У вас, несомненно, имеется хоть какой-то документ, удостоверяющий вашу личность.
— О, даже несколько.
— Вот один из них я бы и хотел увидеть. Если можно, с фотографией.
— А с отпечатками пальцев вам не подойдёт? На снимках я всегда так ужасно выгляжу, я совершенно нефотогенична.
— Уверяю вас, что его не будут посылать на конкурс красоты. В данный момент у меня нет с собой приспособлений для дактилоскопирования, так что я не смог бы сравнить отпечатки пальцев А мне нужно знать, действительно ли вы и есть Иза Брант. Такое мне дано официальное поручение Форс мажор.
К этому моменту подозреваемая окончательно пробудилась ото сна, поняла, о чем речь, и это её странным образом заинтересовало.
— Ну хорошо. Я вам ничего не покажу, потому что не понимаю, чего ради вы тут пытаете меня с раннего утра. Я что — совершила какое-то преступление? Или вам не нравится моя фамилия?
— Ничего такого я не знаю, — ответил сержант, забыв, что хотел плевать на вопросы допрашиваемого. — И знать не хочу. Я хочу знать только одно: где вы были тринадцатого после обеда?
— А где я, по-вашему, должна была быть? — хитро спросила Иза Брант.
— А кто сказал, что вы были там, где должны были быть? А не совсем в другом месте? Вопрос в том, где вы были, а не где вы должны были быть.
— Так я вам уже сказала, что была у себя дома. Но вам это явно не очень-то нравится. А я не могу перенестись в прошлом в иное место только ради того, чтобы доставить вам удовольствие.
Сержант краем уха слышал, что в этом расследовании со всеми причастными лицами следует обходиться деликатно и вежливо, поэтому ему удалось сохранить каменное спокойствие, хотя его и начали охватывать злость и отчаяние.
— Я абсолютно не могу вас заставить что-либо делать, однако советовал бы вам говорить правду.
Это всегда лучше.
— До сих пор я не солгала вам ни единого слова.
А вот вы меня обманываете.
— Как это?!
— Вы заставляете меня торчать здесь в дверях в неприлично раннее время и вести с вами абсолютно идиотский разговор, при этом утверждая, что ни о каком давлении не может быть и речи…
— В отношении последнего прилагательного я с вами целиком и полностью согласен. Но ведь это вы меня заставляете, а не я вас. Если бы вы показали мне удостоверение личности, я бы спокойненько ушёл, и все.
— Если бы вы мне сказали, в чем дело и в чем меня подозревают, я бы показала вам нужный документ, и вы бы тоже спокойно ушли.
— Какие подозрения? А может быть, вы ценный свидетель?
— Свидетель чего?
Сержант почувствовал, что сейчас сойдёт с ума, и утешала его только мысль о том, что дальше с этой ужасной бабой будет разбираться сам Бежан. Тут он вспомнил, что она отказывается отвечать.
— Я буду вынужден отметить в рапорте, что вы отказались удостоверить свою личность. Мне очень жаль…
Ужасная баба вовсе не расстроилась.
— Да пожалуйста, отмечайте. Меня действительно зовут Иза Брант, точнее говоря, Изабелла, но я уже много лет пользуюсь кратким именем Иза, и какого-то там тринадцатого я действительно была дома, так что ваши отметки меня совершенно не трогают. Но вы должны мне сказать, в чем дело. Иза Брант действительно что-то совершила или была свидетелем чего-то?
Сержант изо всех сил старался окончательно не одуреть. Может, у этой дамульки провалы в памяти?..
— Когда вы последний раз видели пана Доминика? — выпалил он вдруг.
— Какого Доминика?
— Доминика Доминика.
— Вы заикаетесь? — подозрительно осведомилась она. — Интересно, до сих пор я этого не замечала.
Это оттого, что вы нервничаете?
Сержант почувствовал, что его терпение на пределе. Стиснув зубы, он задал ещё один вопрос:
— А вы вообще знаете или знали Доминика Доминика? Прошу вас серьёзно подумать над ответом.
Подозреваемая серьёзно подумала.
