Бабушка величественно прибыла чуть позже.
Тётка Ольга стояла возле раковины посреди остатков всего, что находилось на щедро загруженном подносе, в луже самых разнообразных напитков, и с ужасом и отвращением держала двумя пальцами мою большую половую тряпку, которая раньше была махровым купальным полотенцем. Тряпка была светло-кремовая, и на ней в изобилье виднелись страшные кроваво-ржавые пятна…
Ясно. Мой палец, отрубленный топором. Мне показалось, что я смыла всю кровь, но я забыла о половой тряпке, на которую, видимо, тоже здорово натекло. Я не воспользовалась ею для смывания и вытирания крови, вместо этого использовала полный рулон бумажных салфеток, которые обычно служат мне для самых разных целей. Тряпку я старалась не трогать, так как её после этого пришлось бы стирать. Но бумажных салфеток мне не хватило, я забыла возобновить их запасы, а тётка, по всей видимости, полезла за половой тряпкой, которая имеется в каждом доме и, как правило, находится под раковиной…
В кухне повисло тяжкое молчание.
— Так ты его ножом убила? — неожиданно спросила тётка Иза с явным интересом.
Я бросилась, чтобы забрать эту проклятую тряпку из рук тётки Ольги, но меня опередил майор. Он влез прямо на осколки и сам взял тряпку, а потом обернулся ко мне.
— Мне очень жаль, милая пани, но боюсь, что вынужден забрать это на анализ.
— Да забирайте себе на здоровье, — безнадёжно согласилась я, и вдруг оживилась с надеждой:
— А вы мне отдадите её уже выстиранной?
Молчавший чуть ли не все это время сержант моментально вынул из кармана аккуратно сложенный прозрачный пластиковый пакет, развернул его, подсунул майору, и тряпка полетела внутрь пакета.
Майор слез с осколков.
— Это будет зависеть от результатов исследования. К сожалению, вполне вероятно, что вы навсегда лишитесь этой вещи.
— Да какое там «лишитесь»! Разве что вы её потеряете… У меня группа крови АВ Rh+. Я сейчас не помню, какая группа у Доминика, но знаю, что другая, так что можете исследовать её сколько вам влезет. Я могу здесь убраться?
У меня снова мелькнула надежда, что он мне не разрешит, в результате чего уборкой вынуждены были бы заняться тётки и дядьки, но, к сожалению, он согласился. Я подняла поднос, с которым ничего не случилось, и заодно сделала напитки для всех. Они пережидали мою деятельность в гостиной.
Когда я внесла заново уставленный напитками поднос, светская беседа была в самом разгаре, причём основной её темой была я. Бабушка с достоинством выражала готовность оплатить для меня адвоката, дядя Филипп ручался, что когда-то я была доброй и воспитанной девочкой, а тётка Иза настойчиво выспрашивала, как собственно было совершено это преступление и где были найдены мои отпечатки пальцев. Майор отвечал всем очень охотно и крайне дипломатично.
Попутно я узнала, что Доминика действительно застрелили из его собственного оружия, и вовсе не с громадного расстояния, а с близкого. Интересное дело. Как же это могло быть? Из двустволки жаканом на кабана?.. Причём у этой двустволки чего-то там не доставало. Меня все это ни в малейшей степени не трогало, зато очень расстроило дядю Игнатия, который упорно настаивал, что более короткое дуло сводит на нет точность стрельбы. Ну и пусть себе сводит, какое мне до этого дело? Меня не интересовали технические детали, абсолютно мне чуждые, однако я прекрасно помнила, что Доминик хвастался какими-то, иногда самыми странными, усовершенствованиями и переделками различных вещей. Я заколебалась, не обнародовать ли мои подозрения о том, что это вовсе не он выполнял все подобные усовершенствования и переделки, а был у него кто-то ещё, какая-то таинственная фигура, которая и делала за него всю работу.
А он лишь присваивал себе успехи этой фигуры.
Возможно, что, разнервничавшись из-за убийства и будучи чертовски зла на Доминика, я бы и высказала свою точку зрения, если бы в этот момент не зазвенел мобильник майора. Допрос закончился, как отрезанный. Мне ещё было сообщено, что я не должна покидать пределы города и менять адрес без согласия властей, после чего оба представителя означенных властей исчезли, словно их и не было.
