Ты же видишь, что случилось. К тому же я плохо соображаю сейчас. У меня опять это началось. Наверняка что-то не в порядке с головой…
– У тебя всегда было не в порядке с головой.
– Черт бы тебя побрал! Можешь завернуть в бумагу каждый осколок и вывезти их хоть сейчас к чертовой матери… Вещи нет. Она разбилась. Форс-мажорные обстоятельства.
– Мне плевать на твои форс-мажорные обстоятельства. – Блондин не повышал голоса, и это выглядело откровенной угрозой. Прямой и явной.
– Я сейчас верну тебе твои деньги.
– Мне не нужны деньги. Мне нужна вещь.
– Ее нет.
– Мне нужна вещь.
– Выбирай любую лампу. Их здесь четыреста пятьдесят. Можешь забрать две. Плюс все твои деньги. Это даже больше чем справедливость. Это безумие с моей стороны… Но, черт с тобой, у меня сейчас нет настроения ругаться и выяснять отношения.
– Мне нужна вещь.
– Забирай три. Забирай уровские… Не глядя. Я отвернусь… Я отчалю в гальюн на время. Я ничего тебе не скажу, что бы ты ни взял.
– Ты не понял. Мне нужна именно эта вещь.
Слушать это дальше было невыносимо. Настя вернулась к двери, сунула ноги в ботинки и принялась медленно их зашнуровывать.
Блондин разочаровал Настю.
Он оказался слишком нудным и слишком привязанным к разбитой лампе. К Мицуко, если уж быть совсем честной. Интересно, знает ли блондин Мицуко настоящую? Наверняка знает, если не хочет смириться с потерей даже ее бледной стеклянной копии.
В любом случае ей здесь больше нечего делать.
…Настя тихонько прикрыла за собой дверь и через две минуты уже была на улице.
Накрапывал мелкий нудный дождик – такой же нудный, как и быковский гость, окна дома горели издевательски-уютным светом, и к тому же только теперь у нее заболела нога.
Кирилл.
Она вспомнила. Быков обращался к своему приятелю именно так – Кирилл. Вот оно – подтверждение ее шальной мысли о близнецах. В раннем детстве их разлучили, Кирилл пропал, исчез из Вознесенского. Был увезен цыганами. Был увезен бродячим цирком. Был увезен косматыми рыбаками на немодной теперь фелюге. А потом родился еще один мальчик. И его назвали Кириллом – в честь того, первого… Но почему мама ничего не рассказала ей о брате?..
Чушь. Бред. Вздор.
Он не может быть ее братом, потому что… Настя присела на забрызганную листвой скамейку и запустила пальцы под ремень. Давай договаривай!
Он не может быть твоим братом, потому что в этом случае у тебя нет шансов.
Чушь. Бред. Вздор.
У тебя нет шансов в любом случае…
* * *
…Метелица с трудом добрался до налоговой.
А все оттого, что раз и навсегда установленный распорядок (подъем, ванная, сортир, завтрак, ванная, сапожная щетка, зеркало в предбаннике, забыл последний номер “Дам и Автомобилей”, твою мать, опять придется возвращаться, зеркало в предбаннике, автобус, метро, трамвай, “Валмет”) – этот раз и навсегда установленный порядок был безжалостно нарушен.
И виной всему была Блондинка в Коже, которую он только вчера принял на работу. Блондинка снилась ему всю ночь. Она перекидывала Метелицу через плечо, как мешок с отрубями, точила на его проплешине свой устращающе-грузинский “русули”, щелкала его “NIKON СО-OLPIX-990” в бане с разбитными потаскухами, а в скорбном финале выкинула вещички Метелицы из начальственного закутка и заняла его место. А его самого отправила выслеживать материнское стадо зеркальных карпов в поселке Ропша Ломоносовского района.
Метелица проснулся в холодном поту. Во-первых, потому, что плавать он не умел. А во-вторых – он ненавидел рыбу.
Но и утро не принесло облегчения.
Он сжег яичницу и опрокинул на себя чашку с горячим кофе. Кроме того, чистых носков в доме не оказалось, и ему пришлось довольствоваться позавчерашними, которые уже начали испускать отчетливый козлиный душок.
Но и на этом неприятности не кончились.