— Да, знала. В детстве я изучала религию, и священника, преподававшего нам катехизис, звали Доминик Вольский. Но с тех пор больше никого такого не знала, на Домиников в моей биографии был какой-то неурожай. Однако хочу обратить ваше внимание на то, что этот священник был…
Сержант Забуй не выдержал. Не тащить же эту бабу за волосы в управление, да ещё без санкции прокурора! Радовала его только мысль о том, как с ней будет справляться Бежан.
Он ещё нашёл в себе силы поклониться и элегантно попрощаться.
10
По дороге к дому жертвы Бежан и Гурский встретили сержанта Вильчинского, который уже поджидал их, весьма радостный и довольный собой.
— Я тут пораспрашивал людей, — отрапортовал он, сев в их машину. — День этот все помнят, так как это было тогда, когда у Голембяка сено на шоссе вывалилось. Большого движения здесь никогда не бывает, а местные машины все знают, так что чужая сразу бросается в глаза. Ну, во всяком случае, можно заметить. В сумме таких совсем чужих машин болталось в округе три, а одну так даже дорожная полиция записала в Вечфне Костельной.
— Интересно, какого черта дорожная полиция делала в Вечфне Костельной? — подозрительно спросил Бежан.
— Рассчитывали на молодого Пронжека. Им сообщили из Млавы…
— Кто такой молодой Пронжек?
— А, один такой поганец, племянник прокурора, берет чужие машины, как свои, и даже не крадёт их по-настоящему, просто бросает где попало, а ворам это только и надо. Ездит по пьянке и без прав.
— По Вечфне Костельной? — недоверчиво спросил Роберт.
— А там ему как раз удобней добираться до своей малины, ну, то есть этой, как её, дачи, он туда всяких разных профурсеток возит, а как его поймают, так без разговоров пару сотен отстёгивает. И так каждый раз.
— И что?
— И ничего. Едет дальше.
— И машину у него не отбирают? И даже донесения не составляют?
Сержант посмотрел на Гурского с глубочайшей жалостью и пожал плечами.
— Уже после девятого раза бросили — чего из себя дураков-то корчить. Бумаги жалко. А так как дядя на молодого Пронжека обычно собаку спускает, то сопляк предпочитает заплатить, чтобы не донесли…
— С ума можно сойти…
— Ладно, перестань пока исправлять окружающий мир, — прервал его Бежан. — Так что записала дорожная?
— Только номер, даже без фамилии, но это не был молодой Пронжек. За рулём сидела женщина, ехала по правилам, и она-то как раз и сообщила об этом сене, потому они и отпустили её без всяких, документы в руках держали, но фамилии никто не запомнил. «Тойота авенсис», госномер у меня есть, вот…
— WE 24507, — прочёл Бежан на листочке. — А как эта женщина выглядела, тоже никто не запомнил?
— В общих чертах. Блондинка. Ничего себе.
— Может, крашеная, — неохотно выдавил из себя Роберт, заранее готовый к всевозможным обманам.
— Дальше, — распорядился Бежан.
— Что дальше?
— Машины.
— А, да. В Дыбах перед магазином чуть попозже, так через полчасика — тоже «тойота». Темно-синяя, номер был всем без надобности, а заметили её, потому что она страшно выла. Что это была «тойота», подтвердил малдитовский паренёк, он её всю оглядел и даже название прочёл. А что касается цвета, то, известное дело, каждый свидетель свой цвет видит, но Малдитова утверждает, что этот был как две капли похож на свитер клиентки, с которой она как раз ругалась. Свитер я осмотрел лично, точно — темно-синий.
— Дальше.
— В Заленже стояло такси. Радиотакси, чёрная «карина». Номер WX 168T. Стояло себе и стояло, никто из него не вылезал, а разглядывал его некий Гленбер, вообще-то он в автосервисе работает, но на бюллетене был, потому что ногу себе повредил.
Ходить не может, поэтому сидел и приятелей ждал, а со скуки запоминал все, что видит. Потом это такси уехало в сторону Яблонова, а Хойжак говорит, что оно ему коня напугало на дороге от Дыб до шоссе. Ну, то есть Хойжак коня молодого объезжал, и машина его напугала, но он не разобрал, чья это была машина, так что явно чужая и вроде бы такси. Но это было спустя час, если не больше, так что он не уверен.
— Дальше.
— С теми, что совсем чужие, это все…
— Ты же говорил, что было три машины.
