Однако надеюсь, что нам удастся побеседовать в более приятной обстановке.
— Одобряю, — прокомментировала бабушка.
— Очень приятно, спасибо. Итак, кто из вас пани Иза Брант?
— Обе, — проинформировала его бабушка деревянным голосом. Она умела найти такой тон, в котором ощущались чуть ли не жуки-короеды.
Майор сохранял удивительное спокойствие.
— Редкий случай. По всей видимости, это семейная фамилия?
— Нет, — ответила тётка Иза с явным удовольствием.
— Это моя фамилия, — с раскаянием произнёс дядя Филипп. — Жена её взяла.
— А кто из дам является вашей женой?
— Вот эта, — сказал дядя Филипп и вежливо указал не пальцем, а жестом руки. Однако при этом не посмотрел, куда этот жест направлен, и, к несчастью, попал на тётку Ольгу, которая сидела рядом с тёткой Изой.
— Не правда! — вырвалось вполголоса у того, что в мундире.
Я пока не вмешивалась в этот необычный допрос, так как была занята тем, что пыталась отгадать его звание. Получалось, что по старой номенклатуре это — сержант, и больше всего на свете мне теперь хотелось подтвердить правильность своего вывода.
— Прошу меня ни во что не вмешивать! — занервничала тётка Ольга.
Гипотетичный сержант не стал играть в любезность, а пальцем показал на тётку Изу.
— Это она, — сердито заявил он.
Тётя Иза с радостным удовлетворением подтвердила этот факт.
— А вы? — обратился ко мне майор.
— Я тоже Иза Брант, — быстро согласилась я. — И сейчас докажу вам это, но прежде всего скажите мне, пожалуйста, какое звание у этого пана — сержант? Я заболею, если этого не выясню.
— Я могу вас сразу же вылечить: все правильно, сержант. По новому распорядку…
— Мне не нужен новый распорядок, я уже вам сказала, что я в нем путаюсь. Сержант — значит, я угадала. Так что вам надо?
— Коль скоро господа пришли с неофициальным визитом, может быть, ты могла бы и вести себя соответственно? — одёрнула меня бабушка. — Господа, без сомнения, не откажутся что-нибудь выпить…
— Нет, благодарю, — отказался майор. — К сожалению, мы не можем воспользоваться вашим приглашением, пока не выясним некоторых служебных вопросов. Я горю желанием ознакомиться с удостоверениями личности обеих дам. Если у вас нечто подобное имеется. Я также охотно взглянул бы на водительские права, загранпаспорт, служебное удостоверение, в общем, любой документ с фотографией. Это возможно?
— Пожалуйста, — сказала я и встала со стула.
— Ну наконец-то, хоть какое-то осмысленное желание, — проворчала одновременно тётка Иза. — Филипп, мой паспорт, видимо, в несессере?..
Дядя Филипп также поднялся, с той лишь разницей, что я отправилась в кухню, а он — наверх.
Мне удалось быстрей найти брошенную где попало сумку, вынуть из неё документы и вернуться в гостиную.
— Иза Брант, — прочитал майор. — Девичья фамилия Годлевска. Проживает… Постойте-ка, а где вы, собственно говоря, прописаны?
Несмотря на то, что мне уже было все равно, я ужасно смутилась.
— Ну понимаете… В общем… Минуточку, а вы не из жилищной инспекции?
— Нет. Из отдела убийств.
— Ой, слава богу! Насколько я знаю, вы разными глупостями не занимаетесь. Тогда я вам скажу: по паспорту я прописана там, где жила раньше, и все ещё не сменила прописку…То есть теперь уже могла бы, но сразу я не могла оттуда выписаться, так как это не устраивало новых владельцев квартиры. Но я это сделаю как можно быстрей, честное слово, у меня до сих пор просто времени не было, оно как-то слишком быстро летит… Все нотариальные документы у меня есть, хотите — покажу…
— Нет, спасибо.
— А мы-то думали, что ты наконец начала поступать, как взрослый и ответственный человек! — осуждающе и с большой дозой разочарования упрекнула меня тётя Ольга.
Майор рассматривал мои права и паспорт. Сверху спустился дядя Филипп, подал тёте Изе загранпаспорт, а она передала его майору. Майор оставил меня и занялся личностью второй Изы.