Долгое время в моем доме царило молчание.
— А вообще-то интересно, — задумчиво произнесла тётка Иза, глядя на дверь, — почему они не забрали её в тюрьму?..
— В КПЗ, — поправил её дядя Игнатий.
— Должна же существовать хоть какая-то семейная солидарность, — осуждающе заметила бабушка куда-то в пространство.
— Я не привыкла… — начала тётка Ольга с кровавым румянцем на щеках.
— Дело в том, — решительно прервала я все инсинуации родственников, — что у нас КПЗ и тюрьмы переполнены. Подозреваемых не сажают даже в том случае, когда они могут совершить мошенничество. А я не принадлежу к власть имущим ни в какой области, так что мне даже смошенничать не удастся.
— Но, Изочка, — сказал расстроенный дядя Филипп, — может быть, она его все-таки не убила?..
Глаза тётки Изы как-то странно сверкнули, и она бросила на своего мужа совершенно убийственный взгляд, чего я в тот момент абсолютно не могла понять…
15
По пути на Повонзковское кладбище Бежан и Забуй обменялись между собой всего парой фраз.
— Проклятая жизнь, — сказал Бежан.
— Если что, то у них у обеих есть алиби, — с явным недовольством констатировал сержант Забуй.
На этом беседа завершилась.
У четвёртых ворот полицейских ждал сотрудник, который проводил их к нужной могиле. Там они наткнулись на Роберта Гурского.
— Я случайно услышал сообщение по полицейскому радио, — сказал Роберт. — В патрульной машине. Этот тип, который Дарко, вроде бы возвращается из Млавы, и я намеревался перехватить его по дороге, но меня как-то смутило упоминание о вдове.
Так что я на всякий случай…
Они добрались до места, и Бежан посмотрел кругом.
Зрелище было отнюдь не отвратное, разве что довольно мрачное. Между двумя могилками лежал большой ком чёрных одежд, под которым обнаружилось человеческое тело, что можно было определить только по тому, что с одного конца торчали ноги в чёрных лакированных туфлях. Дамских. Что ж, дело житейское: охваченная отчаянием вдова возлегла на могилку покойного мужа и с горя потеряла сознание. Кстати, именно так и подумала одна. из кладбищенских уборщиц, наводившая порядок неподалёку. Вначале она обратила внимание на одежду, а уж потом распознала под тряпками человека и разозлилась, что какая-то баба так усиленно декларирует свои чувства как раз на её участке. Полагая, что та заснула, она попыталась её разбудить, вначале криком, а потом — потряся за плечо. В результате выяснилась страшная правда, к тому же обнаружилась кровь на затылке, поэтому уборщица немедленно и вполне разумно уведомила компетентные органы.
Компетентные же органы передали информацию дальше, а по дороге её услышал Роберт.
Он приехал уже после врача, поэтому смог осмотреть чёрную фигуру и без каких-либо затруднений опознал Михалину Колек. Не подлежал ни малейшему сомнению тот факт, что её ударили в тыльную часть головы твёрдым предметом. С моментальным эффектом.
Соседняя могила была семейной усыпальницей неких Домиников. Впервые её услугами воспользовались в 1927 году от Рождества Христова.
— Вот мы и получили список гостей, — довольно мрачно изрёк Бежан.
— Надо было надавить на неё с самого начала, — расстроился Гурский. — И что мы теперь будем делать?
— Не так уж важно, что мы теперь будем делать, вопрос в том, кто её убрал. Ясно, что ни одна из двух Из Брант.
Чтобы в этом удостовериться, Гурский тут же начал считать.
— Она уехала на такси у нас на глазах. Она — на кладбище, вы — на Круткую. Я так понимаю, что обе Изы Брант были уже там, так что ни одна из них просто не успела бы совершить это злодеяние. Кроме того, сейчас уже темнеет, чудо ещё, что эта уборщица оказалась здесь сегодня, а не завтра утром.
А может, она что-нибудь видела?
— Кто?