— Ну три и есть. В Вечфне, в Заленже и в Дыбах.
— Я тут вижу либо две, либо четыре.
— Какая-то была та же самая, так что у меня вышло три, — защищался сержант. — Такси, например.
Только вот время не очень-то совпадает.
— Ну хорошо. А мотоциклы?
— С мотоциклами сам черт не разберёт, их там полно носится. Разве что уж какой совсем необычный, но такого не было. Каждый ребёнок бы заметил.
— Ну что ж, ты неплохо поработал, — к полному изумлению сержанта похвалил его Бежан, когда тот уже готов был почувствовать себя незаслуженно обруганным. — Ещё только уточни для меня время и сообщи адреса свидетелей.
— В рапорте все имеется, — гордо ответил сержант и подал Бежану трактат, отпечатанный на старенькой и крайне разбитой пишущей машинке. — "Е" там чуток западает и "F", да и хвостиков не хватает, но, думаю, прочесть можно будет…
Бежан кивнул и сразу же позвонил куда следует.
Михалину Колек они застали в доме бывшего благодетеля за приведением в порядок его одежды.
Она крайне старательно отглаживала брюки, а рядом с гладильной доской на двух стульях громоздилась аккуратная стопка свежевыглаженных рубашек.
Разве что кальсон не было видно.
— Зачем вы это делаете? — жёстко спросил Бежан. — Ведь он же их никогда больше не наденет.
— А причём здесь это? — ответила Михалина с неприязненным упрямством. — Пусть он с того света видит. На могилы ведь тоже цветы кладут, а откуда вы знаете, что покойник их не нюхает?
Возразить было нечего, ибо Бежан действительно не мог быть в этом уверен. Он прикинул, сколько же у неё брюк в запасе — две пары, так что ей с её тщательностью будет чем заняться до самого вечера. Он обнаружил Михалину в спальне, когда открыл дверь конфискованными ключами. Он вовсе не намеревался быть ни любезным, ни тактичным, наоборот, решил продемонстрировать грубость, жестокость, хамство и все самое что ни на есть дурное. Минуту он раздумывал, где это хамство у него лучше получится, здесь, в спальне, или внизу, в салоне. А может быть, в том, ранее недоступном кабинете?
А, ладно, не помешает опробовать каждое помещение.
— Вы тут, я вижу, совсем, как у себя дома, устроились, — сказал он с иронией. — Надеетесь остаться навсегда? Так ведь вы вроде бы не наследница?
— У него есть сын, — коротко и мрачно отпарировала Михалина.
— Да что вы говорите! Ну надо же, какой противный человек! Ведь если бы не этот выродок, то имущество — в пользу государства, а какая-то доля и вам бы досталась, разве не так?
— А вы как думаете? Я тоже много чего знаю…
Она замолчала, но Бежан быстренько ухватился за эту тему.
— И за эти знания вы получили разрешение находиться в доме покойника, да? И кто же вам дал это разрешение? Ну, быстро!
Михалина никогда не была излишне пугливой, однако безвременная утрата своего божества окончательно её доконала. Так что, несмотря на все опасения Бежана, она вовсе не замкнулась в молчании.
— Как кто дал? Прокурор.
— Какой прокурор?
— Ну какой-какой? Самый главный. Что вы тут из себя несмышлёныша изображаете, полицейский — и вдруг да не знает. Ваш помощник-то уже все забрал, пока меня тут не было, потому как, если бы я тут была, он бы ни единой бумажки не получил.
Тайна она и есть тайна, уж лучше в печку…
— Отличная идея. Вот бы убийца-то обрадовался!
Какой убийца?
— Как какой? Тот, что совершил это преступление.
Михалина отставила в сторону утюг и посмотрела на Бежана с жалостью, осуждением и нескрываемой обидой.
— А на кой шут той сучке все эти бумажки? Она в них и носа никогда не сунула, уж он всю дорогу держал их от неё подальше. У него были свои секреты, и ей до них никакого дела не было, а убил его никто иной, как только она!
Именно тему сучки Бежан непременно хотел обойти, чтобы вынудить эту бабу назвать других врагов убитого Доминика, которых она так упорно ни в грош не ставила и скрывала. Конечно, он мог выловить этих врагов по документам, но их там были сотни, так что пришлось бы с ними разбираться годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— О, даже несколько.