Уже выйдя из дому, уже заперев дверь на висячий замок и приставив к ней внушительное бревно, Метелица вспомнил, что сегодня ему предстоит культпоход в налоговую инспекцию, а все бумажки остались на столе.
Пока он проделывал все хозяйственные манипуляции с дверью в обратном порядке, пока искал и засовывал в папку документы, пока смотрелся в зеркало (“на удачу”, шепнула Метелице его собственная, унылая и помятая физиономия), пока, наконец, добрался до трассы – его автобус ушел.
А до следующего был целый час.
Он добрался в Питер на попутке, и еще сорок минут заняла дорога до налоговой инспекции. В общем, когда он наконец добрался до предпринимательской Голгофы, оказалось, что Додик Сойфер ждет его уже целый час.
Додик всегда сопровождал Метелицу в присутственные места. Он выполнял роль группы поддержки, только коротенькой юбочки не хватало. Кроме того, за эти тягостные культпоходы Додик исправно получал ежемесячную прибавку к жалованью в размере ста рублей. Эти сто рублей шли в фонд игровых автоматов “однорукий бандит”, у которых Додик не выигрывал ни разу.
Когда Метелица с языком на плече ворвался во двор налоговой инспекции, Додик сидел на лавочке, поджав под себя ноги: небритый, немытый и нечесаный. Если бы Шерлок Холмс тридцать лет проработал в оркестре народных инструментов балалаечником – он выглядел бы точно так же.
– Опаздываешь, – укоризненно заметил Додик, когда Метелица плюхнулся рядом с ним.
– Расстаться с деньгами никогда не поздно, – парировал Метелица.
– Но всегда неприятно. Ты, я смотрю, тоже попался…
– В каком смысле?
– Милашка Черити. – Додик заносчиво вздернул рулевидный нос. – Тебе ведь она тоже снилась, признавайся.
– А тебе?
– Я первый спросил.
– Снилась, – сознался Метелица. – Но если бы ты знал, в каком виде!
– Ну, не в голом – это точно.
– С чего ты взял?
– Если бы она снилась тебе без тряпок – у тебя была бы совсем другая физиономия. Не такая кислая. Что она с тобой делала во сне, колись!
– Заставила сунуть нос в личную жизнь зеркальных карпов. Я собирал на них досье, можешь себе представить!
– Ну, это еще куда ни шло… А меня, мерзавка, заперла к арабам. Чистить ботинки всему “Хезболлаху”. И делать оттиски с подошв – на предмет их причастности к террористическим актам.
Закончив обмен предутренними кошмарами, Додик и Метелица надолго замолчали. Первым нарушил молчание Метелица – на правах начальника.
– У тебя нет шансов, – сказал он Додику.
– Почему это нет?
– Во-первых, ты еврей. Во-вторых – у тебя перхоть. В-третьих – ты любишь чеснок. В-четвертых – у тебя слишком длинный нос, целоваться неудобно. В-пятых…
Но Додик, как истинный еврей, не стал дожидаться пятого пункта.
– Ты на себя посмотри, Валик! Лысый, ботинки не чищены, держишься за хренову астрологию, как младенец за сиську, шагу без нее не можешь ступить… Мракобес ты, да еще живешь за городом, в халупе, которой три копейки Цена!..
– Зато в курортном районе. И не три копейки, а семнадцать тысяч баксов. А вообще у нее есть муж. Грузин.
– Да что мне грузины, я сам еврей! Давай так, Валентин. Пусть сама решает, с кем ей оставаться – с тобой, со мной или с мужем-грузином. Никаких обид.
– Никаких, – подумав, согласился Метелица.
Они проторчали в налоговой целый день, а когда выползли из нее, Додик попросил у Метелицы законную сотенную.
– Получишь в конце месяца, – отрезал тот.
– Ты издеваешься? Мне она сейчас нужна.
– Рабочий день, между прочим, еще не закончился. Так что пусть твои однорукие бандиты подождут.
Додик на время отстал, он не тревожил Метелицу ни в трамвае, ни в метро. Но стоило им только подняться по эскалатору и выбраться на Сенную, пропахшую моментальными лотереями и пирожками с повидлом, как помощничек снова занудил. И нудил вплоть до магазина “Флора”, пока вконец обессилевший Метелица не всучил ему два мятых полтинника. Получив денежку, Додик подмигнул Метелице и скрылся в магазине “Флора”.
И вышел оттуда с роскошным букетом роз.
