И тут ему приходит в голову блестящая – хотя для него и страшноватая – идея. Он снова, уже с большим вниманием и все возрастающим волнением, погружается в вашу автобиографию. Но на этот раз для того, чтобы выбрать из тех людей, которые там названы – или почти названы, – тех, кто на основе компрометирующей информации мог бы оказаться наиболее уязвимыми с точки зрения шантажа.
– Шантаж? Исключено! Абсурд какой-то! Там нет ничего похожего на шантаж, черт бы вас побрал!
– Перестаньте втирать мне очки. Я случайно узнал, что Джелликоу уже использовал некую информацию для шантажа. Почти наверняка он почерпнул этот компромат из какой-то части вашей автобиографии, где вы сами, держу пари, благоухаете, как поле фиалок.
Чейм не обиделся на мою прямоту. Что-то более важное отвлекло его внимание. Его черные глаза забегали.
– Вам известно, что он пытался кого-то шантажировать?
– Да. И успешно.
– Кого?
– А это конфиденциальная информация. Другими словами, я вам не сообщу.
– Но... Это точно был Джелликоу? Вы уверены?
– Уилфред Джефферсон Джелликоу. Никакого сомнения.
Чейм задумался:
– Вы говорили, его номер был обыскан и там все перевернуто вверх дном. Может...
– Послушайте. Джелликоу пустился в эту авантюру, когда решил, что вы – мне неприятно об этом вам снова напоминать – умерли или, по крайней мере, при смерти. Но вы стали быстро поправляться, и он оказался в пиковой ситуации. Однако дело было сделано, он сжег за собой мосты. Что ему оставалось? Только удариться в бега. Не исключено, что он сам перевернул все в своем номере, чтобы создать впечатление, будто его ограбили, похитили, убили – все, что угодно. А сам куда-то смылся. Но вот куда – это мне и предстоит выяснить. И вы тот человек – возможно, единственный человек, – который может мне в этом помочь.
Черные глаза Чейма снова забегали.
– Мистер Скотт, я не могу согласиться, что в моей автобиографии есть что-то...
– Постойте, дайте мне закончить, а потом уже будете рассказывать, какой вы хороший. Поверьте, Уилфред уже взял за глотку одного человека, и весьма успешно. Поэтому вполне вероятно, что он примется шантажировать и других. Если уже не начал. Совершенно очевидно, метаморфоза с Уилфредом Джелликоу произошла именно тогда, когда он обнаружил ваше "Я", то бишь автобиографию Гидеона Чейма. И не будь между этими событиями связи, я счел бы это невероятным совпадением. Вам это ни о чем не говорит, мистер Чейм?
Чейм молчал. Глаза его были прищурены, кожа вокруг глаз совсем сморщилась, он теребил нос и кривил губы. Было заметно, что он очень взволнован.
– Так что, – продолжал я, – вполне логично предположить, что Джелликоу будет избирать своими жертвами не тех, кого можно лишь поставить в неловкое положение, а тех, кого он сможет разорить или нанести весомый ущерб и кто заплатит ему за молчание – и заплатит щедро.
Чейм ничего не говорил, но слушал внимательно.
– Если это так, – продолжал я, – то надо добраться до этих людей раньше Джелликоу или вскоре после него. Тогда, возможно, и удастся его обнаружить, а заодно – и вашу рукопись. И вы, конечно, знаете, кто эти люди, кого Джелликоу в первую очередь начнет шантажировать. Черт возьми, какую же опасную книгу вы написали! Надеюсь, мистер Чейм, у вас хватит благоразумия сказать мне, кто эти люди.
И Чейм открыл мне их имена.
Когда он умолк, я гасил уже четвертую сигарету и смотрел на него почти с восхищением.
– Да, дошлый вы человек, ничего не скажешь! – воскликнул я. – Свели счеты со всеми, кто когда-то взглянул на вас косо. Я понимаю, как вам было неприятно рассказывать об этих людях, но, наверное, это не все, есть и другие, а?
– Другие?
Я молча ждал.
– Ну... мистер Скотт, не могу же я за несколько минут вспомнить каждый миг своей жизни. Как бы...
Я прервал его:
– Я имею в виду других, с которыми вы были тесно связаны. Вы забыли упомянуть, например... – И я перечислил полдюжины имен, включая Сильвию Ардент и Уоррена Барра.