— Уборщица.
Бежан все это время размышлял, и выводы выкристаллизовались у него сами собой. Доминика Иза Брант ещё могла бы убить, а вот Михалину Колек — никоим образом. Можно было бы принять версию о случайном преступнике, который болтался по кладбищу, но случайные преступники обычно нападают с целью грабежа, а у Михалины Колек никто ничего не забрал, даже сумочку не вырвал, сумочка лежала под ней. Поэтому мотив нападения должен быть иным, и тут возникает вопрос: кому эта баба сказала, что едет на кладбище в столь позднее время?
— Уборщица в любом случае под рукой, так что допросим её сразу же, — ответил он на последний вопрос Роберта. — А что она вообще тут делала? Все уборщицы и садовники, как правило, работают с утра, а не по вечерам.
— Здесь её допросим или в управлении?
— Здесь. Может, она сумеет на что-то указать пальцем?
Кладбищенская уборщица оказалась нормальной женщиной среднего возраста, не пугливой, не болтливой и вполне рассудительной. Никакого криминала за ней, по всей видимости, не было, так что отвечала она на все вопросы охотно и подробно.
Да, как правило, они начинают свою работу как можно раньше, сразу же после восхода солнца, но бывает, что она затягивается до самого вечера, если, к примеру, мешают похороны. На этот раз она сделала днём перерыв, так как к ней домой должен был прийти слесарь-водопроводчик: унитаз у неё потёк.
Слесарь был, сделал все, что требуется, а на кладбище она вернулась из-за цветов. Проверила, принялись ли они после вчерашней посадки, прибралась вокруг и, как обычно, прошла между могилами напрямик — так было короче. Ну и наткнулась на эту женщину в трауре. Не могла же она её так оставить!
Бежан спросил обо всех, кого она здесь сегодня видела и слышала.
— Под вечер-то тут мало кто ходит. Бывает, что люди на своих могилах до самого закрытия сидят, но таких мало. Хотя летом больше. А пораньше-то здесь всякие ходили.
— Нет, скорее попозже. После семи.
— Ну, на часы я не смотрела, но позже всех только один прошёл, мужчина, я как раз розы опрыскивала, от тлей, а он бежал, как на пожар. Поэтому я его и заметила.
— Он пришёл или уходил?
— Уходил, к воротам бежал. На других я даже и не смотрела, потому что такого… Как бы это…
Она смутилась, но Бежан продолжал настойчиво смотреть на неё с немым вопросом, поэтому она постаралась поточнее выразить свою мысль.
— Не знаю, как это сказать, ну, в общем, таких, которые крадут, скажем, цветы или рюмки или ещё что, этих как-то можно отличить. Не знаю как, но можно. Так вот, таких как раз не было. Один только этот, который бежал, на кладбище ведь мало кто так спешит, а ещё, странная вещь — у него цветы были.
Бежан слегка удивился — Ну и что, что цветы? Большинство людей приносят цветы с собой на кладбище.
— Приносят, а не уносят А он с цветами возвращался к воротам. Да ещё такой большой букет, почему я и запомнила. Иногда ведь случается, что кто-то придёт на могилку и не найдёт её, но тогда уж кладут на какую-то другую. А так чтобы кто-то их обратно домой забирал, такого ещё не было. Я во всяком случае никогда не видела.
— А как он выглядел?
— Обычно, человек как человек. Не слишком молодой, не старый, кто его знает?.. Лет сорок ему вроде как было, а может, и чуток побольше. Я лучше скажу, чего не было. Не бородатый, не лысый, не толстый и не худой. Хотя я бы сказала, что в теле.
Ну и все. Больше ничего не скажу, потому что пришлось бы выдумывать.
Бежан с Гурским вынуждены были ограничиться этой информацией: были разные типы, а один бежал.
С цветами. И все.
Немедленное вскрытие, которого сумел добиться Бежан, показало, что Михалину дважды ударили в тыльную часть головы каким-то предметом, который более всего напоминал молоток для отбивания мяса. Молотки для отбивания мяса обычно на кладбище не валяются, так что это было предумышленное убийство.
