
Свернув влево на проселочную дорогу, я затормозил и вышел из машины. На девушке были темные очки, словно естественная темнота сумерек была для нее недостаточна. Она резко дернулась всем телом. Мне показалось, что она бросится бежать. Но ноги у нее будто накрепко завязли в гравии.
— Сэнди?
Она ничего не ответила, только промычала что-то нечленораздельное в знак того, что узнала меня. Внезапно я увидел самого себя, словно сверху, глазами пролетающей совы — мужчину, надвигающегося на перепуганную девчонку в ночи на пустынном перекрестке дорог. Так или иначе, но мои намерения на этой картине можно было истолковать по-всякому.
— Что с остальными, Сэнди?
— Не знаю. Я убежала и спряталась за деревьями. — Она показала на сосновую рощу вдали, у самой железной дороги. До меня донесся исходящий от нее запах сосновой хвои. — Он положил мистера Хэккета поперек рельсов, и я по-настоящему испугалась. До того момента я думала, что он только притворялся, будто действительно решится на это. Думала, что на самом деле он не хотел его убивать.
— Хэккет без сознания?
— Нет, но он весь обмотан лейкопластырем — и руки, и ноги, и рот. Выглядел таким беспомощным, когда лежал на рельсах. И понимал, где находится, если судить по звукам, которые он издавал. Я не могла этого вынести, потому и убежала. Когда вернулась, их уже не было.
Зашуршал гравий — это подошел Лэнгстон. Девушка метнулась в сторону.
— Не бойся, — сказал он.
— Кто вы? Я вас не знаю?
— Я Генри Лэнгстон. Дэви хотел, чтобы я позаботился о вас. Вот в конечном счете так оно и получается.
— Не хочу, чтобы обо мне заботились. Со мной все в порядке. Меня подвезут. — Она говорила с какой-то механической убежденностью, которая никак не увязывалась с ее внутренним состоянием в эту минуту.
— Пошли, — сказал он. — Не стой тут, как столб.
— Сигарета у вас найдется?
— Даже целая пачка.
— Я пойду с вами, если дадите мне сигарету.
Лэнгстон достал пачку и протянул ей. Дрожащими руками она вытянула одну сигарету.
— Дайте прикурить.
Он протянул ей спички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35