— Вот один из них я бы и хотел увидеть. Если можно, с фотографией.
— А с отпечатками пальцев вам не подойдёт? На снимках я всегда так ужасно выгляжу, я совершенно нефотогенична.
— Уверяю вас, что его не будут посылать на конкурс красоты. В данный момент у меня нет с собой приспособлений для дактилоскопирования, так что я не смог бы сравнить отпечатки пальцев А мне нужно знать, действительно ли вы и есть Иза Брант. Такое мне дано официальное поручение Форс мажор.
К этому моменту подозреваемая окончательно пробудилась ото сна, поняла, о чем речь, и это её странным образом заинтересовало.
— Ну хорошо. Я вам ничего не покажу, потому что не понимаю, чего ради вы тут пытаете меня с раннего утра. Я что — совершила какое-то преступление? Или вам не нравится моя фамилия?
— Ничего такого я не знаю, — ответил сержант, забыв, что хотел плевать на вопросы допрашиваемого. — И знать не хочу. Я хочу знать только одно: где вы были тринадцатого после обеда?
— А где я, по-вашему, должна была быть? — хитро спросила Иза Брант.
— А кто сказал, что вы были там, где должны были быть? А не совсем в другом месте? Вопрос в том, где вы были, а не где вы должны были быть.
— Так я вам уже сказала, что была у себя дома. Но вам это явно не очень-то нравится. А я не могу перенестись в прошлом в иное место только ради того, чтобы доставить вам удовольствие.
Сержант краем уха слышал, что в этом расследовании со всеми причастными лицами следует обходиться деликатно и вежливо, поэтому ему удалось сохранить каменное спокойствие, хотя его и начали охватывать злость и отчаяние.
— Я абсолютно не могу вас заставить что-либо делать, однако советовал бы вам говорить правду.
Это всегда лучше.
— До сих пор я не солгала вам ни единого слова.
А вот вы меня обманываете.
— Как это?!
— Вы заставляете меня торчать здесь в дверях в неприлично раннее время и вести с вами абсолютно идиотский разговор, при этом утверждая, что ни о каком давлении не может быть и речи…
— В отношении последнего прилагательного я с вами целиком и полностью согласен. Но ведь это вы меня заставляете, а не я вас. Если бы вы показали мне удостоверение личности, я бы спокойненько ушёл, и все.
— Если бы вы мне сказали, в чем дело и в чем меня подозревают, я бы показала вам нужный документ, и вы бы тоже спокойно ушли.
— Какие подозрения? А может быть, вы ценный свидетель?
— Свидетель чего?
Сержант почувствовал, что сейчас сойдёт с ума, и утешала его только мысль о том, что дальше с этой ужасной бабой будет разбираться сам Бежан. Тут он вспомнил, что она отказывается отвечать.
— Я буду вынужден отметить в рапорте, что вы отказались удостоверить свою личность. Мне очень жаль…
Ужасная баба вовсе не расстроилась.
— Да пожалуйста, отмечайте. Меня действительно зовут Иза Брант, точнее говоря, Изабелла, но я уже много лет пользуюсь кратким именем Иза, и какого-то там тринадцатого я действительно была дома, так что ваши отметки меня совершенно не трогают. Но вы должны мне сказать, в чем дело. Иза Брант действительно что-то совершила или была свидетелем чего-то?
Сержант изо всех сил старался окончательно не одуреть. Может, у этой дамульки провалы в памяти?..
— Когда вы последний раз видели пана Доминика? — выпалил он вдруг.
— Какого Доминика?
— Доминика Доминика.
— Вы заикаетесь? — подозрительно осведомилась она. — Интересно, до сих пор я этого не замечала.
Это оттого, что вы нервничаете?
Сержант почувствовал, что его терпение на пределе. Стиснув зубы, он задал ещё один вопрос:
— А вы вообще знаете или знали Доминика Доминика? Прошу вас серьёзно подумать над ответом.
Подозреваемая серьёзно подумала.