— Шут бы побрал все эти изобретения, — огорчённо сказал Гурский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Тётка Ольга стояла возле раковины посреди остатков всего, что находилось на щедро загруженном подносе, в луже самых разнообразных напитков, и с ужасом и отвращением держала двумя пальцами мою большую половую тряпку, которая раньше была махровым купальным полотенцем. Тряпка была светло-кремовая, и на ней в изобилье виднелись страшные кроваво-ржавые пятна…
Ясно. Мой палец, отрубленный топором. Мне показалось, что я смыла всю кровь, но я забыла о половой тряпке, на которую, видимо, тоже здорово натекло. Я не воспользовалась ею для смывания и вытирания крови, вместо этого использовала полный рулон бумажных салфеток, которые обычно служат мне для самых разных целей. Тряпку я старалась не трогать, так как её после этого пришлось бы стирать. Но бумажных салфеток мне не хватило, я забыла возобновить их запасы, а тётка, по всей видимости, полезла за половой тряпкой, которая имеется в каждом доме и, как правило, находится под раковиной…
В кухне повисло тяжкое молчание.
— Так ты его ножом убила? — неожиданно спросила тётка Иза с явным интересом.
Я бросилась, чтобы забрать эту проклятую тряпку из рук тётки Ольги, но меня опередил майор. Он влез прямо на осколки и сам взял тряпку, а потом обернулся ко мне.
— Мне очень жаль, милая пани, но боюсь, что вынужден забрать это на анализ.
— Да забирайте себе на здоровье, — безнадёжно согласилась я, и вдруг оживилась с надеждой:
— А вы мне отдадите её уже выстиранной?
Молчавший чуть ли не все это время сержант моментально вынул из кармана аккуратно сложенный прозрачный пластиковый пакет, развернул его, подсунул майору, и тряпка полетела внутрь пакета.
Майор слез с осколков.
— Это будет зависеть от результатов исследования. К сожалению, вполне вероятно, что вы навсегда лишитесь этой вещи.
— Да какое там «лишитесь»! Разве что вы её потеряете… У меня группа крови АВ Rh+. Я сейчас не помню, какая группа у Доминика, но знаю, что другая, так что можете исследовать её сколько вам влезет. Я могу здесь убраться?
У меня снова мелькнула надежда, что он мне не разрешит, в результате чего уборкой вынуждены были бы заняться тётки и дядьки, но, к сожалению, он согласился. Я подняла поднос, с которым ничего не случилось, и заодно сделала напитки для всех. Они пережидали мою деятельность в гостиной.
Когда я внесла заново уставленный напитками поднос, светская беседа была в самом разгаре, причём основной её темой была я. Бабушка с достоинством выражала готовность оплатить для меня адвоката, дядя Филипп ручался, что когда-то я была доброй и воспитанной девочкой, а тётка Иза настойчиво выспрашивала, как собственно было совершено это преступление и где были найдены мои отпечатки пальцев. Майор отвечал всем очень охотно и крайне дипломатично.
Попутно я узнала, что Доминика действительно застрелили из его собственного оружия, и вовсе не с громадного расстояния, а с близкого. Интересное дело. Как же это могло быть? Из двустволки жаканом на кабана?.. Причём у этой двустволки чего-то там не доставало. Меня все это ни в малейшей степени не трогало, зато очень расстроило дядю Игнатия, который упорно настаивал, что более короткое дуло сводит на нет точность стрельбы. Ну и пусть себе сводит, какое мне до этого дело? Меня не интересовали технические детали, абсолютно мне чуждые, однако я прекрасно помнила, что Доминик хвастался какими-то, иногда самыми странными, усовершенствованиями и переделками различных вещей. Я заколебалась, не обнародовать ли мои подозрения о том, что это вовсе не он выполнял все подобные усовершенствования и переделки, а был у него кто-то ещё, какая-то таинственная фигура, которая и делала за него всю работу.
А он лишь присваивал себе успехи этой фигуры.
Возможно, что, разнервничавшись из-за убийства и будучи чертовски зла на Доминика, я бы и высказала свою точку зрения, если бы в этот момент не зазвенел мобильник майора. Допрос закончился, как отрезанный. Мне ещё было сообщено, что я не должна покидать пределы города и менять адрес без согласия властей, после чего оба представителя означенных властей исчезли, словно их и не было.