Помогло, конечно, то, что Чейм от меня знал, что Джелликоу уже шантажировал одного человека, но не знал, кого именно. Но это мог быть кто-то, кого он не упомянул в своем рассказе. Поэтому он и выдал еще немного компромата на двоих из шести названных мною лиц, которые фигурировали в его напичканной именами автобиографии. Это были Сильвия Ардент и Уоррен Барр.
О Сильвии он рассказал, что она была проституткой по вызову. Признался, что воспользовался услугами частного сыскного агентства, и что ему это влетело в копеечку. Но зато он узнал названия отелей, адреса домов, где проходили свидания, и даже пикантные высказывания некоторых особо довольных клиентов. Но о своих отношениях с Сильвией не обмолвился ни словом.
Раз уж он утаил что-то о Сильвии, мог сделать то же самое, рассказывая о результатах своего расследования деятельности Барра. Правда, некоторые специфические детали он все же упомянул, и этого было достаточно, чтобы прижать Барра, если потребуется.
Я не был уверен, воспользуюсь этим или нет, но Уилфред Джелликоу воспользовался – я уже не сомневался.
Слушая, как Чейм нехотя пересказывает эпизоды из рукописи, я, как бы между прочим, спросил:
– Вы, случайно, не знаете парня по имени Маккиффер? Или Вонючего Стэнли?
Чейм покачал головой. Потом бросил на меня пронзительный взгляд:
– Вонючего? Вы хотите сказать, что знаете человека с таким именем?
– Я спрашиваю, знаете ли вы его настоящее имя – Уоллес Стэнли?
Гидеон снова покачал головой:
– Нет, не знаю. А кто они?
Я описал обоих, но Чейму это ни о чем не говорило.
– Они – бандиты, – пояснил я, – каждый из которых за сотню долларов прирежет даже беспомощную старушку.
– Да что вы, серьезно?
– Куда уж серьезней! Ладно, черт с ними! А как по-вашему, мистер Чейм, почему за мной сегодня увязались два бандита? Ехали за мной по пятам.
Выдержка, которую Чейм проявлял последние минут пятнадцать, начала ему изменять. Видно, пятнадцать минут были для него пределом.
– Ну и наглый же вы сукин сын! – воскликнул он в сердцах. – Я знать не знаю никаких бандитов. И если они следили за вами, то при чем здесь я?
Я улыбнулся:
– Может, никаких бандитов вы и не знаете, но давайте говорить начистоту. Вы далеко не так чисты, как свежевыпавший снег. По крайней мере, Гидеон Чейм, автор "Я".
Он снова сжал кулаки и стукнул по одеялу. Вылупленные глаза были похожи на водяные пузыри. Наконец он сказал, как мне показалось, искренне:
– Мистер Скотт, меня не интересует, что вы думаете обо мне, моем характере и моих поступках. Я раскрыл в своей автобиографии немало тайн, которые многим причинят ужасные страдания. Тем, кто заставил мучиться меня. Я сделал это сознательно. Но сейчас меня ужасает, что я мог так поступить.
Он помолчал, а потом тихо добавил:
– Я смотрел в глаза смерти, мистер Скотт. Впервые в жизни. Переживания такого рода меняют людей. Изменили они и меня.
Мне показалось, что он сказал все, что хотел. Подходящий момент, чтобы уйти. Но Чейм продолжал:
– Вы должны найти и вернуть мне рукопись. Должны. Чтобы я мог ее уничтожить.
– О! Ну что ж, если повезет и я найду ваш манускрипт, я могу избавить вас от лишних хлопот и сжечь ее сам.
– Ради бога, нет! Ту часть... что касается меня, надо сохранить. А все остальное я уничтожу.
Я смотрел на него. В голове кружились разные мысли.
– Ладно, мистер Чейм, посмотрю, что можно сделать.
Он подвигал губами и черными с проседью лохматыми бровями. Он был явно взволнован, когда я уходил. Закрыв за собой дверь, я хотел сделать шаг влево и буквально чуть не налетел на Эдди Лэша.
«Легок на помине», – мелькнула мысль.
Эдди Лэш. Собственной персоной. У него был такой же мертвенно-бледный, отвратительный и угрожающий вид, как и тогда, когда я видел его последний раз. Вернее, в тот раз, когда он стрелял в меня.
Глава 7
Да, он стрелял в меня.