Метелица едва не задохнулся от такого вероломства.
– Что же это ты делаешь, гад? – прошептал он. – На мои же деньги меня же и…
– На мои деньги, Валик! На мои…
Сойфер захохотал мефистофельским хохотом и затрусил к переулку Бойцова. Чтобы успеть приложиться к ручке первым, скотина! Почему, ну почему самому Валентину не пришла в голову эта светлая идея с цветами?! Но каков подлец Додик! Какого удава он пригрел у себя на груди! Ладно… Лучше роз могут быть только розы… Мы еще посмотрим, чей букет очарует красавицу “Kawasaki Ninja ZX-7RR”!..
…Когда Метелица с еще более роскошным, чем у Додика, букетом вломился в “Валмет”, первое, что он увидел, был несчастный Сойфер, стоящий за конторкой. Прямо перед ним лежали поникшие, разочарованные розы. Что ж, молниеносный штурм Карфагена не удался. Тем лучше. Сейчас шансы у них уравнялись. А Метелица со своим букетом (девять роз против Додиковых трех) выглядит даже предпочтительнее.
– Ну что, ухажер, погорел?
– Сам погорел, – огрызнулся Додик. – Не нужны никому наши цветочки. Подарим их английской королеве-матери, если она как-нибудь к нам завернет… В ближайшие выходные.
– А где Арик? Где Дергапут прыщавый?
Вопрос застал Сойфера врасплох. Арик, сутками сидящий перед компьютером в поисках Скалли и Малдера, как будто испарился. За всю историю “Валмета” это случилось впервые. Он уходил позже всех и приходил раньше всех. Возможно, он даже жил здесь, на что Метелица всегда закрывал глаза.
Додик повел носом и голосом, не предвещающим ничего хорошего, произнес:
– Он где-то здесь. Я чую.
Осмотр офиса занял минуту, после чего Додик и Метелица встретились у закрытой двери совмещенного с ванной туалета. У закрытой изнутри двери. Свет в туалете не горел, но сквозь широкие щели пробивалось густо-красное свечение.
– Он там, – шепнул Додик.
– Надеюсь, что он там один, – таким же шепотом ответил Метелица.
– Если он там не один, я ему ноги вырву. И еще кое-что. Обрезанное.
– Я его уволю, – подпел Метелица.
– Я его на борьбу с палестинцами отправлю…
– А я – на корриду, к бешеным быкам…
Коррида – это было слишком. И чересчур дорого. Додик громыхнул в дверь кулаками. За дверью никто не откликнулся, но раздался шорох.
– Они там… Ай да Арик! Ай да прощелыга! – Не решаясь на более крепкие эпитеты, Сойфер навалился на дверь плечом, подбил ее несколько раз – и она с треском распахнулась. А декоративная щеколда так и осталась висеть на одном гвозде.
Арик действительно был в ванной. Но был он там один, если не считать целого выводка снимков, которые сушились сейчас на бельевой веревке.
– Очень хорошо, что вы пришли, – задумчиво произнес Арик. – Может быть, вы мне объясните, что это такое?
– Что? – хором спросили Сойфер и Метелица. Арик указал пальцем на кюветку, в которой плавал только что проявленный снимок. Это был снимок мертвого мужчины с окровавленной, неестественно повернутой головой…
ЧАСТЬ III
…Что он подумал тогда, идиот? Что-то о господе нашем Иисусе Христе, это точно.
"Вот тебе и Христосе воскресе!” – это были его собственные мысли, но упакованные в богохульный контекст поговорки “Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!”.
А до православной Пасхи еще полгода.
И неизвестно, где он ее встретит, если в самое ближайшее время не докопается до истины. Но Забелин!.. Такой прыти от собственного шефа он не ожидал! К тому же шеф оказался дураком, и это было самое большое потрясение последнего времени, если не считать, конечно, убийства Мицуко…
Как только Пацюк вспомнил об ангеле, у него похолодело в голове.
Хотя не исключено, что это всего лишь реакция на дождь и пронизывающий ветер, которые сейчас гуляют по разбитому, поставленному на капремонт дому. После впечатляющего прохода по карнизу Пацюк спрыгнул на полуразобранную крышу соседнего (вот этого самого) здания. Потом через пролом спустился на четвертый этаж, потом перебрался на третий. Здесь, на третьем этаже, среди битого кирпича и осколков мертвецки-черных чугунных ванн, он и решил затаиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– У тебя всегда было не в порядке с головой.