— Да, знала. В детстве я изучала религию, и священника, преподававшего нам катехизис, звали Доминик Вольский. Но с тех пор больше никого такого не знала, на Домиников в моей биографии был какой-то неурожай. Однако хочу обратить ваше внимание на то, что этот священник был…
Сержант Забуй не выдержал. Не тащить же эту бабу за волосы в управление, да ещё без санкции прокурора! Радовала его только мысль о том, как с ней будет справляться Бежан.
Он ещё нашёл в себе силы поклониться и элегантно попрощаться.
10
По дороге к дому жертвы Бежан и Гурский встретили сержанта Вильчинского, который уже поджидал их, весьма радостный и довольный собой.
— Я тут пораспрашивал людей, — отрапортовал он, сев в их машину. — День этот все помнят, так как это было тогда, когда у Голембяка сено на шоссе вывалилось. Большого движения здесь никогда не бывает, а местные машины все знают, так что чужая сразу бросается в глаза. Ну, во всяком случае, можно заметить. В сумме таких совсем чужих машин болталось в округе три, а одну так даже дорожная полиция записала в Вечфне Костельной.
— Интересно, какого черта дорожная полиция делала в Вечфне Костельной? — подозрительно спросил Бежан.
— Рассчитывали на молодого Пронжека. Им сообщили из Млавы…
— Кто такой молодой Пронжек?
— А, один такой поганец, племянник прокурора, берет чужие машины, как свои, и даже не крадёт их по-настоящему, просто бросает где попало, а ворам это только и надо. Ездит по пьянке и без прав.
— По Вечфне Костельной? — недоверчиво спросил Роберт.
— А там ему как раз удобней добираться до своей малины, ну, то есть этой, как её, дачи, он туда всяких разных профурсеток возит, а как его поймают, так без разговоров пару сотен отстёгивает. И так каждый раз.
— И что?
— И ничего. Едет дальше.
— И машину у него не отбирают? И даже донесения не составляют?
Сержант посмотрел на Гурского с глубочайшей жалостью и пожал плечами.
— Уже после девятого раза бросили — чего из себя дураков-то корчить. Бумаги жалко. А так как дядя на молодого Пронжека обычно собаку спускает, то сопляк предпочитает заплатить, чтобы не донесли…
— С ума можно сойти…
— Ладно, перестань пока исправлять окружающий мир, — прервал его Бежан. — Так что записала дорожная?
— Только номер, даже без фамилии, но это не был молодой Пронжек. За рулём сидела женщина, ехала по правилам, и она-то как раз и сообщила об этом сене, потому они и отпустили её без всяких, документы в руках держали, но фамилии никто не запомнил. «Тойота авенсис», госномер у меня есть, вот…
— WE 24507, — прочёл Бежан на листочке. — А как эта женщина выглядела, тоже никто не запомнил?
— В общих чертах. Блондинка. Ничего себе.
— Может, крашеная, — неохотно выдавил из себя Роберт, заранее готовый к всевозможным обманам.
— Дальше, — распорядился Бежан.
— Что дальше?
— Машины.
— А, да. В Дыбах перед магазином чуть попозже, так через полчасика — тоже «тойота». Темно-синяя, номер был всем без надобности, а заметили её, потому что она страшно выла. Что это была «тойота», подтвердил малдитовский паренёк, он её всю оглядел и даже название прочёл. А что касается цвета, то, известное дело, каждый свидетель свой цвет видит, но Малдитова утверждает, что этот был как две капли похож на свитер клиентки, с которой она как раз ругалась. Свитер я осмотрел лично, точно — темно-синий.
— Дальше.
— В Заленже стояло такси. Радиотакси, чёрная «карина». Номер WX 168T. Стояло себе и стояло, никто из него не вылезал, а разглядывал его некий Гленбер, вообще-то он в автосервисе работает, но на бюллетене был, потому что ногу себе повредил.
Ходить не может, поэтому сидел и приятелей ждал, а со скуки запоминал все, что видит. Потом это такси уехало в сторону Яблонова, а Хойжак говорит, что оно ему коня напугало на дороге от Дыб до шоссе. Ну, то есть Хойжак коня молодого объезжал, и машина его напугала, но он не разобрал, чья это была машина, так что явно чужая и вроде бы такси. Но это было спустя час, если не больше, так что он не уверен.
— Дальше.
— С теми, что совсем чужие, это все…
— Ты же говорил, что было три машины.
— Ну три и есть. В Вечфне, в Заленже и в Дыбах.