— Ну хорошо. Я вижу, что вы тоже Иза Брант и приехали из Австралии двадцатого. Через неделю после того, как… Минутку. Тогда почему вы не захотели все это разъяснить и показать свой загранпаспорт сержанту?
Тётка Иза раздулась от язвительной обиды.
— Он настаивал на удостоверении личности. А откуда мне его взять? И, кроме того, где это видано, чтобы будить на рассвете людей…
Иза не докончила, но я прекрасно поняла, что она хотела сказать. Будить человека её возраста и предъявлять идиотские требования… Как раз при мысли о возрасте она и прикусила язык.
Сержант сидел, словно окаменев, весь пунцовый, как утренняя заря. Он получил от майора все документы и старательно их просмотрел. Я готова была поклясться, что при этом он скрипел зубами.
Майор с новым интересом оглядел все семейство.
— Я так понимаю, что вы все приехали из Австралии, и, видимо, мне не стоит это даже проверять?
— Нет, — сказала бабушка с таким ужасающим презрением, что если бы майор был хоть чуточку порядочным человеком, он должен был бы немедленно провалиться сквозь землю, а, может быть, даже похоронить себя в подвале. — Но мы это вам докажем. Игнатий, прошу… Филипп…
Майор же продемонстрировал невероятную наглость и абсолютно спокойно просмотрел остальные четыре паспорта, которые были ему моментально принесены. Подняв голову, он позволил себе между делом проявить любопытство:
— Невероятно. И все вы так прекрасно говорите по-польски?
Бабушка совершенно явно вознамерилась окончательно добить наглого майора.
— Вся наша семья, любезный пан, хорошо говорит по-польски. Мы проявляем об этом особую заботу, постоянно работая над языком. Если кто-то из детей начинает говорить с чуждым, в основном английским, акцентом, мы посылаем его в Польшу. Это похоже на манию, однако это связано с тем, что польский — один из самых трудных европейских языков.
Грамматика. Ну и произношение. Мы все умеем правильно произнести «хшан» и «шченщчие» , а попробуйте-ка заставить это сделать, например, англичанина или немца. Да хотя бы и француза. Когда заложена необходимая база, все остальное делается гораздо проще. Мы следим за этим уже в третьем поколении и гордимся собой.
— Примите выражения моего самого глубокого признания, — с искренним восхищением заявил майор. — Редкое явление. Позвольте теперь, — обратился он ко мне, — перейти к делу.
Вот именно, тут и я вспомнила, что ведь им что-то нужно было от меня. Черт их знает, что конкретно.
— Может быть, мы перейдём в… — неуверенно начала я.
— Нет никакой необходимости куда-то переходить, — перебила меня бабушка. — Довожу до вашего сведения, что мы приехали к нашей внучке и племяннице, существование которой составляет предмет серьёзной нашей озабоченности. Учитывая, что мы живём в Австралии, откуда прилетели и куда вернёмся, и что ваши дела нам чужды, а ваши служебные секреты ни коим образом из-за нас не пострадают, мы хотели бы принять участие в этой беседе. Моя внучка будет не против.
— А если и будет, и вы куда-нибудь перейдёте, мы все равно станем подслушивать, — спокойно добавила тётка Иза. — Мы хотим знать, что она натворила.
Говоря по правде, я уже натворила столько глупостей, что чуть больше или чуть меньше — не имело никакого значения. На вопросительный взгляд майора я просто махнула рукой.
— Хорошо, — согласился он. — Где вы были и что делали тринадцатого числа текущего месяца?
— А, и правда! — обрадовалась тётка Иза. — Этот пан тоже меня об этом спрашивал.
— Изааааа! — простонал дядя Филипп.
— Иза, не мешай, — упрекнула её бабушка. — Мы будем слушать, однако не создавая неразберихи. Этот пан спрашивает одного человека, и отвечать должен тот человек и никто больше. Мы вмешаемся только в том случае, если она явно разойдётся с правдой.
Внезапно я разозлилась.
— Бабушка, разве я когда-либо расходилась с правдой? — грозно и даже зловеще поинтересовалась я.
Бабушка честно задумалась.