– Черт бы тебя побрал! Можешь завернуть в бумагу каждый осколок и вывезти их хоть сейчас к чертовой матери… Вещи нет. Она разбилась. Форс-мажорные обстоятельства.
– Мне плевать на твои форс-мажорные обстоятельства. – Блондин не повышал голоса, и это выглядело откровенной угрозой. Прямой и явной.
– Я сейчас верну тебе твои деньги.
– Мне не нужны деньги. Мне нужна вещь.
– Ее нет.
– Мне нужна вещь.
– Выбирай любую лампу. Их здесь четыреста пятьдесят. Можешь забрать две. Плюс все твои деньги. Это даже больше чем справедливость. Это безумие с моей стороны… Но, черт с тобой, у меня сейчас нет настроения ругаться и выяснять отношения.
– Мне нужна вещь.
– Забирай три. Забирай уровские… Не глядя. Я отвернусь… Я отчалю в гальюн на время. Я ничего тебе не скажу, что бы ты ни взял.
– Ты не понял. Мне нужна именно эта вещь.
Слушать это дальше было невыносимо. Настя вернулась к двери, сунула ноги в ботинки и принялась медленно их зашнуровывать.
Блондин разочаровал Настю.
Он оказался слишком нудным и слишком привязанным к разбитой лампе. К Мицуко, если уж быть совсем честной. Интересно, знает ли блондин Мицуко настоящую? Наверняка знает, если не хочет смириться с потерей даже ее бледной стеклянной копии.
В любом случае ей здесь больше нечего делать.
…Настя тихонько прикрыла за собой дверь и через две минуты уже была на улице.
Накрапывал мелкий нудный дождик – такой же нудный, как и быковский гость, окна дома горели издевательски-уютным светом, и к тому же только теперь у нее заболела нога.
Кирилл.
Она вспомнила. Быков обращался к своему приятелю именно так – Кирилл. Вот оно – подтверждение ее шальной мысли о близнецах. В раннем детстве их разлучили, Кирилл пропал, исчез из Вознесенского. Был увезен цыганами. Был увезен бродячим цирком. Был увезен косматыми рыбаками на немодной теперь фелюге. А потом родился еще один мальчик. И его назвали Кириллом – в честь того, первого… Но почему мама ничего не рассказала ей о брате?..
Чушь. Бред. Вздор.
Он не может быть ее братом, потому что… Настя присела на забрызганную листвой скамейку и запустила пальцы под ремень. Давай договаривай!
Он не может быть твоим братом, потому что в этом случае у тебя нет шансов.
Чушь. Бред. Вздор.
У тебя нет шансов в любом случае…
* * *
…Метелица с трудом добрался до налоговой.
А все оттого, что раз и навсегда установленный распорядок (подъем, ванная, сортир, завтрак, ванная, сапожная щетка, зеркало в предбаннике, забыл последний номер “Дам и Автомобилей”, твою мать, опять придется возвращаться, зеркало в предбаннике, автобус, метро, трамвай, “Валмет”) – этот раз и навсегда установленный порядок был безжалостно нарушен.
И виной всему была Блондинка в Коже, которую он только вчера принял на работу. Блондинка снилась ему всю ночь. Она перекидывала Метелицу через плечо, как мешок с отрубями, точила на его проплешине свой устращающе-грузинский “русули”, щелкала его “NIKON СО-OLPIX-990” в бане с разбитными потаскухами, а в скорбном финале выкинула вещички Метелицы из начальственного закутка и заняла его место. А его самого отправила выслеживать материнское стадо зеркальных карпов в поселке Ропша Ломоносовского района.
Метелица проснулся в холодном поту. Во-первых, потому, что плавать он не умел. А во-вторых – он ненавидел рыбу.
Но и утро не принесло облегчения.
Он сжег яичницу и опрокинул на себя чашку с горячим кофе. Кроме того, чистых носков в доме не оказалось, и ему пришлось довольствоваться позавчерашними, которые уже начали испускать отчетливый козлиный душок.
Но и на этом неприятности не кончились.
Уже выйдя из дому, уже заперев дверь на висячий замок и приставив к ней внушительное бревно, Метелица вспомнил, что сегодня ему предстоит культпоход в налоговую инспекцию, а все бумажки остались на столе.