Долгое время в моем доме царило молчание.
— А вообще-то интересно, — задумчиво произнесла тётка Иза, глядя на дверь, — почему они не забрали её в тюрьму?..
— В КПЗ, — поправил её дядя Игнатий.
— Должна же существовать хоть какая-то семейная солидарность, — осуждающе заметила бабушка куда-то в пространство.
— Я не привыкла… — начала тётка Ольга с кровавым румянцем на щеках.
— Дело в том, — решительно прервала я все инсинуации родственников, — что у нас КПЗ и тюрьмы переполнены. Подозреваемых не сажают даже в том случае, когда они могут совершить мошенничество. А я не принадлежу к власть имущим ни в какой области, так что мне даже смошенничать не удастся.
— Но, Изочка, — сказал расстроенный дядя Филипп, — может быть, она его все-таки не убила?..
Глаза тётки Изы как-то странно сверкнули, и она бросила на своего мужа совершенно убийственный взгляд, чего я в тот момент абсолютно не могла понять…
15
По пути на Повонзковское кладбище Бежан и Забуй обменялись между собой всего парой фраз.
— Проклятая жизнь, — сказал Бежан.
— Если что, то у них у обеих есть алиби, — с явным недовольством констатировал сержант Забуй.
На этом беседа завершилась.
У четвёртых ворот полицейских ждал сотрудник, который проводил их к нужной могиле. Там они наткнулись на Роберта Гурского.
— Я случайно услышал сообщение по полицейскому радио, — сказал Роберт. — В патрульной машине. Этот тип, который Дарко, вроде бы возвращается из Млавы, и я намеревался перехватить его по дороге, но меня как-то смутило упоминание о вдове.
Так что я на всякий случай…
Они добрались до места, и Бежан посмотрел кругом.
Зрелище было отнюдь не отвратное, разве что довольно мрачное. Между двумя могилками лежал большой ком чёрных одежд, под которым обнаружилось человеческое тело, что можно было определить только по тому, что с одного конца торчали ноги в чёрных лакированных туфлях. Дамских. Что ж, дело житейское: охваченная отчаянием вдова возлегла на могилку покойного мужа и с горя потеряла сознание. Кстати, именно так и подумала одна. из кладбищенских уборщиц, наводившая порядок неподалёку. Вначале она обратила внимание на одежду, а уж потом распознала под тряпками человека и разозлилась, что какая-то баба так усиленно декларирует свои чувства как раз на её участке. Полагая, что та заснула, она попыталась её разбудить, вначале криком, а потом — потряся за плечо. В результате выяснилась страшная правда, к тому же обнаружилась кровь на затылке, поэтому уборщица немедленно и вполне разумно уведомила компетентные органы.
Компетентные же органы передали информацию дальше, а по дороге её услышал Роберт.
Он приехал уже после врача, поэтому смог осмотреть чёрную фигуру и без каких-либо затруднений опознал Михалину Колек. Не подлежал ни малейшему сомнению тот факт, что её ударили в тыльную часть головы твёрдым предметом. С моментальным эффектом.
Соседняя могила была семейной усыпальницей неких Домиников. Впервые её услугами воспользовались в 1927 году от Рождества Христова.
— Вот мы и получили список гостей, — довольно мрачно изрёк Бежан.
— Надо было надавить на неё с самого начала, — расстроился Гурский. — И что мы теперь будем делать?
— Не так уж важно, что мы теперь будем делать, вопрос в том, кто её убрал. Ясно, что ни одна из двух Из Брант.
Чтобы в этом удостовериться, Гурский тут же начал считать.
— Она уехала на такси у нас на глазах. Она — на кладбище, вы — на Круткую. Я так понимаю, что обе Изы Брант были уже там, так что ни одна из них просто не успела бы совершить это злодеяние. Кроме того, сейчас уже темнеет, чудо ещё, что эта уборщица оказалась здесь сегодня, а не завтра утром.
А может, она что-нибудь видела?
— Кто?
— Уборщица.