— Нет. На самом деле, этого пока за тобой не замечалось. Можешь отвечать.
У майора, по всей видимости, было просто-таки ангельское терпение. Он молча ждал. Я быстренько покопалась в памяти.
— Тринадцатого… А! Я ездила во Владиславов, очень неудачная получилась поездка. К моей подруге, Элеоноре Кошинской. Обсудить с ней вопрос приезда к ним моих детей…
Без малейших колебаний я описала ему все мои приключения в этой чудесной поездке, включая сено и вытьё. Хочется ему — пожалуйста. Честное слово, все семейство слушало с явным любопытством. Попробовала бы я рассказать им все это при других обстоятельствах — да они вообще бы не стали слушать.
Я мстительно прошлась по электронике «авенсиса», пожалуйста, вы этого сами хотели — так получайте.
— И все это время вы были во Владиславове?
— Все время. Без какого-либо перерыва.
— А когда вы вернулись?
— Пятнадцатого вечером.
— То есть это вы были в Вечфне Костельной…
— Там меня как раз менты.., то есть, простите, дорожная полиция остановила.
— А потом в Заленже, и потом — в Дыбах…
— Точно. А потом отчаянно добиралась до Млавы.
— По дороге, между Заленжем и Дыбами, находится имение под названием Лесная Тишина. Вы туда не заезжали?
Я удивилась.
— Лесная Тишина? Первый раз слышу. Там есть какой-то указатель?
— Есть. Не очень, правда, на виду.
— Я не заметила. Да если бы я ещё куда-то заезжала, то добралась бы до Владиславова только ночью. Ни в каких Лесных Тишинах мне совершенно нечего было делать. А что — там где-то по дороге я должна была что-то увидеть?
— Не обязательно увидеть, — пробормотал майор и надолго замолчал.
Все сидели в молчании, глядя поочерёдно то на него, то на меня, как при игре в настольный теннис.
Я была бесконечно удивлена, чем же могла так заинтересовать полицию моя поездка к Элеоноре?
Майор вздохнул.
— Ну хорошо. Вы знакомы с паном Домиником?
О черт бы вас всех побрал!..
Пару мгновений я страшно хотела отпереться.
Отпереться от Доминика, от знакомства с ним, от семи лет моего кретинизма, семи по-идиотски испорченных лет жизни А одновременно меня разбирало любопытство, мстительное злорадство, дикое желание услышать, какую же беспредельную глупость он ухитрился совершить Неодолимая, необузданная жажда окончательно убедиться, что все-таки права была я, а не он!..
Я собрала в кулак всю свою силу духа.
— Была знакома, — сказала я абсолютно обычным тоном и даже несколько равнодушно. — В прошлом. Настоящее время вообще здесь не уместно.
— И когда вы видели его в последний раз?
Вот тебе и на! Все это было так противно, что я даже выбросила из памяти конкретную дату. Ну, помнила так более или менее…
— Вам нужно точно? — неуверенно спросила я. — Мне придётся покопаться в старых календарях.
— А приблизительно?
— Четыре года тому назад. Сейчас у нас что — конец июня? А это была Пасха. Значит, четыре года и примерно два или три месяца, в зависимости от того, когда тогда была Пасха, сейчас я просто не помню.
— А после этого? В последнее время?
— Ни после этого, ни в последнее время. Пан Доминик избегал меня, а я — его, поэтому нам легко удалось обойтись без каких-либо контактов.
— Но до того это было довольно близкое знакомство?
Ушки у моей родни свисали уже чуть ли до самого стола. Я задумалась, вывалить ли все при них или же хоть чуть-чуть сохранить лицо. Не приняв никакого решения, я стала балансировать на грани умеренной правды.
— Да. Близкое. Весьма близкое к сожительству.
— И вы его так внезапно оборвали, как раз на Пасху четыре года назад?
— Видите ли, об этом можно было бы долго говорить, хотя Пасха тут не при чем. Мы не руководствовались религиозными соображениями. Просто в какой-то момент после семи лет связи мы оба при шли к выводу, что продолжать её, эту связь, не имеет смысла, и окончательно расстались. Он — сам по себе, я — сама по себе. И привет.
— Но вы, без сомнения, могли бы что-то рассказать о господине Доминике?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44