Пока он проделывал все хозяйственные манипуляции с дверью в обратном порядке, пока искал и засовывал в папку документы, пока смотрелся в зеркало (“на удачу”, шепнула Метелице его собственная, унылая и помятая физиономия), пока, наконец, добрался до трассы – его автобус ушел.
А до следующего был целый час.
Он добрался в Питер на попутке, и еще сорок минут заняла дорога до налоговой инспекции. В общем, когда он наконец добрался до предпринимательской Голгофы, оказалось, что Додик Сойфер ждет его уже целый час.
Додик всегда сопровождал Метелицу в присутственные места. Он выполнял роль группы поддержки, только коротенькой юбочки не хватало. Кроме того, за эти тягостные культпоходы Додик исправно получал ежемесячную прибавку к жалованью в размере ста рублей. Эти сто рублей шли в фонд игровых автоматов “однорукий бандит”, у которых Додик не выигрывал ни разу.
Когда Метелица с языком на плече ворвался во двор налоговой инспекции, Додик сидел на лавочке, поджав под себя ноги: небритый, немытый и нечесаный. Если бы Шерлок Холмс тридцать лет проработал в оркестре народных инструментов балалаечником – он выглядел бы точно так же.
– Опаздываешь, – укоризненно заметил Додик, когда Метелица плюхнулся рядом с ним.
– Расстаться с деньгами никогда не поздно, – парировал Метелица.
– Но всегда неприятно. Ты, я смотрю, тоже попался…
– В каком смысле?
– Милашка Черити. – Додик заносчиво вздернул рулевидный нос. – Тебе ведь она тоже снилась, признавайся.
– А тебе?
– Я первый спросил.
– Снилась, – сознался Метелица. – Но если бы ты знал, в каком виде!
– Ну, не в голом – это точно.
– С чего ты взял?
– Если бы она снилась тебе без тряпок – у тебя была бы совсем другая физиономия. Не такая кислая. Что она с тобой делала во сне, колись!
– Заставила сунуть нос в личную жизнь зеркальных карпов. Я собирал на них досье, можешь себе представить!
– Ну, это еще куда ни шло… А меня, мерзавка, заперла к арабам. Чистить ботинки всему “Хезболлаху”. И делать оттиски с подошв – на предмет их причастности к террористическим актам.
Закончив обмен предутренними кошмарами, Додик и Метелица надолго замолчали. Первым нарушил молчание Метелица – на правах начальника.
– У тебя нет шансов, – сказал он Додику.
– Почему это нет?
– Во-первых, ты еврей. Во-вторых – у тебя перхоть. В-третьих – ты любишь чеснок. В-четвертых – у тебя слишком длинный нос, целоваться неудобно. В-пятых…
Но Додик, как истинный еврей, не стал дожидаться пятого пункта.
– Ты на себя посмотри, Валик! Лысый, ботинки не чищены, держишься за хренову астрологию, как младенец за сиську, шагу без нее не можешь ступить… Мракобес ты, да еще живешь за городом, в халупе, которой три копейки Цена!..
– Зато в курортном районе. И не три копейки, а семнадцать тысяч баксов. А вообще у нее есть муж. Грузин.
– Да что мне грузины, я сам еврей! Давай так, Валентин. Пусть сама решает, с кем ей оставаться – с тобой, со мной или с мужем-грузином. Никаких обид.
– Никаких, – подумав, согласился Метелица.
Они проторчали в налоговой целый день, а когда выползли из нее, Додик попросил у Метелицы законную сотенную.
– Получишь в конце месяца, – отрезал тот.
– Ты издеваешься? Мне она сейчас нужна.
– Рабочий день, между прочим, еще не закончился. Так что пусть твои однорукие бандиты подождут.
Додик на время отстал, он не тревожил Метелицу ни в трамвае, ни в метро. Но стоило им только подняться по эскалатору и выбраться на Сенную, пропахшую моментальными лотереями и пирожками с повидлом, как помощничек снова занудил. И нудил вплоть до магазина “Флора”, пока вконец обессилевший Метелица не всучил ему два мятых полтинника. Получив денежку, Додик подмигнул Метелице и скрылся в магазине “Флора”.
И вышел оттуда с роскошным букетом роз.
Метелица едва не задохнулся от такого вероломства.