— Я тут вижу либо две, либо четыре.
— Какая-то была та же самая, так что у меня вышло три, — защищался сержант. — Такси, например.
Только вот время не очень-то совпадает.
— Ну хорошо. А мотоциклы?
— С мотоциклами сам черт не разберёт, их там полно носится. Разве что уж какой совсем необычный, но такого не было. Каждый ребёнок бы заметил.
— Ну что ж, ты неплохо поработал, — к полному изумлению сержанта похвалил его Бежан, когда тот уже готов был почувствовать себя незаслуженно обруганным. — Ещё только уточни для меня время и сообщи адреса свидетелей.
— В рапорте все имеется, — гордо ответил сержант и подал Бежану трактат, отпечатанный на старенькой и крайне разбитой пишущей машинке. — "Е" там чуток западает и "F", да и хвостиков не хватает, но, думаю, прочесть можно будет…
Бежан кивнул и сразу же позвонил куда следует.
Михалину Колек они застали в доме бывшего благодетеля за приведением в порядок его одежды.
Она крайне старательно отглаживала брюки, а рядом с гладильной доской на двух стульях громоздилась аккуратная стопка свежевыглаженных рубашек.
Разве что кальсон не было видно.
— Зачем вы это делаете? — жёстко спросил Бежан. — Ведь он же их никогда больше не наденет.
— А причём здесь это? — ответила Михалина с неприязненным упрямством. — Пусть он с того света видит. На могилы ведь тоже цветы кладут, а откуда вы знаете, что покойник их не нюхает?
Возразить было нечего, ибо Бежан действительно не мог быть в этом уверен. Он прикинул, сколько же у неё брюк в запасе — две пары, так что ей с её тщательностью будет чем заняться до самого вечера. Он обнаружил Михалину в спальне, когда открыл дверь конфискованными ключами. Он вовсе не намеревался быть ни любезным, ни тактичным, наоборот, решил продемонстрировать грубость, жестокость, хамство и все самое что ни на есть дурное. Минуту он раздумывал, где это хамство у него лучше получится, здесь, в спальне, или внизу, в салоне. А может быть, в том, ранее недоступном кабинете?
А, ладно, не помешает опробовать каждое помещение.
— Вы тут, я вижу, совсем, как у себя дома, устроились, — сказал он с иронией. — Надеетесь остаться навсегда? Так ведь вы вроде бы не наследница?
— У него есть сын, — коротко и мрачно отпарировала Михалина.
— Да что вы говорите! Ну надо же, какой противный человек! Ведь если бы не этот выродок, то имущество — в пользу государства, а какая-то доля и вам бы досталась, разве не так?
— А вы как думаете? Я тоже много чего знаю…
Она замолчала, но Бежан быстренько ухватился за эту тему.
— И за эти знания вы получили разрешение находиться в доме покойника, да? И кто же вам дал это разрешение? Ну, быстро!
Михалина никогда не была излишне пугливой, однако безвременная утрата своего божества окончательно её доконала. Так что, несмотря на все опасения Бежана, она вовсе не замкнулась в молчании.
— Как кто дал? Прокурор.
— Какой прокурор?
— Ну какой-какой? Самый главный. Что вы тут из себя несмышлёныша изображаете, полицейский — и вдруг да не знает. Ваш помощник-то уже все забрал, пока меня тут не было, потому как, если бы я тут была, он бы ни единой бумажки не получил.
Тайна она и есть тайна, уж лучше в печку…
— Отличная идея. Вот бы убийца-то обрадовался!
Какой убийца?
— Как какой? Тот, что совершил это преступление.
Михалина отставила в сторону утюг и посмотрела на Бежана с жалостью, осуждением и нескрываемой обидой.
— А на кой шут той сучке все эти бумажки? Она в них и носа никогда не сунула, уж он всю дорогу держал их от неё подальше. У него были свои секреты, и ей до них никакого дела не было, а убил его никто иной, как только она!
Именно тему сучки Бежан непременно хотел обойти, чтобы вынудить эту бабу назвать других врагов убитого Доминика, которых она так упорно ни в грош не ставила и скрывала. Конечно, он мог выловить этих врагов по документам, но их там были сотни, так что пришлось бы с ними разбираться годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44