Бежан все это время размышлял, и выводы выкристаллизовались у него сами собой. Доминика Иза Брант ещё могла бы убить, а вот Михалину Колек — никоим образом. Можно было бы принять версию о случайном преступнике, который болтался по кладбищу, но случайные преступники обычно нападают с целью грабежа, а у Михалины Колек никто ничего не забрал, даже сумочку не вырвал, сумочка лежала под ней. Поэтому мотив нападения должен быть иным, и тут возникает вопрос: кому эта баба сказала, что едет на кладбище в столь позднее время?
— Уборщица в любом случае под рукой, так что допросим её сразу же, — ответил он на последний вопрос Роберта. — А что она вообще тут делала? Все уборщицы и садовники, как правило, работают с утра, а не по вечерам.
— Здесь её допросим или в управлении?
— Здесь. Может, она сумеет на что-то указать пальцем?
Кладбищенская уборщица оказалась нормальной женщиной среднего возраста, не пугливой, не болтливой и вполне рассудительной. Никакого криминала за ней, по всей видимости, не было, так что отвечала она на все вопросы охотно и подробно.
Да, как правило, они начинают свою работу как можно раньше, сразу же после восхода солнца, но бывает, что она затягивается до самого вечера, если, к примеру, мешают похороны. На этот раз она сделала днём перерыв, так как к ней домой должен был прийти слесарь-водопроводчик: унитаз у неё потёк.
Слесарь был, сделал все, что требуется, а на кладбище она вернулась из-за цветов. Проверила, принялись ли они после вчерашней посадки, прибралась вокруг и, как обычно, прошла между могилами напрямик — так было короче. Ну и наткнулась на эту женщину в трауре. Не могла же она её так оставить!
Бежан спросил обо всех, кого она здесь сегодня видела и слышала.
— Под вечер-то тут мало кто ходит. Бывает, что люди на своих могилах до самого закрытия сидят, но таких мало. Хотя летом больше. А пораньше-то здесь всякие ходили.
— Нет, скорее попозже. После семи.
— Ну, на часы я не смотрела, но позже всех только один прошёл, мужчина, я как раз розы опрыскивала, от тлей, а он бежал, как на пожар. Поэтому я его и заметила.
— Он пришёл или уходил?
— Уходил, к воротам бежал. На других я даже и не смотрела, потому что такого… Как бы это…
Она смутилась, но Бежан продолжал настойчиво смотреть на неё с немым вопросом, поэтому она постаралась поточнее выразить свою мысль.
— Не знаю, как это сказать, ну, в общем, таких, которые крадут, скажем, цветы или рюмки или ещё что, этих как-то можно отличить. Не знаю как, но можно. Так вот, таких как раз не было. Один только этот, который бежал, на кладбище ведь мало кто так спешит, а ещё, странная вещь — у него цветы были.
Бежан слегка удивился — Ну и что, что цветы? Большинство людей приносят цветы с собой на кладбище.
— Приносят, а не уносят А он с цветами возвращался к воротам. Да ещё такой большой букет, почему я и запомнила. Иногда ведь случается, что кто-то придёт на могилку и не найдёт её, но тогда уж кладут на какую-то другую. А так чтобы кто-то их обратно домой забирал, такого ещё не было. Я во всяком случае никогда не видела.
— А как он выглядел?
— Обычно, человек как человек. Не слишком молодой, не старый, кто его знает?.. Лет сорок ему вроде как было, а может, и чуток побольше. Я лучше скажу, чего не было. Не бородатый, не лысый, не толстый и не худой. Хотя я бы сказала, что в теле.
Ну и все. Больше ничего не скажу, потому что пришлось бы выдумывать.
Бежан с Гурским вынуждены были ограничиться этой информацией: были разные типы, а один бежал.
С цветами. И все.
Немедленное вскрытие, которого сумел добиться Бежан, показало, что Михалину дважды ударили в тыльную часть головы каким-то предметом, который более всего напоминал молоток для отбивания мяса. Молотки для отбивания мяса обычно на кладбище не валяются, так что это было предумышленное убийство.
— Шут бы побрал все эти изобретения, — огорчённо сказал Гурский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44