– Что же это ты делаешь, гад? – прошептал он. – На мои же деньги меня же и…
– На мои деньги, Валик! На мои…
Сойфер захохотал мефистофельским хохотом и затрусил к переулку Бойцова. Чтобы успеть приложиться к ручке первым, скотина! Почему, ну почему самому Валентину не пришла в голову эта светлая идея с цветами?! Но каков подлец Додик! Какого удава он пригрел у себя на груди! Ладно… Лучше роз могут быть только розы… Мы еще посмотрим, чей букет очарует красавицу “Kawasaki Ninja ZX-7RR”!..
…Когда Метелица с еще более роскошным, чем у Додика, букетом вломился в “Валмет”, первое, что он увидел, был несчастный Сойфер, стоящий за конторкой. Прямо перед ним лежали поникшие, разочарованные розы. Что ж, молниеносный штурм Карфагена не удался. Тем лучше. Сейчас шансы у них уравнялись. А Метелица со своим букетом (девять роз против Додиковых трех) выглядит даже предпочтительнее.
– Ну что, ухажер, погорел?
– Сам погорел, – огрызнулся Додик. – Не нужны никому наши цветочки. Подарим их английской королеве-матери, если она как-нибудь к нам завернет… В ближайшие выходные.
– А где Арик? Где Дергапут прыщавый?
Вопрос застал Сойфера врасплох. Арик, сутками сидящий перед компьютером в поисках Скалли и Малдера, как будто испарился. За всю историю “Валмета” это случилось впервые. Он уходил позже всех и приходил раньше всех. Возможно, он даже жил здесь, на что Метелица всегда закрывал глаза.
Додик повел носом и голосом, не предвещающим ничего хорошего, произнес:
– Он где-то здесь. Я чую.
Осмотр офиса занял минуту, после чего Додик и Метелица встретились у закрытой двери совмещенного с ванной туалета. У закрытой изнутри двери. Свет в туалете не горел, но сквозь широкие щели пробивалось густо-красное свечение.
– Он там, – шепнул Додик.
– Надеюсь, что он там один, – таким же шепотом ответил Метелица.
– Если он там не один, я ему ноги вырву. И еще кое-что. Обрезанное.
– Я его уволю, – подпел Метелица.
– Я его на борьбу с палестинцами отправлю…
– А я – на корриду, к бешеным быкам…
Коррида – это было слишком. И чересчур дорого. Додик громыхнул в дверь кулаками. За дверью никто не откликнулся, но раздался шорох.
– Они там… Ай да Арик! Ай да прощелыга! – Не решаясь на более крепкие эпитеты, Сойфер навалился на дверь плечом, подбил ее несколько раз – и она с треском распахнулась. А декоративная щеколда так и осталась висеть на одном гвозде.
Арик действительно был в ванной. Но был он там один, если не считать целого выводка снимков, которые сушились сейчас на бельевой веревке.
– Очень хорошо, что вы пришли, – задумчиво произнес Арик. – Может быть, вы мне объясните, что это такое?
– Что? – хором спросили Сойфер и Метелица. Арик указал пальцем на кюветку, в которой плавал только что проявленный снимок. Это был снимок мертвого мужчины с окровавленной, неестественно повернутой головой…
ЧАСТЬ III
…Что он подумал тогда, идиот? Что-то о господе нашем Иисусе Христе, это точно.
"Вот тебе и Христосе воскресе!” – это были его собственные мысли, но упакованные в богохульный контекст поговорки “Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!”.
А до православной Пасхи еще полгода.
И неизвестно, где он ее встретит, если в самое ближайшее время не докопается до истины. Но Забелин!.. Такой прыти от собственного шефа он не ожидал! К тому же шеф оказался дураком, и это было самое большое потрясение последнего времени, если не считать, конечно, убийства Мицуко…
Как только Пацюк вспомнил об ангеле, у него похолодело в голове.
Хотя не исключено, что это всего лишь реакция на дождь и пронизывающий ветер, которые сейчас гуляют по разбитому, поставленному на капремонт дому. После впечатляющего прохода по карнизу Пацюк спрыгнул на полуразобранную крышу соседнего (вот этого самого) здания. Потом через пролом спустился на четвертый этаж, потом перебрался на третий. Здесь, на третьем этаже, среди битого кирпича и осколков мертвецки-черных чугунных ванн, он и решил затаиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59