Два года тому назад я охотился за одним наркоманом из его шайки – его звали Кейси, и он ограбил особняк моего клиента, восьмидесятилетнего миллионера.
Мне удалось узнать от своего осведомителя, что в одном доме в западной части Лос-Анджелеса у Кейси поздно вечером назначена встреча с продавцом героина. Я поджидал его, благоразумно укрывшись в полутемном переулке напротив старого дома, за которым вел наблюдение.
К несчастью, Кейси не только прибыл в компании Эдди Лэша, но и приближался к дому со стороны полутемного переулка, откуда я так благоразумно наблюдал за домом.
Я оказался в рискованном положении не только потому, что они находились у меня за спиной, но и потому, что во время нашей прошлой встречи я сильно, но не смертельно, ранил парочку узколобых из шайки Эдди Лэша, который с тех пор жаждал меня пристрелить.
Я услышал позади их голоса и обернулся. Я сразу узнал их, хотя в переулке было темновато, и выхватил из-под пиджака свой кольт 38-го калибра. Но они заметили меня первыми, и, пока я разворачивался, Лэш успел выстрелить.
Пуля прошла через мягкие ткани плеча и не задела кость. Но Лэш стрелял из пистолета «магнум», а если его десятиграммовая пуля, летящая со скоростью 1400 футов в секунду, даже слегка вас заденет, она неминуемо сшибет вас с ног.
Меня она и сшибла.
Я упал на правый бок. Пуля пробила мне левое плечо, но правой рукой я сумел удержать пистолет. Я перекатился на спину и разрядил кольт, целясь в смутно видимые фигуры, которые находились от меня не более чем в десяти футах.
Я не сразу понял, что Лэш выстрелил еще два раза, а Кейси – один. Видно, долго вытаскивал оружие. Все три пули пролетели мимо меня. Я попал Кейси в голову, в сердце и задел правую берцовую кость. Не слишком метко, каюсь. Но мне еще повезло: все-таки я попал в него и не отстрелил себе ноги. Да, очень повезло.
Потому что в Кейси мне удалось всадить три пули из трех. А вот в Лэша я один раз промахнулся, зато две следующие пули угодили Эдди в живот и на три месяца испортили ему пищеварение. Кейси отправили в морг, Лэша – в больницу. Я тоже попал в больницу, но только утром.
Потом было следствие. Никого не отправили в тюрьму и даже не предъявили обвинение. Лэш упорно держался версии, что просто прогуливался с приятелем, когда я открыл по ним стрельбу. Почему по переулку? А почему бы и нет?
По крайней мере, в тюрьму я не угодил. А Лэш три месяца провалялся в больнице. До меня дошли слухи, что он поклялся разделаться со мной при первой же встрече. Но с тех пор я этого негодяя не видел.
До настоящего момента.
Конечно, это был шок – неожиданно столкнуться с ним лицом к лицу. Вернее, двойной шок. Потому что, когда я вышел из палаты Гидеона Чейма, Лэш уже протягивал правую руку к ручке двери.
Эдди Лэш? Пришел проведать Гидеона Чейма? Который не знаком ни с какими бандитами?
– Привет, Эдди, – сказал я.
Он не ответил. Мы стояли друг против друга на расстоянии всего какого-то шага. Лэш был футов шести с лишком, чуть ниже меня, но весом я превосходил его фунтов на пятьдесят, а то и больше.
– Ну что же ты стоишь тут? – весело спросил я. – Доложить мистеру Чейму, что к нему пожаловал Эдвард Лэш? – Я взглянул в его жуткие бледно-голубые глаза: – Ты пришел по делу? Хочешь застрелить его?
Лэш так и не произнес ни единого слова. Он никогда не был разговорчив и сейчас только смотрел на меня в упор. Вид у него был пренеприятный. А когда Эдди Лэш вот так, не моргая, пялится с выражением величайшей злобы на физиономии, даже у меня начинают бегать по спине мурашки.
Этот тип был не просто дрянью, а самой отъявленной дрянью среди себе подобных. Мерзавец из мерзавцев, закоренелый наркоман, извращенец. Он был похож на покойника, которого неудачно забальзамировали, на страдающий смертельной болезнью призрак. Высокий, тощий как скелет, с торчащими костями, холодный снаружи и изнутри. Выглядел он больным. В бледном лице ни кровинки, и даже глаза, налившиеся кровью, казались белыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31